Тем временем наш зеленый четырехколесный монстрик свернул в разбитую грязную улочку, ведущую к исследовательским корпусам университета.
- Н-да… Такие ли дороги возле наших торговых центров! - с усмешкой возгласил Степан.
- Или возле госадминистрации, - подкинул с переднего сидения Митя. - Едва ли не штучным паркетом выложены.
- Что в торговых центрах, что в городской администрации, одни и те же лавочники сидят. Что делать! Теперь их время, их власть. Базарная экономика… или как там это у них называется? - комментировал в свою очередь я. - Впрочем, одному Богу…
- Номер дома какой? - на секунду повернул к нам голову водитель Сан Саныч, и нас тут же подкинуло на ухабе.
- Двадцать восемь, - хором ответили мы, подпрыгивая во второй раз.
- О! - засмеялся Степан. - А говорил, не знаешь куда едем.
- Ну, это так… Шутка была.
Как и обветшалое здание научно-исследовательского центра зоопсихологии, державшее ржавую крышу просто на честном слове, так и сама лаборатория впечатление производили тягостное. Разваливающиеся полы стонали при каждом шаге, разъеденные сыростью стены походили на какие-то странные карты, на которых острова синей масляной краски плавали в сером океане вспучившейся штукатурки, потолки покрывали разноцветные разводы плесени, чаятельно, всех разновидностей. Необъявленная война шла полным ходом: все, на что не распространялись сегодняшние интересы ростовщика, разрушалось и уничтожалось. О, никак нельзя было бы сказать, что этот самый ростовщик не нуждался в изысканиях зоопсихологов и физиологов, но для этих задач мировое ростовщичество определило иные центры, да и вопросы оно там решало сугубо свои, специфические. Да, времечко наступило для автохтонов, для хозяев этой земли, прямо скажем, никудышное, можно сказать, пакостное. И ведь самым смешным и постыдным смотрелось то, что эти автохтоны землю свою, свободу свою сами и прошляпили. Сами? Ввалились как сом в вершу. Попались как кур во щи. А ловушки-то были расставлены до того простецкие, до того, казалось бы, дурацкие…
Алексей Романов оказался человеком, может, несколько чрезмерно худощавым, но при том высоким и весьма широкоплечим. Сочетание крупных черт его лица вряд ли заслуженно можно было назвать пригожим: широкий круглый нос и острые скулы, громадный лоб, увеличенный лысиной, и оттопыренные уши, светлые прозрачные глаза, массивный подбородок. Но все это удивительным образом сглаживала самая непосредственная доброта, проистекавшая от того лица, от светлых глаз, даже от розовых оттопыренных ушей. Но каким замечательным был у этого угловатого, нескладного человека голос, низкий, то мощный, то почти вкрадчивый, но неизменно глубокий и умиротворенный, слушая который будто отдыхаешь душой, и унимаются нервные мысли, и суетные проблемы уничтожаются.
- Тимур, - представился я.
- Алексей, - он протянул мне широкую ладонь для приветствия.
Мы пожали друг другу руки. Удивительно спокойным в данной ситуации показался мне Алексей Романов (это уже характер), ведь по долгу службы приходилось встречаться с великим множеством людей, и абсолютное их большинство всенепременно трусили камеры.
- Что это вдруг вас занесло к нам? - широко улыбался Алексей Романов. - Что это вы решили нас снимать?
- А кого же нам снимать?
- Ну, кого сейчас снимают…
- Разнообразных ростовщиков и проституток всех мастей? - уточнил я.
Алексей широко от души рассмеялся:
- Так их никто теперь не называет… Но телевидение-то ваше кому-то принадлежит, кому-то, кто владеет сегодня деньгами. А там уж, он ли вам укажет что и кого снимать, или самоцензура отдаст распоряжение, - значения не имеет.
- Что значит "самоцензура"? - спесиво возмутился подскочивший к нам оператор Митя. - Мы независимая продакшенстудия!
- Митя, пойди, пожалуйста, и сбалансируй камеру, а заодно проверь все ли в порядке со звуком, - быстро и вовремя вступился я.
Митя раздраженно фыркнул, тряхнул головой, чтобы откинуть вечно падающую на лоб белокурую челку, и, бормоча чуть громче, чем себе под нос "я сам знаю что мне делать, тоже мне учитель", ретировался. Нельзя сказать, что подобные привереды этого белокурого мальчика сильно меня раздражали, но в таких случаях всякий раз вспоминалось, что с мертвых белых холстов так и не будет сдута пыль, что не много, не мало, а третью часть времени провожу я в обществе блажного Мити, в обществе странноватого Степана, с людьми, может быть, замечательными, золотыми, пусть брильянтовыми, но полностью, нацело чуждыми. И ради чего? Все силы отдаются обеспечению себя куском хлеба. Куском хлеба, не более! И не вырваться из становящейся все более непреложной рутины. Точно и нет для меня иных путей, как для некоего автомата неукоснительно исполняющего вложенную в него программу…
Тут, должно быть, я глубоко вздохнул, и тогда адресовался к Алексею Романову, улыбкой измерявшего возникшую заминку:
- Вам нужны какие-то приготовления?
- Может, на "ты"? - предложил он.
- О! Так еще лучше. Но в кадре нам все-таки придется обращаться друг к другу на "вы". Так как ты считаешь, сразу и станем снимать?
- Сразу - так сразу, - герой будущей передачи оставался все так же весел и беззаботен. - Ты, надо думать, профессиональный интервьюер. Мне тоже шпаргалки не нужны… Может, здесь, у окна, и присядем?
- Нет-нет, - тут уже вступил Степан, - лицо будет наполовину синим. Лучше как раз от окна подальше.
Лаборатория представляла собой довольно просторную комнату, в которой находилось несколько столов, несколько шкафов, на стенах полки с химической посудой, и повсюду как-то хитро слаженные клетки и садки, в которых помещались разнообразные животные, но все мелочь довольно невзрачная. Мы выбрали наиболее удаленный от окна стол, за которым и расположились. Степан с разрешения хозяина сносил на этот стол всякие колбы, пробирки, не забыл и микроскоп. Затем им же был выставлен свет при помощи наших портативных софитов. Митя же тем временем с самым независимым видом стоял возле штатива с камерой и ждал окончания приготовлений, которые заняли не более десяти минут.
- Добрый день. Дорогие телезрители, - обыкновенно начал я, глядя в объектив камеры, - программа "Бонжур" продолжает знакомить вас с наиболее интересными личностями нашего города…
- Это я-то интересная личность? - тут же отозвался Алексей.
- Разумеется. Почему нет?
- Боюсь, те зрители, которые воспримут такое представление всерьез, будут очень разочарованы. Анекдотов я рассказывать не стану, плясать тоже не мастак…
- Это вы напрасно. У нашей программы аудитория, вероятно, не так велика, но постоянные наши зрители - это просвещенная публика. Никто от вас юморесок и не ждет. Так вот, сегодня с нами Алексей Романов, зоопсихолог… - я вновь повернулся к своей жертве. - Я правильно назвал вашу профессию?
Алексей спорить не стал:
- Можно меня назвать и зоопсихологом, можно - этологом. Как вам будет угодно.
- Прекрасно. Значит, сегодняшняя наша тема - поведение животных. Знание поведения братьев меньших помогает нам разобраться в собственном образе действий. Верно? Ну, и приступим. Что же такое поведение, Алексей?
- Тут прямого ответа, всего скорее, и не найти. Хотя, можно сказать так: поведение - это движение. Я имею в виду не только различные способы перемещений, но так же мимику, дыхание, любые едва заметные движения любых частей тела. Кстати, неподвижность - тоже движение.
- Для чего же изучают поведение животных?
- Вопрос, прямо скажем, неоригинальный. На него, как правило, дают столь же трафаретный ответ, поминая задачи сельского хозяйства, медицины, экологии и даже педагогики. Однако, столь телесные, столь плотоядные требования характерны как раз для удаленных от науки особей человеческого рода. Ничего, что я так, без традиционного респекта говорю о наших с вами сородичах? Ей Богу, антропоцентризм ничего кроме вреда человечеству не принес. Вот… Мое же мнение на предмет занятий естественными науками таково: это один из путей познать самого себя, свое место в данных обстоятельствах, понять смысл задач, возложенных на нас высшими силами…
- Высшими силами?! - тут я едва ли не присвистнул. - Вот так-так! Ученый-естественник говорит о высших силах! Вы религиозны?
- Если под этим подразумевать тягу к театральности: пляски с тамтамами, свечки, унывные либо экстатические напевы, - то нет. Отрицать же присутствие в нашем мире горней власти, - просто нелепо. И, опережая ваше предложение, скажу, что прибегать к самоочевидным свидетельствам, излишним для одних и напрасным для других, не стану.
- Хорошо. Вернемся же к магистральной линии нашей беседы. Итак, поведение - это движение, значит… э-э… следствие мышечной деятельности, так? А мускулы, как известно…
- …не сокращаются без нервной стимуляции? - спас меня Алексей.
- Действительно. Что же стимулирует эту сложную систему сигналов, посылаемых мозгом, а следовательно - комплекс мышечных сокращений? Есть ли тут причина? - на сочинение этой роскошной фразы прошлой ночью я потратил едва ли не четверть часа.
- Если под "причиной" понимать ближайший импульс, породивший некое частное явление, ну, например, почему при появлении врага кошка выгибает спину, - то занятие это не предполагает конца. Поскольку у каждой причины найдется своя причина, а то и не одна. И так до бесконечности. Опять же: это проблемы людей самых материальных, которые хотели бы открыть какой-нибудь такой секрет, чтобы заставить курицу нести яйца размером с футбольный мяч. Я понимаю, теперь колоссальные средства вкладываются ростовщиками, чтобы навсегда извести прочие цели и задачи… Мне же видятся достопримечательными более общие мотивы, если угодно, первопричины. Знание подобных истин, если, конечно, оно вообще возможно в теперешнем мире, не предполагает увеличения носкости кур или густоты подшерстка у несчастных норок. Но мне, как представителю своего народа, генетическая память всякий раз подкидывает свои, своеобычные понятия долга, чести, целесообразности. Но давайте перейдем к каким-нибудь опытам, что ли. Вам ведь нужно предложить телезрителям что-нибудь хоть мало-мальски забавное.
Мы поднялись со своих мест и направились к стеллажу, грубо сработанному из алюминиевых полос. Оператор Митя на этот раз без норовистых выходок, долженствующих говорить о нем, как о личности суверенной, отстегнул камеру от площадки штатива и, взяв ее на плечо, направился за нами.
- В этом маленьком сосуде, - Алексей Романов указал на небольшой аквариум с единственной рыбкой, размещенный на стеллаже среди ряда подобных, - освещенном сверху электрической лампочкой, - он пощелкал выключателем на длинном шнуре, и с пятой попытки лампочка действительно зажглась, - рыбка плавает в вертикальном положении.
- Истинная правда, - зачем-то брякнул я.
- А вот мы переместим источник света, и теперь аквариум освещается сбоку. Вы видите: рыбка принимает наклонное положение?
Поначалу серебристая узница долго металась туда-сюда, возбужденная светом, но, успокоившись, и впрямь, проплывая мимо лампочки, как бы стремилась наклониться к ней спиной.
- На боку она не плавает лишь по тому, что ее орган равновесия, отолит, продолжает реагировать на направление силы тяжести, - продолжался комментарий. - Если же отолит ей удалить, она примет абсолютно горизонтальное положение. Заметьте: каким бы неудобным не было для нее такое положение, рыбка всякий раз будет размещать свое тело таким образом, чтобы искусственное солнце оказалось сверху, над ней, - Алексей выключил лампочку. - Так. Следующий аттракцион.
Наш деятель науки проследовал к соседнему столу. Я за ним. За мной оператор Митя, за Митей Степан со шнуром от микрофона в руках.
- В этом уютном (я надеюсь, уютном) террариуме у нас проживают гусеницы одного вида бабочки, - продолжал экскурсию Алексей Романов. - Интересны же они тем, что обладают врожденной особенностью поведения передвигаться по ветвям деревьев друг за другом. Теперь мы извлечем из террариума несколько гусениц и поместим их, допустим… на краешке вот этого стакана, - тут же с десяток не слишком симпатичных мохнатых червяков экспериментатор прилепил к верхнему краю стеклянного цилиндра. - Вы видите: гусеницы двинулись в путь, и поскольку их китайский строй замкнут в кольцо, - путь этот будет бесконечным. Они никогда не посмеют нарушить раз и навсегда назначенной им свыше программы. Вообще же не трудно подметить, что программы для тех или иных живых организмов, - весь комплекс мышечных сокращений и сигналов из центральной нервной системы, - составлены весьма остроумно. Поведение животного непременно эффективно. Если по той или иной причине животное перестанет вести себя в соответствии с обстоятельствами, - дни такой особи сочтены. Но давайте сядем…
Мы вернулись на прежнее место. Я никак не мог бы назвать себя докой в области зоопсихологии, и не было бы справедливым сказать, будто все, что я слышал, представлялось мне прозрачным, но угадывалось в той необычной и даже странной информации нечто притягательное и вместе с тем жуткое, вселяющее в душу колющий страх близостью неуловимого ответа на какой-то издавна мучивший вопрос. Алексей несомненно рассмотрел всю искренность моей заинтересованности, и хотя конфузливость не мучила его и прежде, такой характер ситуации сделал его еще более непосредственным и улыбчивым.
- Вы уверены, что мой рассказ не слишком скучен? - спросил он, как только мы вновь заняли прежние стулья, и это конечно же, была только игривость. - Но ладно, продолжим. Так вот, чтобы результат поведения был продуктивен, всякое живое существо должно быть достаточно информировано о происходящем вокруг. Этот контакт осуществляется посредством органов чувств. Причем раздражители у каждого вида свои. Для человека, например, основной посредник, связующий с внешним миром, - это зрение. Ну, хорошо, вот, зрение… глаза… Всякий человек, получавший в средней школе по биологии не одни только тройки, знает, конечно, что видит не глаз, а "видит" мозг. Глаз только принимает световой импульс. Свет, проникая в глаз, попадает на светочувствительный экран, сложенный из тысяч светочувствительных клеток, вызывает в клетках фотохимическую реакцию, которая преобразует световую энергию в нервное возбуждение, ритмические нервные импульсы передаются по проводящим путям в соответствующие центры головного мозга, где и складывается единая картина. То же звук, - это всего лишь быстро чередующиеся волны высокого и низкого давления, которые вызывают колебания барабанной перепонки в ухе, а та передает сигнал в мозг. А напомнил я об этом с одной только целью: поставить как бы маленький акцент на механистичности, технологичности живых конструкций. А сколько минут должна быть программа?
- Мы работаем в пятнадцатиминутном формате. А если еще отбросить рекламный блок, то чистого времени нам отводится, - тринадцать минут.
- Ага! Тогда, собственно, и не начав, будем закругляться. Итак, поведением живого существа управляют внешние стимулы. Но внешним стимулам несть числа, животное же из всей информации о внешнем мире, которую предоставляют его органы чувств, использует в конкретный момент только часть. Это зависит от того, чем занято животное в данный момент. Ибо в определенных условиях часть информации становится неэффективной, ненужной, и мозг, сопоставляя полученные данные, устанавливает иерархию их значимости.
- Просто какая-то машинерия, - не удержался я. - Выходит, что животные - это какие-то рефлекторные машины, биороботы…
- Если назвать живые существа биороботами, машинами, то машины эти сконструированы с чрезвычайной многосложностью, и работа в них происходит непростая. Ведь все зависит не только от степени эффективности стимула, но и состояния, в котором находится живое существо в каждой новой точке времени и пространства. Когда же учесть, что состояния эти непрестанно меняются, очевидной становится трудность овладеть технологической схемой. Но может быть схемы-то, технологии производства нам и не надо?
- А что же надо?
- А надо… попытаться познать мир, в котором живем. Надо потщиться понять причины, происходящих вокруг тебя явлений. И, если не задирать нос, не возносить себя, человека, на дурацкий пьедестал царя природы, сложенный из социально-историческо-моральных булыжников, может быть тогда снизойдет, скажем, на наш народ всепобеждающее озарение. Это все.
- Все? Ну что же, большое спасибо за этот краткий, но занимательный экскурс в область таинственную и многообещающую, - я повернулся к объективу камеры, оператор нажал на трансфокатор для того, чтобы в финальной студии план ведущего вышел крупным. - Вот в таких условиях пребывает сегодня наша наука и такие задачи она перед собой выдвигает. В следующем выпуске нас ждет встреча с цирковой семьей Никитиных-Чинизелли, потомственных дрессировщиков медведей. До встречи на этом же канале через неделю. Всего наилучшего!
Митя выключил камеру, снял с нее аккумулятор. Степан погасил свет. Тут же отовсюду стали выползать коллеги Алексея Романова в белых, как и он халатах, с насмешливыми улыбочками на лицах.
- Ну, Алексей, теперь ты у нас телезвезда! - шутили они то ли с сарказмом, то ли с завистью. - Теперь ты, поди, и руки не подашь.
- Хватит зубоскалить попусту, - отмахивался от их балагурства ничуть не тушевавшийся "герой дня". - Давайте лучше ребят чаем напоим. Маша, у нас там какое-то печенье было…
Но предложение почаевничать нам пришлось отклонить:
- Спасибо преогромное, - расшаркивался я направо и налево, - только нет у нас времени чаи распивать. Нужно срочно в студию катить, - работы не меряно. Но вот как-нибудь встретится и поговорить обстоятельнее (не для камеры, нет) я бы очень хотел. Оставлю адрес-телефон. - Я вырвал из блокнота листок и, нацарапав на нем два ряда крючков, передал его Алексею. - Тут и рабочий, и домашний… А что, ты действительно считаешь, что всякое существование, обитающее на этой планете, - биоробот?
Алексей рассмеялся:
- Что теперь суетиться? У меня вот есть твои координаты, созвонимся, встретимся как-нибудь, все и обсудим.
- И то! - согласился я.
На том и расстались. Ведь нам и в самом деле пора было возвращаться в студию, чтобы вновь приняться за конструирование человеческих моделей, их характеров, их судеб в потоке свежеиспеченного телесериала, требовавшего себе в жертву все больше и больше жизни.