- По-видимому. - Долгое время она хранила молчание, и ее мысли были затворены в столь сокровенных уголках, что Морган не дерзнул бы туда вторгнуться. Наконец она снова вздохнула.
- Что же, если свадьбы не миновать, тебе предстоит позаботиться о Келсоне, - сказала она. - Не знаю, как себя в таких случаях чувствует мужчина, но знаю, каково при этом женщине. Чего бы ни желала она сама, а, вероятно, быть Сидане Меарской нашей королевой. Она, безусловно, будет испугана, расстроена и несчастна, но нет причин, по которым все пошло бы действительно так уж скверно. Я в свое время испытала нечто подобное; возможно, мне удастся помочь ей увидеть светлые стороны. Если ты дозволишь, я попрошу, чтобы меня приставили к ней, и если она не будет против, мы подружимся. Мне так жаль девочку, Аларик.
- Моя прекрасная Риченда, - прошептал Морган, еще теснее охватывая ее кольцом своих рук. - Я так рад, так рад, что нашел тебя.
А заодно, подумал он, погружаясь в сон, он нашел и средство хотя бы на время отвлечь жену от мрачных мыслей - в любом случае, до тех пор, пока она в Ремуте.
* * *
Ранним рождественским утром разведчики Халдейна доложили о приближении меарского вестника и одного конного воина. Судя по быстроте передвижения, их следовало ждать через два часа. Паж принес эту новость Келсону в спальню Дугала, где король и его друг обсуждали как раз меарские дела, пока Дугал одевался для церемонии. Сам король был в парадном алом халдейнском одеянии длиной до щиколоток, отороченном горностаями по рукавам и подолу и вдоль глубоких разрезов спереди и сзади. Но он еще не надел корону и прочие знаки своего королевского звания.
- Что-то мне это не больно нравится, а тебе? - спросил Келсон, отпустив пажа и оруженосца, и наблюдая, как Дугал завязывает узкий кушак поверх серой шерстяной верхней рубахи. - Вестник и один конный воин. Даже не посольство. Как ты полагаешь, что это значит?
Фыркнув, Дугал встряхнул плащ из превосходного тартана Макардри и набросил на плечи, придерживая одной рукой, пока другая шарила в деревянной шкатулке, ища подходящую пряжку.
- Готов поручиться, это не сдача… Но ее мы, по правде говоря, и не ожидали, верно? Как я понимаю, ты их примешь?
- Приму… После того, как покончим с твоим возведением в графы. Им не будет вредно немного охладить пятки. Это одна из тех вещей, за которые вестникам платят.
- Согласен.
Пока Дугал протыкал иглой тяжелого серебряного кольца два слоя тартана, Келсон приподнял бровь и наклонился поближе, кончиками пальцев повернул к свету за край плетеное серебро.
- Замечательная работа. Это из Пограничья?
Дугал кивнул и возвратил кольцо на место, поглощенный собиранием тартана в складки на плечах.
- Да. Это один из узоров клана Макардри. Передается от поколения к поколению. Полагаю, мне по-настоящему следовало бы и торк носить как вождю. Кьярд сказал, что положил его на самое дно. Ты не попробуешь его найти?
Кивнув в ответ, Келсон склонился над деревянной шкатулкой. Он помнил этот торк. Старый Каулай носил его в тот день, когда вышел принести Келсону присягу на его коронации. И вскоре он увидел, что под пряжками и кольцами лежит что-то подходящего размера и формы, завернутое в белый кроличий мех.
Концевые шишечки, которым был искусно придан вид конских голов, выглянули из меха, как только Келсон вытащил эту вещицу из-под других, и он протянул ее другу, а сам продолжил рыться в шкатулке.
- Можно подумать, Кьярд привез тебе всю сокровищницу Транши, - сказал он, вытаскивая кольцо, инкрустированное гранулами золота. - Это траншийская печать?
- Это? О да, траншийская, но не Макардри, - Дугал протер торк рукавом, а затем накинул его себе на шею, высвободив свою косицу и поправляя плащ и ворот так, чтобы они не мешали. - Вероятно, это следовало бы добавить к прочим знакам моего титула. Наряду с графской короной. У кого-нибудь еще такое есть?
- Вероятно, у Кьярда, - отозвался Келсон. - Во всяком случае, у кого-то из твоих людей. - Он надел перстень себе на палец, чтобы наверняка не потерять и опять сунулся в шкатулку: а что там еще? - О, какая прелесть… Застежка для плаща с львиной головой. Почему ты не выбрал ее вместо этой круглой?
- Эта? - Дугал мельком взглянул на нее, взяв у Келсона, затем покачал головой и опустил обратно в ящик. - Думаю, на сегодня она не годится. Хотя, обещаю надеть ее на твою свадьбу, если ты все-таки женишься на Сидане. - Он с гулким звяканьем опустил крышку сундучка. - Мне говорили, что отец подарил это матери в день свадьбы… и стало быть, она куда больше подходит для празднования торжества любви, чем для провозглашения кого-то военачальником. Согласен?
- М-да… Пожалуй. И все-таки она мне нравится куда больше круглой.
Сунув за пояс кинжал в ножнах, Дугал осклабился и робко кивнул.
- Если честно, то мне тоже. Но если я не надену подобающие знаки моего достоинства как вождя, особенно по случаю, когда я впервые, как таковой принят при дворе, я могу оскорбить своих родичей. Они подумают, что для меня куда важнее быть твоим графом, чем их вождем. А сам знаешь, как у нас на это смотрят.
- О, еще бы, - сказал Келсон, подражая рыкающему приграничному говору Дугала, и с улыбкой попросил его повернуться для осмотра.
Он опять был сдержан к моменту, когда тот остановился, а в серых, как у всех Халдейнов, глазах даже угадывалась легкая настороженность.
- В чем дело? - спросил Дугал.
Келсон со вздохом воззрился на свои сапоги.
- Хотелось бы, чтобы нынче утром у нас только и было забот - возвести тебя в графы, - тихо признался он. - О прочем я стараюсь и не думать.
- Как и все мы, - ответил Дугал.
- Тогда почему мы об этом думаем?
- Наверное… Потому что так надо.
- Так надо, - повторил Келсон.
Вдохнув поглубже, он выдохнул и поднял глаза с улыбкой, которая была лишь слегка напряженной.
- Ну, если уж на то пошло, полагаю, что и мне пора нацепить все знаки моего достоинства, как ты думаешь? Без них я не могу присвоить тебе графский титул.
- Конечно, нет, - воскликнул Дугал, уловив намек.
И они продолжали в том же духе все время, пока Келсон завершал свой туалет, и даже по пути в тронный зал до самых дверей.
Глава восемнадцатая
И обручу тебя Мне в верности
Королевский Рождественский Прием: аромат ели и кедра и еще более пряный запах факелов из сосновых ветвей, напитанных смолой, освещающих ему путь через набитый до отказа, гудящий зал. Зов серебряных труб, рокот барабанов.
Ослепительные наряды, обладатели которых почтительно раскланиваются, уступая дорогу; ряды придворных в праздничном платье, некоторые при оружии; дамы беспечны и легки, точно певчие пташки.
Как полагается в самые большие праздники, он надел украшенный самоцветами тяжелый венец, которым его короновали, а не скромный золотой обруч, в котором чувствовал себя куда привольней. Его черные волосы свободно падали на плечи. На позолоченном кожаном поясе висел отцовский меч; инкрустированный скипетр покоился на сгибе левого локтя.
Прежде чем взойти на помост к высокому трону с балдахином, он двинулся налево, где ждали епископы, и ненадолго преклонил колена пред Браденом, чтобы получить рождественское благословение, и, стараясь не расплескать наполнивший душу мир, воссел на трон.
И отныне то был единственный островок спокойствия. Едва король занял свое место, ударили барабаны, привлекая внимание к глашатаю, который возвестил об открытии Рождественского приема.
Последовали приветствия верных вассалов - большинство их лишь мелькало перед глазами.
Голова его то и дело наклонялась в ответ на их низкие поклоны, рука протягивалась, чтобы к ней в знак повиновения прикоснулись их губы, язык бормотал слова признательности, и даже что-то спрашивал о семьях и землях, и вот - перед ним кто-то новый, а за ним еще и еще…
Он просиял, когда к нему вдруг приблизился Дерри, ибо ведать не ведал, что тот собирается явиться ко двору на Рождество. Затем поднялся, чтобы поцеловать руку улыбающейся Риченде, которую подвел к нему Морган, и внезапно понял, почему Дерри здесь. И все-таки один сменялся другим слишком быстро, и мелькание замедлилось лишь тогда, когда выступил вперед Дугал, чтобы принять звание. И даже этот обряд прошел слишком скоро, чтобы доставить полное удовольствие.
Косички горцев, их пледы и оправленные в серебро кинжалы, вопли волынок. Опустившийся перед троном на колени Дугал. Слова сожаления о смерти старого графа, приветствие новому. Выражение повиновения и клятва верности, руки Дугала меж королевских рук. Взмах большим мечом плашмя - серебряная вспышка в воздухе между ними - и вот он опоясывает Дугала другим мечом с позолоченным графским поясом…
-..этим мечом обороняй беззащитных и наказывай зло, всегда помня, что у чести, как и у меча два острых края - правосудие и милосердие…
Внесены знамя и котел, ибо Дугал отныне правомочен предводительствовать на войне и обязан кормить и поддерживать своих вассалов… и вот он получает перстень и графскую корону.
- Хотя ценность этого благородного металла - знак твоего звания и достоинства, пусть вес этой короны напоминает тебе также о твоем долге и об ответственности, которую ты отныне разделяешь с нами. Поднимись, Дугал Макардри, граф Траншийский, и встань по нашу правую руку, среди других любимых нами доверенных советников.
Волынщики опять завели нечто бодрое и приподнятое, в то время как родичи Дугала торжественно несли его по залу на плечах, распевая славословие… Но, увы, слишком скоро пришлось вернуться к житейским бурям.
Вот он, вестник из Меары: выходит вперед, учтивый и смиренный, как приучен, но произносит дерзкие слова от имени своей госпожи, поправшей все предложения милосердия и предоставившей царственных заложников их участи. А вот - голова Метелина, окровавленная и точно вылепленная из воска, поднятая ввысь за прядь спутанных волос - грозное предостережение любому, кто изменит Меаре.
И даже этим не кончилось. Зал разразился воплями и громкими требованиями воздаяния. Нескольким женщинам сделалось дурно. Не одного и не двух вассалов Келсона пришлось силой удерживать, чтобы они не выместили гнев на вестнике, прежде чем того препроводили под замок, дабы защитить. Когда король и его главные советники удалились в палату совета, страсти накалились пуще прежнего. Слишком оглушенный и подавленный даже для того, чтобы думать, что делать дальше, Келсон сидел, уронив голову в ладони, и старался ничего не видеть и не слышать несколько минут, пока другие не выпустили пар. Он поднял лицо, лишь когда Браден, сидевший около него слева, повторно его окликнул:
- Государь! Государь! Умоляю! Я не мстителен, государь, но такое простить невозможно! - говорил Браден, возбужденно крутя в пальцах нагрудный крест. - Разумеется, больше и вопроса нет о браке с меаркой!
- Если я не женюсь на ней, единственное, что мне остается - это убить ее, - устало заметил Келсон. - И вы хотите, чтобы я обратил свое негодование против невинной заложницы?
- Невинной? - фыркнул Джодрелл. - С каких это пор вина или невиновность имеют отношение к их участи? Прошу прощения, государь, но Генри Истелин был куда невинней любой меарской принцессы. И кровь его вопиет об отмщении!
- Да, но если я позволю, чтобы мстительность властвовала надо мной, что я за король? - парировал Келсон. - Я дал клятву, Джодрелл… Клятву поддерживать закон, умерять правосудие милосердием, но не мстить!
- Я не вижу здесь правосудия, - едва слышно пробурчал тот, раздраженно передвигаясь в кресле.
- А что вы увидели, Джодрелл?
- То, что вы, кажется, намерены дозволить отродьям изменников выйти сухими из воды, государь! - сказал Джодрелл погромче, его красивое лицо недобро исказилось. - Да еще и преподнести одному из них ту самую корону, которую их матушка пытается вероломно захватить! В данном случае милосердие - это слабость, государь. Меарская сучка умертвила заложника, которого взяла; и наше право - прикончить тех, которых удерживаем здесь мы.
- Око за око? - спросил Келсон. - Не думаю. Да и вы сами признаете, что восстала против меня Кэйтрин, а не кто-то другой.
- О да, восстала, государь! - прогудел Браден, - и совершила святотатственное убийство! Или грехи отцов не падут на детей? Келсон, она казнила не кого-нибудь, а епископа! Помазанного Богом. И прежде, чем они отняли у него жизнь, у Эдмунда Лориса хватило дерзости не только отлучить его, но еще и лишить священства… Генри Истелина, одного из самых набожных людей, какого я когда-либо знал!
Келсон искал, чем бы его урезонить, ибо это уже превосходило всякие границы, а между тем Кардиель покачал головой и властно положил ладонь на рукав Брадена.
- Мир тебе, брат, - спокойно произнес он. - Никто не спорит, что Истелин был набожным человеком. Но, учитывая, что он был набожен, он, судя по всему, не дрогнул, принимая мученичество ради веры и короля. И преступление Лориса лишилось смысла.
- Безусловно, в нем не было смысла, - возразил Браден. - Не о том речь. Был в нем смысл или нет, а Истелину пришлось встретить несправедливый приговор - одному, лишенному утешения извне, лишенному всего. И такая страшная смерть, - нескладно закончил он, и гнев его растворила скорбь.
Кардиель вздохнул и опустил полные слез глаза.
- Мой дорогой брат. Умоляю тебя, не терзайся так. Во всем и всегда Генри Истелин был верным слугой Бога и короля. Мы не вправе сомневаться, что он умер, полный веры… что он проявил себя так, как каждому из нас надлежало бы себя проявить, будь нам только ниспослана такая милость в ответ на наши молитвы… и что вера его поддерживала его до самого…
- Нет, - прохрипел Браден, и гнев его вспыхнул вновь. - Пусть вера Меарских детенышей поддерживает их, когда они встретят заслуженную ими участь, как отродья изменницы! Государь, я не могу найти в моем сердце сострадания к ним. Змеенышей надлежит истребить, подобный брак немыслим!
Морган, сидящий по правую руку от короля вместе с Ричендой, не мог не уловить мощный напор отчаяния и скорби, хлынувший в какой-то краткий миг во время спора двух архиепископов.
Волна быстро спала, но он знал: Риченда тоже почувствовала. Он ощутил ее дрожь, а ее рука вцепилась в его руку. Он знал также, чего стоит Келсону не давать волю своему гневу и осознанию беспомощности. И неважно, как поступит король, кто-нибудь все равно его не одобрит.
Уязвленный болью Келсона, Морган обратил умоляющие глаза к двум архиепископам, не упуская из виду и всех остальных за столом.
- Довольно вам наконец, господа! - воззвал он к ним, обрывая новый виток страстного противостояния. - Или вы думаете, что ваша перебранка облегчает нам принятие решения? Чего вы пытаетесь добиться? Думаете, он не знает? Или корона не тяжела?
- А сколь же тяжко было бремя Истелина? - проговорил Браден.
Но любой новый взрыв пресек утомленный взгляд Арилана и покачиванье седой головы Кардиеля, полного муки и сострадания.
- Прошу вас, Браден, тише, - произнес Кардиель. - Герцог Аларик прав. Какой бы ужасной и незаслуженной ни была участь нашего брата Истелина, это уже в прошлом. Мы уже больше не в силах помочь ему или вернуть его. Мы не вправе позволить, чтобы гнев и скорбь затуманили наш разум и помешали принять мудрое решение.
- Архиепископ Кардиель говорит дело, - согласился Нигель. - Если мы расправимся с заложниками, мы утратим всякую надежду на мирный исход противостояния. Злоба может породить только злобу, и…
- Ну, вот именно, вот именно, - вмешался Эван. - Породить - отличное словечко. Пусть парень сватается, архиепископ. Ему надо породить наследника.
Гул одобрения, который издали другие миряне из присутствующих, вдохновил Эвана на продолжение его речи.
- Давай, не отступай, пока она не скажет "да"! государь. А там - что есть духу под венец и смотри, молодец, чтоб понесла от тебя к весне. А там и в поход можно. Немало славных меарцев сбежится под твое знамя, если станет ясно, что на свет вот-вот появится наследник двух корон. Смотри же, не теряй времени!
Браден вздохнул и наклонил голову, подняв руку с кольцом, пусть нехотя, но давая согласие, и напряжение, пусть отчасти, но разрядилось.
Миг спустя Нигель взглянул вдоль стола на своего царственного племянника, через силу пытаясь улыбнуться.
- Мудрый совет, Келсон, - спокойно признал он, - хотя я бы выразился несколько сдержанней. Тебе нужен наследник - плоть от твоей плоти, и нужен союз с Меарой. А наследник от союза с меарской принцессой - лучше не придумаешь. Я знаю, этот брак - не то, что ты предпочел бы, выйди по-иному, но… - Он пожал плечами. - Что я еще могу, кроме как пожелать тебе счастья и предложить все, чем располагаю, чтобы легче все устроить и наладить?
Келсон равнодушно взглянул на дядю, неподвижный, сложивший перед собой руки.
- Благодарю вас, дядя. Пожалуйста, не сочтите мой недостаток воодушевления за недостаток благодарности. Все, что сказали вы и герцог Эван, совершенно верно. - Он вздохнул. - Теперь нужно молиться, чтобы принцесса Силана смотрела на вещи столь же здраво, сколь и мы.
- А если нет… - лукаво заметил Арилан, и в его взгляде вновь появился намек на способы во что бы то ни стало добиться согласия. - Ты женишься на ней вопреки ее воле?
- Я уже сказал, что женюсь, - ответил Келсон несколько резко. - И вы совершите обряд, ваше преосвященство, если я потащу к алтарю упирающуюся невесту?
Арилан поджал губы, но решительно кивнул. Браден и Кардиель выглядели оторопелыми. Эван фыркнул.
- Поймай его на слове, государь. Особую канитель разводить недосуг. Если вздумает поначалу воротить от тебя нос, то придется сперва играться, а потом венчаться. Или хотя бы пригрозишь ей чем-то таким. Она живо образумится.
Это замечание в свой черед возбудило немало шуму, в том числе, и негодующего, в первую очередь, среди духовенства, но также со стороны Риченды и Дугала, пока, наконец, Келсон не прокашлялся и не обвел их всех серыми глазами, так что каждого обдало древним и жгучим огнем, как в дни его отца.
- Благодарю вас, господа, я справлюсь со сватовством, - произнес он, когда все умолкли. - Оно пройдет столь благородно, сколь возможно, но так или иначе, а быть на Крещенье королевской свадьбе.
- К чему медлить? - спросил Сигер де Трегерн. - Если одна из целей всей затеи - обзавестись наследником до весеннего похода, государь, вам следует начать сеять как можно раньше. Девица молода. Придется повозиться, пока не произойдет зачатия.
Келсон заполыхал гневом, не в силах найти ответ, и тут ему на выручку пришел Дугал.
- Если я правильно понимаю намерения его величества, сударь, он хочет короновать свою королеву в тот самый день, когда женится. А это предполагает иную подготовку, чем когда просто совершается оглашение, и пара в положенный срок предстает перед священником.
После того, как Келсон кивнул и пробормотал: "да", от души благодарный за помощь, Дугал продолжил:
- Ну, а если молодую супругу следует возвести на престол с великолепием, как предстало спутнице короля Гвиннеда, мы все окажемся заняты по горло, чтобы все подготовить за столь короткое время. И, не сомневаюсь, госпожа Риченда подтвердит, двенадцати дней едва ли хватит, чтобы обзавестись нарядами и драгоценностями, которые потребуются для столь краткого, но яркого мига.