– И что Герман?
– Он, в сущности, ребенок... Подулся, да и перестал...
– Вы уже знаете, что он погиб?
Лариса уронила сигарету:
– Погиб? Гера? Нет, нам ничего не известно... Что вы такое говорите?
– Его нашли вчера мертвым на кладбище. Кажется, на него набросилась собака...
Пока она говорила это, ее фантазия нацепила на нос сидящей перед ней Щербаковой крупные очки в черной оправе, а на голову надела белую "таблетку".
– Что с вами?
Наталия очнулась. Лариса держала ее за руку и что-то говорила:
– Это точные сведения? Ведь нужно же решать вопрос с похоронами и прочим...
– Да, это, к моему большому сожалению, точные сведения... Я сама лично сопровождала Константина Андреевича сегодня в четыре часа утра в морг...
– Боже мой, какой ужас!
– Скажите, а были ли у Литвиновой уязвимые места? Ведь не может же такого быть, чтобы во всем у нее был полный порядок... Она чего-нибудь боялась, как все нормальные люди?
– Нет, ничего... Хотя, постойте... Боялась, конечно, гинекологов и зубных врачей...
– У нее были проблемы?
– По гинекологической части, насколько мне известно, нет...
– Но откуда вы можете это знать, ведь, по вашим словам, выходит, что Литвинова была человеком крайне умным, осторожным и, как бы это выразиться, зашторенным, что ли...
– А у нас раз в полгода бывают комиссии... Ира всегда первая идет на прием к гинекологу, потому что, как она выражалась, "мне нечего бояться, просто противно и гадко и хочется, чтобы это поскорее закончилось...", что касается зубных врачей, то здесь у нее были комплексы... Какой-то врач-садист очень болезненно удалял ей нерв, и она после этого перестала вообще посещать стоматолога... У нее были красивые и здоровые зубы, кроме одного... Он рос словно во втором ряду и мешал ей... Но идти стачивать его у нее не было, как она говорила, "моральных сил"...
– Она так и не пошла?
– Нет...
– Скажите, а вы были на ее похоронах?
– Была, конечно...
– Вы видели ее в гробу?
– Нет... Говорят, что ее лицо испортили раки своими клешнями...
Наталия вдруг как-то странно посмотрела на нее:
– Вы извините меня, но я очень спешу... Бога ради, извините...
Лариса, широко раскрыв глаза, сначала не поняла, что от нее хотят.
– Вы не могли бы выйти из машины? Мне надо срочно уехать...
– Пожалуйста. – И Щербакова с малиновым лицом вылезла из машины. – Всего доброго, – сказала она скорее по инерции, чем в порыве теплых чувств к этой "нахальной Ореховой", как она потом расскажет Захарченко.
Глава 11
Труп на татарском кладбище
Она потратила почти три часа, чтобы разыскать жилище Алебастрова Семена Михайловича, и каково же было ее разочарование, когда она застала его мертвецки пьяным.
Дверь в его однокомнатную квартиру была незаперта. Желание увидеть его во что бы то ни стало было столь велико, что Наталия, так и не дождавшись, пока ей откроют, сама толкнула дверь и оказалась один на один со спящим хозяином квартиры.
Грязь, гора грязной посуды на столе в комнате, запах тухлятины и сырости, батарея пустых бутылок в углу – все это свидетельствовало о довольно определенном образе жизни этого некогда незаменимого патологоанатома Алебастрова Семена Михайловича...
Теперь очередь спиваться была Романова Василия. Они как бы заменяли друг друга на своем посту, потроша мертвых сограждан и ощущая себя пока еще живыми, а потому по контрасту с ними счастливыми. Быть может, именно от этого неземного счастья-то они и пили горькую?
Она растолкала его и плеснула ему в лицо холодной воды из-под крана.
Он пришел в себя, когда на улице стемнело, хотя и было-то всего семь часов вечера.
– Вы кто, черт возьми?
– Меня зовут Наташа. Я – ваша смерть.
– Чего-чего? – Он протер глаза и, схватив со стола грязное полотенце, промокнул им свое мокрое от воды лицо. – Какая еще смерть?
– Мученическая. Какая же еще? Не пойму, как можно столько пить? Вы же довольно симпатичный мужчина... Вас что, как и Романова, жена бросила?
– Если ты смерть, то сама должна все знать...
– Это вы вскрывали ровно год назад Литвинову Ирину, преподавательницу математики из лицея Марцеловой?
– Ну вскрывал, а что, плохо вскрыл? Она даже и не пикнула...
– А вы шутник, как и коллега ваш, Василий...
– А чего надо-то? Я ведь могу вскрыть и кого живого... Найми меня киллером. Вот незадача: режешь мертвеца – мало платят, а живого – много. Так живого-то приятнее...
– Слушай, – она тоже не выдержала и перешла на ты, – может, хватит? Я же серьезно спрашиваю.
– Я же уже ответил: вскрывал. Дальше-то что?
– Понимаешь, мне кажется, что ее убили... Вот я и пришла, чтобы уточнить, правда ли, что на ее теле не было обнаружено ни одного следа насилия? Если она пролежала в воде сутки, ты не мог ошибиться и принять удар по лицу за рану, нанесенную клешнями рака?
– Нет... Ее попортили уже после смерти. – Эту фразу Алебастров произнес, как ни странно, вполне серьезным, трезвым тоном. – А так, в целом, тело сохранилось идеально... Ни царапины... Стройная, красивая женщина... Я, когда работал с ней, постоянно думал только об одном: зачем она это сделала?
– Вот и я тоже об этом думаю. А ты не помнишь, какие у нее были зубы?
– Помню. Если я говорю, что женщина была красивая, это уже означает, что у нее хорошие зубы... Только во рту была тина и немного водорослей...
– А ничего особенного в строении зубов вы не заметили?
– Нет... разве что четвертый снизу слева запломбирован...
– Это вы смеетесь надо мной, или у вас действительно такая прекрасная память?
– У меня прекрасная память. Я даже могу рассказать, что я нашел у нее в желудке.
– Да? И что же?
– Яблоки... Она съела много яблок...
– И все?
– Нет, еще выпила красного вина с бисквитом. У нее хороший вкус. Она выпила, закусила и утопилась. Такова жизнь.
– Убила бы вас на месте, – проговорила в сердцах Наталия и поднялась со стула. – Нет, лучше бы утопила на месте... Чтоб не ерничали, циник вы несчастный...
Она по дороге домой остановилась возле таксофона и позвонила Логинову:
– Игорь, это я... Ты не мог бы поручить Сапрыкину узнать адреса Лари Зименкова и Жоржа Котельникова?
– Мог бы... Лари Зименков сейчас находится в морге у Романова, а Котельников исчез... Ты сейчас где?
Но она не сразу пришла в себя.
– Я здесь, возле рынка...
– Подъезжай... Съездим к Васе.
Она еще не видела Логинова, но уже могла предположить, как погиб Лари. "Кладбище, собака, прогрызенное горло, рыбья чешуя в волосах... Началась охота..."
– Так же, как и Герман? – спросила она, входя в кабинет Логинова и здороваясь с находившимися там сотрудниками прокуратуры. Она почувствовала на себе взгляд трех молодых мужчин, которые собрались в кабинете прокурора наверняка по той же причине, что и она, и почувствовала, как щеки ее запылали. Она не любила находиться в центре внимания.
– А ты откуда знаешь? – Логинов жестом дал команду своим подчиненным, и они ушли, оставив его вдвоем с Наталией.
– Я предположила...
– Да, так же, как и Герман... И снова эта непонятная чешуя... Вернее, с чешуей-то как раз все и в порядке... Мне принесли результаты экспертизы. Все это крайне любопытно. Посуди сама. Чешуя от речной, разумеется, рыбы: карпа и леща. Слюна на краях раны на горле потерпевшего, к сожалению, не свидетельствует о заболевании собаки бешенством, как я предполагал раньше...
– А почему к сожалению-то?
– Да потому, что я надеялся, что речь идет о несчастном случае... Бешеная собака напала на человека, такая схема... Но я ошибся... Что касается частичек шерсти, обнаруженной на одежде потерпевшего...
– Игорь, ну что ты заладил – "потерпевшего"... Германа! У него было имя!
– Ну хорошо, не нервничай... Германа... Так вот, шерсть эта принадлежит собаке породы ротвейлер, черного цвета... Возраст – около полутора лет... Здоровая и крупная собака... это судя по следам, оставленным ее клыками... Кроме того, на одежде потерпев... извини, Германа обнаружены следы, как ни странно, одеколона "Гвоздичный"...
– Точно! Именно этот мерзкий запах я и почувствовала, когда увидела утопленницу... Я еще подумала, почему этот сладковатый цветочный запах ассоциируется у меня с комарами... Да потому что в детстве меня мама на даче обмазывала этой гадостью, чтобы на меня не садились комары... Одеколон "Гвоздичный"... я никогда его не забуду... И еще... Может, ты помнишь, когда я увидела большую черную собаку... Разве я не говорила тебе, что от нее тоже пахло этим дурацким одеколоном?!
– Да, я помню, ты говорила, что от нее пахло каким-то одеколоном...
– Знаешь, мне кажется, я начинаю кое-что понимать... Этот одеколон должен стать связующим звеном... Постой, а ведь соседка Сапрыкина, Женя Березкина, тоже говорила, что от той странной тетки в синем старом пальто и шляпке-"таблетке" тоже пахло каким-то ужасным одеколоном, она еще тогда сказала, я помню, "на спирту" и "нафталином"... Может, этого большого и черного ротвейлера натравливали именно с помощью этого одеколона? Ну, чтобы собака набросилась именно на человека, пахнувшего гвоздикой?..
– Сейчас мы поедем к Романову и все станет ясно... Если от Зименкова тоже пахнет этим одеколоном, значит, ты права, и нам надо будет искать источник этого запаха...
– Скажи, а кто нашел тело и кто опознал? Да еще за такой короткий срок?
– Василий и опознал. Он знаком с его отцом и Лари знал в лицо...
– Лари? А почему все-таки Лари?
– Нравится им так себя называть, это тоже мне сказал Василий... А так мальчишку звали Валера. А нашел его кладбищенский сторож... Он услышал крик... Прибежал, но все было уже кончено...
– А собаку он не видел?
– Нет, не видел... Он такой пьяный, что странно, как он вообще что-то увидел... Но, сама посуди, был бы он трезвый, навряд ли побежал с пустыми руками, я имею в виду без палки, без оружия, на крик... Он потому ничего и не боялся, что пьяный был...
– А как же он сообщил в милицию?
– Никак. Он просто остановил машину на шоссе, неподалеку от кладбища, и сообщил...
– А ты с ним что, не разговаривал?
– Да я его только что отпустил. Мы же сразу выехали, взяли сторожа, а мои люди остались работать на месте происшествия... Но, понимаешь, меня все это время не покидало ощущение, словно сегодня первое ноября, и на земле лежит не Лари, а Герман... До того все похоже... И в морге на столе тоже лежало тело, мало чем отличавшееся от тела Германа. Только волосы светлые... Хотя Лари был даже больше похож на мальчика, чем Герман.
– Идет охота... – сказала Наталия, обходя стол и принюхиваясь. – Я снова чувствую этот же гвоздичный запах... И знаю уже, кто третий...
– Ты имеешь в виду Котельникова? Я же говорил с Монаховым, он, когда рассказывал о своем сыне, говорил о его друзьях...
– Мне это тоже известно... Но я вот теперь думаю: а что, если эти мальчики здесь вообще ни при чем?
– В смысле?
– Монахов тогда воскликнул: "Они убили его, да? Эти скоты убили его?" Как ты думаешь, о ком он?
– Волков?
– Ты имеешь в виду волковских ребят?
Речь шла о группе Волкова, о бандитах, занявших нишу прежнего главаря бандитской группировки, известного под кличкой Кулик и застреленного в конце прошлого года на своей даче вместе со всеми своими людьми неизвестным киллером-профессионалом.
– Монахов-то сначала был под Куликом, а после его смерти пришел к начальнику облУВД Дементьеву и попросил защиты... Сейчас это так делается... Во всяком случае, умными людьми... Понимаешь, он успел это сделать до Волкова... И наверняка эти "волки" приходили к нему и предлагали свое покровительство...
– Ты хочешь сказать, что Монахов отказался от их услуг и эти "волки", как ты их называешь, решили таким вот страшным образом их наказать? Что-то мне в это не верится... При чем здесь мальчики? Ну сожгли бы машины, дачи... Но убивать детей?!
– Это же только предположение...
– Игорь, ты сказал, что третий их приятель, Жора Котельников, исчез, так? Его надо разыскать... Он наверняка спрятался... И если это так, значит, он что-то знает...
– Или же его спрятал отец.
В это время дверь распахнулась и в морг решительной походкой зашел высокий лысоватый человек в очках с позолоченной оправой. Это был Зименков. Отец Лари. Они с Логиновым поздоровались, как старые друзья.
Увидев тело сына, он качнулся и закрыл лицо руками...
Спустя четверть часа Логинов задал ему один-единственный вопрос:
– Вы не знаете, кто это мог быть?
– Волков?.. – ответил он вопросом на вопрос. – Больше некому... Но ему теперь не жить...
– Сначала надо доказать, что это он...
– Вы знаете, что Жора пропал? Жора Котельников?
– Да, мы только что об этом говорили. Вы видели Котельникова-отца?
– Конечно, я говорил с ним по телефону... Он недавно вернулся из Москвы... Конечно, он в ужасе... А Монахов... Он сейчас способен на все... Как и я... – Зименков разговаривал с придыханием, словно запыхался и забежал в морг на минутку, чтобы только убедиться в том, что на столе лежит действительно тело его сына, и чтобы потом кинуться на поиски убийцы... – Я только одного не могу понять: при чем здесь наши дети?
– А разве вас не удивляет тот факт, что мальчики загрызены собакой?
– Удивляет...
– Большой черный ротвейлер...
– У Волкова есть и ротвейлеры, и доги, и бультерьеры, и волкодавы... Только зачем это? И почему на кладбище? Да еще на татарском...
– Да потому, – вдруг подал голос Романов. Он все это время с отрешенным видом смотрел в окно, затем повернулся и хмыкнул: – Да потому, что его вызвал туда его дружок Герман...
– А ты откуда знаешь?
– Когда привезли его сюда, мы со следователем стали снимать с него одежду, ну я и заметил записку... клочок бумаги, который выглядывал из кармана джинсов... И там было написано, что, мол, приходи сегодня, нет, не сегодня, а второго ноября в четыре часа на татарское кладбище, и подпись: "Герман".
– Надо объявить по радио, чтобы найти человека, который привез вашего сына на кладбище... А вам сейчас лучше вернуться домой... Ваша жена знает о случившемся?
– Знает, – отозвался Зименков с какой-то презрительной гримасой на лице. – Лучше бы на этом столе лежала она...
Наталия вздрогнула, как если бы ее ударили по лицу. Она сразу же возненавидела этого человека.
Глава 12
Котельников
Дома Наталия составила план для Логинова:
"1. Таксист (частный извозчик). 2. Все имеющиеся в пригороде частные рыбные коптильни. 3. Клубы кинологов: ротвейлеры. 4. Жорж Котельников. 5. Волков. 6. Все Берковские, проживающие в городе и области. 7. Проследить с помощью милицейской собаки, куда и откуда ведут человеческие и собачьи следы на кладбищах. 8. Кому принадлежит почерк, которым написаны записки: а) Герману (взять записку у Монахова), б) Лари (от Германа)..."
И план для себя:
1. Отыскать садиста-стоматолога, поставившего пломбу Литвиновой. 2. Просмотреть милицейские сводки годичной давности. 3. Лаборатория судебно-медицинских экспертиз: заключение эксперта (скотины Алебастрова) по исследованию трупа Литвиновой.
– Я смотрю, что ты полностью положилась на реальные факты, – поддел ее Логинов, намекая на то, что она уже в который раз начисто забыла о своем даре и соответственно о видениях.
– Да, ты прав, но мне с каждым разом все сложнее и сложнее найти связь между этими видениями и реальностью... Ну посуди сам: разве под силу мне, обыкновенному человеку, отыскать ту самую розовощекую девушку в синем пальто с белой шляпкой-"таблеткой" на голове, которой сейчас лет этак девяносто? Понимаешь, глядя на нее, я вдруг почувствовала на своем лице дыхание того времени... Эта улочка, выложенная булыжником...
– Кстати, а почему бы тебе не напрячь свою память и не вспомнить эту улочку? А что, если она за углом?
– Выложенная булыжником? Нет, не припомню... Ты, кстати, мог бы с таким же успехом повспоминать...
– Да я и так уже вспомнил: это же Царицынский проулок... Вспомни, мы с тобой как-то весной шли в Дом архитектора, и мне даже пришлось нести тебя на руках...
– Ты нес меня на руках, потому что мы зашли к твоему приятелю Сквозникову, который играл на гитаре, и прилично выпили...
– Может, я и выпил, но тебя-то я нес лишь потому, что ты была на каблуках и заявила мне, что не намерена ломать себе ноги на этих булыжниках. Разве ты не помнишь?
Соня, присутствовавшая при разговоре и сидевшая возле окна с вязаньем в руках, вдруг словно очнулась:
– Наташа! Там, в Царицынском, и кафе было... Его потом перестроили в магазин... А что, если это и была та самая кондитерская, которую ты видела?..
Наталия задумалась. Она закрыла глаза и попыталась восстановить в памяти и улочку с кондитерской, и Царицынский проулок, такой, какой он есть на самом деле... Сейчас, когда на левой стороне выросло новое стеклянное здание парфюмерного магазина, было довольно сложно определить, одна и та же это улица или нет... Но вот то, что часть этой улицы выложена булыжником, она действительно вспомнила... Ну конечно, Логинов нес ее тогда на руках именно из-за этих булыжников... Но что из этого следует? Разве можно сейчас найти кого-нибудь, кто сможет назвать имя этой девушки в синем пальто, которая входила в кондитерскую и звала господина Берковского? Разве что она вышла замуж и тоже стала Берковской...
– Игорь, ты извини, что я так активно вмешиваюсь в твои дела, но, как мне кажется, ты и сам не против того, чтобы я помогла тебе найти убийцу... Конечно же, собака действовала по приказу своего хозяина, надеюсь, что ты не станешь этого отрицать, вот поэтому я и составила тебе небольшой такой планчик, благодаря которому мы сможем распутать это дело и, возможно, предотвратим еще одно преступление...
– Еще одно? Что ты имеешь в виду?
– Не что, а кого. Жору Котельникова, вот кого я имею в виду. Он – следующая жертва. Он нужен нам, во-первых, для того, чтобы мы попытались сохранить ему жизнь, ну и, конечно, он мог бы послужить хорошей приманкой для поимки этого ненормального... Согласись, что натравливать собаку на живого человека, да еще и с таким финалом, может только психически больной человек...
– А что за план? Можно взглянуть?
Она протянула ему вырванный из блокнота густо исписанный листок и напряглась, ожидая реакции.
Логинов пробежал глазами текст и пожал плечами.
– Хорошо. Тем более что несколько пунктов твоего плана вполне соответствуют моим: это таксист, Котельников, Волков и кинологические клубы.
– Вот и отлично.
После ужина Игорь прилег отдохнуть, Соня принялась мыть посуду, а Наталия села поиграть на рояле. Открывая черную лакированную крышку, она поймала себя на мысли, что уже забыла, когда играла на нем просто так, для души... И это, очевидно, плата за ее измену музыке. Она ушла из музыкальной школы, бросила своих учеников и занялась совершенно непонятным для нее делом. Зачем? Ради денег? А хоть бы и так.