Придворный, с хорошими перспективами. Красавец. Достаточно богат. Не обделен умом. На ней сам остановил свой выбор, заприметив на ассамблее в Санкт-Петербурге. Брата все обхаживает. В имении у Тумановых, не в пример этому предателю, бывал куда как часто. Оказывает всяческие знаки внимания. Что еще нужно?
А вот и он сам. Сидит на коне как влитой. На этот раз прибыл со свитой государя. И как это император оставил двор без его пригляда? Насколько ей было известно, Петр Борисович держал в своих руках бразды правления всем императорским двором. Хотя тот и был невелик, но все требует догляда и управления.
При виде княжны Шереметев учтиво поклонился, насколько это было возможно в седле. Она ответила тем же, а потом назло всем, а скорее себе, так как остальным до этого не было никакого дела, одарила его лучезарной улыбкой. Нет, не ошиблась она. И впрямь запала в сердце графу. Вон как засветился и приосанился.
За этими гляделками она как-то упустила момент, когда дверь возка распахнулась и на снег ступил император. Когда же она наконец перевела взгляд на царственную особу, то увидела хмурое и даже угрюмое выражение лица. Странно. Он всегда приезжал к ним в имение в прекрасном расположении духа и в ожидании новых достижений княжны.
А вот дудки! Это она должна быть недовольной! Тоже нашелся Иван Калита! Всюду ему выгоду подавай да прибыток казне. А то, что по миру пускает верного своего слугу, ему невдомек. Неужто не понимает? Как бы не так. Все он понимает. Она-то его купеческую натуру уже раскусила. Давно с такими дела имеет. И нет разницы, какого ты звания, человек, он и есть человек, со всеми слабостями и пороками.
Однако как ни была она зла на императора, приличия соблюла, приветствуя полагающимся поклоном. Петр, как обычно, взял ее ручку в свою, поднес к губам и поцеловал. Анна была настроена решительно и намеревалась вести себя холодно.
Вот только опять сердце не захотело жить в мире с рассудком. Едва пальцы Петра коснулись ее руки, оно забилось, словно птица в клетке. А от поцелуя, показавшегося горячим даже сквозь перчатку, по жилам разлился огонь, вызвав легкую дрожь. Господи, да что же это такое? Отчего так-то? Ведь ненавидит она его.
– Здравствуйте, Анна Александровна, здравствуйте, хозяюшка.
А голос… Боже, какой у него голос. Мягкий, бархатный, обволакивающий. Стой! Ты что делаешь?! Не смей! Он предатель и вор! Точка! И голос у него скорее суровый и недовольный. Это с чего бы?! Сам как вор пришел в дом и еще чем-то изволит быть недовольным?! Ну, Петр Алексеевич!
– Здравствуйте, ваше императорское величество. – Несмотря на то что первое слово далось с трудом, голос ее был тверд и холоден. Все как и хотела. Получай, тать! – Вот только ошиблись вы. Не хозяйка я в этом доме. Хозяйка нынче в отъезде.
– Ну так вы за нее, не так ли? Или что-то изменилось с нашей последней встречи? – Петр постарался скрыть охватившее его недоумение и с трудом удержался, чтобы не бросить взгляд в сторону светящегося как ясно солнышко Шереметева.
Ну а как прикажете реагировать на это "ваше императорское величество"? Не "Петр Алексеевич", не "государь", хотя самое настоятельное позволение имеет. Что случилось-то? Еще и Петька этот. Впрочем, не здесь же выяснять.
– Нет, ваше императорское величество, ничего не изменилось. Вот он, мой брат, хозяин имения, мануфактуры, фабрики и всех угодий, – все так же холодно ответила девушка.
"Эге, паря, да ты влип. По самое не балуйся влип. Видел, как она на Шереметева глазками стрельнула? А он как на нее поглядывает? Если чего и хотел, то опоздал. Как есть опоздал. И нечего от меня отмахиваться. Сам дурак. Сам в себе разобраться не можешь, а туда же. Виноватых ищешь. Ничего я тебе советовать не буду. Тут тебе никто не советчик. Сам разбирайся".
Поддержал, помог, нечего сказать. Уж лучше бы молчал. Тоже нашелся ангел-хранитель. Петр только сжал челюсти и по уже сложившейся привычке глубоко вдохнул и выдохнул. У него теперь хорошо получается, считай, никто и не замечает. Ан нет. Она заметила. Вон как стрельнула глазками и подбородок вздернула.
– Шереметев.
– Я здесь, государь. – Придворный тут же оказался подле Петра, готовый выполнить любое распоряжение.
– Мы пока делами займемся да хозяйство обойдем. А ты озаботься подготовкой к ассамблее.
Показалось? Или император недоволен своим приближенным?
– Так уведомления уж разосланы, – растерянно ответил Шереметев.
Нет. Не показалось. Петр явно недоволен своим царедворцем. Вот смотрит Анна, и мнится ей, что государь словно хочет показать ему его место. С чего бы это? Судя по реакции Петра Борисовича, ему и самому невдомек.
– А ты и успокоился. Дом подготовить потребно, иное разное. Тебе лучше знать, не впервой устраивать ассамблеи. Можно сказать, собаку на этом деле съел.
– Все исполню, государь. Не изволь беспокоиться.
– Вот и исполняй.
Шереметев поклонился и поспешил удалиться с глаз долой. Странно. Раньше Петр никогда не интересовался подобными мелочами. Словно ему всегда было абсолютно безразлично, как все будет организовано. Что при его отношении ко всякого рода пышным церемониям и празднествам было вполне объяснимо. А тут такое внимание.
Опять же Тумановым не привыкать к приему соседей и устройству ассамблей. Всего имеется с избытком. И места хватает, и слуги знают, как все обустроить, тут даже вмешательства не требуется. Разве только окинуть все хозяйским взглядом да указать на мелочи. Но до того времени еще с избытком.
Еще одна странность. Вообще-то Иван не только хозяин дома. Он еще владелец и мануфактуры, и созданной фабрики. И стада и селения принадлежат князю. Потому ему в первую очередь следует сопровождать императора при обходе владений. Ан нет, и его государь отправил заниматься подготовкой к празднику. Словно тут какой особый прием намечается…
В эту поездку Петр взял с собой только шестерых гвардейцев его неизменного эскорта да дюжего сержанта, который, казалось, вообще никогда не отходит от государя. Сопровождала же его только она. Это когда же такое случалось, чтобы он приезжал без целой своры мануфактурщиков и управляющих?
Она же у него за диковинку, которую нужно неизменно всем показывать, расхваливать и ставить в пример. Ах да, еще потребно чуть не за ухо трепать и приговаривать: учитесь, олухи царя небесного, как нужно работать. А тут, можно сказать, только вдвоем. В иное время она и обрадовалась бы, да только не сегодня. Нет, что-то такое волнительное есть. Хотя… Это, наверное, скорее от переполняющей ее злости.
Объезд начали с дальних угодий. Петр не чинясь обходил кошары, знакомясь с тем, как именно все устроено. Обходил сам, так как Анна наотрез отказалась входить в помещение, пахнущее далеко не французскими духами. Конечно, если его императорское величество прикажет… Нет? Ну и ладно, тогда она на свежем воздухе обождет.
Петр с нескрываемым удивлением посмотрел на девушку. Что за странные перемены? Раньше она вроде никогда не чуралась лично на все взглянуть и пощупать своими руками. Да что там, делала это с нескрываемым удовольствием. У нее даже любимицы среди овец были. И ягнят всегда брала на руки, как игрушку какую, в сердце запавшую. Ладно, можно все осмотреть и в обществе пастухов. В конце концов, княжна не может знать больше них.
С разведением овец у Тумановых все обстояло наилучшим образом. Не собираясь делать все наобум и надеяться на авось, к этому делу они подошли с уже привычной обстоятельностью. Вернее, подошла Анна Александровна. Ей удалось сманить из Испании семью пастухов. Пусть в здешних краях значительно холоднее, зато теперь у бедной семьи есть свой просторный дом и они ни в чем не знают нужды. Да при этом им не приходится делать ничего такого, чем бы не занимались раньше. Правда, холодно в этой дикой Московии, но, с другой стороны, не такая уж это и беда.
В настоящий момент стадо мериносов составляло уже около тысячи голов. Животные прижились хорошо и полностью акклиматизировались. Все было за то, что с разведением этой ценной породы княжна справилась просто великолепно. Не сказать, что Петра полностью устраивал тот факт, что обширные поля полностью ушли под разведение мелкого скота, так как у Тумановых помимо поголовья мериносов имелись и другие, в куда большем количестве.
Но тут никак не подгадаешь. Запало девушке, живущей в Псковской провинции, заняться овцеводством. Не гнать же ее в степные районы. К тому же пастух-испанец занимается скрещиванием различных пород овец и всячески в том поощряется молодой госпожой. Глядишь, вскорости появится порода, полностью адаптированная для России. Одно имение – это не страшно.
После настала очередь фабрики. С делами на мануфактуре Петр был знаком давно и обстоятельно. Меняться там по большому счету было нечему. Разве только когда у хозяев появятся средства, мануфактура исчезнет и на ее площадях расположится новая фабрика. Или, вернее сказать, новые цеха.
А вот сама фабрика Петра заинтересовала. И тут уж, как ни старалась Анна остаться в стороне, ничего-то у нее не вышло. Разумеется, ее помощник вполне мог все показать и рассказать. Неумехе девушка не доверила бы управление. Но император требовательно посмотрел на хозяйку, и той ничего не оставалось, как, тяжко вздохнув, провести государя по всем цехам самолично.
– Ладно у вас тут все устроено, Анна Александровна, – остановившись и с удовольствием глубоко вдохнув особый, густой фабричный воздух, произнес Петр.
– Стараемся, ваше императорское величество, – чуть ли не с вызовом ответила девушка.
– Оно и заметно, что стараетесь. Сколько полотна приходится на один стан за день?
– Восемь аршин, ваше императорское величество.
– А сколько успеваете переработать?
– Фабрика за день выдает в среднем четыреста аршин готового полотна. Иногда чуть больше, иногда чуть меньше. Все зависит от частоты различных несуразиц.
– Прекрасно. Просто замечательно. Это в сравнении с вашими же станами на мануфактуре выходит в два раза больше. Изрядно. А еще больше не выйдет?
– Да куда больше-то, ваше величество? И без того изрядно выходит. Подумать только, еще шесть лет назад я радовалась тому, что с каждого стана за день возможно получить по два аршина сукна, а тут в четыре раза больше.
– И что, вот так вот всем довольны?
– Ну-у, по мне, так можно было бы и больше. Но тогда нужно переделывать стан и вносить в него изменения.
– И какие, на ваш взгляд, изменения могли бы способствовать еще большей отдаче? Говорите, Анна Александровна, говорите, не стесняйтесь. Порой и самая бредовая идея находит воплощение в жизни. Да вот хотя бы движитель Силина тоже казался бредом, а на поверку получилось куда изряднее английской махины.
– Движитель и впрямь вышел на славу, – пристально глядя на Петра, произнесла девушка.
Тот преобразился. То был мрачен и угрюм, потом словно прятал от нее взгляд, но, оказавшись на фабрике, воспрянул духом. Ах да, радуется успехам своей диковинки. Не иначе как опять пришлет к ней целую свору нерадивых работников, науку постигать. Ну что же, давай, раз уж так. Погляди, кого и за что решил пустить по миру.
– Извольте, ваше величество, – наконец решившись, начала девушка. – Один ткач вполне способен присматривать за двумя станами, есть и те, что управляются с четырьмя. Но это уж совсем оборотистые, у которых шило в известном месте. Да только простои долгие случаются, а потому я того не одобряю. Все оттого, что выходит множество задержек, даже при нормальной работе каждый раз приходится менять катушки в челноках. Вот кабы был механизм, который бы сам ставил на замену новую катушку или заряженный катушкой челнок, тогда и станы останавливались бы куда реже…
Анна говорила и говорила, высказывая свои наблюдения. Петр же, вооружившись книжицей, записывал все замечания. Задавал уточняющие вопросы, просил показать, как она видит решение той или иной проблемы. Анна коснулась и иных проблем, не только по ткацким станам. Петр продолжал записывать, проявляя всесторонний интерес…
– Спасибо, Анна Александровна. Это очень ценные наблюдения, – наконец пряча книжицу, произнес Петр. – Андрей Константинович, конечно, длительное время проводил испытания своих махин. Но, как говорится, практикам все видится иначе. А уж такому, как вы, досконально постигшей ткацкое дело, и подавно.
– Благодарю, ваше величество.
– Кстати, Анна Александровна, коли у нас зашел разговор об этом… Брат разговаривал с вами?
– Разговаривал. – Ну вот. Только настроение начало поправляться…
– И как? Когда вы будете готовы приступить?
– Никогда, – резко обернувшись к Петру, выпалила девушка, чем ввергла императора в ступор.
– То есть как это никогда?
– Я никогда не буду к этому готова, ваше величество, – все так же с вызовом ответила Анна, которую уже буквально трясло от негодования.
Сержант, все это время неотступно следовавший за парочкой, как-то странно ухмыльнулся и словно невзначай отошел в сторонку. Вот только что был рядом, а вот уже внимательно наблюдает, как ткачиха управляется со станом. Хм… Еще и интересуется у нее чем-то, пальцем в махину тычет да со знанием дела покачивает головой. А потом приобнял ее и, увлеченно слушая, повел куда-то.
Все это Анна отметила лишь краем сознания, сосредоточив внимание на государе. Нет, не так. Молнии из глаз в него метала. И как только не испепелила.
– Анна Александровна, каждый из нас отдает все силы на благо государства. У вас есть несомненный талант, и просто грешно не поделиться им. Ткацкие фабрики – дело совершенно новое, и специалистов для них попросту нет. Вы же достигли просто поразительных успехов. Ни одна казенная фабрика не в состоянии соперничать с вашей. Неужели вас ничто не заботит кроме собственной выгоды? Так ведь на нее никто и не претендует…
– Не претендует? – Девушка едва не задохнулась от возмущения. – Развалить налаженное суконное производство только оттого, что армии понадобилась посконь – это так вы ни на что не претендуете? Не убили тогда моего брата, так решили нас по миру пустить? Не смотрите на меня так, ваше величество. Брат, он на службе и готов жизнь положить, если то будет потребно России. Но я в первую очередь думаю о его семье, даже если он об этом позабыл. Да где это видано, чтобы государь желал разорения своим верным слугам?
– Погодите, Анна Александровна. Успокойтесь. – Петр даже растерялся от того напора и пыла, с которым набросилась на него разгневанная княжна.
– А чего мне успокаиваться? Может, еще обвините в чем? Так давайте. Лучше уж на плаху, чем видеть это непотребство.
– Какая плаха? Какое непотребство? Вы о чем вообще, Анна Александровна?
Император окончательно потерял нить рассуждений девушки, не в состоянии понять, что вообще с ней произошло. Мало того, он уже и сам начинал сердиться. Перед ним стоял последний человек на этом свете, на которого он хотел бы гневаться, но и совладать с собой ему было все труднее и труднее.
Да что такого особенного он сказал, чтобы заслужить подобное? Вот именно, что ничего. А потому выслушивать этот поток негодования, да еще и несправедливого, он не собирался. Вот только, как ни непристойно вела себя девушка, обижать ее тоже не хотелось. А вот понять… Понять очень даже не мешало бы.
– Я о том, ваше величество, что вы повелели наладить производство поскони на фабрике моего брата и ввергнуть его в пучину разорения.
– Развалить столь хорошо налаженную суконную фабрику, чтобы наладить производство поскони? Я что, по-вашему, похож на недоумка? Ну чего вы так на меня смотрите? Только что вы не стеснялись в выражениях. Прошу, продолжайте.
Анна в растерянности смотрела на императора, силясь понять происходящее, и не понимала ровным счетом ничего. К горлу подкатил твердый ком. От обиды хотелось плакать. Да что там плакать, она готова была разрыдаться. Пытаясь сдержаться, она часто и глубоко задышала. Как он мог? А мог ли? Вон как смотрит. Да и его слова… Неужели?.. Не-эт, брат не мог ошибиться или обмануть. Да и зачем ему это?
– Вы… Вы ска-за-ли бра-ту, ч-что х-хоти-те п-пору-чить м-мне в-выделывать п-посконь. Ч-то он-на пот-требна для армии, – превозмогая себя и борясь с готовыми вырваться наружу рыданиями, запинаясь, произнесла девушка.
– Да, я говорил это. Да погодите вы, Анна Александровна. – Петр едва успел схватить за руку княжну, уже готовую от него убежать. – Да, я спросил вашего брата, возьметесь ли вы за выделку поскони. Это действительно важно, и не только для армии.
– Вот видите! – все же расплакавшись и растирая по лицу хлынувшие из глаз слезы, выкрикнула она.
– Господи, да что в этом такого-то? Я ведь не приказываю вам. Не хотите расставаться с вашей фабрикой – да ради бога. Найду кого-нибудь другого. Анна Александровна, давайте присядем вот здесь. Прошу. Во-от так, – помогая девушке устроиться на какой-то колоде и присаживаясь на корточки напротив нее, самым заботливым тоном произнес Петр. – Итак. У меня сложилось стойкое убеждение, что произошло какое-то недоразумение.
– Да какое недоразумение, коли вы сами говорите, что…
– Говорю. Все правильно. Вот только, по-моему, внимая моим словам, вы слышите только себя…
В усадьбу Петр вернулся, испытывая двоякое чувство. С одной стороны – сильное облегчение. С другой – будучи крайне рассерженным. Господи, это же нужно было до такого додуматься! Нет, он конечно же не ангел, и тому яркое подтверждение последнее посещение им четырех купеческих домов. Осчастливил, нечего сказать, растряс мошну, веками собираемую, и заставил вкладывать нажитое в различные предприятия.
Но даже им он предлагал заняться не просто чем-либо ранее не свойственным, а сулящим неизменно большую прибыль. Да еще и сам выступал в качестве поручителя и гаранта. А тут вдруг ни с того ни с сего решил разорить честно служащего престолу офицера КГБ. Да бог с ней, со службой, он никогда и в мыслях не держал пустить кого-либо по миру. Даже семьи заговорщиков не понесли особых потерь. Люди состоятельные и предприимчивые нужны России как воздух.
На крыльцо большого дома он и Анна поднялись вместе. После чего разделились – девушка убежала в свою комнату, Петр же направился прямиком в кабинет князя, где, со слов прислуги, тот и находился. Вот они, красавцы. Оба здесь. Все помещение задымили своими трубками.
– Петр, поди глянь, как идут приготовления к ассамблее, – ничуть не церемонясь, выставил за дверь Шереметева император.
Оставшись наедине с главой дома, Петр прошел к столу, где стояла открытая шкатулка с трубками и табаком. Сноровисто набил одну из них и раскурил от поднесенного Тумановым огонька. Закашлялся. Давно уж не баловался, да вот сегодня что-то разобрало. Плюнул и бросил уже дымящуюся трубку на стол. Резко распахнул окно, впуская в кабинет свежий воздух. Глубоко вдохнул, расправляя грудь.
– Так что, Иван Александрович? Получается, готов терпеть разорение от императора на благо России-матушки? Чего молчишь, как воды в рот набрал? Отвечай, коли спрашиваю.
– Готов, государь. Если то потребно для России, готов.
– А России это нужно?
– Армию потребно переодевать, государь. Нынешняя форма нарядна, да только и того. Удобства в ней нет никакого, а это в бою первое дело. И потом, солдату и без того достается, к чему ему еще и эти мучения. А он за Россию сражается.
– Иван!.. – Петр даже задохнулся от охватившей его злости, но взял себя в руки, опять сделал вдох, на этот раз не таясь. – Дать бы тебе по уху, раскудрить твою в качель.