Кажется, все. Кошелек изрядно отощал, но дело того стоит! Будем считать это инвестициями в Мить- кино образование, утешала себя Марина. Как дотянуть до следующей получки? Вопрос, конечно, интересный. Ладно, займу у Наташки.
И вот на плите тихо побулькивает бульон, на сковородке тушатся овощи для борща. Марина помешивает их лопаткой и думает свою думу.
Вчера после собрания она устроила сыну выволочку по поводу Насти Мишулиной. Митька таращил глаза, божился, что ничего такого... Ну, спросит она у него иногда что-нибудь... Так что же, не отвечать? Записки? Господи, всего одна! И то про контрольную по географии. Потому что он, Митя, по географии первый ученик в классе! Могли бы гордиться, мамаша!
- Ты не в гуманитарной гимназии, среди барышень с бантиками. Когда исправишь алгебру, тогда и буду гордиться, - отрезала Марина.
Но известие о том, что Юрий Максимович придет к ним домой, ошеломило Митьку. Он изо всех старался быть хорошим. То и дело выскакивал на кухню и спрашивал, не нужно ли помочь.
- Ты алгебру учи! Вот твоя помощь!
- Ма, пусть и Санька завтра придет. Во-первых, я соскучился. Во-вторых, столько еды вкусной! И потом, пусть Юрий Максимович на него посмотрит. Ему ведь через два года тоже нужно будет к нам поступать!
- Саня придет. Это я и без тебя продумала. А ты о чем думаешь? Ты об алгебре думаешь или где? Прав твой Максимыч: ты все в облаках, в эмпиреях! Вместо того чтобы разобраться хоть в чем-нибудь самостоятельно, показать, что ты умеешь работать...
- Все, все, мамаша! Не бухтите! Иду разбираться с интегралами!
Ровно в шесть часов в пятницу в дверь позвонили. Митька ринулся открывать.
- Здравствуйте, Юрий Максимович!
От того, с каким щенячьим восторгом смотрел сын на учителя, у Марины сжалось сердце. Только что на шею не бросился. Вот она, безотцовщина, в полный рост. Эх, был бы жив Сережа...
- Привет, двоечник! Здравствуйте, Марина Борисовна! - улыбнулся учитель. - Ну, куда можно куртку повесить?
- Сюда, пожалуйста. Вы голодны? Может быть, сначала пообедаем?
- Нет. Я из дома. И вообще - первым делом самолеты!
Когда он улыбался, его лицо из строгого и чуть надменного становилось молодым, даже мальчишеским.
- А когда подавать обед?
- Господи, что вы зациклились на обеде? Я ведь на нем и не настаиваю, - рассмеялся учитель.
- Как это? Нет уж, нет уж, - испугалась Марина.
- Ну хорошо. Через полтора часа. Годится?
- Годится! - улыбнулась Марина.
Она отварила рис, поджарила филе, накрыла на стол. Заварила себе кофе и вышла на лоджию с чашкой и сигаретой. Из окна Митькиной комнаты доносился баритон Юрия Максимовича и ломающийся, хриплый голос сына.
"Надо же, как Митька к нему бросился!" - снова вспомнила Марина. Она впервые пожалела, что не пошла работать в школу. Конечно, от них с ума сойти можно. Но и такой чистой, беззаветной любовью могут одарить только дети. Ну, еще животные.
Окно отворилось, высунулась голова сына.
- Ма, ты куришь?
- Да. Что, мешаю? - испугалась Марина.
- Нет. Юрий Максимович тоже курит. Можно, он присоединится?
- Конечно!
Марина сдернула фартук, поправила очки. На лоджию вышел Юрий Максимович.
- Я ему задачу дал. Пусть решает, - сказал он, прикуривая. - Запахи у вас на кухне умопомрачительные!
- Ну как он? - как о тяжелобольном спросила Марина, не реагируя на комплимент.
- Да нормально! Я же говорю, башка у него хорошая. Если бы на уроках не отвлекался...
- Я с ним вчера поговорила! И про Настю... Он обещал!
- Ну-ну, что вы так переживаете, - чуть поморщился учитель. - Возможно, я зря вас напугал. Сегодня он с Настей вообще не разговаривал. Так что все наладится.
"Сегодня он вообще не разговаривал", - про себя повторила Марина. Он что, за каждым Митькиным шагом наблюдает? Ну, вообще-то, хорошо. Хотя не один же Митька в классе...
- Юрий Максимович! Я решил! - раздался сквозь окно радостный голос.
И у Марины опять защемило сердце. Господи, за то, чтобы этот ломающийся голосок был всегда радостным, - отдашь что угодно!
- Сейчас посмотрим, как ты решил. Не хвались раньше времени, - весело откликнулся Максимыч.
Через полчаса они сидели за обеденным столом. Юрий Максимович водрузил бутылку коньяка.
- Надеюсь, вы не против? - осведомился он у хозяйки дома.
- Нет, это даже хорошо, - простодушно ответила Марина. - Я и сама хотела купить. Так, знаете ли, переволновалась за эти два дня... Но не купила, постеснялась.
- И правильно. Спиртное в дом должен приносить мужчина. А из-за чего волновались?
- Ну как же! Из-за Мити!
- Не стыдно тебе, Дмитрий, маму волновать?
- Я больше не буду, - протараторил Митька, радостно глядя то на учителя, то на мать.
- Смотри у меня! - погрозил пальцем Макси- мыч. - Ну-с, куда наливать коньяк?
- Ой, бокалы-то! Я и забыла!
Марина торопливо поставила коньячные бокалы. Да что это я как школьница? Спокойнее нужно быть! Нужно срочно выпить!
Она открыла супницу, из которой повалил густой, ароматный пар, разлила по тарелкам ярко-красный борщ, посыпала толченым чесноком и зеленью.
- О-о-о!! - в один голос воскликнули мужчины.
- Предлагаю тост за хозяйку! - воскликнул Мак- симыч.
- Нет, сначала за знакомство, - перебила Марина. - Вы в первый раз в нашем доме, Юрий Максимович, и мне бы очень хотелось, чтобы вы стали здесь частым гостем. Я очень рада, что у Мити такой замечательный наставник. Спасибо вам! За вас!
Максимыч склонил голову в знак благодарности. Они чокнулись, выпили.
- А теперь ешьте! Борщ вкусный, когда горячий.
На несколько минут за столом воцарилась тишина.
По тому, как прижмуривались оба едока, Марина поняла, что борщ удался.
- Невероятно вкусно! - подтвердил ее предположение Юрий Максимыч.
Потом подошел черед куриного филе с рисом. И опять Максимыч рассыпался в комплиментах. И подливал Марине коньяк. И она чувствовала себя все легче и свободнее.
- А где ваш младший сын?
- Он в музыкалке. Скоро придет.
- Вот как? Какой инструмент?
- Флейта.
- Здорово! А Митю не учили музыке?
- Почему? Он закончил музыкальную школу. Он у нас саксофонист.
- Да что вы? - изумился учитель. - Митя, что же ты свои таланты скрываешь?
- Да ну, мам, зачем ты? - забухтел Митька, притворяясь, что рассердился.
- У тебя и саксофон есть? - повернулся к Мите учитель.
-Да.
- Так, может, ты нам сыграешь?
- Ой, я так давно не играл...
- Не ломайся, Митька! Сыграй, пожалуйста! - Марине очень хотелось похвастаться сыном.
- Ну ладно. Только учтите, я очень давно не играл! Целый год! - повторил Митя и достал из шкафа футляр.
Он извлек тяжелый сверкающий инструмент, вставил мундштук. Марина с радостным предвкушением смотрела то на сына, то на педагога.
Вот Митька размял губы, то вытягивая их в трубочку, то растягивая в улыбку, несколько раз облизнул их. Зрелище вообще-то не очень приятное, но необходимое. Марина взглянула на Юрия Максимыча - мол, так надо, вы ведь знаете? И увидела какое-то особое, плотоядное выражение на его лице.
Митя обхватил губами мундштук, и учитель непроизвольно подался вперед, лицо его стало даже угрюмым, по щеке прошла судорога. Марина поспешила отвести глаза.
Зазвучала тихая джазовая композиция. Юрий Максимович не отрываясь смотрел на Митю, словно забыв обо всем на свете. Марина постаралась отогнать неприятное впечатление. Просто человек тонко чувствует музыку. Это же прекрасно! И Митька так хорош!
Она умилялась и гордилась сыном, который был в эти минуты прекрасен, как юный греческий бог, с золотыми прядями волос, рассыпавшимися по плечам.
Последние звуки растаяли в воздухе, но еще несколько мгновений в комнате стояла тишина. Митька смущенно переминался с ноги на ногу, прижимая саксофон к груди.
- Потрясающе! Это просто потрясающе, Митя, - глубоким, взволнованным голосом произнес учитель.
- Ой, ну что вы, Юрий Максимыч, я раньше лучше играл... - зарделся от удовольствия Митя.
- Не скромничай! Я говорю тебе - это потрясающе!
Пафос момента сбавил длинный требовательный звонок в дверь.
- Это Санька пришел! - обрадовался Митя и бросился встречать брата.
Юрий Максимович засиделся допоздна. Обед был давно закончен. Дети, по указанию учителя, убрали со стола и вымыли посуду - чего отродясь не было! Марина отнесла им в комнату вазу с фруктами и оставила общаться друг с другом - они очень соскучились. Кроме того, у Марины было подозрение, что Митька сознательно умыкнул младшего брата, чтобы оставить взрослых наедине.
Итак, взрослые сидели на кухне, он - в кресле, она - на маленьком уютном диване. Настенный светильник освещал пространство неярким, уютным светом. Они пили кофе с коньяком, курили и болтали.
- Замечательные у вас мальчишки! - в который раз повторил Юрий Максимович.
- Спасибо.
- Удивительно, они на вас совсем не похожи. Оба светловолосые.
- Они в отца, - тихо произнесла Марина.
- А сколько лет Саше?
- Тринадцать. Он в восьмом классе.
- Через год нужно поступать к нам.
- Да, Митя тоже об этом говорил.
- Митя меня сегодня потряс. Как он играл! Почему он не стал заниматься музыкой дальше?
- Ой, ну что вы, Юрий Максимович, разве туда пробьешься? В музыкальном мире такая клановость! Нужны связи. Или родственные, или какие-либо другие. У меня их нет. Да Митя и не хотел становиться музыкантом. Если честно, мы с большим трудом заставили его закончить школу. Это сейчас он с удовольствием играет для гостей. А тогда, когда нужно было каждый день после обычной школы ехать в музыкальную... О, страшно вспомнить! Сколько я выслушала о загубленном детстве! Все ребята во дворе играют в футбол... А он мимо, с футляром в руке.
- Понимаю. Что ж, вы умница, что заставили его доучиться! В жизни все пригождается, всякое умение. Будет у нас в походах играть. Он на гитаре играть умеет?
- Да. И на фортепьяно.
- Фортепьяно мы вряд ли возьмем с собой, а вот гитару - непременно!
- Митя в вас буквально влюблен! Вернулся из похода последнего...
- Это вы про слет туристический?
- Ну да. И все разговоры только о вас! Какой вы замечательный! Наверное, это счастье - знать, что дети тебя любят.
- Да, - покачал головой Юрий Максимович и чуть улыбнулся чему-то своему.
Они помолчали.
- Юрий Максимович! А вот эти походы ваши... Митя так мечтает о них. А сколько это стоит? - осмелев от выпитого коньяка, спросила Марина. - Ну, я потому спрашиваю, что мне нужно заранее готовиться...
- Я прекрасно понимаю, Марина Борисовна, что ваше материальное положение... достаточно сложное. Взносы на каждый поход разные. От маршрута зависит, от продолжительности похода. Но вы не волнуйтесь, мы этот вопрос решим. У нас есть спонсоры. Это бывшие мои ученики, которые сделали успешную карьеру и могут позволить себе благотворительность. Есть денежный фонд. Некоторые ребята, чье материальное положение является тяжелым, участвуют в походах на льготных условиях. Я не могу полностью освободить вас от взноса, это вызовет разговоры...
-Что вы, что вы! - замахала руками Марина.
- ...Но существенно снизить его размер - это реально. Вы просто будете говорить мне, сколько сможете заплатить. Сколько сможете, столько и заплатите. Хоть три рубля. Ну, успокоились?
Он улыбнулся ей спокойным, почти неподвижным лицом.
- Спасибо вам! - Марина поправила очки.
- У вас очень красивые очки. И очень вам идут. Вы очень красивая женщина. Не дешевой красотой с глянцевых обложек. А совсем особой, редкостной, которую нужно уметь увидеть. Да, вы очень красивы... Среди ваших предков наверняка была какая-нибудь придворная японская красавица. Я прав?
- Не знаю. Я коренная ленинградка. Как минимум в четвертом поколении. Но если и есть среди моих предков японцы, скорее самураи, чем красавицы, - усмехнулась Марина.
- Одно не исключает другого. Самурай тоже может быть красавцем. Хотя какой же в вас самурай? Вы такая мягкая и женственная. И очень молодо выглядите. Вы это знаете? Дать вам огня?
Марина, в замешательстве вертевшая в руке сигарету, подалась навстречу огоньку зажигалки, которой щелкнул ее визави.
Он произнес такие слова, которые в принципе могли означать начало романа, если бы она была к этому готова. Но... почти безразличный взгляд и тон, которым эти слова были произнесены, никак не вязались с их смыслом.
Глава тринадцатая КРУГ СУЖАЕТСЯ!
Грязнов возник в кабинете Турецкого как черт из табакерки.
- Привет, Саня!
- Здорово! Ты Откуда? Мы вроде не договаривались.
- Мимо проезжал. Не мог же я не зайти! Что грустный сидишь?
- Да вот, размышляю о своем моральном убожестве.
- С чего это? - подивился приятель. - Кто это вверг тебя в столь несвойственное настроение, Джеймс Бонд Генеральной прокуратуры?
- Михаил Владимирович Зыков.
- Уголовник? Бандит?
- Ошибаешься, Слава. Господин Зыков - меценат, благотворитель и вообще другой человек. Глубоко верующий. Это Буренков какие-то противоправные действия совершал, да и то непонятно какие. То ли улицу на красный свет перешел, то ли из окна плевался. Вру, плевался - это я!
- Что-что? У тебя температуры нет? Грипп шагает по Москве. Можно сказать, по Садовому кольцу.
- Не-е-ет, это не грипп. Это Зыков что-то такое процитировал из церковного. Получилось, что я в него плевался. В иносказательном смысле. Вот я и печалюсь, что обидел благородного человека, пусть и разбойника. В прошлом.
- А-а-а, - протянул Вячеслав. - Ладно, я тебе сейчас процитирую что-нибудь другое из "церковного", как ты выразился. Слушай: "Не предавайся печали душою твоею и не мучь себя своею мнительностью; ибо печаль многих убила, а пользы в ней нет!" Каково?
- Это кто сказал?
- Это из Ветхого Завета. А кто именно - не помню. Какая разница? Главное - чтобы помогло! Тебе помогло?
- Да! Жаль, что в Высшей партийной школе не изучали Ветхий Завет.
- А разве ты заканчивал Высшую партийную школу?
- Нет. Но я бы в этом случае обязательно ее закончил!
- Еще не все потеряно. Можешь закончить семинарию. Заочно.
- А что? Это мысль! В нашем ведомстве лиц духовного сана еще не было. Опять же можно преступников исповедовать... Представляешь, какие открылись бы неограниченные возможности? Хотя, с другой стороны - тайна исповеди, и все такое... Я бы разрывался между...
- Саня, Саня... - Грязнов помахал рукой перед лицом Турецкого. - Очнись! Ты пока еще "важняк", а не исповедниик. Здесь Генеральная прокуратура, а не больница Кащенко.
- Фу, как грубо! Ладно, Славка, давай тяпнем! А то у меня какое-то смятение душевное. А распитие в одиночку - путь к алкоголизму!
- Считай, что я спас тебя от алкоголизма! - обрадовался Грязнов при виде извлеченной из сейфа бутылки коньяка.
- И от печали! - добавил Турецкий, разливая напиток и извлекая из пакета бутерброды, как всегда приготовленные заботливыми руками Ирины.
- Так что Зыков, он же Буренков? - поинтересовался после первой рюмки Слава.
- На седьмое ноября у него, конечно, алиби. Весь день был на людях. Работал с избирателями.
- Ну, так это дело ясное...
- Но дело не в том, а в том, как говорил наш Моисеев. Знаешь, он мне почти понравился. Держался уверенно, спокойно. И почти убедил, что мотива убийства у него нет. Что свое место в Думе он и так займет. Поскольку этот блок "Справедливость" он и финансирует. Я проконсультировался у Самойловича из ФСБ, он подтвердил, что так и есть. Генеральный спонсор блока - Зыков со своими коммерческими банками. Но зачем ему убивать Новгородского? У него и так все хорошо.
- Что ж, тогда нужно выпить!
- За что?
- За то, что на одного подозреваемого стало меньше. Круг сужается.
- Что значит - на одного? У нас есть другие?
- Пока нет. Но будут! Свято место не бывает пусто!
В дверь постучали. Мужчины, не сговариваясь,
молча опрокинули стопки.
- Кто там? Входите, - чуть придушенным голосом проговорил хозяин кабинета.
- Здравствуйте, Александр Борисович! - На пороге стояла симпатичная молодая женщина с очаровательными ямочками на щеках и пластиковой папкой в руках.
Она оглядела пустой стол и мужчин, взирающих на нее с немым укором. Втянула густой запах коньяка.
- Александр Борисович, я, видимо, не вовремя...
- Что вы, Танечка! Вы всегда и безусловно вовремя! - вскричал Турецкий, поднимаясь из-за стола. В ногах его звякнуло.
Танечка едва сдерживала смех, от чего ямочки на щеках проступали особенно явственно и волнующе.
- Боже, какие кадры! - взревел Грязнов. - Ви роза!.. - неожиданно запел он.
Танечка все же не удержалась и прыснула.
- Извините! Александр Борисыч, вы просили материалы по делу Губернаторова.
- Да, моя прелесть! Вы их принесли?
- Вот, - девушка протянула папку.
- А отчего такая тонкая? - он раскрыл ее. - Да здесь почти ничего и нет!
- Так пожар же был! - воскликнула Танечка. - Там по этому поводу справка прилагается.
- А на словах?
- Киллер сидел в СИЗО. Дело вел следователь
Миронов. И однажды взял дело домой. А ночью квартира загорелась. И все сгорело.
- Точно, Слава, помнишь, Миронов погиб? Задохнулся в огне.
- Да, вспоминаю... Он нашего Моисеева приятелем был.
- Ну да. Он уже старый был. Почти шестьдесят.
- Не старый, а немолодой, - поправил друга Грязнов, разменявший шестой десяток. - Танечка, вы как считаете?
- Я - как старшие по званию, - ни секунды не мешкая ответила Татьяна.
- Правильно! Верной дорогой идете, товарищ! - одобрил Грязнов.
- Ладно, Танюша. Спасибо, - Турецкий уже погрузился в материалы дела.
- А шампанское? - осведомилась Таня.
- А где шампанское? - поддержал ее Грязнов, укоризненно глядя на друга.
- Танюша, завтра! Чтоб я сдох!
- Смотрите... Не давайте опрометчивых обещаний, - сузила глаза девушка.
- Это вы про шампанское или про "сдохнуть"? - попытался уточнить Турецкий.
Но Татьяна уже исчезла.
- Какие девушки на нас бросают взоры. Фотограф щелкает, и птичка вылетает... - меланхолично промурлыкал Грязнов. - Это, между прочим, Окуджава.
- Иди ты... - как бы удивился Турецкий, не отрываясь от папки.
- Что это ты? Что так пытливо изучают твои глаза?
- Напоминаю: Губернаторов, убитый член Госдумы, чье место занял Новгородский.
- Ну... и?..
- Киллера взяли почти сразу. Редкое везение. За обещанное сотрудничество со следствием ему оформили явку с повинной.
- Он сотрудничал?
- Да. Но следователь Миронов унес домой почти готовое к передаче в суд дело. И аллее капут. Ты же слышал.
- А киллер?