Павел искоса взглянул на него. Видно было, что паренек тоже устал, что ему очень страшно, но на лице его застыла решимость. Дышал он тяжело, на лбу выступили капельки пота, в лунном свете лицо его выглядело очень бледным и даже осунувшимся, будто мальчик разом повзрослел на много лет. Даже стыдно стало заставлять его, почти ребенка, проделывать этот длинный путь в морозную ночь… Хотелось остановиться, дать ему отдохнуть (да, честно говоря, и себе тоже!), а то и вовсе отправить обратно домой, к его странному деду, но Павел боялся, что сам не найдет дороги.
Он отвел глаза и вздохнул. Мальчишку было от души жалко. Бедный, вот у кого жизнь тяжелая! Старик помыкает им как хочет, а паренек все терпит и не жалуется. Интересно, есть ли у него родители? Если есть, небось в город подались, а о нем просто забыли. Скинули к деду в деревню, и ладно… А он, скорее всего, даже в школу не ходит!
Хотя… "Нашел о чем думать!" – одернул себя Павел. Тоже мне Макаренко выискался. Какое ему, в конце концов, дело до чужого мальчишки и старика? Пусть живут себе, как могут.
Идти пришлось долго. Павел даже удивился – как это старик и подросток умудрились дотащить его? Но еще более странно было, почему нигде не осталось их следов? Может, замело снегом? Вряд ли. Ночь стояла ясная, морозная, так что все звезды видны на небе, и только снег пронзительно скрипит под ногами. А кругом – ни леса, ни кустика, ни жилья, ни пригорка, только ровная, как стол, пустынная заснеженная равнина. Казалось, что конца-краю ей нет…
Павел уже совсем выбился из сил и хотел было крикнуть, что больше идти не может, надо остановиться хоть ненадолго, когда Прошка вдруг сам стал как вкопанный. Он крутил головой, тревожно оглядываясь вокруг, словно высматривая что-то впереди, и наконец впервые подал голос:
– Дальше сам пойдешь. Немного уже осталось-то… Во-он он, Синь-камень!
Он шмыгнул носом и побежал прочь не оглядываясь.
Оставшись в одиночестве, Павел немного растерялся. Теперь он и правда видел берег озера, заросший камышами, и Синь-камень, поднимающийся из-под снега. Оставалось только удивляться, почему он раньше их не заметил! Но думать об этом было некогда. Собрав остатки сил, он пошел туда. Быстрее, быстрее! Мороз кусает щеки, выстуживает последнее запазушное тепло, если не хочешь замерзнуть окончательно, остается только одно – двигаться побыстрее.
Через несколько минут он уже стоял рядом с камнем. Наконец-то можно хоть немного отдышаться, оглядеться вокруг, подумать, что делать дальше… Пальцы в тонких кожаных перчатках совсем заледенели, и Павел снова и снова дышал на озябшие руки. Вот только отморозить еще и не хватает!
Он переминался с ноги на ногу, утаптывая снег, и никак не мог сообразить, что его так тревожит и почему уже знакомое вроде бы место выглядит таким диким и страшным, почти нереальным, как кошмарный сон. Наконец он понял, в чем дело, – возле камня Павел не увидел своей разбитой машины! Неужели уже увезли? Невероятно. На девственно-белом снегу не видно никаких следов, значит, уже давно здесь не ездили? Кто же вызвал эвакуатор? Но самое главное – дороги не было! Неужели ее замело? Нет, глупость, ночь-то ясная! Или… Или он действительно оказался там, где еще не успели ее проложить?
Предположить такое было странно и нелепо, но факт оставался фактом. Павел почувствовал, что его попеременно кидает то в жар, то в холод. Неужели он и вправду оказался не там, где был раньше? В другом времени, в другом мире… Пожалуй, это будет похуже аварии!
Больше всего пугала именно необъяснимость происходящего. И главное, непонятно, что делать дальше!
Павел попытался отогнать приступ паники, чтобы сосредоточиться, вспомнить что-то важное. Как там старик говорил? Слова почему-то никак не всплывали в памяти, и он снова и снова прокручивал все, что произошло с ним в эту долгую ночь, словно киноленту.
Ах да! Вспомнил наконец-то! "Синь-камень три раза обойди посолонь да скажи: "Где был, там и буду!" Надо попробовать. Ничего другого ему все равно не остается!
Что такое "посолонь", он не знал и наудачу двинулся вокруг камня по часовой стрелке.
– Где был, там и буду… Где был, там и буду…
Павел чувствовал себя на редкость глупо, проделывая этот странный ритуал. Чистой воды шарлатанство, дремучее суеверие, бред!
И все же он шел, упорно бубня себе под нос:
– Где был, там и буду… Где был, там и бу…
Он оступился, потерял равновесие и упал, сильно ударившись головой о проклятый камень.
Первое, что Павел почувствовал, – холод, пробирающий до костей. Открыв глаза, он обнаружил, что лежит на снегу в двух шагах от разбитой машины. Автомобиль выглядел как груда металлолома, и сразу было понятно, что восстановлению уже не подлежит, но сейчас Павел обрадовался ему, как родному, и зачем-то нежно погладил смятое крыло.
Он встал. Ноги слушались плохо, словно затекли от долгой неподвижности, и голова кружилась, но вроде бы ничего не болит. Могло быть гораздо хуже!
Сколько же времени прошло? Павел кинул привычный взгляд на левое запястье. Стрелки дорогущих часов "Патек Филипп", приобретенных совсем недавно в Петровском пассаже, замерли на цифре "двенадцать", словно намертво сцепившись между собой, но далеко, над покрытой льдом гладью озера, уже вставало солнце, окрашивая небо в розовато-сиреневый цвет.
Павел не мог вспомнить, в котором часу он уехал из пансионата, но это было никак не позже полуночи. Скорее всего, часы остановились от удара, вон и стекло треснуло. Так что, уже утро? Похоже на то…
Неужели он несколько часов пролежал здесь, на снегу? Невероятно! Должен был бы замерзнуть насмерть. Мороз-то нешуточный, градусов пятнадцать будет!
Все, что случилось с ним ночью, казалось сном. Старик, подросток, закопченная изба, магический обряд и старинный заговор, словно по волшебству исцеливший его от тяжелой травмы… Просто бред. Не может такого быть. Наверное, он не так уж сильно пострадал в той аварии, а остальное просто привиделось. Надо будет потом к врачу сходить на всякий случай.
Но это все после, после… Главное – жив! Надо как-то выбираться отсюда.
Машина, конечно, разбита в хлам, но это еще не так страшно – "Автокаско" покроет расходы. Павел еще порадовался про себя, что выбрал самую дорогую страховку.
Он пошарил в кармане куртки. Вот он, мобильник, на месте! Надо вызвать аварийную службу, и поскорее. Приплясывая на месте от холода, Павел достал свою "Нокию", но на дисплее опять высветилось: "Нет сети".
Черт! Даром только деньги берут! От досады он чуть не зашвырнул злополучный телефон в ближайший сугроб, но вовремя опомнился. Нечего срывать раздражение на ни в чем не повинном аппарате. В городе-то он еще не раз пригодится!
Павел опустил глаза и прямо под ногами увидел черный блестящий камешек очень странной формы, как будто кто-то вырезал сердечко, вроде тех сувениров, что продаются в подземных переходах. Небогатые, но романтичные молодые люди часто дарят такие своим подружкам на День святого Валентина… Как врач, Павел, конечно, знал, что человеческое сердце выглядит совершенно иначе, но сейчас ему показалось, что это, каменное, было живым и настоящим!
Его сердцем.
Повинуясь внезапному порыву, он наклонился и сунул находку в нагрудный карман куртки. На душе сразу стало как-то спокойнее, словно странный камешек и впрямь нашел свое место.
Вдалеке послышался шум мотора. Надо же, повезло! От радости Павел мигом позабыл обо всем на свете, выскочил на самую середину дороги и замахал руками.
До дома он добрался часам к десяти. Сонный водитель на раздолбанном жигуленке запросил немереную цену, – аж сто долларов! – но ничего не поделаешь, пришлось согласиться. Честно говоря, Павел был рад и этому – не околевать же от холода там, на пустынной дороге!
В салоне воняло бензином и дешевым куревом, водила все время болтал что-то о том, какая стерва у него теща, даже в Новый год все зудит и зудит, как пила: денег, мол, мало зарабатываешь, все люди как люди, технику покупают, мебель новую, жены у них в шубах ходят, а ты…
– Ну я и говорю: сама, мол, зарабатывай, раз такая умная! И с дочкой своей сама живи! Шубу ей, понимаешь… Ни кожи ни рожи, готовить не умеет, дома бардак вечно, чистой рубашки не найдешь, а все туда же. Королевична, блин. Веришь – накипело! Собрался да уехал. Пусть теперь попрыгают, две дуры!
Мужичонка радостно усмехался, скаля желтые, изрядно попорченные никотином и кариесом зубы. Видно, представлял, какой сейчас переполох в доме из-за него. Хотелось крикнуть ему: "Заткнись! Ну заткнись, пожалуйста, добрый человек, никому не интересны твои жена и теща, да и ты сам тоже, довези до города – и все. Неужели это так трудно?"
Но видимо, водитель не умел читать мыслей. Пришлось вынести это испытание до конца. Павел старался думать только о том, что скоро будет дома, что авария – это, конечно, большая неприятность, но, слава богу, все обошлось более-менее благополучно, а теперь он как-нибудь разберется с этой проблемой, но сначала упадет в постель и будет спать, спать, спать… Говорят, как встретишь Новый год, так его и проведешь, но сейчас ему очень хотелось думать, что это простое суеверие.
У подъезда Павел вышел из машины, едва держась на ногах. Он протянул водителю купюру (ту самую, от которой давеча отказался чудной старик, – Павел запомнил ее по чуть загнутому уголку) и, покачиваясь, вошел в дом.
За стеклом в маленькой будочке, украшенной в честь Нового года разноцветной мишурой, сидела старенькая вахтерша тетя Клава. Теперь их называют "консьержками", по-современному, но тетя Клава выглядела именно вахтершей – тонкие губы, сжатые в ниточку, седой узелок волос на затылке и взгляд из-под очков как у пограничника, охраняющего рубежи Родины. Только верной овчарки Мухтара не хватает! И даже в праздник все равно на боевом посту… Вот что значит старая закалка.
– С Новым годом! – пробормотал он заплетающимся языком.
Павел всегда вежливо здоровался с ней по утрам, и тетя Клава, кажется, благоволила ему, но сейчас ее взгляд явно говорил – пить меньше надо! А еще приличный человек…
Ну да пусть ее.
Павел поднялся на свой седьмой этаж. В кабине лифта он очень боялся потерять сознание – ноги уже совсем не держали его, перед глазами плыли красные круги, и уши закладывало как в самолете, но ничего, справился. Уже перед дверью он долго рылся по карманам, отыскивая ключи, а в руках упорно оказывалось то самое черное каменное сердечко, которое он зачем-то подобрал возле Синь-камня. Странно, но прикосновение к его гладкой и холодной поверхности успокаивало, умиротворяло… Павел даже вспомнил, что проклятые ключи засунул не в куртку, а в особый кармашек на джинсах.
Он ввалился в свою квартиру, швырнул сумку у порога и кое-как сбросил ботинки в прихожей. Даже на то, чтобы шнурки развязать как следует, сил уже не осталось. Куртка полетела прямо на пол. Павел прошел через комнату, неловко задел стопку книг и бумаг на рабочем столе, и листы, шурша, посыпались на пол.
А, черт с ними! Спать, спать, все остальное – потом!
Он уже дошел до кровати и, только когда раздевался, заметил, что на стильном темно-сером свитере от Эскада явственно виднелись бурые засохшие пятна. Неужели кровь? Нет, быть такого не может! Наверное, просто испачкался где-то. Да черт с ним, со свитером, в конце концов! Отдать в химчистку, а не получится – просто выбросить.
Стягивая свитер через голову, он почувствовал боль в груди – несильную, но вполне ощутимую.
Павел опустил глаза да так и ахнул. Через всю грудную клетку тянулся белесый грубый шрам. Он выглядел старым, зажившим, как после давней травмы… Но раньше его не было, это точно!
Он сел на кровати, зачем-то держа свитер в руках, снова и снова всматривался в проклятый шрам, как будто надеялся, что он исчезнет сам собой.
Глава 11
Праздники затянулись почти на полмесяца. После новогодних морозов снова потеплело, снег растаял, и город опять утопал в грязи. Все, кому хватает денег, чтобы достойно отдохнуть, разъехались по Канарам и Куршевелям, а тем, кому не так повезло в жизни, приходится коротать свободные дни между диваном и телевизором в ожидании новых трудовых будней. Как раз в такие дни особенно сильно вырастает статистика дорожно-транспортных происшествий и преступлений на бытовой почве по городу… Торговцы подсчитывают барыши – в праздники с прилавков на ура улетает любая заваль, а простой обыватель, одуревший от многодневного пьянства и обжорства, а главное – от скуки, живет с одной мыслью: ну когда же снова на работу?
Марьяна тоже осталась дома, но скучать ей было некогда. Все свободные дни она лихорадочно занималась переустройством своего жилища. Она торопилась все сделать, пока есть время, и это занятие, против ожиданий, доставило ей настоящее удовольствие.
По каталогу она выбрала обои в мелкий "ситцевый" цветочек, подыскала бригаду рабочих, которые в два дня переклеили стены в ее квартире, и принялась менять обстановку – вместо белой кухонной мебели купила новый гарнитур из сосны, резной деревянный столик сменил стеклянный, с прозрачной столешницей, шкаф в "деревенском" стиле – модерновую конструкцию из металла и пластика, а место хромированной стильной лампы занял шелковый абажур…
Марьяна увлеченно бегала по магазинам, выбирая новые и новые забавные вещички, достойные украсить ее новое обиталище. В художественном салоне ей приглянулись лоскутное покрывало и такие же наволочки, и она купила их, не пожалев довольно значительной суммы денег. По Интернету нашла девушку, которая делала удивительных кукол, – и вот на кровати сидит румяная баба в кокошнике и сарафане, а с полки свисает рыжий клоун на трапеции.
Но этого ей показалось мало. Марьяна зачем-то купила краски, кисти и теперь все свободное время увлеченно рисовала. Она понятия не имела о том, как правильно обращаться с акварелью (все ее познания ограничивались школьными уроками рисования, которые она от души ненавидела), но пробовала снова и снова, пока не стало получаться. Каждый раз она не задумывалась о том, что именно собирается изобразить, не копировала готовые образцы. Рука с кисточкой как будто сама водила по бумаге – и появлялись цветы, огромные мохнатые листья, птицы, звери, бабочки…
В общем, праздники прошли незаметно и почти весело. Пролетели, как один день, и даже жалко было, что кончились – столько еще нужно было сделать!
В первый же рабочий день Марьяна пришла веселая, окрыленная, и на все вопросы сослуживцев – где удалось так хорошо отдохнуть? – она только отмалчивалась и таинственно улыбалась. Врать не хотелось, но и правду говорить – тоже. Эта жизнь, с Найдой и обновленным домом, с запахом пирогов на кухне, с воспоминаниями и неясным ожиданием счастья, была ее, только ее и ничья больше, а потому делиться ею ни с кем не хотелось.
Она была совершенно поглощена своими мыслями и не сразу заметила, что с Таней Роговой, которая занимала
соседний с нею стол, творится что-то неладное. Девушка словно не находила себе места, хваталась то за одно, то за другое, бесконечно перекладывала бумаги у себя на столе, рылась в ящиках, словно потеряла что-то очень важное и нужное…
По правде говоря, Марьяну это скоро начало изрядно раздражать. После праздников навалилась куча дел, хотелось разобраться с ними поскорее и идти домой. Как раз сегодня должен прийти мастер – повесить новую полочку, так что лучше бы не задерживаться. А как тут сосредоточиться, когда рядом человек пятый угол ищет?
Марьяна уже хотела было спросить, в чем дело и неужели у Тани совсем нет работы, – строго так спросить. Таня формально считается ее подчиненной, и хотя она всегда старалась не злоупотреблять своей властью, но ведь иногда приходится к порядку призвать! Конечно, после праздников трудно входить в рабочую колею, но что поделаешь…
В этот момент Таня встала, решительно подошла к ней и положила на стол лист бумаги.
– Что это?
– Заявление. Я… – Голос ее дрогнул, но Таня справилась с собой и твердо сказала: – Я ухожу.
Вот это номер! Марьяна не могла скрыть удивления.
– Почему? Ты что, другое место нашла, получше?
– Нет.
– Какие-то проблемы возникли?
– Нет, все в порядке.
По лицу ее было видно, что Таня кривит душой. Выглядела она так, что краше в гроб кладут.
– Просто так уходишь? В никуда? – допытывалась Марьяна.
Она чувствовала, что здесь что-то нечисто, и не просто так, с бухты-барахты, аккуратная и жизнерадостная Танюша бросает хорошее место. Тем более что проработала она меньше года, и такая строчка в резюме вызовет кучу вопросов в любой другой компании. Все знают, что, если человек уходит с работы, где трудился меньше двух лет, значит, либо не справился с обязанностями, либо вышел какой-то конфликт с сотрудниками или руководством, либо просто, в силу природной легкомысленности, склонен к перемене мест. В любом случае ничего хорошего от него ждать не приходится.
– Таня, ну ты же сама понимаешь, резюме твое будет выглядеть хуже! – со вздохом сказала она. – Получится, что ты скакала с места на место. Подумай, могут ведь проблемы возникнуть!
– Ну и пусть. Мне все равно.
Марьяна видела сейчас, что она сама на себя не похожа: бледная, глаза красные и лицо как будто осунулось… Словно какая-то печаль грызет ее уже не первый день.
– Таня, ты ведь знаешь, что одним днем это не делается. Надо еще две недели отработать, замену тебе подыскать…
Она говорила рассудительно и спокойно, но Таня ее не слушала. В глазах ее застыла такая решимость, что было видно – больше она здесь ни дня, ни часа не останется.
– Так объясни, что случилось! Не стоит горячку пороть, давай спокойно разберемся. Может, еще не все так страшно?
Таня покачала головой, прикусив нижнюю губу.
– Этот Новый год… Я не знала… Не знала, что так будет! – выпалила она и выбежала прочь, хлопнув дверью.
Марьяна осталась в полном недоумении. Она уже и думать забыла, что из-за гриппа, который так неожиданно свалился на нее (и так же неожиданно прошел!), не поехала в пансионат, хотя и должна была. В конце концов, это ведь часть ее работы… Тренинг по командообразованию, совмещенный с новогодней корпоративной вечеринкой, по идее руководства (а точнее, Главного лично), должен был способствовать сплочению коллектива, а тут результат получился прямо противоположный. В чем же проблема? Почему она возникла?
Она чувствовала себя немного виноватой, словно нарочно манкировала своими обязанностями. Надо во всем разобраться, и немедленно!
Когда на улице уже стемнело, рабочий день подошел к концу и сотрудники начали понемногу расходиться, утомленные первым рабочим днем, Марьяна наконец оторвалась от своих бумаг и монитора компьютера. Она чувствовала себя усталой, в глазах рябило, но ничего так и не прояснилось, и она находилась в полном недоумении.