Тор интуитивно рванулся влево, но бок уже обожгло железом. Раненый попытался прикрыться щитом, однако грудь уже пронзил стальной клинок, и командир ткнулся лицом в тонкие мохнатые лучики ковыля. Лишь его затухающее сознание еще уловило, как с громким криком побежал куда-то Заноза, однако крик этот вскоре пропал для Тора, и еще одна душа отправилась на поклон к богам – рассказать о своей короткой жизненной дороге…
Прошло менее получаса с того времени, когда безглазый неслышно подобрался к сидевшему в засаде Мостовому и бесшумно прикончил его, не выдав себя ни вздохом, ни шорохом трав. А потом Глэд накинул поверх мокрой одежды часть доспехов убитого и воспользовался щукой в заводи, которая так неудачно для следопытов плеснула в погоне за рыбьей молодью…
А желчный и худой Заноза бежал к стоянке, не видя ничего вокруг. Бежал, не разбирая дороги, напролом через кусты, падая, спотыкаясь о камни. Бежал, ощущая за спиной саму смерть. Не выдержал Заноза, лучший боец на ножах вдоль всей западной границы, и помчался в лагерь, где яркие костры должны были помочь дождаться утреннего солнца, скинуть наваждение и погнать коней обратно домой, подальше от проклятой степи, мстящей столь злобно за сожженную орочью стоянку и убитых самок и детенышей…
Дзонго с трудом потянулся, размял больную ногу и с кряхтеньем встал от горящего в полсилы костра. Нужно проведать еще раз, как ведут себя связанные орки. Даром что маленькие, а зазеваешься – и глотку перегрызут. Но за них в царских зверинцах дадут хорошую плату. Да шкуры продать, барахлишко, что захватили в уничтоженном клане… Хорошие деньги в этот раз должны заработать, с лихвой покроют все труды, возместят многодневное шатание по опостылевшей степи…
Дзонго шагнул в тень, давая глазам приноровиться к слабеющему лунному свету, и насторожился. Со стороны ручья явственно доносился топот бегущего человека. Один… В такое время?.. Следопыт бросил взгляд в сторону валунов, где укрылся Коростыль, добрый друг Хлопа. Оба – отменные лучники, под его прикрытием можно не бояться засады. Раз молчит, значит, знакомый бежит. Но только вот зачем бежать впотьмах? Не случилось бы чего… Дзонго шагнул навстречу бегущему, ощущая неприятную горечь в груди…
– Смерть! Там смерть! Она сожрала всех, всех! – Заноза трясся как в лихорадке, пытаясь вырваться из крепких рук товарища. – Это шаман, не иначе, проклятый шаман! Он убивал нас одного за другим, а потом нырнул в заводь и наслал морок на Мостового! Тот перестрелял оставшихся, я еле успел бежать… Если бы не мои быстрые ноги, лежать мне сейчас там, у проклятой воды!
– Шаман? Поди ж ты… – Дзонго от неожиданности выпустил следопыта из объятий, и тот метнулся мимо него к костру, суетливо уронив часть тюков, и начал лихорадочно собираться. – Шаман… В живых остался лишь Заноза, наш вечный брюзга и… Шаман!
Забыв про больную ногу, Дзонго рванул к валуну, на котором затаился Коростыль. Если мечущийся по стоянке воин не врет, то они крепко вляпались. Это степь, тут амулетов и оберегов от орочьей магии нет. Там, где сложили головушку двенадцать следопытов, легко сгинут и оставшиеся трое. Одна надежда на хорошего стрелка, который сможет из засады расстрелять проклятого незнакомца.
Ударившись боком об остывший камень, Дзонго жарко зашептал:
– Коростыль, ты тут?
– А где же мне еще быть, хромая кочерыжка? Что стряслось, где остальные?
– Заноза хрипит, что с шаманом мы пересеклись. Тор с ребятами теперь там, у ручья. Отбегались. А шаман к нам идет.
– Этого еще не хватает! Надо скорее на коней и ходу!
– И далеко ты от него по ночной степи уйдешь? Здесь его ловить надо, здесь! Мы же в степи какой день, травами пропахли, нас не заметишь! Я сейчас огонь разожгу, чтобы его поближе приманить, а ты не зевай!
– Одного огня мало, сам понимаешь!
– А мы еще ножичком кого из орчат пощекочем, чтобы слышно было, да пусть Заноза собирается, ему не меньше получаса надо. А ты смотри во все глаза, вся надежда на тебя!
Лучник помолчал пару секунд и коротко бросил:
– Хорошо, сделаем. Как зверей потреплешь, за палаткой схоронись, чтобы я тебя ненароком не подстрелил.
Дзонго крабом отлепился от камня и засеменил к костру…
На остывшем камне ярко выделялось живое пятно, издалека видное среди холодных валунов. Глэд с интересом наблюдал, как оставшиеся трое живых готовили для него ловушку. Первый активно потел на высоком булыжнике, выслеживая невидимого пока противника. Второй переворошил уже весь лагерь, сгребая какие-то железки в пару больших тюков. Третий подбрасывал бесконечную вереницу веток в ярко пылающий костер.
Некоторое сомнение вызывало еще бесформенное пятно под грудой шкур на другой стороне вытоптанного пятачка. На раненых людей это не походило, на животных – тоже. В любом случае, неотвратимо надвигающийся рассвет заставлял атаковать. Как только взойдет солнце, Глэд вынужден будет драться по-другому. Не факт, что он легко сможет выстоять против троих противников…
Торопыга прислушалась к приближающимся шагам. Как ни ловка она была при живой матери, но безжалостные люди сбили с ног и скрутили лапы веревками, а в пасть вставили крепкую железку, которую не разгрызешь и ввек. Рядом безвольным комком свернулась подруга по несчастью – Шонголом, дочь старого пастуха. Но где теперь тот пастух напоил кровью травы и где теперь души клана, что безжалостно истребили у безымянного ручья? Далеко ушли воины, не вернулись, и никто не защитил самок, телами закрывавших детей от холодной стали. Только две маленькие девочки с ужасом слушали приближающиеся шаги, легко угадывая в них чужака, кормившего их вонючей кашей раз в день. Но в этот раз запах человека говорил не о предстоящем ужине, в запахе легко читались страх и злоба, пугающие орчат больше, чем неизвестность утомительного пути в рабство.
Торопыга в ужасе забилась в стягивающих ее веревках. Человек нагнулся, схватил ее за намордник и острым ножом одним взмахом распластал ремни кляпа, рывком сдергивая сбрую с головы.
– Давай, змееныш, громче! – Дзонго примерился, собираясь срезать часть шкуры с боков увертливой зверюги. Надо постараться, чтобы она не замолкала ближайшие полчаса. А что лучше для этого, как не ободранный бок.
Торопыга взвыла во всю тощую грудь, читая в глазах человека кровавую решимость, но забиться под тюки не было никакой возможности… Воин поудобнее перехватил нож, склонился, надсадно ухнул и медленно стал наваливаться на самку. Та непрестанно выла, зажмурив глаза… Выла, пока хватало дыхания. Но тяжелое тело сдавливало все сильнее, и Торопыга стала извиваться, пытаясь уползти от неминуемой смерти. Она толкалась, пихалась лапами и продиралась куда-то по мешкам и тюкам, пока наконец не оказалась на притоптанной земле. Лишь там она перевела дыхание и открыла глаза.
Напавший на Торопыгу человек лежал на разворошенных вещах, неестественно вывернув руки. Из спины его торчали две стрелы, слабо пуша оперение на предрассветном ветру. Со стороны выпаса доносился шорох травы. Через несколько минут к костру вышел еще один человек, несущий на себе тело, пахнувшее свежей кровью. Сбросив убитого у костра, незнакомец развернулся к орчатам.
Худой, жилистый и легкий в движениях чужак. Самки не видели такого в отряде раньше. Видимо, люди так же грызутся между собой ради доброй добычи, как это часто бывало у Диких. Более удачливый забирал чужие вещи и коней, захватывая в полон всех, кто не смог умереть с честью. Подойдя ближе, незнакомец бросил взгляд на Шонголом, потом повернулся к Торопыге. Та оскалила клыки:
– Уйди, человек! Мы не твоя добыча! Убью!
Пустые глазницы черными провалами ловили последние отблески луны. Тихий голос заскрежетал на староорочьем:
– Проклятье, мне только вас в попутчики и не хватает…
Разрезав путы на орчатах, безглазый бросил им флягу с водой, после чего повернулся и стал быстро обыскивать захваченный с боем лагерь следопытов.
Фрайм осторожно пробирался сквозь толпу, стараясь не затоптать какого-либо идиота, так и норовящего сунуться под копыта усталого коня. Дорога из Полана в столицу в этот раз далась нелегко. Поздние дожди превратили дорогу между городами местами в плохо проходимые болотца, лишний раз напоминая об излишней доброте его величества к казнокрадам. На бумаге тракт ремонтировали не раз. На практике купцам в последнее время приходилось пережидать распутицу по постоялым дворам и ждать первых морозов. К сожалению, Фрайму пришлось садиться в седло, невзирая на капризы погоды.
Ороман бурлил. Бесконечные толпы нарядных горожан заполнили широкие улицы, узкие проулки и многочисленные закоулки беспорядочно застроенного города. Столица праздновала победу соседей над грозными орками и радостную суету сборов собственного ополчения. Обещанные десять тысяч конницы сколачивались по всему государству, а пятнадцать тысяч пехоты лишь на пять тысяч состояли из царских полков. Остальных пехотинцев набирали под неплохие деньги по самым дальним хуторам и деревням. Горожане, ругнувшись, выплатили разовый налог, который подарил им "светоч мира и потрясатель основ", венценосный Гардолирман. Куда деваться, новые полки требовалось не только одеть из арсенальных запасов, но и накормить, напоить и отправить в степь. Однако в любом случае откупиться от его величества куда проще, чем самому попасть в цепкие лапы вербовщиков. Нет уж, дудки, пусть снег бороздят увальни с крестьянских дворов. Это для них ползолотого в месяц – огромные деньги, а хитрые жители столицы легко смогут заработать больше, не подвергая бесценную шкуру угрозе быть продырявленной ядовитой орочьей стрелой. Так что доблестные войска обойдутся в этот раз без них, жителей самого лучшего города. Вместо этого они лучше прославят в веках царствующий дом, вновь севшего в седло удачливого военачальника и храбрых солдат, что мечами присоединят дикие земли на западе от нынешних границ до самого дальнего моря!.. Разве что оставив пару миль солончаков для тупоголовых Драконов и заплесневевших болотников…
Наездник с трудом достиг переулка и стал пробираться к давно облюбованной таверне, вокруг которой раскинулось пьяное веселье. Город явно спятил, пытаясь выпить за день больше, чем наливали обычно в храмовые праздники. Даже стойло для уставшего коня пришлось отвоевывать у неуемных гуляк. Лишь через полчаса Фрайм смог подняться в оплаченную комнату, расположенную под самой крышей обычно тихого дома. Скинув сапоги, наемник брезгливо вслушался в череду воплей, пробивавшихся из главного зала.
– Неужели у наших соседей так же весело? Или Драконы все же знают толк в вине и веселье? Охо-хо, остается лишь верить, что Мим сумеет завершить эту сделку в нашу пользу и мы получим желаемое: он – замок, а я – добрый дом недалеко от центральной площади. Дом с садом, конюшней и псарней. Хорошая охота заставит меня забыть про этих идиотов, которые уже празднуют гибель всего орочьего племени… Десяток бы лохматых в город для наведения шороха, вы бы не так запели…
Фрайм устроился на скрипнувшей кровати и стал разбирать корреспонденцию, которую захватил по въезде в Ороман. Большую часть писем бросил на пол, пару отложил, а письмо от Мима придирчиво осмотрел на предмет чужого любопытства, после чего вскрыл и углубился в чтение, ловя взглядом в витиеватых строках крупицы необходимой информации.
"…Закончить основные дела… оплатить долгосрочные счета… выехать без контактов с двором, не встречаясь с фаворитами… жду в Кхуре без спешки, но мешкать не надо…"
Огонь свечи радостно принялся за плотную бумагу. Набирающий силы огонь выхватил багровыми всполохами мрачное лицо. Наемник быстро составлял в уме план дел на завтрашний суматошный день. Если постараться, вечером уже можно будет укладываться в дальнюю дорогу.
Но не предстоящее путешествие озаботило сидящего в сумраке человека. Мрачные мысли навеяла завершенная поездка в Полан. Совершенно неожиданно из каких-то глубин выглянула тень прошлого и показала зубы, оставив после себя труп виночерпия Пяти Сестер. Тело брата Визариуса со следами пыток нашли в его клетушке утром. Находка перепугала солдат до полусмерти и послужила поводом для наказания ночной стражи, прошляпившей неуловимых убийц. Личности душегубов очень сильно занимали теперь мысли Фрайма, избороздив глубокими морщинами его крепкий лоб…
Глэд согнал коней и повел их к слабо видневшемуся костру. Следовало как можно быстрее собрать валяющееся оружие и припасы и двигаться дальше в степь. Кто его знает, сколько еще таких отрядов рыскает по округе, пытаясь выследить любого, попавшего в эти дни в степь. Нужно убраться как можно дальше от неприветливых холмов, сменяя коней в пути и молясь богам, чтобы случившееся оказалось последним неприятным приключением на пути к огненному народу.
Взору безглазого предстал разгромленный лагерь. Пока он ходил на выпас, освобожденные орчата навели свой порядок. Ножами они исполосовали всю материю и вещи, до которых смогли дотянуться. Разломали мелкие ящики и коробки. Разметали осколки посуды. В костре смрадно чадили три изрезанных тела. Виновницы разгрома сидели на корточках рядом с грудой сваленного оружия и настороженно разглядывали вернувшегося нежданного спасителя.
Глэд спокойно подошел, присел рядом на корточки и всмотрелся в мстительниц. Как там Громыхатель говорил? Пробежали не более пяти летних трав, худые и голодные, самки без клановых меток. Каждая в лапе сжимает широкий нож, готова броситься в сторону при любом резком движении. Выместили злобу плена на мертвых, даже не поленились и приволокли убитого лучника, погибшего первым из троицы. Но, несмотря на разгром, отложенное им оружие, пару одеял и продукты орки оставили нетронутыми. Ждут. Ждут его решения.
– Меня зовут Глэд.
Чуткие уши дернулись при звуках речи. Непонятно, что больше напугало – медленно выговариваемые слова, изменившиеся за две сотни лет со времен умершего воина Дикого народа, или смелость чужака, открывшего личное имя посторонним.
– Я иду в степь. С людьми мне не по пути. Люди лишили меня глаз и хотят лишить жизни. Поэтому я иду в степь. Иду один. Вам предлагаю – берите по паре коней, припасы в дорогу, оружие и возвращайтесь домой. Я вам мешать не собираюсь.
Маленькая, с взъерошенным мехом на загривке лишь насупилась. Судя по тому, как она визжала, когда ее пытался убить следопыт, – голос у малютки что надо. Но сейчас лишь сердито сопит в ответ.
Неожиданно подала голос вторая:
– Шонголом некуда идти. Мой отец умер в набеге. Моя мать убита людьми, которые вели нас с собой. Моя юрта сгорела, а братья и сестры по клану мертвы. Мой клан – пепел остывшего костра. Некому защитить меня в степи. Шонголом хочет идти с тобой, безглазый человек, с языком орка и силой демона. Шонголом будет готовить тебе еду и точить твой нож.
Вторая самка попробовала ткнуть разговорчивую соседку локтем в бок, но задержала лапу, пригорюнилась и захлюпала носом. Судя по всему, лишь сейчас она сообразила, что именно говорит ее сестра по несчастью. До этого она отбивалась от неминуемой смерти, переживала свалившуюся на нее нежданно свободу, мстила мертвым врагам, а сейчас на нее накатило недавнее прошлое. Накатило, вцепилось кровавыми пальцами неожиданных смертей и болью утрат. Маленькая самка тихо плакала, побелевшими от напряжения лапами сжимая рукоятку окровавленного ножа…
Глэд мрачно смотрел на двух зверенышей, доставшихся ему в нежданные попутчики. Чужой клан примет их лишь с согласия шаманов и под хороший выкуп, таковы обычаи. Либо под личное поручительство известного воина. А кто он? Враг, человек. Такой поручитель подарит лишь мучительную смерть под пытками. Можно убить их здесь, освободив себя от нежданной обузы. Но рука не поднималась. Не мог он достать меч и ударить эти грязные комки меха, один из которых черными бусинами глаз ловил отблески костра.
Вздохнув, безглазый поднялся и обронил:
– Решайте сами. Я беру оружие, припасы и добираюсь до брошенной стоянки. Оттуда направлюсь дальше. Если хотите ехать со мной, собирайтесь.
Шонголом осторожно обняла за плечи Торопыгу и зашептала ей в ухо:
– Пойдем, сестра. Человек уходит в степь, пойдем с ним. Человек берет нас в свой клан. Странный человек будет нас кормить и не отберет у нас оружие. Человек сохранил нам жизнь и будет делить с нами кров и пищу. Наши судьбы сплелись…
Плачущая самочка кивнула зареванной мордочкой и, взяв тряпку, стала оттирать нож. Потом вложила его в ножны и, всхлипывая, стала помогать вьючить лошадей… Странный человек и две молодые самки пяти лет от роду собирались покинуть разгромленную стоянку следопытов…
– Дорогой Тертедуэй! Я наслышан о вашей доблестной службе на северной границе, службе на благо народа и меня, вашего государя! Недавние события заставили меня обратить взор на восток, где в ближайшие дни будет решаться судьба наших земель, уже обретенных и еще не освобожденных из-под ига злобных тварей… Я полагаю, что именно вы, известный военачальник, не раз доказывавший миру доблесть, сможете возглавить собираемое войско и выполнить мою волю…
Старый полководец, нарядившийся по случаю столь важного приема в лучшие одежды, чопорно поклонился. Вот уже пятнадцать минут как он восседает на широко разбросанных подушках рядом с низким столиком и общается с его величеством. Пара чаш дорогого вина во славу царствующего дома и солнцеликого Гардолирмана, затем легкие закуски, и теперь владыка Поххоморана начинает вплетать в ткань беседы краткие указания на то, что предстоит выполнить в ближайшие дни. Его величество поддался охватившему столицу разгулу и немало выпил сегодня, но, несмотря на излишнюю витиеватость слога, мозг его не затуманен и мысли кристально ясны, разящими мечами поражают всех врагов, всех-всех врагов, которые ненасытно скалятся из-за бдительно охраняемых границ на плодородные земли империи… Да, скалятся… Скалятся… Ик…
Его величество запил напавшую икоту остатками вина и постарался собраться с мыслями, пока виночерпий подливал следующую пряную порцию.