– Ничего срочного. Звонили несколько ваших жен, желали вам удачи. Просили передать, что придут завтра на игру.
В этот миг мне почудилось, что несгибаемый Винсент Джупп потерял самообладание.
– Луэлла? – спросил он.
– Позвонила первой.
– А Джейн?
– Звонила и Джейн.
– И Агнес?
– И Агнес, – подтвердил я.
– Гм, – покачал головой Винсент Джупп. Казалось, впервые за все время нашего знакомства ему стало не по себе.
И вот величественный восход солнца возвестил о наступлении дня финала. То есть мне кажется, что именно так все и было, потому что в девять утра, когда я спустился завтракать, погода стояла отменная. Матч начинался в одиннадцать, первые восемнадцать лунок предполагалось сыграть до перерыва на обед. За двадцать минут до начала игры Винсент Джупп диктовал мне указания относительно сделки с торговцами пшеницей, потом мы перешли к статье о предстоящем поединке под названием "Какя выиграл финал". Впрочем, ровно в одиннадцать мы были на поле.
Соперник Джуппа – симпатичный молодой человек – заметно нервничал. Его улыбка при традиционном пожатии рук выглядела обреченной.
– Что ж, – сказал он, – пусть победит сильнейший.
– Да, я уже принял меры, – бросил Джупп в ответ.
Вокруг стартовой площадки собралось много зрителей, и когда Джупп занес клюшку над мячом, откуда-то из толпы донеслось мелодичное восклицание: "Мимо!" В чистом утреннем воздухе девичий голос прозвенел как сигнал охотничьего рожка.
Я оказался прав. Винсент Джупп и бровью не повел, не говоря о том, чтобы сорвать удар. Его клюшка как в учебнике попала по мячу и отправила его на добрых двести метров прямо по центру фервея. Покидая стартовую площадку, я заметил, как двое сотрудников Зеленого Комитета под руки выводят с поля Амелию Меридью. "Жаль бедняжку", – подумал я; на девушке лица не было. И все же, удалив с места событий, пусть и в сопровождении стражей порядка, судьба смилостивилась над ней: смотреть на происходящее было бы выше ее сил. Винсент Джупп походил на акулу, описывающую круги вокруг добычи. Он как заведенный неумолимо выигрывал лунку за лункой. К обеду Джупп выиграл десять лунок из восемнадцати, остальные закончились вничью.
На обратном пути к полю после обеденного перерыва нас поджидала встреча с бывшими женами мистера Джуппа. Первой нас заприметила Луэлла Мейнпрайс Джупп – миниатюрная блондинка с кошачьими повадками. На руках она держала собачку. В свое время я читал в газетах, что основанием для развода послужила постоянная и изощренная психологическая травля со стороны мужа. Факт травли подтвердили свидетели со стороны истицы. В частности, в ходе слушания выяснилось: мистер Джупп говорил, что жене не идет розовый цвет, а также не менее двух раз предлагал ее собачке съесть куриную ножку вместо грудки. Впрочем, время, лучший лекарь, по всей видимости, смягчило горечь Луэллы Мейнпрайс Джупп. Казалось, она была рада встрече.
– А кто это тут у нас сейчас победит больших злых дяденек в самом-пресамом главном чемпионате? – засюсюкала она, приметив бывшего супруга.
– Да, – отвечал Винсент Джупп, – я намереваюсь выиграть. Очень мило с твоей стороны, Луэлла, приехать на игру. Знакома ли ты с миссис Агнес Парсонс Джупп? – учтиво спросил он, жестом представляя подошедшую женщину, которая просто-таки светилась добротой и материнской заботой. – Как поживаешь, Агнес? – осведомился Джупп.
– Признаюсь, еще сегодня утром, – ответила миссис Агнес Парсонс Джупп, – я чувствовала себя неважно. Очень неприятное было ощущение в левом локте и, кажется, высокая температура. Впрочем, теперь мне немного лучше. А как твое здоровье, Винсент?
Мне вспомнились газетные репортажи об их бракоразводном процессе. Агнес подала на развод по причине подчеркнутого равнодушия мужа: несмотря на все уговоры, он бессердечно отказывался принимать тонизирующий бальзам доктора Беннета три раза в день. Однако теперь Агнес говорила ласково и даже заботливо. Да, муж был с ней жесток – присяжные не могли сдержать слез, когда она давала показания в суде, – и все же, по всей видимости, в глубине души Агнес еще тлели угольки былого чувства.
– Спасибо, Агнес, все хорошо, – ответил Винсент Джупп.
– Ты надел теплую фуфайку?
Гримаса исказила уверенное лицо миллионера.
– Теплую фуфайку я не надел, – посуровел он.
– Ах, Винсент, ты себя совсем не бережешь!
Он открыл было рот, но сказать ничего не успел, потому что позади раздался сдавленный возглас. За спиной Джуппа стояла дама приятной наружности, одетая в куртку свободного покроя. Лицо ее выражало комический ужас.
– Что такое, Джейн? – осведомился Джупп.
Стало понятно, что это и была миссис Джейн Джоке Джупп, потребовавшая развода из-за систематических издевательств со стороны супруга. Формальным поводом послужило то, что муж, не щадя ее чувств, постоянно надевал под смокинг белую жилетку. Некоторое время она смотрела на мистера Джуппа с деланным недоумением, а затем зашлась полуистерическим хохотом.
– Ну и ноги! – воскликнула она. – Нет, вы только посмотрите на эти ноги!
Винсент Джупп густо покраснел. У всех есть свои слабости; к недостаткам моего работодателя относилась неистребимая уверенность в том, что ему очень идут бриджи. Мне было не с руки убеждать его в обратном, однако факт оставался фактом – выглядел он курьезно. Природа, одарив его монументальной головой и выдающимся подбородком, словно забыла завершить начатое. Ноги Винсента Джуппа, пожалуй, были немного худосочны.
– Бедный ты несчастный! – не останавливалась миссис Джейн Джоке Джупп. – Какой шутник заставил тебя появиться на людях в коротких штанишках?
– Я не против такой одежды, – возразила миссис Агнес Парсонс Джупп. – Но нельзя же выходить из дома без теплой фуфайки при таком сильном восточном ветре.
– Крошке Тинки-Тингу не нужна фуфайка, мамочка и так его любит, – запричитала миссис Луэлла Мейнпрайс Джупп, обращаясь к собачке.
Я стоял рядом с Винсентом Джуппом и заметил, что у него на лбу выступили капельки пота, а обычно стальной взгляд казался едва ли не затравленным. Я понимал, что Джуппу приходилось несладко, и сочувствовал ему всей душой. Сам Наполеон пал бы духом, окажись он в окружении трех женщин, одна из которых все время сюсюкает, вторая вслух беспокоится о его здоровье, а третья отпускает оскорбительные замечания насчет его нижних конечностей. Винсент Джупп на глазах терял самообладание.
– Начнем, пожалуй, чего тянуть-то? – напомнил о себе соперник Джуппа. Лицо его выражало неестественную решимость загнанного в угол человека. При счете десять вниз после утреннего раунда ему только и оставалось, что собрать в кулак всю волю и достойно принять неизбежное.
Винсент Джупп рассеянно кивнул и тут же подошел ко мне.
– Уведите куда-нибудь всех этих женщин, – приказал он сдавленным шепотом. – Я не могу так играть, они действуют мне на нервы.
– Вам? На нервы? – воскликнул я, не веря своим ушам.
– Да, черт возьми, на нервы! Разве можно сосредоточиться, когда все вокруг только и говорят о теплых фуфайках и… и коротких штанишках? Уберите их от меня!
Он подошел к мячу, но держался при этом так неуверенно, что я сразу понял: жди беды. И верно, его клюшка поднялась, дрогнула, пошла вниз и едва чиркнула по мячу. Мяч прокатился пару метров и попал в выбоину.
– Это хорошо или плохо? – тут же напомнила о себе миссис Луэлла Мейнпрайс Джупп.
Огонек отчаянной надежды загорелся в глазах соперника Джуппа. Он расправил плечи и вышел на ти. Его мяч взмыл ввысь и упал недалеко от грина.
– По крайней мере, Винсент, – высказалась миссис Агнес Парсонс Джупп, – я надеюсь, ты не забыл надеть шерстяные носки.
Я услышал судорожный всхлип Джуппа, когда он подбирал клюшку для продолжения игры. Пытаясь выправить положение, Джупп великолепно выполнил второй удар, однако мяч налетел на камень и отскочил в высокую траву рядом с грином. Разница в счете сократилась.
Мы перешли на вторую лунку.
– Вот этот молодой человек, – сказала миссис Джейн Джоке Джупп, показывая на другого финалиста, который не замедлил покрыться пунцовыми пятнами, – может с полным основанием носить бриджи. Посмотри, как ему идет. А ты? Если бы ты увидел себя в зеркале, сразу бы понял…
– Винсент, мне кажется, у тебя жар, – закудахтала миссис Агнес Парсонс Джупп. – Ты весь горишь. И взгляд какой-то нездоровый, даже дикий.
– Посмотрите на наши глазки-пуговки, у моего малыша взгляд совсем не дикий, потому что мамочка его любит, – добавила миссис Луэлла Мейнпрайс Джупп.
С побледневших губ Винсента Джуппа сорвался глухой стон.
Полагаю, нет нужды подробно описывать весь матч. Есть вещи, говорить о которых больно. Винсент Джупп представлял жалкое зрелище. Он отдал девять лунок подряд, растеряв все преимущество, а противник, ободренный успехом, играл великолепно. Десятую лунку Джупп сумел свести вничью. Затем нечеловеческим усилием воли Джупп собрался и сыграл вничью одиннадцатую, двенадцатую и тринадцатую. Казалось, былая уверенность возвращается к нему, но на четырнадцатой лунке наступила развязка.
Винсент Джупп сделал потрясающий драйв, перекрыв удар своего оппонента на добрых пятьдесят метров. Тот, в свою очередь, хорошим вторым ударом подобрался к самому грину. И вот, когда Винсент Джупп склонился над мячом и приготовился бить, раздался голос Луэллы Мейнпрайс Джупп:
– Винсент!
– Ну, что?
– Винсент, тебя хотят обмануть… твой соперник – он нехороший… он жульничает. Ты сейчас отвернулся, а он ка-ак даст по мячу. Сильно-пресильно. Я все-все видела.
– Надеюсь, Винсент, – подхватила миссис Агнес Парсонс Джупп, – после игры ты отправишься на восстановительные процедуры.
– "Флешо"! – торжествующе выкрикнула миссис Джейн Джоке Джупп. – Весь день не могла вспомнить! В газетах печатали прекрасные отзывы. Принимать до завтрака и перед сном. Производители гарантируют, что не успеешь оглянуться, как на костлявых ногах вырастут самые настоящие мышцы. Не забудь сегодня же заказать склянку "Флешо". Большая стоит пять шиллингов, а поменьше – полкроны. Т.К. Честертон пишет, что постоянно принимает "Флешо".
Вопль отчаяния слетел с трясущихся губ Винсента Джуппа. Рука, которую он протянул за клюшкой, дрожала как осиновый лист.
Десять минут спустя он понурясь шел по направлению к раздевалкам. Все было кончено.
Вот видите, завершил свой рассказ старейшина, ставками на гольф легких денег не заработаешь. Нельзя положиться даже на самого распрекрасного игрока. Все что угодно может в любую минуту случиться и с выдающимся мастером. Недавно, например, Джордж Дункан потратил одиннадцать ударов на лунку, которую посредственные игроки обычно проходят за пять. Нет уж, бросьте вы это дело или ступайте прямиком на Трогмортон-стрит и попытайтесь отобрать деньги у Ротшильдов – я первый назову вас расчетливым и осторожным финансистом. А делать ставки на гольф – чистое безрассудство.
БИТЬ БУДЕТ КАТБЕРТ
© Перевод. А. Азов, 2012.
В курительную гольф-клуба вошел молодой человек, с грохотом швырнул на пол свою сумку, изнеможенно плюхнулся в кресло и стукнул по звонку.
– Официант! – воззвал он.
– Сэр?
Юноша с отвращением ткнул в сторону сумки.
– Унесите это. Клюшки можете взять себе, а не хотите – пусть забирает клуб.
С другого конца комнаты, из-под завесы табачного дыма, взглядом глубоким и задумчивым, таким, что приходит только после многих лет гольфа, за этой сценой с грустью наблюдал старейшина клуба.
– Бросаете гольф, молодой человек? – поинтересовался он.
Нельзя сказать, что помысел юноши застал старца врасплох: следя за игрой со своего высокого насеста близ девятой лунки, он видел, как юный игрок присоединился к послеобеденной партии, с трудом на седьмом ударе достиг первой лунки, а на подступах ко второй запустил два мяча в озеро.
– Да! – яростно вскричал юноша. – Рука моя больше не коснется этих клюшек! Бестолковая игра! Глупая, бессмысленная, дурацкая игра! Потеря времени – да и только!
Старик поморщился.
– Ну зачем вы так? – упрекнул он.
– Потому что это правда! Кому нужен гольф? Жизнь – не шутка; она сурова, тем более сейчас, когда нас душат конкуренты – а мы проматываем ее за гольфом. Да что он нам дает? Какой прок от гольфа, спрашиваю я вас? Приведите мне хоть один пример, когда любовь к этой вредной игре принесла хоть какую-то пользу.
Старец мягко улыбнулся.
– Их тысячи.
– Назовите хоть один!
– Ну что ж, – проговорил старик, – тогда из бесчисленных воспоминаний, что сразу приходят на ум, я остановлюсь на истории Катберта Бэнкса.
– Никогда не слышал о таком.
– Терпение, друг мой, – произнес старейшина, – сейчас вы о нем услышите.
События моего рассказа происходили в одном живописном местечке под названием Зеленые Холмы. Даже если вы не были в этом загородном рае, его название, думаю, вам хорошо известно. Лежащие не слишком близко, но и не очень далеко от города, Зеленые Холмы сочетают городскую роскошь с замечательными видами и по-деревенски чистым воздухом. Здесь живут в просторных домах, построенных на собственном фундаменте, ходят по насыпным дорожкам, пользуются электричеством, телефоном, канализацией, горячей и холодной водой. Жизнь здесь, должно быть, покажется вам идиллией, верхом совершенства. Миссис Уиллоби Сметерст, однако, была на этот счет иного мнения. Для совершенства, считала она, Зеленым Холмам не хватает организованного культурного досуга. Бытовых удобств для счастья мало – нужно следить и за душой, а потому миссис Сметерст поклялась, что покуда она жива, пренебрегать духовным развитием в Зеленых Холмах не будут. Она собиралась превратить Зеленые Холмы в храм всего изысканного и утонченного – и подумать только: она добилась своего. Под ее руководством литературно-дискуссионное общество Зеленых Холмов утроило свои ряды.
Увы, нет благоухающей мирры без дохлой мухи, нет салата без гусеницы. Ряды местного гольф-клуба, к которому миссис Сметерст испытывала глубокую неприязнь, за это время также утроились. Деление жителей Зеленых Холмов на спортсменов и ценителей прекрасного стало заметней прежнего и приобрело размах Великого раскола. Обе секты относились друг к другу с враждебной прохладой.
Каждый день давал новые поводы для разногласий. На беду, поле для гольфа, как раз по правую руку от четвертой метки, граничило с домом миссис Сметерст, куда часто зазывали местных знаменитостей, и громыхавшие оттуда взрывы аплодисментов загубили немало хороших ударов. А незадолго до начала нашей истории в гостиную миссис Сметерст со свистом ворвался лихо закрученный мяч и чуть было не оборвал головокружительную карьеру Рэймонда Парслоу Дивайна, стремительно восходящей звезды литературного мира (при виде мяча звезда подпрыгнула с места еще фута на полтора). Лети мяч на два дюйма правее – и Рэймонд непременно сыграл бы в ящик.
Не успели гости опомниться, как раздался звонок в дверь, и за служанкой в гостиную проследовал приятного вида юноша в свитере и широких штанах. Извинившись, он изъявил твердое желание ударить по мячу с того места, где тот остановился. Чудом спасшийся лектор и его слушатели в немом изумлении наблюдали, как незнакомец залез на стол и начал примериваться к мячу. Последовавший за этим отказ мистера Дивайна продолжать лекцию где-либо кроме как под защитой подвальных стен, невзирая на все уговоры хозяйки, вконец испортил и вечер, и отношения между спортсменами и ценителями.
Я упомянул об этом случае потому, что именно он свел Катберта Бэнкса с племянницей миссис Сметерст Аделиной. Когда Катберт – так звали юношу, по чьей вине мир чуть не потерял блистательного литератора, – послав мяч обратно на поле, спрыгнул со стола, он встретился глазами с пристально глядящей на него красивой девушкой. Надо сказать, что все смотрели на юношу довольно пристально, и пристальней других – Рэймонд Парслоу Дивайн, но никто больше не был красивой девушкой. Красота вообще редко гостила в литературном обществе Зеленых Холмов, и пылкому взору юноши Аделина Сметерст предстала жемчужиной среди обугленных головешек.
Они не встречались раньше – Аделина только день как приехала к тетушке, – но в одном он был уверен: жизнь, даже с электричеством, насыпными дорожками и горячей водой, будет тосклива, если он не увидит ее вновь. Да, Катберт влюбился, и – к слову о том, что любовь делает с мужчиной, – не прошло и двадцати минут, как он с одного удара закатил мяч в одиннадцатую лунку и в три удара мастерски пересек четыреста ярдов, отделявшие его от двенадцатой.
Позвольте пропустить все промежуточные ухаживания и перейти сразу к ежегодному благотворительному балу, единственному в год событию, где волк воистину живет с ягненком, барс лежит рядом с козленком, а спортсмены и ценители, забыв на время о старых обидах, становятся добрыми друзьями. Здесь Катберт сделал Аделине предложение, но увы, с литературных высот красавица и в бинокль бы его не разглядела.
– Мистер Бэнкс, – холодно сказала она, – я буду с вами откровенна.
– Выкладывайте как есть, – согласился Катберт.
– Как ни польщена я…
– "Вашим вниманием…" – знаю, знаю. "Для меня большая честь", и все такое. Но проедем эту лабуду. Что вам мешает сказать "да"? Я люблю вас до безумия.
– Любовь не главное.
– Вот здесь вы заблуждаетесь, – с чувством возразил Катберт. – Это вовсе не так. Любовь…
Он готов был развернуть свою мысль, но она перебила:
– У меня далекие планы.
– И прекрасная фигура, – заметил Катберт.
– У меня далекие планы, – повторила Аделина, – достичь которые мне поможет только муж. Сама я очень обыкновенная…
– Что?! – вскричал Катберт. – Вы – обыкновенная? Да вы лучшая из женщин, вы богиня. Должно быть, вы давно не смотрелись в зеркало. Вам нет равных. Даже близко нет. Все остальные в сравнении с вашей красотой – просто старые облупленные мячики.
– Ну, – смягчилась Аделина, – может, я и недурна собой.
– Недурна? Сказать, что вы недурны собой – все равно что назвать Тадж-Махал милой могилкой.
– В любом случае речь не об этом. Я хочу сказать, что если выйду за ничтожество, то и сама буду ничтожеством, а по мне это хуже смерти.
– А почему же это исключает меня?
– Ну сами посудите, мистер Бэнкс, сделали ли вы в своей жизни чего-нибудь стоящее? И сделаете ли?
Катберт задумался.
– Действительно, – сказал он, – в этом году мне не повезло ни с профи, ни с любителями, зато в прошлом году я победил во Франции.
– В чем победили?
– В Открытом чемпионате Франции по гольфу.
– По гольфу! Вы все свое время тратите на гольф. Я предпочитаю людей интеллектуальных, глубоко духовных.
Ревность вскипела в груди Катберта.
– Вроде этого – как его там – Дивайна?
– Мистер Дивайн, – зарделась Аделина, – станет великим человеком. Он уже столького достиг. Критики говорят, что он самый русский из всех молодых английских писателей.
– А это хорошо?
– Еще бы!