Иоанн медленно обернулся к нам. Несказанной добротой светились теперь за минуту перед тем грозные глаза.
- Что нужно от раба Господня сынам земной Мудрости? - прозвучал тихий и гармоничный голос, только что неистово и страшно гремевший проклятьями и ругательствами.
- Мы ищем Великого Учителя, - ответил я, Фалес Аргивянин. - Мы несём Ему привет Святилища и Убежища. Где найти нам Его?
Кротко и любовно глядел на нас Сын Жизни - в человеческой оболочке - Иоанн.
- А знаете ли вы, - спросил он, - что потеряете, когда увидите Его?
- Да, - ответили мы. - Но мы лишь послушные ученики Святилища. И затем, разве плачет вода, когда, выпаренная лучами Солнца, поднимается кверху, теряя свои водные качества?
Ласково улыбнулся Иоанн.
- Воистину, мудры вы, благородные греки, - ответил он. - Как найти вам Учителя? Идите в Галилею. Пусть Всеблагой благословит вас встречей с Иисусом Назарянином…
И он, возвратив наш мир нам, ушёл.
И я, Фалес Аргивянин, сказал Клодию Македонянину:
- Сдержи полёт ума, Македонянин. Ибо вот - раз Сын Жизни принимает грязное и отвратительное обличье иудейского прорицателя, - то чем должен явить себя Учитель? Не смотри на звёзды, смотри на землю: в прахе земном должна явить себя Истина…
И вот мы поздним вечером приблизились просто, ибо всё в мире Всевышнего просто.
Был вечер, и была полная луна. Нам сказали:
- Иисус Назарянин, которого вы ищете, прошёл в дом воскрешённого Им от смертного сна Лазаря. Вот дом этот…
Густой сад окружал дом. Когда мы вошли в сад, нам преградили дорогу два человека: один во цвете мужской силы, грубый и мрачный, другой - юноша, кроткий, с длинными льняными волосами, ниспадавшими на плечи.
- Что вам нужно, иноземцы? - грубо спросил первый.
- Видеть Великого Учителя, - ответил Клодий Македонянин.
- Учитель пришёл не для вас, язычники, - сердито сказал иудей. - Вы недостойны видеть Его… Идите прочь отсюда…
- Я вижу, что ты, муж, - человек святой и праведный, - ответил я, Фалес Аргивянин. - Что тебе при твоей святости и праведности даст Учитель? А мы - язычники и бедные, невежественные грешники, - мы-то и хотим поучиться у Учителя… Хотя бы затем, чтобы стать такими же святыми и праведными, как ты, великий и благой муж…
Тогда юноша быстро дёрнул за рукав хитона растерявшегося и глядевшего на меня сердито иудея. Он шепнул ему что-то и затем, ласково улыбаясь, сказал мне:
- Не трать, благородный чужестранец, стрел твоего аттического остроумия на уничижение бедного иудея. Присядьте на эту скамью - я сейчас вам пришлю одного нашего товарища, ему скажете всё, что вам надо…
Мы, усталые, опустились на скамью. Но огонь великий горел в сердце Клодия Македонянина и дивный свет заливал мой, Фалеса Аргивянина, разум: мы знали, что нашли Учителя, ибо вот - разве мог скрыться от взора Посвящённого Свет Вечности, разливавшийся над скромным масличным садом в Магдале?
И вот предстал пред нами муж, в белой чистой одежде, с печатью мудрости на челе; над этим челом горел тайный знак Посвящения Красной Расы, чьи Святилища скрывала далёкая Азия, откуда пришёл к нам Трижды Величайший, где Мудрые населяют целые города песками вместе с различными реликвиями древнего магического знания". Руины двух из этих городов в районе оазиса Черчен нашел и отчасти исследовал Н.М. Пржевальский. ] и где установлено владычество Треугольника[Треугольник (равносторонний, вершиной вверх) - здесь, универсальный многозначный символ, знак одной из посвятительных традиций; основные значения: огонь (как первостихия Космоса) и дух (как всеобщая животворящая суть). ]. И увидели мы, что для него не тайна наши знаки Маяка Вечности. Он поклонился нам и сказал:
- Привет вам, братья из Фив. Я - Фома, смиренный ученик Того, Кого вы ищете. Поведайте мне цель вашего путешествия. Кто послал вас?
И полился наш разговор, ведомый на сокровенном языке Святилища Мира. За какой-нибудь час мы узнали от брата Фомы всё то, что предшествовало появлению Учителя, и как и чем угодно было Ему открыться в мире… Великое, благоговейное недоумение охватило нас: ибо вот - приученные искать малое в великом, как могли мы вместить в малом - великое?
- Поистине, - пылко воскликнул Клодий Македонянин, - Учитель этот вместил в себе все сказания и все мифы мира!
- И претворил их в Истину, - сказал я, Фалес Аргивянин. - Или ты, Клодий, забыл, что сказал нам Великий Гераклит? Или забыл ты, как жрец Неизреченного, чьё имя - Молчание, поведал нам о поклонении Учителю при Его рождении? Готовься увидеть самоё Истину, Македонянин…
Фома встал и поклонился мне, Фалесу Аргивянину:
- Я более не имею ничего сказать вам, братья, - промолвил он. - Ваша Мудрость воистину служит вам маяком… Я иду предварить Учителя.
Как только он ушёл, я, Фалес Аргивянин, призвав тайное имя Неизреченного, погрузил себя в созерцание грядущего, и мне дано было увидеть нечто, что легло в основу всего того, что время принесло мне.
Когда я открыл глаза - перед нами стояла женщина, ещё молодая, красивая и с печатью Великой Заботы на лице.
- Учитель призывает вас, иноземцы, - тихо молвила она.
Мы последовали за нею - Клодий Македонянин торопливо, не умея сдержать порыва горячего сердца, а я, Фалес Аргивянин, спокойно, ибо разум мой был полон Холода Великого Познания, данного мне в коротком созерцании грядущего. Холод всего мира нёс я в себе - откуда же было взяться теплоте?
Так вступили мы на террасу, освещённую луной. В углу её, в полумраке тени маслины, сидел Он, Учитель. Вот что увидел я, Фалес Аргивянин.
Он был высокого роста, скорее худощав. Простой хитон с запылённым подолом облекал Его; босые ноги покоились на простой циновке из камыша; волосы и борода тёмно-каштанового цвета были расчёсаны; лицо худое и изнеможённое Великим Страданием Мира, а в глазах - я, Фалес Аргивянин, увидел всю Любовь Мира. И понял всё, независимо от того, что открыло мне, как Посвящённому, духовное окружение Учителя.
А Клодий Македонянин уже лежал у ног Учителя и лобзал их, оглашая рыданиями сад и террасу. Рука Учителя ласково покоилась у него на голове. А приведшая нас женщина полуиспуганно-полунегодующе глядела на меня, Фалеса Аргивянина, спокойно стоявшего пред лицом её Учителя.
Тихой небесной лаской обнял меня взгляд Любви Воплощённой. Голос, подобный голосу матерей всего мира, сказал мне:
- Садись рядом, мудрый Аргивянин. Скажи, зачем ты искал меня? Я не спрашиваю этого у твоего друга… Его рыдания говорят мне всё. А ты?
И я, Фалес Аргивянин, сел одесную Бога, ибо холод всего мира был в разуме моём.
- Я пришёл к Тебе, Неизреченный, - спокойно ответил я, - и принёс Тебе привет от Учителя моего Гераклита. Я принёс Тебе привет от того, чьё имя - Молчание. Я принёс Тебе привет от Святилища и Убежища. Я пришёл к Тебе, дабы потерять всё, ибо вот - я ношу в себе Холод Великого Познания…
- А почему же товарищ твой, потеряв всё, несёт теперь в себе Тепло Великой Любви? - спросил меня тихо Он.
- Он не видел того, что видел я, Неизреченный, - ответил я спокойно.
- И ты, мудрый Аргивянин, узнал меня, если называешь меня так?
- Тебя нельзя узнать, - ответил я. - Узнать можно лишь то, что Тебе угодно явить нам. И вот - я ничего не прошу у Тебя, ибо потерял всё и не хочу иметь ничего.
И тихо-тихо коснулась моей головы ласковая рука Его. Но Холод Великого Предведения царил в сердце моём, и я, Фалес Аргивянин, сидел спокойно.
- Мария, - раздался голос Его. - Пусть цветок Любви Божественной, распустившийся в сердце твоём, скажет тебе, кто из сих двух больше любит и больше знает меня?
Глаза женщины вспыхнули.
- Учитель! - едва слышно сказала она. - Любит больше тот, - указала она на Клодия, - а этот… этот… мне страшно, Учитель!
- Даже Божественная Любовь испугалась твоего Великого Страдания, Аргивянин, - сказал мне Он. - Блажен ты, Аргивянин, что полно мужества сердце твоё и выдержало оно Холод Великого Познания, имя которому - Великое Страдание…
- Учитель! - страстно прервала Его женщина. - Но этот… этот, кого Ты называешь Аргивянином, он ближе Тебе! Улыбка тронула уста Назарянина.
- Ты верно сказала, Мария, - промолвил Он. - Аргивянин ближе мне, ибо вот - он ныне предвосхитил в сердце своём то, что скоро перенесу я. Но он - только человек… Итак, Клодий, - обратился Он к Македонянину, - ты идёшь за мной?
- Я Твой, Учитель, - ответил рыдающий Клодий.
- Я беру тебя к себе…
И рука Неизреченного властно загасила горевший на челе Клодия Маяк Вечности.
- Я загасил крест на челе твоём и возлагаю его тебе на плечи. Ты пойдёшь и понесёшь Иго моё и Слово моё в неведомые тебе страны. Люди не будут знать и помнить тебя; Мудрость твою я заменяю Любовью. Под конец жизни твоей крест, который я возлагаю на тебя, будет твоим смертным ложем, но ты победишь смерть и придёшь ко мне. Отныне я разлучаю тебя с твоим товарищем - ваши пути разделены. А ты, Аргивянин, - обратился ко мне Неизреченный, - ты тоже потерял всё… Что же дам тебе взамен?
- Я видел Тебя и говорил с Тобою, - спокойно ответил я. - Что можешь Ты дать мне ещё?
С великою любовью покоился на мне взгляд Неизреченного.
- Воистину освящена Мудрость земная в тебе, Аргивянин, - сказал Он. - Ты тоже идёшь за мною?
- За Тобою я не могу не идти, - сказал я. - Но я никогда не пойду за теми, кто идёт за Тобою…
- Да будет, - печально сказал Назорей. - Иди, Аргивянин. Я не гашу Маяка Вечности на челе твоём. Я только возвращаю тебе срок человеческой жизни. Я не беру твоей Мудрости, ибо она освящена Великим Страданием. Неси её в бездны, куда ты, Мудрый, понесёшь свой Маяк.
Возвратись к Учителю своему и скажи ему, что я повелеваю ему ждать, доколе не приду опять. Не ходи к тому, чьё имя - Молчание, ибо вот - я всегда с ним. А потом возвратись сюда и переживи конец мой, ибо только конец мой снимет с тебя тяжесть Холода Великого Познания…
И я, Фалес Аргивянин, встал и, оставив Клодия Македонянина у ног Назорея, медленно поклонился Ему и сошёл с террасы. На дороге попалась мне группа молчаливых учеников. И вот - тот, который так грубо встретил меня, отделился от неё и, приблизившись ко мне, сказал:
- Господин! Если я обидел тебя, прости меня.
И я, взглянув, увидел в глубине очей его вражду и непримиримость.
- Нет обиды в душе моей, иудей, - ответил я. - Погаси горящую в очах твоих вражду Любовью твоего Учителя. Мы ещё увидимся с тобою тогда, когда страдание твоё будет больше моего. А пока… о премудрости великой богини Афины Паллады - радуйся, иудей, ибо вот - она, Великая, открыла мне, что между шипами венца Учителя твоего будет и твои шип, шип великого предательства Неизреченного!
Как ужаленный отскочил от меня иудей. Со страхом расступились ученики передо мною, Фалесом Аргивянином, несшим Холод Великого Познания в умершей душе своей. Только один Фома с другим молодым учеником последовали за мною до выхода из сада. Здесь Фома простёрся предо мною, Фалесом Аргивянином, и сказал на языке тайного Знания:
- Великая Мудрость Фиванского Святилища ныне освящена в тебе Светом Неизреченного, Аргивянин. Ей кланяюсь, кормилице моей, ибо вот - мы братья по ней…
Спокойно стоял я, и ко мне прикоснулся молодой ученик, застенчиво улыбаясь.
- Я чувствую твоё Великое Страдание, Аргивянин, и мне жаль тебя. Возьми эту розу из сада Магдалы. Пусть она согреет моей посильной любовью твоё холодное сердце. Не отвергай дара моего, Аргивянин, ибо роза эта сорвана Учителем, и мы оба ученики Его…
Я, взяв розу, поцеловал и, спрятав на груди, ответил:
- За любовь твою даю тебе старый мир мой, ибо его уже нет в душе моей. Он возле меня - возьми его. Мы ещё увидимся с тобою, и я назову тебе место Убежища, дабы ты мог посетить Учителя моего Гераклита, ибо вот - я вижу, что ваши жизни сходятся в одной точке - его, великого глашатая Мудрости Звезды Утренней, и твоя - великий Апостол Неизреченного! Но ты ошибаешься: я не ученик твоего Учителя, я не могу быть им, ибо я знаю, кто Он…
И я покинул Палестину.
Прибыв в Тайное убежище, узрел я своего Учителя, который в великом смятении бросился ко мне:
- О, Аргивянин! - воззвал он. - Наши сердца связаны цепями жизни Духа, и вот - что это за холод смерти идёт от тебя? Моя Мудрость не могла проникнуть за круг Великого Учителя, и я ничего не знаю, что было с тобою. Расскажи мне всё, Аргивянин!
И я, став у колонны, неторопливо рассказал ему всё. И вот - я увидел Великого Гераклита, простёршегося у ног моих.
- Привет тебе, Фалес Аргивянин, мудрый ученик мой, сидевший одесную Бога! - возгласил он. - Благодарю тебя за Великий Крест ожидания, принесённый тобою мне от Него, Неизреченного! Да будет Воля Его!
И я, Фалес Аргивянин, покинул без сожаления Учителя, ибо что было в нём мне, носившему Холод Великого Предведения в душе своей?
Я отплыл в Палладу и там, в тиши Святилища Пелиона, громко воззвал к Афине Палладе, и она, лучезарная, пришла ко мне, Фалесу Аргивянину, в ночной тиши прохладной рощи, у корней священного платана.
- Я слышала зов мудрого сына Эллады, любезный сердцу моему, - сказала богиня. - Что нужно тебе, Сын Мудрости, от матери твоей?
И я вновь поведал всё, что было со мной. Задумчиво слушала меня Мудрая, и вот - её материнская рука была на холодном челе моём.