- О чем ты говоришь? - хрипло спросил Моррис.
- Я говорю только о том, что мне кажется подозрительным или, как бы это сказать, подозрительно пахнет.
- Ты меня в чем-то обвиняешь? - спросил на этот раз угрожающе Моррис, пробуя сменить тон.
- Обвиняю? Не будем прибегать к столь суровым выражениям! А знаешь что, не пора ли нам утопить все наши недоразумения в хорошем стаканчике, как и подобает двум любящим родственникам? "Два милых братца" - что-то подобное есть у Шекспира. Или ему приписывают.
Моррис лихорадочно соображал. "Неужели он что-то подозревает? Или просто стреляет вслепую? Потрафить ему или послать подальше? Надо потрафить, - пришел он к выводу. - Так я выиграю время".
- Ну что ж, - сказал он вслух, всеми силами стараясь изобразить радушие, - давно уж мы вместе не коротали вечерок, Майкл. И хотя тебе известно, что я избегаю употреблять алкоголь, на сей раз сделаю исключение. Извини меня, я на секунду отлучусь в погреб за бутылочкой виски.
- Виски я не пью, - заявил Майкл. - Мне либо немного выдержанного шампанского, либо ничего.
Моррис с минуту стоял в нерешительности, поскольку шампанское стоило дорого, потом молча вышел из комнаты. Он быстро оценил открывающиеся возможности. То, что Майкл вспомнил о самом дорогом в его погребке напитке, было Моррису, как он счел, на руку. "Одну бутылку?.. - подумал Моррис. - А, черт возьми, дам ему две. Не время экономить. Когда эта скотина напьется, я вытяну из него все секреты".
И вернулся с двумя бутылками. Появились стаканчики, которые Моррис хозяйским жестом наполнил.
- За твое здоровье, брат! - воскликнул он весело. - Чувствуй себя как дома!
Майкл опустошил свой стакан с серьезной миной, стоя у стола, а когда стакан вновь наполнился, вернулся с ним к своему креслу, прихватив заодно бутылку.
- Военные трофеи, - объяснил он. - Трусы прячутся за стены. Так утверждает наука.
Моррис не нашелся, что на это ответить, и на некоторое время повисло молчание. Но два бокала шампанского, очевидно, подействовали на Майкла.
- Тебе не достает темперамента, Моррис, - заявил он. - Возможно, ты человек и неглупый, но энергичным тебя никак не назовешь.
- Почему ты считаешь, что я человек неглупый? - допытывался Моррис с выражением удовлетворенной скромности.
- Потому что не хочешь идти на компромисс. Хитрюга ты, Моррис, истинный ловкач, - продолжал адвокат. - А винцо неплохое. Единственная достойная уважения вещь в семействе Финсбюри - это вино; его трудней получить, чем дворянский титул, значительно трудней. Я не могу понять, почему человек, у которого в погребке есть такое вино, не соглашается на компромисс.
- Когда я тебе то же самое предлагал, ты отказался, - хитро улыбнулся Моррис.
- Я даже не понимаю, почему отказался. И не понимаю, почему ты отказываешься… - рассуждал громко Майкл. - Интер-ресная это вещь, очень интерр-ек! - сная, - продолжал он, с переменным успехом борясь с непослушным языком. - Мне интерресно, о чем каждый из нас думает, а тебе нет?
- А как ты полагаешь, чем я руководствовался? - спросил Моррис с хитрецой.
- Какая наглость! - Майкл взглянул на кузена и подмигнул. - Еще минута, и будешь просить выручить тебя из неприятностей. Я знаю, что я посланец Провидения, но не до такой же степени. Выпутывайся сам, как Эзоп и тот с ним, другой. Ведь это ж надо думать, какие несчастья для четырнадцатилетней сиротки - все эти кожаные дела и прочее.
- Я не пойму, о чем ты толкуешь, - заявил Моррис.
- Я и сам не пойму, - признался Майкл. - Прекрасного урожая вино, уважаемые господа, прекрасного. Не пренебрегайте бокальчиком. Но вот какая проблема: пропал дорогой дядюшка. Вот что хотелось бы знать, где очень, очень дорогой дядюшка?
- Я же тебе говорю, что в Браундине. - Моррис уже незаметно стал вытирать пот со лба, эти повторяющиеся намеки сильно на него действовали.
- Легко сказать Брауд… Браундес… нет, оказывается не так легко, - напрягал дикцию Майкл. - Легко говорить, все легко говорить, когда можешь выговорить. Что мне нравится, так это то, что дядюшка пропал абсолютно. Это уму непостижимо! - и он покрутил головой.
- Все очень просто, - Моррис с трудом владел собой. - Никакого секрета нет. Он находится в Браундине после потрясения от этой катастрофы с поездом.
- Да-а, - признал Майкл, - чертовски сильное потрясение!
- Что за тон у тебя? - резко отреагировал Моррис.
- Я об этом знаю из достоверных источников, - сознался адвокат. - Сам мне об этом сказал. Если ты все же скажешь мне что-то другое, я должен буду выбирать между одним сообщением и другим. Вопрос в том… о, уронил бутылку… но шампанское ковру на пользу… весь вопрос в том, дядюшка жив или… или… в гробу лежит?
Моррис сорвался с кресла.
- Ты это о чем? - Моррис почувствовал, как у него перехватило дыхание.
- Я о том, что ковер - это прек-ек! - расная вещь. Чудесная вещь на кожаной основе. Передай мой привет дяде Шампану… - Майкл поднялся.
- Ты уже уходишь? - спросил Моррис.
- Очень жаль, друг мой. Надо ухаживать за больным, - ответил Майкл, наступая ему на ногу.
- Нет, ты никуда не уйдешь, пока не объяснишь мне всех своих намеков, - разъярился Моррис. - В чем, собственно, дело? Зачем ты приходил?
- Не сердись, - сказал адвокат уже от дверей. - Я приходил как посланец Провидения. - Держась рукой за стену, он дошел до входной двери, с трудом отворил ее и спустился с крыльца на тротуар. Уставший ждать кэбмен увидел его и спросил, куда ехать.
Майкл заметил, что Моррис идет вслед за ним; неожиданно его осенило: можно его еще напугать…
- К Скотленд-ярду, - сказал он громко, держась за колесо, чтобы не потерять равновесия. - Едем в Скотленд-ярд, что-то этот мой братец мне подозрителен. Надо бы все выяснить! Давай к Скотленд-ярду!
- Вы ж несерьезно, - отозвался кэбмен, с той снисходительной симпатией, с какой в народе относятся к подвыпившим джентльменам. - Лучше я отвезу вас домой, а завтра пойдете в Скотленд-ярд.
- Вы мне советуете не ехать в Скотленд-ярд по-дружески или как юрисконсульт? - заинтересовался Майкл. - Ладно, забудем о Скотленд-ярде, едем в бар "Радость".
- "Радость" уже закрыта.
- Ну тогда домой, - столь же радостно согласился Майкл.
- Но куда, господин хороший?
- Что-то не помню адреса, - сказал Майкл, забираясь на сиденье. - Езжай в Скотленд-ярд, там и выясним.
- Но у вас, наверно, есть визитная карточка, - спросил кэбмен, - дайте мне ее.
- Потрясающая интеллигентность у салата! - пробормотал адвокат, подавая извозчику свою визитку.
Тот прочитал при свете фонаря:
- Майкл Финсбюри, 233 Кингс-роад, Челси. Правильно, сэр?
- Угадал. Ну и поехали, если дорогу видишь.
Глава десятая
Гидеон Форсайт и концертный рояль
Возможно, читатель знаком с известной повестью "Кто перевел стрелки часов?", принадлежащей перу некоего Э.Х.Б., которая несколько дней заполняла витрины привокзальных киосков, после чего бесследно исчезла с лица земли. Я не знаю, как это происходит, но факт остается фактом: прежние книги исчезают, уступая место новым. Может быть, это Вечный Читатель - Время зачитывается старыми изданиями, возможно, в этом есть какое-то особое предначертание Провидения, в чьей власти судьбы и писателей, и их творений, но не исключено, наконец, что сами писатели взяли это дело в свои руки, создали тайную организацию и, пользуясь паролем, которого не выдадут никому даже под страхом смерти, собираются небольшими группами по ночам, чтобы под началом энергичных предводителей совершать свои очистительные набеги на книжные лавки города. Так или иначе, устаревшие книги исчезают, подтверждением чему служит факт существования только трех экземпляров повести "Кто перевел стрелки часов?". Один находится в Британском Музее, надежно скрытый под фальшивым названием, другой - в подвальных хранилищах Юридической библиотеки в Эдинбурге (вместе с нотами), а третий, в сафьяновом переплете с тиснением - у мистера Гидеона Форсайта. Столь завидную судьбу, постигшую этот экземпляр, легче всего было бы объяснить восторженным отношением Гидеона к сей повести. Несколько трудней было бы обнаружить поводы для такого восторга (особенно тем, кому она хоть раз попалась на глаза), но следует помнить, что родительские чувства - извечная человеческая слабость, Гидеон же (а не его дядя, чьими инициалами он остроумно воспользовался) и был автором повести "Кто перевел стрелки часов?", хотя предпочитал в этом не признаваться. Обмолвился, правда, как-то нескольким приятелям, когда книга была еще в печати, но после ее не слишком удачного появления на прилавках писательская скромность взяла верх, и теперь тайна сия хранится более надежно, чем, например, тайна авторства "Уэверли".
Как ни странно, экземпляр этого произведения все еще покоился в запыленном одиночестве в киоске на станции Ватерлоо (мы возвращаемся в нашем рассказе на один день назад). Гидеон, купив билет до Хемптон-корт, как раз проходил мимо и снисходительно улыбнулся детищу своих былых интеллектуальных упражнений. До чего же смешными выглядят сейчас его литературные амбиции! И сколь не соответствует его теперешнему положению эта ребяческая забава! Сейчас, взявшись за свое первое дело, он почувствовал себя, наконец, взрослым мужчиной, а муза - покровительница детективных романов, дама, вероятно, французского происхождения, покинула его обитель и вернулась на Геликон, чтобы продолжить водить хороводы в обществе своих остальных сестер.
Во время поездки разум молодого адвоката был занят весьма здравыми и практичными мыслями: ему уже виделся в воображении небольшой сельский домик на лесной поляне среди вековых дубов, где он обустроит свое семейное гнездышко. Чем дальше он погружался в эти мечтания, тем больше вводил усовершенствований в проект - тут добавил конюшню, там теннисный корт, еще где-нибудь надо устроить лодочную пристань.
"Совсем еще недавно, - думалось ему, - я был беззаботным щенком, которого ничто не волновало, кроме собственных удовольствий. Интересовала меня только гребля, да детективные романы. Когда проходил мимо старосветского деревенского поместья с большим огородом, конюшней, пристанью, удобными комнатами, даже не задумывался о канализации. Как же человек с возрастом взрослеет!"
Интеллигентный читатель уже догадался, что причиной такого направления мыслей была мисс Хезелтайн. Гидеон привел Джулию в дом мистера Блумфилда, и когда почтенный джентльмен осознал, что перед ним стоит униженная и оскорбленная личность, то с присущим ему темпераментом занялся защитой ее прав. Когда человек с его характером приходит в состояние сильного возбуждения, ему необходимо действовать.
- Еще неизвестно, кто из них хуже, - выкрикивал Блумфилд, - старый мошенник или молодой щенок. Я напишу в "Пэлл Мэлл" и пригвозжу их к позорному столбу. Мы должны пригвоздить их к позорному столбу! Это наш общественный долг. Ты ведь сказал, что этот тип из тори. Что? Дядя у них радикал? Тогда нет сомнений, что и он подвергается гонениям. Это, конечно, меняет дело, но не настолько, чтобы я не исполнил свой долг.
Он тут же нашел новое приложение для своей жажды действий. А именно, мистер Блумфилд пришел к выводу, что мисс Хезелтайн необходимо спрятать. Его пассажирская лодка готова принять беженку, как раз пару дней назад она вернулась из очередного похода. Это будет идеальное укрытие.
Отныне каждое утро мистер Блумфилд и Джулия отправлялись в дорогу в очень раннюю пору, не взирая на резкие порывы холодного восточного ветра. Напрасно умолял Гидеон, чтобы и его взяли в компанию.
- Нет уж, Гидеончик, - говорил ему дядя, - за тобой наверняка следят, ты должен держаться от нас подальше.
Молодой адвокат даже и не пробовал рассеять этих опасений, поскольку предполагал, что, если вся история утратит романтическую ауру, для дяди она сразу станет неинтересной. Сдержанность его была вознаграждена. Поместный радикал, положив руку на плечо племянника, заявил:
- Я понимаю, чего тебе надо, Гидеончик. Но если хочешь добиться руки этой девицы, то должен взяться за работу.
Эти приятные слова способствовали приподнятому настроению нашего юриста в часы ежедневных занятий по курсу права, сопровождали его мечтания в дороге до Хемптон-корт, и даже когда он, сойдя на станции, начал готовиться к предстоящему трудному разговору, голос дяди Неда и глаза Джулии не покидали его ни на минуту.
Но тут неожиданности посыпались как из рукава. Во всем Хемптон-корте не нашлось ни одной виллы Кернол и ни одного графа Тарнова. Это было странно, но, если принять во внимание не полную определенность полученной от клиентов информации, какое-то объяснение можно было себе представить. Мистер Диксон был после хорошего обеда и мог напутать с адресом. Что можно предпринять в такой ситуации разумного, профессионального и по-мужски решительного? - задал себе мысленный вопрос Гидеон и тут же сам себе ответил: телеграмма, и притом предельно лаконичная. Через несколько минут по проволоке уже летело послание следующего содержания: "Диксону, отель Ленгхэм. Вилла и личность неизвестны, очевидно, адрес ошибочен; приезжаю ближайшим поездом. Форсайт". И уже вскоре он вылезал из кэба перед входом в отель, и лицо его по-прежнему выражало деловитость и усиленную умственную деятельность.
Смею предположить, что Гидеон никогда в жизни не забудет про отель Ленгхэм. То, что он не отыскал графа Тарнова, это было еще полбеды, но отсутствие каких-либо следов Джона Диксона и Эзры Томаса озадачило его куда серьезней. В голове у Гидеона бестолково и хаотично закрутились вопросы: в чем дело? что все это значит? что делать дальше? Ответов он не нашел, а посему снова сел в экипаж и поспешил домой. Там он сможет спокойно и без помех осмыслить ситуацию. Гидеон поднялся по лестнице, вставил ключ в замок и открыл дверь с тенью тайной надежды в душе.
В доме было темно. Гидеон знал свою квартиру и помнил, где хранятся спички. Но, уверенно двинувшись по направлению к камину, он неожиданно наткнулся на что-то очень большое в том месте, где ничего такого находиться было не должно. Когда он выходил из дому, то запер за собой двери и, вернувшись, застал их тоже запертыми, следовательно, никто чужой зайти сюда не мог. Не могла же сама мебель сменить свое положение. И все же вне всякого сомнения что-то тут находилось. В темноте он вытянул перед собой руку. Да, здесь стояло что-то большое, гладкое и холодное.
- Боже милостивый, - воскликнул он, - кажется, это рояль! - И в ту же минуту вспомнил о спичках у себя в кармане. Когда он зажег одну, перед глазами предстал действительно рояль, большой и дорогой инструмент с дождевыми потеками и царапинами непонятного происхождения. Пламя спички отражалось в гладкой поверхности, как звезда в стоячей воде, на противоположной же стене качалась громадная тень странного существа.
Спичка догорела, обжегши Гидеону пальцы, и комната снова погрузилась во тьму. Он дрожащими руками засветил лампу и подошел ближе. Да, сей предмет был самым настоящим роялем и стоял именно там, где никак находится не мог. Гидеон открыл крышку и ударил по клавише. Тишину не нарушил ни один звук. "Со мной все в порядке?" - обеспокоено подумалось ему, после чего он придвинул кресло и стал упорно пытаться извлечь из рояля хоть какой-нибудь звук то быстрыми арпеджио, то сонатой Бетховена, которая (как он помнил с лучших времен) была самым громким творением этого композитора. И ничего. Он дважды ударил кулаком по клавишам. Тишина стояла гробовая.
Молодой адвокат вскочил на ноги.
- Сбрендил, причем капитально, - воскликнул он. - И никто, кроме меня, об этом не знает. Наихудшая из божьих кар.
Пальцы наткнулись на цепочку от часов. Гидеон буквально выхватил часы из кармашка и приложил к уху. Тиканье было слышно отчетливо.
- Похоже, я не оглох, - сказал он себе. - Просто сошел с ума. Окончательно и бесповоротно.
Гидеон затравлено осмотрелся вокруг. Затуманенный взгляд остановился на кресле, в котором недавно восседал мистер Диксон. Рядом на столике лежала недокуренная сигара.
"Нет, это был не сон, - продолжал он размышлять, - но Бог свидетель, что с мозгами у меня не все в порядке. Мне, например, кажется, что я проголодался. А может, это очередная галлюцинация? Надо проверить. Поужинаю как следует в последний раз. Поеду в Кафе Рояль, а уж оттуда, если придется, прямо в психушку".
Выходя из дому, он задумался, каковы должны быть первые проявления его нового психического состояния? Бросится на официанта? Съест стакан? А когда он сел в кеб и велел вести себя к Николя, вдруг возникло опасение, что такого заведения вообще не существует.
Сверкающий газовыми светильниками вход в ресторан слегка развеял его опасения. С радостью увидел он знакомого официанта, заказ сделал вполне осмысленный, а ужин оказался вполне достойным и съеден был с аппетитом. "Боже праведный, - подумал Гидеон, - неужели еще есть надежда? Может, я поторопился с выводами? Так ли на моем месте вел бы себя Роберт Скилл?" Роберт Скилл (наверно, излишне пояснять) был героем повести "Кто перевел стрелки часов?". В представлении автора это был яркий, живо описанный персонаж, но критически настроенные читатели находили фигуру Роберта малоубедительной. Впрочем, это обычная ситуация с детективными повестями: читатель всегда на порядок умнее автора. На Гидеона, однако, имя Роберта Скилла обычно оказывало чудодейственное влияние, добавляло уверенности и даже отваги. Решено, он должен поступить так, как поступил бы этот необыкновенный человек. Люди часто приходят к подобным решениям. Генерал в трудных обстоятельствах берет пример с Наполеона; попавший в беду священнослужитель взывает к облику святого Павла; писатель перед принятием важного решения вспоминает о Шекспире. В случае Гидеона было ясно одно: Скилл был человеком действия и немедленно предпринял бы какой-то решительный шаг (неважно, какой), а единственным шагом, который приходил сейчас в голову Гидеону, было возвращение домой.
Когда же он этот шаг совершил, воодушевление его покинуло. Снова стоял он, тоскливо взирая на источник своих сомнений. До клавиш дотрагиваться уже не хотелось. Независимо от того, молчали бы они до сих пор или разразились бы звуками труб, призывающих на Страшный суд, решимость Гидеона была утрачена окончательно. "Может это чья-то дурная шутка? - думал он. - Но это была бы очень уж дорогостоящая и слишком изощренная шутка. С другой стороны, чем же еще это может быть, как не шуткой? Конечно, розыгрыш". И тут он как раз заметил нечто, как будто подтверждающее его последние умозаключения: строение из сигар, которое воздвиг Майкл перед уходом из квартиры. "А это еще что? - удивился Гидеон. - Снова какая-то бессмыслица". Он разрушил сигарную пирамиду. "Ключ? Что еще за новости? И зачем поставлено на самом виду?". Он обошел вокруг рояля и обнаружил в нем отверстие. "Ах, так вот от чего этот ключ! Совсем ничего не понятно". Произнеся вслух эти слова, он вставил ключ в отверстие, повернул и поднял крышку рояля.
Мы поступили бы очень неблагородно, если бы стали здесь описывать ужасные муки, пережитые Гидеоном этой ночью, перечислять все посетившие его безрассудные намерения и приступы отчаяния.