Ведь корабли с нелегальными эмигрантами и ковры-самолеты не привозили сюда мебель Людовика XIV, не говоря уже о XVI. Но если где-нибудь в стране и есть кусок бидермайера или ломоть барокко, то об этом знают все профессионалы, как, например, о знаменитом флорентийском комоде в Кирьят-Бялике…
- Все мои подруги просто помирают по этому комоду, - говорит жена с горящими глазами, - за него просят как минимум одиннадцать тысяч двести лир, но торговцы ждут, что цена упадет.
- А подруги?
- Они не знают адреса…
Адрес! В этом секрет всего бизнеса. Если у вас есть адрес, у вас есть антиквариат. Без адреса вы просто ничтожество, карлик. Настоящий агент по продаже антиквариата предпочтет умереть в страшных мучениях, чем выпустить из своих уст даже намек на адрес…
Никто не знает, к примеру, кто были прежние хозяева этих неаполитанских часов с маятником (1873), показывающих даже фазы Луны. Впрочем, они уже пятьдесят лет показывают одно и то же затмение, ибо некоторые шестеренки внутри выпали и теперь часы можно использовать только в качестве столика для косметики. И все же на подруг моей жены они производят сильное впечатление. Хася считает, что и хрустальная позолоченная клетка для орлов (1900) - просто замечательная. Молодой Бандури, который умеет обновлять, достал для моей жены в Яффо эту штуку - он выцарапал ее у одного репатрианта из Кении, который продал ее Азизаву через Векслера.
Тот же Йосеф Азизаву достал ей одну ножку от виндзорского оригинального стола (1611), потрясающую ножку, всеобъемлющую, с фигурной затейливой резьбой, радость для глаз, тяжелую как лишай.
- Жена, - прошептал я после того, как ушли грузчики, - зачем нам эта запчасть?
- На это так сразу, стоя на одной ноге, не ответишь… - сказала она.
Она, как выяснилось, надеется, что Азизаву достанет ей еще таких ног, и, когда их станет побольше, из них даже можно будет сделать столик для косметики. Наша квартира теперь переполнена атмосферой до самого потолка. Шагу нельзя сделать, чтобы не наткнуться на рассеянные повсюду остатки рококо. Время от времени звонит телефон, я поднимаю трубку, а на другом конце провода ее кладут. Я сразу понимаю, что это Векслер.
Посторонние люди слоняются по квартире и политурят мебель.
Когда женушка вертится ночью, мне ясно, что она мечтает о флорентийском комоде из Кирьят- Бялика.
- Такие сны частенько меня будят, - жалуется она.
Последней каплей для меня был комод бидермайер с красным мрамором (1022).
* * *
В то время у меня была уже аллергия на тяжелую поступь грузчиков на лестнице. На этот раз их шаги раздавались особенно гулко, и комод, который они притащили, был похож на индийское надгробие весом в пол-тонны. В порядке бакшиша они притащили также и складную полевую койку фельдмаршала Гинденбурга (1918), а в комоде я нашел хрустальный компас с магнитом эпохи Чинквеченто.
- Я не фельдмаршал, - проревел я, - и мне не нужно открывать Северный полюс! Зачем ты это все купила?!
- Поставим у моей кровати.
- А моя?!
Всегда она приобретает вещи по одной. Один стул, одно кресло, один комод.
Как будто у нас нет в доме двух кроватей, не считая складного Гинденбурга…
- Ладно, - оправдывалась жена смущенно, - я попрошу их, чтобы поискали мне пару к каждой вещи…
К Векслеру я пошел рано утром. На моем лице было решительное выражение. Я застал его в процессе внутренних перестановок, то есть он кидал одну антикварную вещь на другую, создавая полнейший беспорядок, ибо, как стало мне потом известно, чем больше беспорядка в настоящем магазине антиквариата, тем выше доверие покупателей…
Пока Векслер занимался внутренней реорганизацией бизнеса, я огляделся.
На стене висела карта страны, утыканная десятком флажков с надписями типа: "Табуретка эпохи Ренессанса", "Испанский гобелен (1602)" и, разумеется, в районе Хайфы - "Флорентийский комод". В районе северного Тель-Авива стоял черный (!) флажок "Новая хозяйка. Комод бидермайер, клетка Людовика XIII, полевая койка".
Кровь ударила мне в голову. Ведь это мы!
Из осторожности я представился как Цви Шамай Шейнмус. Векслер внимательно поглядел на меня, пролистал альбом фотографий на столе и произнес с приятной улыбкой:
- Как себя чувствует ножка стола?
- У нее все в порядке, - покраснел я.
Векслера обмануть невозможно. Векслер знает все.
Векслер - разведка.
- Как здоровье госпожи?
- Ей вообще-то не надо знать, что я здесь. Она должна сегодня быть у вас?
Векслер подошел к факсу и прочитал в листах, вылезающих из гудящего прибора: "Мадам Рекамье зашла к Азизаву десять минут тому назад и стоит у серванта".
- Оттуда она, разумеется, пойдет к Бандури, у него есть адрес серванта, - сделал Векслер обзор событий, - у нас есть пятьдесят минут до того, как она придет сюда. А в чем дело?
- Господин Векслер, я ликвидирую запасы.
- Чашечку кофе? Да, разумеется, вредно для здоровья держать антиквариат в одном и том же месте несколько месяцев. Я полагаю, вы еще никому не рассказывали о вашем решении?
- Только вам. Но я прошу привести покупателя, когда моей жены не будет дома.
Векслер снисходительно улыбнулся:
- Привести клиента по адресу? Это самоубийство. Пять лет тому назад мы брали кое-каких покупателей по адресам, где находится товар, но мы завязывали им глаза, а они все равно подглядывали через щелку. Адрес - это серьезно. Вы должны будете привезти весь товар сюда, на мой склад…
На столе зазвонил красный телефон. Векслер подошел к аппарату, а затем передвинул на карте флажок "Сервант" в район северного Тель-Авива. Мадам Рекамье как раз сейчас купила его.
* * *
Операция была организована превосходно.
Векслер позвонил в Яффо молодому Бандури, который умеет обновлять, и объявил о "ликвидации адреса". Бандури сообщил Азизаву, что у него есть свеженький покупатель - безумная миллионерша из Южной Америки.
В 12.00 я попрощался с женушкой, которая выходила на обход магазинов с выражением особой озабоченности, как будто что-то предчувствуя.
В 12.30 я распахнул двери настежь перед Векслером и тремя его глухонемыми грузчиками. Они увезли весь антиквариат к молодому Бандури в Яффо…
В 13.00 я был уже один в пустой квартире. Растянулся на диване (1961) и затянул веселую песенку, как будто только что избавился как минимум от подводной лодки.
В 13.30 я вдруг услышал знакомые тяжелые шаги грузчиков и опрометью бросился к двери… они несли обратно… рустик… винздор… сервант… все…
- Эфраим, - радостно сообщила жена, - мне просто фантастически повезло! Я нашла второй комод!
Войдя в квартиру и обнаружив, что комод по-прежнему один, мадам Рекамье горько разрыдалась:
- Все кругом мошенники! Азизаву сказал, что он купил все это у одной сумасшедшей миллионерши из Южной Америки… все мои сбережения пошли прахом… какие все сволочи…
Кровь бросилась мне в голову. Я знал, что одни и те же вещи совершают природный круговорот, но чтобы жена покупала их по адресу мужа…
Я обнял женушку.
- В порядке компенсации за то, что эти спекулянты нас обманули, - процедил я сквозь зубы, - мы немедленно отправляемся покупать флорентийский комод из Кирьят-Бялика…
* * *
Не место и не время раскрывать, как мы получили адрес. Об этом еще будут говорить в широких кругах ценителей антиквариата из поколения в поколение.
Хася сказала нам, будто Векслер подозревает, что моя женушка проникла ночью к нему в магазин, залезла в один из шкафов стиля ампир и там ей удалось подслушать разговор насчет комода. Всего лишь за тринадцать тысяч двести лир мы приобрели эту замечательную вещь, и теперь она стоит у нас в доме, перегруженном атмосферой, в качестве скромного столика для косметики.
Сегодня мы - самые известные в регионе собиратели антиквариата, и все радары и факсы направлены на нас. Позавчера Азизаву валялся у нас в ногах, вымаливая продать ему хоть что-нибудь, ибо с тех пор, как обрушился миф об адресах, продавцы антиквариата просто не могут работать. Но я ответил:
- Йосеф Азизаву! Комод останется у нас!
Наше флорентийское чудо совершенно изменило расстановку сил на фронте антиквариата и даже вызывает в нас некоторое чувство злорадства. Ведь из двадцати восьми предметов антиквариата в стране девять - у нас. А поскольку нет кругооборота товаров, то из-за нас торговля антиквариатом в стране парализована. Векслер и Азизаву так и не оправились от этого удара. Только молодой Бандури из Яффо еще как-то держится на плаву. Ведь он умеет обновлять.
Долгое ночное путешествие
Было десять с четвертью вечера. Папа с мамой ушли в кино и оставили ребенка на попечении опытной нянечки, госпожи Регины Флейшхакер. Рафи баловался в кровати и не засыпал. Тускло горела лампочка. За окном была безлунная ночь.
Ветер доносил из пустыни вой шакалов. Пролетали совы.
Опытная нянечка: В такой поздний час хорошие дети должны спать.
Рафи: А ты вообще некрасивая.
- Ты хочешь что-нибудь попить?
- Эскимо.
- После того как заснешь, получишь эскимо. Хочешь, расскажу тебе сказку, как вчера?
- Не надо сказку! Не надо!!
- Очень хорошая сказка. Красная Шапочка.
Рафи пытается убежать: Не надо красную! Аааааа!
Опытная нянечка (опираясь на свой богатый опыт): Тихо! Слушай внимательно! Жила была хорошенькая девочка, и звали ее Красная Шапочка.
- Почему?
- Потому, что она всегда носила красную шапочку.
- Эскимо.
- Завтра! И что же сделала маленькая Красная Шапочка? Она пошла к своей бабушке. А бабушка жила в большом лесу, как войдешь туда, так уж никогда не выйдешь! Там высокие до неба деревья, и темнота, ой какая темнота, какая жуткая и страшная темнота…
- Не нравятся мне такие разговоры.
- Каждый ребенок знает сказку про маленькую Красную Шапочку. Что скажут маленькие приятели, если узнают, что Рафи не хочет слушать сказку про Красную Шапочку?
- Не знаю.
- Вот видишь? И вот шла она, шла бедная Красная Шапочка по темному-темному лесу все дальше и дальше, ой как она боялась… в чем дело?
- Я уже хочу спать.
- Нельзя перебивать тетю посреди сказки. И вот она шла, шла, ой как же ей было страшно одной, и ее сердечко билось от страха как барабан, а сзади нее притаился за деревом ВОЛК!
Рафи (в ужасе): Почему волк? Зачем сразу волк? Не надо никакого волка!
- Но это же сказка, дурачок! У волка были огромные страшные зубы и огромные страшные глаза (открывает глаза до размеров тарелки), во-от такие!.. И вот такие страшные желтые зубы - рррр!
- Когда мама придет?
- И что же сделал злой волк? Он побежал к дому бабушки, подкрался к ее постели, раскрыл свою жуткую пасть и ААААМ! бабушку (взрыв, вещи летают по квартире), ррразорвал ее живьем!
Рафи выпрыгивает из кровати от ужаса и накрывает голову.
Опытная нянечка бросается вслед и гоняется за ним вокруг стола: Рафаэль! Вернись немедленно в кровать! Иначе я перестану рассказывать. Ну, ты знаешь, что сказала Красная Шапочка, когда увидела волка в постели бабушки? Она спросила… иди сюда!.. зачем тебе такие огромные глаза? (показывает размер суповой тарелки)?.. зачем тебе такой большой рот?..
Рафи бросается к окну и распахивает его: Спасите!
Опытная нянечка (закрывает окно и делает Рафи "ну ну ну!"): Волк запрыгивает в кровать и ААААМ!
Рафи: Мне нужно поговорить с моим адвокатом…
- И тут волк ррррастерзал Красную Шапочку на куски! РРРРР! РРРР!
Рафи заползает под кровать, прижимается к стенке и орет: Мамочка!
Опытная нянечка (лезет под кровать): И вдруг идет дядя охотник с большим ружьем и буммм! - убивает волка насовсем! Бабушка и Красная Шапочка вылезают из брюха волка целые и невредимые.
Рафи (высовывая голову): Это конец?
- Нет! Нет! Они кладут камни в брюхо злого волка… огромные камни…
Еще больше! Ужасные камни… страшные…
Рафи (сражаясь за свою жизнь): Тетя - бяка!
- И пфлацццц - бросают его в реку!
Рафи лезет на стенку.
- Ну, хорошая сказка?
Папа и мама возвращаются из кино: - Рафи, слезь с потолка немедленно! Что случилось, госпожа Флейшхакер?
- Ребенок сегодня очень нервный. Я хотела успокоить его сказкой.
Мамочка (поглаживая разом поседевшего Рафи): Большое спасибо, госпожа Флейшхакер! Просто не знаю, что бы мы делали без вас!
Вдали возникает благородная фигура Франкенштейна.
Грехи наши тяжкие
В этом году я, как человек очень медлительный, вложил судьбу моего первенца Рафи в руки его бабушки Гизелы и уехал с женой в отпуск.
Мы остановили свой выбор на семейной гостинице где-то на севере страны, на границе с врагом. Тихое скромное местечко, далекое от городской суеты, где нет музыки и бальных танцев, развлечений до утра, алкоголя - все это не для нас.
Я сразу же позвонил в это симпатичное место и заказал комнату для себя и жены.
- Вы приедете вместе? - спросили они.
- Конечно, что за вопрос.
И вот мы входим в гостиницу и предстаем пред регистратурой, заполняем щедрой рукой анкеты, но портье дает нам два ключа:
- Господин в комнате семнадцать, госпожа - в двести третьей.
- Да, но я просил один двухместный!
- Вы хотите вместе?
- Ну да, с женой.
Портье не спеша подошел к нашим чемоданам и посмотрел на наклейки.
О Господи - жена одолжила чемодан у моей тещи, и на нем, естественно, было написано "Гизела Шпиц". Портье вернулся за свою стойку и презрительно бросил:
- Ну ладно, только ради женщины - вот вам ключ от номера на двоих, "госпожа Кишон".
- Послушайте, - пробормотал я, - может, вы хотите посмотреть наши документы?
- Не нужно, - изрек он, - мы не такие уж аккуратисты. Это ваше личное дело…
Со смешанными чувствами мы вернулись в холл. Все взгляды были устремлены на нас, а рты - разинуты в издевательской "понимающей" улыбке. Только сейчас я обратил внимание, что на жене - вызывающее красное платье и каблуки туфель слишком высокие. Черт побери, этот лысый неотесанный толстяк с внешностью импортера или вроде того указывает на нас и шепчет что-то на ухо своей красотке блондинке с пышной прической. Гадость какая! Как не стыдно такой молоденькой девушке появляться в обществе рядом с таким старым истуканом, в то время как в стране немало молодых людей вроде меня! Она, верно, какая-нибудь "танцовщица" полусвета, способная полюбить даже такого старого урода, абсолютно непривлекательного, только за его деньги…
- Привет, Эфраим!
Это, оказывается, Киршнер-сын сидит в уголке, подмигивает и показывает пальцем у виска: "Псих".
Сам идиот. Моя жена весьма хороша на исходе лета. Чего они все от меня хотят? Обед вывел постояльцев из равновесия. Мы тихо и незаметно прошли к своему столу, но наши уши воспринимали обрывки фраз: "Оставил маленького сына с женой дома - эта толстовата, но говорят, что ему как раз такие нравятся… живут в одном номере, как будто так и надо… я знаком с его женой, потрясающая женщина, а он водится с этой девкой, кто поймет этих мужчин…"
Киршнер-сын вскочил нам навстречу, волоча за собой разодетую женщину с обручальным кольцом на пальце. Он представил ее как свою "сестру", а я познакомил его со своей женой. Он поцеловал ей руку с ехидной и одновременно приветливой улыбкой, а затем отозвал меня в сторону.
- Дома все в порядке, - с заговорщицким видом спросил он, - как дела у жены?
- Да ты же только что с ней разговаривал!
Он обхватил меня за талию и предложил пропустить стаканчик сливовицы в баре.
- Ты должен избавиться от этой стеснительности, - объяснял он, - сегодня это уже не считается изменой. Лето. Жарко. Все устали. Такие небольшие приключения помогают мужу преодолеть трудности, возникающие при общении с женой, все так делают, ничего страшного в этом нет, лично он, Киршнер, убежден, что, если бы моя жена узнала об этом, она бы меня простила…
- Но это действительно моя жена!
Но он уже отстал от меня, и я вернулся к жене, а он - к своей "сестре".
Мужчины, уставившиеся было на мою жену, стали медленно и неохотно расползаться. Моя женушка вся сияла, и в глазах ее светилась весна.
Она рассказала мне, что один из здешних мужчин, очень приятной наружности, уговаривал ее "удрать от этого смешного типа" и перейти к нему в номер…
- Разумеется, я просто посмеялась над ним, - успокоила меня жена, - я к нему не пойду. У него большие уши.
- Только из-за этого? А то, что я - твой муж?
- Ой, правильно, я совсем забыла.
Толстый лысый импортер подскочил к нашему столу и представил нам свою чудо-блондинку:
- Знакомьтесь - это моя дочь.
Только из-за того, что он такой толстый, я не стал выставлять его на посмещище перед всеми этими ханжами. "Дочь"? Она вообще на него не похожа, у нее нет даже следов лысины…
- Познакомьтесь с моей подружкой, - сказал я, - госпожа Шпиц.
Это было началом новой эпохи семейных отношений. Моя женушка сразу же на диво изменилась. Если я пытался ее слегка обнять при всех, она отстранялась, утверждая, что ей нужно хранить свою честь. Однажды после ужина я попытался ущипнуть ее за щечку, чтобы появился румянец, но она резко скинула мою руку.
- Ты с ума сошел! - процедила она сквозь зубы. - Ты хочешь, чтобы они все окончательно убедились в том, что я - какая-нибудь девка? Тебе мало того, что о нас судачат на каждом углу…
Что говорить - она была права. Мне уже довелось слышать, что мы купались вечером обнаженными при свете луны в открытом море. Пошел слушок, что я приучаю ее к наркотикам и другим подобным вещам.
"Сестра" Киршнера-сына (кстати, ее видели "гуляющей" с "братом" в "ближайшей роще") - так вот, она рассказала нам, что народ нервничает из-за того, что муж моей женушки что-то заподозрил и бросился за ней в Цфат и нам пришлось в последнюю минуту сматывать удочки, опасаясь его гнева…
- Это правда? - допытывалась "сестра". - Ну пожалуйста, я никому не скажу…
- Не совсем, - ответил я, - ее муж действительно поехал в Цфат, но со своей домработницей.
Любовник домработницы (кстати, отец троих детей) погнался за нами и забрал свою подругу. Муж решил нам страшно отомстить, и с тех пор продолжается это ужасное преследование…
"Сестра" снова пообещала нам молчать, как семейная могила, и тут же побежала поговорить со знакомыми…
Через четверть часа нас подозвал портье и спросил с видимым отвращением:
- Может, все-таки вам пожить в отдельных номерах, формально?
- Нет, - ответил я, - только смерть разлучит нас!
Положение усложнилось по совершенно другой причине. Жена решила заказать праздничный ужин с французским шампанским в серебряном ведерке со льдом. А в конце недели она заявила, что ей срочно нужны дорогие украшения и шуба. Ну, как принято в таких случаях…
- Посмотри, какие подарки получила "дочь" лысого толстяка.
И тут случилось несчастье. В один прекрасный день с совершенно удушающей погодой в нашу гостиницу прибыл хайфский репортер, который всех здесь хорошо знал.