- А киллера перевели в другую камеру, где он повесился на рубашке.
- Нормально. Темная история. Так, может, рванем к Моисееву? Вдруг старикан что-нибудь знает? Может, Миронов с ним откровенничал по дружбе. И вообще, давно мы у него не были.
- Это верно! Хорошая мысль! Что ж, собираемся.
Турецкий поднялся, убирая бумаги в сейф, спросил:
- А что скупки, Слава? Где наши "ранее судимые Малевич и Филонов"?
- Тишина, Саня, - вздохнул Грязнов. - Глухо, как в танке.
- Але? Кто? Саша? Не может быть! А и где Слава? И тоже с вами? Не может быть! Как? Уже едете? Не может быть! А что так трещит? Трубка? Чтоб я так жил!
Турецкий, звонивший Моисееву прямо из "мерседеса" Грязнова, едва успевал вставить слово в радостную скороговорку старика.
- Что купить, Семен Семенович?
- Ничего не надо! Я вчера делал базар! Все в доме есть!
- Мы все равно в магазин заедем. Лучше скажите, чего бы вам хотелось?
- Какой магазин? Зачем эти вирванные годы? Вы пока туда-сюда, вы же передумаете ехать! А я так хочу вас видеть - вей з мир!
- Скоро будем!
- Как скоро?
- Через полчаса.
- Хорошо, хорошо, я пока уберу свой гармидер.
-Что?
- Ну... беспорядок. Подмету пока. Ой, Саша, вы ж за деньги говорите? Шо я вам голову морочу?!
Моисеев шмякнул трубку. Саша рассмеялся:
- Так обрадовался старикан!
Дети Семена Семеновича давно уехали в Израиль. В прошлом блестящий прокурор-криминалист, Семен Семенович Моисеев жил в одиночестве и, можно было бы сказать, в забвении, если бы не визиты Александра и Вячеслава, да еще племянника Грязнова - Дениса. Правда, навещали старика не так часто, как хотелось бы. Но всегда с большим удовольствием.
Заехав по пути за продуктами и бутылочкой коньяка, чтобы не расходовать пищевых боеприпасов "сделавшего базар" Семеныча, друзья ввалились в его дом.
- Боже ж мой, как я рад! Ну, проходите, проходите! Что ли будем выпивать на кухне или где?
- На кухне, Семен Семенович. Мы там привыкли.
- Это упрек или как? Мы можем и в комнате, их есть у меня!
Но Грязнов уже выгружал на кухонный стол колбасу, рыбу, паштеты, баночки огурчиков и маслин. Турецкий выставил коньяк. Стол был накрыт в мгновение ока.
- Ну-с, начнем? - потирал руки Моисеев.
- Непременно!
- За встречу!
Выпили, закусили. Грязнов расспрашивал Семеныча о здоровье, тот отшучивался.
- Как ваши глаза, Семен Семеныч?
- А что глаза? По возрасту. Левый, правда, старше.
- А ноги? Что-то вы сильнее прихрамывать стали...
- Слушайте, Слава, ну что мы про здоровье? Оно нормальное, как в том анекдоте: "Боря, ты совсем сумасшедший! Ну зачем тебе не нравится Роза из третьей квартиры?" - "Она плохо говорит..." - "Слушай, тебе надо, чтобы она с утра до вечера морочила тебе голову?" - "Она плохо видит правым глазом..." - "А тебе надо, чтобы она за тобой подсматривала?" - "Но она хромает на левую ногу". - "А тебе надо, чтобы она везде за тобой таскалась?" - "Да, но у нее вдобавок ко всему еще и горб!" - "Вей з мир! Ну какой ты привередливый! Может быть у девушки хоть один недостаток!"
Вячеслав и Александр рассмеялись старому, как сам Моисеев, анекдоту. Тот, довольный "реакцией зала", продолжил:
- Так вам надо, чтобы я хорошо видел, слышал и бегал? И вернулся на работу и капризничал, а вы бы вокруг меня вились, как мотыльки над керосиновой лампой? Вы теперь такие большие люди, а я помню вас пацанами и вставлял бы вам по первое число? Оно вам надо? Лучше рассказывайте про себя!
- А что про нас? Александра сегодня расстроил кандидат в депутаты Госдумы Зыков. Он же Буренков.
- Это какой Буренков? Тот, что в Ленинграде рэкетиром начинал?
Моисеев упорно не желал переименовывать Питер.
- Он самый.
- И что, он теперь большой человек? Уважаемый?
- Да уж, - вступил Александр. - Целый час рассказывал мне о своих добрых делах. Как он умеет решать вопросы по понятиям.
- Это да, это он умеет! - откликнулся Грязнов. -
Об этом его умении в свое время легенды ходили. До Москвы докатывались. Ну вот, например: некий гражданин N работал охранником на одном частном предприятии. И однажды как бы невзначай прихватил партию товара. Чтобы, значит, его продать. Да плохо припрятал. В результате через некоторое время обнаружил, что некие его знакомые, в свою очередь, этот товар у него сперли. Гражданин N пытается разобраться. Тогда приятели прислали рэкетиров, и те доходчиво объяснили N, что, поскольку он работал охранником, то есть мусором, порядочные пацаны правильно у него украли. По понятиям. Пострадавший N обращается к Буренкову. Тот доходчиво объясняет другой стороне, что его подопечный сам украл на предприятии, поэтому он не мусор, а самый что ни на есть правильный пацан. А те, кто забрал его товар, - у него украли, "скрысили", так как взяли у своего брата-вора. Отбил Буренков подопечного.
- ...Да, интересные были времена - этот конец восьмидесятых. Государство породило и первые кооперативы, и первый рэкет, - рассказывал Моисеев вполне нормальным голосом, напрочь убрав свой "застольный" акцент. - Вот, тоже помню историю на эту тему: одного кооператора хотела подставить его же крыша. Договорились со смежниками, так сказать. И другая бригада начала наезжать на бедного кооператора. Месяц его грузили. Забили "стрелку", во время которой крыша кооператора должна была отчаянно защищать его интересы и, обороняясь, как бы убить представителя другой бригады. После чего клиента-лоха следовало развести на большие деньги, чтобы спасти его "спасителя", который ради босса рисковал собственной жизнью. То есть обеспечить "спасителю" липовые документы, обеспечить ему срочный выезд из столицы, проживание какое-то время за границей. Самое интересное, что все так у них и получилось. А то, что "спаситель", сев в поезд, через два часа вышел в Твери и тем же вечером вернулся в Москву, и то, что "убиенный" им противник с растекшейся под рубашкой капсулой крови через полчаса ожил, - все это осталось загадкой для клиента. Эта история стала известна позже, когда этих бойцов на другом деле прихватили. Тогда они уж и этим похвастались. И знаете, что говорили? Что подобного острого чувства восторга никогда не испытывали. Это почище, чем актерская работа на сцене. Здесь сцена - жизнь и никто заранее не знает, как выстрелит сообщник. В капсулу с кровью или в башку... М-да. А Буренкова, да, я тоже помню. Великий был мастер "вести базар" и выворачивать понятия в свою пользу.
- Теперь он это мастерство будет в парламенте использовать, - вставил Турецкий.
- М-да-а... Как сказал поэт:
Помнишь, Постум, у наместника сестрица?
Худощавая, но с полными ногами.
Ты с ней спал еще... А нынче она жрица
Жрица, Постум, и беседует с богами...
Семен Семенович, процитировавший Бродского, еще раз глубоко вздохнул.
- В общем-то ничего нет нового под солнцем, - резюмировал Грязнов. - А посему предлагаю выпить за нас.
Что и было сделано.
- А что это вы, Сашенька, Буренкова-то к себе вызывали? По какой надобности? И не с ним ли ваш визит ко мне связан? Вы говорите, не стесняйтесь, я ж понимаю, что не просто так вы в рабочее время прилетели.
- Семен Семеныч! - взревели в один голос Турецкий с Грязновым. - Мы вас нежно любим!
- Так одно другого не исключает. Ну, как говорится, колитесь!
- Вы слышали об убийстве депутата Новгородского?
- Слыхал, по ящику говорили. Он что, с Буренковым связан был?
- Они шли на выборы от одного блока. И была у нас такая рабочая версия, что Новгородский являлся соперником Буренкова, то есть Зыкова, по партийному списку. Версия эта довольно слабая, так как Новгородский для Зыкова - мелкая сошка. Но в биографии убитого есть пикантная деталь: сам он попал в Думу вместо убитого Губернаторова. Был такой депутат от Питера. Вот такая печальная тавтология.
- Губернаторова? - задумчиво произнес Моисеев. - Постойте, постойте... Это дело вел Леня Миронов...
- Верно, его вел Леонид Николаевич. Материалы дела почти полностью сгорели.
- Да, да. Бедный Леонид! Мы ведь с ним приятельствовали.
- Мы знаем. Семен Семенович, может быть, он вам что-нибудь об этом деле рассказывал? Странное оно. Во-первых, киллера сразу поймали. А это, согласитесь, редкий случай.
- Вот именно случай, Сашенька! Его величество случай! Киллер - спец высшего класса. Работал "по профессии" лет пять. Выполнял заказы только избранных и весьма влиятельных клиентов. Так вот, он выстрелил на лестничной площадке, когда Губернаторов вышел из лифта, затем бросил оружие и спустился в парадное. А на улице, возле дверей, шла драка. Какой- то дебош пьяный. И наш киллер случайно подвернулся под чей-то кулак. Ударили его весьма крепко. Вырубили. А тут и милиция - жильцы вызвали. И всю компанию - в отделение. А через несколько минут в отделение звонок - сообщение об убийстве. Так этого голубчика и повязали. Он быстро смекнул, что его дело - швах, и дал согласие сотрудничать. Леонида на это дело поставил бывший генеральный. Собственным распоряжением. И требовал ежедневного доклада: какие показания дает убийца. А тот давал такие показания, что Леня однажды с бутылкой водки приехал сюда, ко мне, напился и, заплакав, сказал, что боится за свою жизнь. Что заказчика этого преступления киллер не знает, общался с посредником. Но и фамилия посредника весьма впечатляла...
Семен Семенович назвал фамилию. Грязнов с Турецким переглянулись, присвистнули.
- Я думаю, - продолжил Моисеев, - бывший генеральный умышленно назначил на это дело именно Леонида. Он был идеальным служакой, исполнительным, довольно робким. И ему оставался год до пенсии. И думаю, что взять дело домой по своей инициативе Леонид не мог - это было совершенно не в его характере.
- А вы знаете, что почти сразу после пожара в квартире Миронова киллер повесился?
- Или ему помогли повеситься... - добавил Грязнов.
- Знаю, конечно. Помню. Хвосты обрубались, следы заметались, - покачал головой Моисеев.
- Что ж, получается, что дорогу в Думу Новгородскому расчищали. Некто весьма влиятельный. И чем же он им так люб был, убиенный Новгородский? - задумчиво произнес Турецкий.
Возникшее молчание оборвала трель мобильного телефона. Грязнов полез в карман.
- Але? Что?! Не может быть! Куда? Сейчас будем! - он отключил трубу, поднялся из-за стола - Саша, вперед! Картины нашлись!
Глава четырнадцатая ЗАДЕРЖАНИЕ
- Где нашлись? - уже в машине спросил Турецкий.
- Антикварный магазин на Пречистенке. Принес молодой парень, почти мальчишка. Хозяин лавки тут же позвонил в МУР. И торговался, пока мои орлы не подъехали. Взяли голубчика с поличным. Оба полотна - и Малевич и Филонов - в рамах. Кроме того, при досмотре личных вещей парня в кармане обнаружен бумажник Бриони. Бежевого цвета. Помнишь, Новгородская показала, что мужний бумажник пропал? Думаю, это он и есть, тьфу, тьфу, тьфу.
- Что за парень?
- Парень-то? Олег Мостовой, восемнадцать лет. Сейчас приедем, увидим, что за парень. Его на Петровку привезли. Так что, если ты не против, там и допросим.
...Олег Мостовой оказался высоким, нескладным юношей с характерной для этого возраста угреватой кожей. В кабинет его ввели под конвоем. Мальчишку сотрясала крупная дрожь.
- Садитесь, - Турецкий указал на стул.
Мальчишка буквально рухнул на жесткое сиденье.
Грязнов с удивлением разглядывал предполагаемого преступника.
- Включайте видеокамеру, - кивнул он оперативнику. Раздался щелчок, зажужжала пленка.
Александр Борисович Турецкий зачитал статьи УПК, предупредил задержанного об ответственности за дачу ложных показаний.
- Назовите свое имя, отчество, фамилию.
- Мостовой Олег Николаевич, - пролепетал парень.
- Говорите громче. Повторите ответ.
Вместо этого парень громко, отчаянно зарыдал. Оператор выключил камеру.
- Принесите валерьянки, - приказал по селектору Грязнов.
В кабинете возникла очаровательная секретарша Зиночка. По комнате поплыл сильный запах валерианы.
- На, выпей, - ласково, как мать над больным ребенком, склонилась Зиночка над Олегом.
Тот взял дрожащей рукой рюмочку. Было слышно как стучат его зубы о стекло.
- А теперь запей, - она протянула чашку с водой. - И не бойся ничего. Никто тебя здесь не обидит. Это они только с виду страшные, - ворковала секретарша.
- Зинаида! Ты что себе позволяешь? Выйди из кабинета! - рявкнул Грязнов.
- А вы на меня не кричите, - ничуть не испугалась Зинаида. - То войди, то выйди...
- Ну все, все! Свободна!
Зинаида приняла из рук преступника рюмочку и чашку.
"Были бы у нее руки свободны, она бы его еще и по голове погладила. Или прижала к материнской груди", - подумал Турецкий и чуть насмешливо взглянул на Славу. Тот покраснел от возмущения, свирепо глядя на свою секретаршу. Зинаида не спеша направилась к дверям, проворчав на ходу:
- Запугали ребенка. И чего хотят-то. Орать не надо...
Грязнов открыл было рот, но Зинаида уже скрылась. Однако ее неслужебное поведение оказало положительное воздействие на Олега. Он перестал дрожать и стучать зубами.
Турецкий кивнул оператору. Пленка опять зажужжала.
- Продолжим, Олег Николаевич. Вы учитесь, работаете?
- Учусь.
-Где?
- В Баумановском. На первом курсе.
- Сегодня, двадцатого ноября, вас задержали в магазине антиквариата при попытке продать две картины. Покажите полотна.
Оперативник вытащил из клеенчатой хозяйственной сумки две небольшие картины.
- Эти картины вы пытались продать?
-Да.
. - Откуда они у вас?
- Я... Я их взял, - вымолвил Олег.
- Где? Когда?
- Седьмого ноября. У бабушкиного соседа... Я нечаянно! Я не хотел! Но я вошел, а он уже мертвый лежит. Я и подумал, что ему уже не надо...
- Подождите! Давайте по порядку. Что вы делали седьмого ноября сего года?
- С утра?
- Давайте с утра, - разрешил Александр.
- Встал. Родители решили ехать на дачу, звали меня с собой. Лучше бы я поехал... - Он всхлипнул.
Опять двадцать пять!
- Послушайте, Олег Николаевич! У нас здесь не пыточная камера, и вам не пять лет. В ваших интересах рассказать все подробно и искренне. Если вы будете биться в истерике, мы не дойдем до сути дела. А это может быть расценено как отказ сотрудничать со следствием. Понимаете?
Олег кивнул, глотая слезы.
- Вы курите?
-Да.
- Тогда закурите, здесь можно.
Мостовой полез в карман куртки, вынул пачку "Парламента", выудил сигарету. Александр достал свою, дал Олегу прикурить, затянулся сам.
- Ну вот, покурим и поговорим по-мужски. Итак, родители уехали на дачу. А вы?
- Я поехал к бабушке на Таврическую. Родители просили, чтобы я ее с праздником поздравил. Ну, я и поехал. Взял такси, потому что было холодно очень. И все деньги истратил на это такси чертово...
- Дальше?
- Я приехал к бабушке...
- В какое время?
- Это... Около трех часов дня. Ну, поздравил... Чаю с ней выпил. И наливки... А потом она уснула. А
я хотел взять у нее денег. Потому что свои все истратил. А она уснула, - повторил Олег и замолчал.
- Дальше?
- Я... Я очень расстроился, потому что остался без денег. А в общаге все ребята собрались уже. И я обещал приехать...
- Дальше?
- Я вышел на лестницу покурить. Стою, курю, думаю, что делать... И вижу, что дверь в соседнюю квартиру приоткрыта.
- Чья это квартира?
- Там депутат жил. Которого убили. Новгородский.
- Откуда вам известно, что Новгородского убили?
- Так я вошел... А он лежит в комнате на ковре. Я сначала так испугался, выскочил на лестницу... Потом думаю, что ему-то теперь? Он уже мертвый. А мне деньги нужны были... Если бы родители давали деньги, разве я стал бы брать?
- Что именно вы взяли?
- Ну... бумажник этот. Я в карман залез, там бумажник. Я его и взял. Так там было-то всего пятьсот рублей! Это же мало!
- Для чего - мало?
- Ну там... на сигареты, и все такое. А в комнате еще картины висели. Ну я и взял две. Чего они стоят-то? Скупщик сказал, что по тыще рублей каждая. Это же не кража в крупных размерах, да?
- Вы утверждаете, что, когда вошли в квартиру, Новгородский был уже мертв?
- Конечно! Когда я вошел, он не шевелился. Я еще пульс проверил. Если бы он был жив, я бы, конечно, "скорую" вызвал. А так-то что?
- Вы щупали пульс?
-Да.
- Рука была холодная?
- Нет. Теплая. Только пульса не было. И глаза были открыты и такие... пустые...
- В какое время это было?
- Сейчас... Я вышел на лестницу курить, это было... Четверть пятого. Ага! Я на часы смотрел, еще переживал, что в общагу опаздываю. Значит, когда я в первый раз вошел, это было двадцать минут пятого. Ну, еще минут двадцать ходил туда-сюда.
- Вы взяли картины и бумажник и что дальше?
- Дальше вернулся к бабуле. Она спала. Я взял ее сумку хозяйственную, положил туда картины и уехал.
- В квартиру Новгородского больше не заходили?
- Нет. Я дверь закрыл, чтобы сразу не увидели...
-Что?
- Ну, что в квартире кто-то был. Я боялся, что кто-нибудь вернется домой. Жена его с сыном.
- Вы полагаете, что если дверь в квартиру закрыта, то такая мелочь, как убийство и кража, отменяются сами собой?
- Я его не убивал! - вскричал Олег. - Я же вам все рассказал. Все по-честному, как было!
- Как вы закрыли дверь?
- Ну, пальцами. Отжал замок и захлопнул.
- Хорошо. Что вы делали потом, после хищения?
- Поехал в общагу. То есть в общежитие.
- С картинами?
-Да.
- Что вы там делали?
- В общаге? Ну... праздник отмечали.
- Когда вернулись домой?
- Я в общежитии ночевал. Утром уехал домой.
- С картинами?
- Нет, я сумку в общаге оставил. У приятеля из группы. В его комнате.
- Вы сказали ему, что в сумке?
- Нет. Ну, то есть я сказал, что это картины бабушки. Что она их мне подарила. Что я их потом заберу.
- А если бы эти картины у вашего приятеля обнаружили? Его обвинили бы в краже. Вы это понимаете?
- Да кто нашел бы? И кому они нужны-то? Маленькие. Мазня какая-то. Если бы родичи давали деньги, я разве взял бы их? Они же ничего не стоят.
- Олег Николаевич, вы признаете себя виновным в хищении двух полотен художников Малевича и Филонова, совершенном седьмого ноября сего года по адресу: улица Таврическая, дом восемь, квартира девяносто?
- Я не знаю, каких художников. Висели две картины...
- Вы признаете себя виновным в краже данных полотен? Пожалуйста, поднесите картины поближе к гражданину Мостовому. Вот так. Спасибо. Вы эти полотна украли?
- Ну да. Я... взял...
- Отвечайте на вопрос!
- Ну... украл... Так они же нашлись.
За дверью послышались громкие, нервные голоса.
- Папа! Мама! - закричал Олег и снова зарыдал.