Сумеречный судья - Чекалов Денис Александрович 19 стр.


Сильфида что-то обдумывала.

- Кто вас нанял?

- Никто.

Она сухо усмехнулась.

- Неужели все это из-за любви к поэзии?

- Нет, - ответил я. - К жареному картофелю. Так что они искали, Лора? По-прежнему рукопись?

Тысячи морщинок на лице леди Морвинг пришли в движение.

- У меня ее нет, - сказала она. - Да и не может быть. Мы с Серхио не живем вместе уже два года.

- Но он по-прежнему оплачивает дом?

- Серхио? Не будьте наивным. Особняк принадлежит мне, как и ландо, как и все имущество. У меня фабрика зачаровки жезлов. И ничего общего с покойным мужем.

- Он сам ушел, или вы его выгнали?

- Даже не знаю. Это произошло как-то само собой. Все эти люди, которые окружали Серхио… Они меня раздражали. А ему не нравилось то, как живу я. Закончилось тем, что он поселился на каком-то грязном чердаке. Ему там нравилось. Говорил, воздух наполнен творчеством. А по-моему, просто пахло спиртным.

- Не только, - заметил я.

- Серхио нравилось играть на публику. Порой мне кажется, он был уверен, что не умрет, хотя и выстрелил себе в голову. Мой муж никогда не умел остановиться.

- Оркохоббиты искали колдовские стихи?

- Наверное. Но у меня их нет. Серхио даже не показывал мне рукопись. В последнее время, мы почти не общались. Только сказал, что посвятил поэму мне… Не знаю, зачем он это сделал.

- Может, надеялся вернуться к вам? - спросил я.

- Вы так думаете?

По тону, каким были произнесены эти слова, я понял - леди Морвинг не верит ни во что подобное. Но ей бы хотелось.

Передо мной была сильная, волевая женщина, которая добилась успеха там, где играют жестко, и еще жестче наказывают за проигрыш. С чего же ей мечтать о возвращении нетемахи-мужа?

- Почему нет, - ответил я.

Леди Морвинг посмотрела на меня, и в ее взгляде читался неожиданный интерес. Не ко мне; к себе самой. Наверное, за долгие годы я оказался единственным мужчиной, который увидел в ней красивую, привлекательную женщину.

Я вспомнил, что говорила Люсинда - половая тряпка и то красивее. Лора стояла слишком высоко над людьми, и они не могли оценить ее по достоинству.

Так иногда бывает.

13

Прежде, чем начать говорить, Элдарион наклонил голову и почесал за рогом. У него была такая привычка; словно он запускал механизм, генерирующий мысли.

Зденек Лишка висел возле стены.

Если бы ему позволили делать, что вздумается, маркиз, без сомнения, шлепнулся бы об пол. Но два огра крепко держали его за руки, - и сжимали так крепко, что скорее бы вырвали их по локоть, чем отпустили гнома.

Лишку еще ни разу не ударили; но он вел себя так, словно его непрерывно били на протяжении нескольких часов.

- Зденек, - произнес Элдарион. - Мы ведь с тобой всегда хорошо понимали друг друга, верно?

Прозвучало так, словно Лишку не станут избивать.

Тот был настолько наивен, чтобы поверить.

- Мне нужна рукопись, Зденек, - продолжал Элдарион. - Хочу, чтобы ты это понял.

Он постоял немного, повернувшись к Лишке спиной.

- У меня много времени, - сообщил демон. - Чертовски.

- Я не знаю, где рукопись, - произнес маркиз. - Правда, не знаю.

- Может, это и так, - согласился Элдарион.

Дэйбрил ухмыльнулся.

- Тогда потом я перед тобой извинюсь. Ты пойми, Зденек. Мне мало твоего слова. Я должен быть уверен. Начинайте, ребята.

Дергар отошел в сторону.

14

Бурый болотный имп в форме привратника подлетел к нашему экипажу и раскрыл передо мной дверцу.

Вечер наносил на небо легкие штрихи сумерек. Здесь рано начинало темнеть; словно сама природа хотела создать неустойчивое, романтическое настроение для жизни и смерти поэта.

Когда громыхание лифта замерло, нас встретила тишина.

В холле издательства никого не было; только старый гном, с обвислыми усами, как у моржа в детском комиксе. Он читал книгу, аккуратно обернутую в газету.

На стенах висели портреты знаменитых писателей - Гоблина Скарабейки, Мертонда Дингла и Джонатарна Хиггинса; если подойти к картине, и посмотреть в глаза автору, как он сразу же начинал читать вслух, густо и с выражением, - правда, не свои книги, а соседа; при этом поглядывал на того с ухмылкою и словно говорил:

"Экую же чушь ты написал, парень!"

В центре холла поднимался фонтан с волшебной водой; стоило отпить из нее, и тебя начинало тошнить стихами. Выходили, порой, весьма неплохие; жаль только, что все права на них сразу отходили издательству.

- Не вижу стаи писателей, которые бы осаждали офис с рукописями в зубах, - произнес я.

Френки осматривала пустующий холл с видом богини войны, которая недоумевает - отчего земля еще не усеяна трупами павших.

- Пока что ему не приходили бить морду, - констатировала она. - Даже мебель не сломана.

Стоило подойти к двери и протянуть руку, как створка отворилась сама. Орк, закрывший собой проход, выглядел куда более неприступным, чем запертые засовы.

- Офис закрыт, - сказал он.

- Вижу, - подтвердил я. - Тобой.

Френки проворковала:

- Думаю, я продам вам идею одной книги! - сообщила она.

- Какой? - поинтересовался охранник.

Он спрашивал так серьезно, словно на самом деле поверил, будто девушка принесла ему синопсис. Конечно, орк никогда раньше ее не видел, но принять Френки за литераторшу…

- Она называется "Почему Аркаша ест только кашу", - пояснила демонесса.

Я постарался сделать вид, что не знаю эту девушку.

- И почему? - крайне заинтересованно спросил охранник.

- Потому, что ему выбили зубы!

Орк приходил в себя так долго, что я испугался - не хватил ли его инсульт.

- Это плохой сюжет для детской книжки, - наконец сообщил громила. - Знаете ли, в них не должно быть насилия.

- О, это будет книжка для взрослых, - пообещала девушка. - Очень для взрослых. Может быть, ее даже станут продавать в специализированных магазинах.

- Я люблю такие, - сообщил охранник. - Но вот читать не очень.

- Не расстраивайся, - ласково улыбнулась девушка. - Ты увидишь все своими глазами. В первой главе избивают одного кретина, который стоял в дверях.

- Зря он это сделал, - согласился охранник.

15

Дэйбрил Элдарион обернулся с таким недоумением, словно его корабль потонул, а он понял это лишь в тот момент, когда рыбы стали стучаться в иллюминатор.

- Что происходит? - спросил дергар.

Френки вынула из кобуры револьвер и приставила к голове издателя.

- Вопрос, - сказала она. - Сколько друзей поэзии умрет на этой неделе?

Два огра у стены играли в обои. Ими был Зденек Лишка, и третий громила старался приклеить его к штукатурке. По всей видимости, забыл про раствор, и потому только зря обивал кулаки о живот маркиза.

Когда мы появились, эти трое прервали свое занятие. Лишка же продолжал делать то, что и прежде; испытывал боль.

- Вот значит, как создаются книги! - протянула Френки.

- Я раньше думал, - произнес я. - Книги делаются так: пришел поэт, легко разжал уста, и сразу запел вдохновенный простак - пожалуйста! А оказывается - прежде чем начнет петься, долго ходят, разомлев от брожения, и тихо барахтается в тине сердца глупая вобла воображения.

Элдарион склонил голову.

- Плохие стихи, - констатировал он. - Размер не соблюден, рифма не клеится. И причем здесь вобла? Непонятно. Надо еще редактировать и редактировать.

- Издатели все такие образованные? - спросила Френки.

Три огра, что размазывали Лишку по стенке, теперь стояли, не двигаясь; неподвижные, как напечатанные буквы, но в любой момент готовые объединиться и обрести смысл слова.

Револьвер, приставленный к голове Дэйбрила, гораздо больше беспокоил охранников, чем его самого. Здравый смысл подсказывал, что должно быть наоборот; но вера способна творить чудеса.

Элдарион не верил, что его могут застрелить - вот так, среди белого дня, в собственном офисе, и на глазах телохранителей. Строго говоря, в этом он сильно ошибался.

Охранники же считали - если сделанная ими ошибка заставит Френки спустить курок, их ждет суровое наказание от Элдариона.

Даже если дергара к тому времени убьют.

- Сейчас поясню, - негромко произнес я.

Вращающееся кресло, стоящее в центре комнаты, привлекло мое внимание, и я сел в него.

- За эти сутки погибло уже двое. Мою партнершу расстраивает, что ни одного не убила она сама.

- Врезать ему? - спросил охранник, который украшал физиономию Лишки расплывчатыми пятнами кровоподтеков, в стиле сюрреализма.

Черт, а ведь парень мог стать художником…

Думаю, он имел при этом в виду, что еще раз ударит Зденека; не мог же огр всерьез полагать, что я позволю ему приблизиться.

- Не будь дураком, - ответил Элдарион, и маленькие глазки дергара скосились на револьвер, приставленный к голове.

Значит, он все-таки видел пушку… Это внушало мне тихую радость.

Если быть точным, глаза демона не были маленькими; но какие-то обрюзгшие, заплывшие кожей, так что выглядели раза в два меньше.

- Зачем быть таким требовательным, - примирительно произнес я. - Твой помощник тот, кем был рожден. Он не сможет измениться.

По всей видимости, Элдарион думал, что от его головы уберут револьвер.

Это было одной из мириада иллюзий, которым суждено рассеяться с утренним туманом.

- Послушайте, - произнес он. - Так дела не делают. Вы что, чокнутые? Вламываетесь тут, суете мне пушку под нос.

- А он адекватно оценивает происходящее, - сказал я. - Я вообще-то эльф очень незлобивый.

Я задумался.

- В школе и университете меня все любили, - продолжал я. - Сам удивляюсь - отчего это… Но сегодня я уже дважды наталкиваюсь на твоих книжных червей. И они ведут себя - как бы это сказать, чтобы не обидеть твой слух? По-скотски.

Я снял со стола Элдариона несколько документов; это оказались подписанные контракты.

- И тогда я решил, - продолжал я. - Что стоит заглянуть к тебе и предупредить. Мне нравится предупреждать людей. Они потом все равно делают то, чего им не велели… Приятно смотреть, как сами лезут головой в прессовальный станок.

В контрактах не оказалось ничего интересного. Поэтому я разорвал их и выбросил на пол.

- Ты чего? - закричал Элдарион.

- А вот перебивать нехорошо, - погрозил я пальцем. - Видно, ты еще не издал ни одного сборника правил этикета. Если. Твои книжные червяки. Еще раз побеспокоят кого-нибудь. Пусть даже будут громко включать музыку, мешая соседям спать. Приду и вышибу тебе мозги.

Я добродушно улыбнулся.

- Все понятно, или повторить?

- Вы с ума сошли! - воскликнул Элдарион.

Я встал, для чего мне пришлось немного потоптать разорванные контракты. Подошел к трем оркам, что пластали по стенке Лишку, и раздвинул их, как шторы.

- Давай, приятель, - произнес я, подхватывая маркиза. - Хватит на сегодня поэзии.

Дэйбрил не шелохнулся.

Сложно двигаться, когда в голову направлено дуло револьвера, а мозги шевелятся достаточно быстро, чтобы понять - внутри черепа им будет гораздо уютнее, чем снаружи.

И все же он зафонтанировал энергией. Его тело задрожало, словно дергар наступил на оголенный провод, лицо покрылось краской.

- Кем вы себя считаете? - закричал Элдарион.

Я помедлил.

- Хороший вопрос, - признал я, и продолжал транспортировать Лишку к дверям. - Иногда я сам себя спрашиваю: Майкл, кто ты, черт возьми, такой?

- Вы не знаете, кто я, - говорил Дэйбрил. - Претор не арестовал вас только потому, что я попросил. Да, я! У меня есть в этом городе кое-какое влияние, и в других тоже. Если вы хоть пальцем меня тронете - гнить вам в подземелье, пока хоббит на горе зубом не цыкнет.

16

Рассеянный свет стелился по больничной палате.

- Ваш друг скоро придет в себя, - произнес врач, заглядывая в медицинскую карту. - Ему еще повезло.

- Спасибо, доктор, - ответил я. - Но этот гном нам не друг.

Лекарь поднял на меня глаза, и его взгляд забился между лицом и стеклами очков-половинок. Он полагал, что не-друзей проще отвозить в простую больницу, а не в дорогую частную клинику.

Или сразу сгружать возле крематория.

Однако эскулап получал достаточно, чтобы навесить на губы замок тактичности. Доктор вышел из палаты так, словно этот уход был главной целью его появления.

Френки осматривала палату с видом архангела Гавриила.

- Здесь довольно прилично, - сообщила она. - Но не все на уровне.

- Зденеку Лишке наверняка будет неуютно, - произнес я. - Когда придет в себя. Он привык к грязным мансардам и запаху алкоголя; как бы с ним ни случилось шока от чистоты.

Гном, лежавший на кровати, пошевелился. Это причинило ему боль; а боль помогла полностью прийти в себя.

- Где я? - спросил Лишка.

- На небесах, - ответил я. - И вам придется заплатить за все свои преступления.

Я не стал подходить близко к кровати; Френки взяла стул и поставила его возле постели больного. Девушка склонилась над Зденеком.

- Вы помните, что произошло? - спросила демонесса.

- Смутно… - ответил гном.

Френки носит платья с такими глубокими декольте, что Марианская впадина по сравнению с ними - лишь незначительная щербинка. Теперь вырез оказался перед самыми глазами Лишки.

Мне пришло в голову, что такое потрясение способно перечеркнуть все усилия медиков, и уложить любителя поэзии прямо в гроб. Но я не стал вмешиваться; нельзя лишать человека шанса умереть от счастья.

- Теперь все позади, - ласково произнесла Френки. - Элдарион больше не осмелится тронуть вас.

Глаза Лишки лихорадочно заблестели.

- Вы не поверили мне. Когда я сказал, что Серхио убили. Подумали, у меня не все дома.

- Тогда все указывало на самоубийство, - ответила Френки.

- Как и сейчас, - вполголоса пробормотал я.

- Вы не понимаете, - говорил Лишка. - Вы видели только то, что вам хотели показать. Посмотрите на фотографии, - те, что напечатали все газеты. Серхио на кровати, с револьвером в руке. Выглядит, словно сцена из кино.

Он закашлялся.

- Я приехал сразу после того, как… как его нашли. Все было перевернуто. Сам он скорчился на полу. Оружие валялось в другом конце комнаты.

- Кто изменил положение тела? - спросил я.

- Фотографы… Те, что пришли потом. Я не знаю, кто были эти люди! Я даже не понял, откуда они взялись. В мансарде все переставили. Забрали улики. Серхио убили, но теперь я не смогу этого доказать.

Я положил пальцы на плечо Френки, и коротко пробарабанил.

- Извините нас, - произнесла девушка.

Она встала и подошла к окну следом за мной.

- Надеюсь, ты не приняла всерьез его слова?

- По-твоему, он лгал?

- Нет - он не лжет нам. И на самом деле верит в то, что говорит. Но себя обманывает, и создает целую теорию заговора. Так человек может вообразить, что девушка его любит, только потому, что та ему не врезала.

- То есть, тело Серхио никто не трогал?

- Люди верят в то, во что хотят верить. Факты вгоняются молотком в заранее заготовленную схему. Если причин для глупости недостаточно, человек придумает их.

- Но что произошло на самом деле?

- Может быть множество объяснений. Самое правдоподобное из них - это были люди Элдариона.

- Зачем книгоиздателю уничтожать улики?

- Не улики, Френки. Представь себе. Великий поэт. У тысяч экзальтированных любителей стихов его имя ассоциируется с чем-то прекрасным и возвышенным.

Лишка не слушал нас; он вновь наполовину погрузился в сон.

- Теперь представь, что его нашли застрелившимся - грязный, в измятой одежде, скорчившийся, повсюду мусор. Можно ли помещать в газетах такую фотографию? Говорить людям правду об их кумире?

- Наверное, нет.

- Элдарион постарался сделать смерть Серхио красивой. Да, в каком-то отношении Лишка прав. Гибель Багдади связана с большим обманом - но не из-за убийства. Это всего лишь продолжение той лжи, что сопровождала его на протяжении всей жизни.

17

Гном находился в том состоянии, когда явь смешана со сном, и грани реальности перетекают одна в другую, то вспыхивая яркими огнями, то затухая, как звезды, гаснущие с приходом утра. Может быть, ему казалось, что в эти полуразмытые мгновения он вновь общается со своим погибшим другом.

Френки вновь присела возле больничной кровати. То ли глаза Лишки, наполовину прикрытые, уловили движение, то ли раненый ощутил само присутствие девушки. Веки маркиза дрогнули, он посмотрел на демонессу.

- Можете говорить? - спросила Френки.

Лишка кивнул.

- Расскажите мне о Багдади. Каким он был?

Я покачал головой.

Человеку может стать дурно в самолете; для того, чтобы плохо не стало его соседям, придуманы бумажные пакетики.

Но еще никто не выдумал способа, как спасти окружающих от мутного потока воспоминаний.

- Необыкновенный человек…

В голосе Лишки звучала такая истовая, внутренняя убежденность, словно он говорил о воплощении божества. Есть люди, у которых не хватает смелости для того, чтобы жить. Поэтому им необходимо нечто, к чему они могли бы присосаться. Так рыба-прилипала паразитирует возле акулы.

Багдади был всем для Зденека. Маркиз жил не просто подле него; он жил им. Серхио стал его смыслом, его религией.

- Я… Я не могу объяснить этого словами, - говорил тот. - Надо было знать его, говорить с ним… Слышать, как он читает стихи.

Глаза гнома закатились, словно он находился на седьмом небе от счастья.

Я понял, что Зденек вряд ли в состоянии сам ответить на вопрос Френки - рассказать о Серхио Багдади.

Для этого необходимо сделать шаг назад, отделиться от умершего поэта. Нет; для маркиза это было невозможно. Так же, как человек не в силах объективно описать самого себя, разложить по параграфам и пробиркам. Лишка мог говорить о Багдади только отрывочно; набросками, этюдами, в смешанном потоке сознания и ощущений.

- Он много пил? - спросил я.

Лишка нахмурился. Словно я показал ему трещину на совершенной эльдарской вазе; и он не мог ни принять существование этого изъяна, ни отрицать его.

- Хорошо, - произнесла Френки. - Не надо об этом. Расскажите, что произошло тем вечером, когда вашего друга нашли мертвым.

Взгляд Лишки замутился; он возвращался в тот день, и заново переживал его.

- Это было омерзительно, - произнес он. - Просто омерзительно…

- Почему?

- Все они столпились вокруг Серхио. Как стервятники. Журналисты. Фотографы. Люсинда. Диана. Диана вела себя хуже всех…

- Хуже всех?

- Да; кричала, что Серхио любил ее одну, а остальных только презирал и называл прихлебателями. Это было неправдой; все там было неправдой, все так гадко… Эти люди переставляли в комнате вещи, фотографировали, а я ничего не мог сделать. Я никогда ничего не мог сделать… И Серхио лежал на кровати, мертвый…

Глаза Лишки закрылись, взгляд потух; голова вздрогнула, и бледное лицо отвернулось от нас, последним, уже не осознаваемым движением.

Назад Дальше