Крест на крест
Люди, обычно, подразделяются на две категории – одних частые стрессы доводят до рюмки и рукотрясения, других – закаляют. Веника стрессы похоже закаляли. По крайней мере, он вдруг почувствовал, как в него вливается лихорадочная, суетливая бодрость.
"Эх, написать бы заявление на отпуск. Главный бы подписал. Но медлить нельзя, хоть лишние деньги не помешали бы. Жены дома нет. Но домой… Нет, домой нельзя. Прямо отсюда. Прямо сейчас. Вот только куда? А если совпадение, шутка?"
Веник посмотрел на потертый желтоватый листок. Взял ножницы и не торопясь искромсал бумажное "время" на мелкие кусочки. Смахнул обрезки, поднял глаза… Бумага проявилась на столе чуть выше, чем лежала до того. Сердце заколотилось, конечно. Но его лихорадочный бег уже не пугал, мешал разве.
Нужны были деньги. Оставалось одно – занять, не надеясь на отдачу…. У кого? Разве, что у главного… Такая просьба покоробит, но и польстит одновременно. А без отдачи – так его не жалко, он не бедствует.
Веник поднялся, бросил прощальный взгляд на растерзанный стол, взял портфель – он так и не раскрывал его сегодня, и шагнул к двери. Однако запертая дверь сама открылась ему навстречу. Открылась удушающе медленно, словно преодолевая какое-то неведомое сопротивление.
В дверях стоял Некто в темной тройке, лаковых ботинках, смуглый, с плотной, густой шапкой темных кудрей…
Веник был уже далеко не молодым человеком. Да и вообще никогда не приходилось ему ощущать себя могучим голливудским суперменом, звереющим перед лицом неожиданной опасности. Он попросту отшатнулся к стулу и обмяк на нем, не имея сил даже привстать на ватных ногах.
Веник сидел и ждал сердечного приступа. Приступ задерживался. Мало того, перед лицом безвременной (действительно безвременной!) кончины, он вдруг ощутил, как страх смерти стал его, наконец, отпускать.
Черт лаковый уселся тем временем напротив и тоже ждал чего-то: то ли пока Веник "дозреет" и спелым яблоком скатится прямехонько в Ад, то ли иного, неведомого. Чего, интересно?
– А что, – спросил вдруг лаковый, – вы, с вашим …э-э, бестелесным, так сказать опытом, всё ещё верите в существование Ада?
В первую секунду Веник не понял сути вопроса. Фраза показалась ему совершенно бессмысленной. Адой звали к тому же склочную соседку-лифтершу из… Ах, да… Ада. То есть Ада же, того который… Вениамин поднял мутный взгляд и всмотрелся в лакового. Ни прозрачным, ни еще каким-то отличающимся от обычного посетителя он не был.
– Ада? – хрипло спросил Веник. – При чем тут Ад?
– Вот и я говорю, причем, – согласился лаковый. – Это все сказки для… – он сделал что-то невообразимое с пальцами, и Веник тут же вспомнил, как вольготно лаковый обращался в прошлый раз с бровями. Тот словно прочел его мысли:
– Зря вы тогда этого юношу…. Некоторым образом, э-э…спасли.
– Почему "некоторым образом", – удивился Веник. – Просто спас.
– Вы не понимаете, – ласково сказал Черт. – Спас это –…э-э, спасение. Вы же, по сути, продлили его земные муки …
– Нет, вы уж меня извините, – устало и обреченно перебил черта Веник. – Вы, похоже, клоните к тому, что там у вас в канцелярии – веселее?
– А вы считаете, что…Впрочем, полагаю, вы видели именно канцелярию. Небесную канцелярию с ангелами в подворотничках и нарукавниках?..
– В слюнявчиках, – буркнул Веник.
– Возможно, возможно, – радостно согласился черт.
– Что значит возможно-возможно?! – рассердился Веник.
– А что, – ответил черт вопросом на вопрос, – ваш этот, как его…э-э, ну, в общем, брат, тоже видел канцелярию? Хотя какой он ВАМ брат…
Это "вам" прозвучало как-то ну очень странно. Словно бы Веник тоже был из этих самых небожителей, а Рамат так, червь земной, грязь, присохшая к ботинку. Однако Веник точно помнил, что Рами и в самом деле видел в канцелярии что-то иное. Пожалуй, (Веник посчитал тогда, что это попросту горячечный бред), явилось Рамату нечто похожее на монастырские летописи: кровавая река, демоны дышащие смрадом и скверной…
– Ну и какая к черту разница,… – Веник осекся. – Какая …разница, что он там видел? Черт улыбнулся несколько покровительственно и придвинулся чуть ближе.
– НАМ нет никакой разницы, что видел там ваш, э-э… так называемый "названный брат", главное, ЧТО видели там ВЫ…
– И чем же я такой особенный? – нагло спросил Веник. Повисла пауза.
Брата Вениамин увидел не сразу. Скорчившийся в углу Рамат был похож разве что на клок серого тумана. Веник затравленно оглянулся, хотел было уже бежать дальше, искать еще, но что-то остановило его. Словно бы сердце стукнуло. И тут он заметил в углу тень. Серенькую, почти бесплотную тень, мелкую, никчемную, как паутина в углу. Заметил с брезгливостью, которая тут же переросла в ужас: да это же Рами! Как же я так могу?! Это же… Веник бросился к тени и склонился над ней.
– Рами! Великие Демоны-мучители! Рами!
Рамат, казалось, не узнавал Веника. Глаза тени блуждали, на лице застыло странное выражение, словно бы его обладатель попросту потерял разум.
– Рами! Это же я… – тут Веник понял, что позабыл последнее свое имя. То, под которым жил на Психотарге. Десятки имен беспомощно завертелись в его бесплотной голове.
– Страж небесный…– едва различимо прошептал Рамат.
– Рами, я….
– Страж Небесный, – уже явственней прошептал Рамат и в благоговейном ужасе вперился в Вениамина. Похоже, он совершенно не узнавал Веника. Что делать?
– Ладно, пусть страж, – пробормотал Веник. – Вставай, братишка! – он попытался схватить тень под микитки, но, похоже, тут следовало действовать по иному.
– Восстань грешник и следуй за мной! – громко сказал Веник. От собственного голоса ему же стало не по себе.
– …Ой, ой, ой, – отозвалось из противоположного угла эхо.
Рамат наконец встал, и Веник немедленно двинулся крупными шагами к двери. Теперь только бы успеть. Только бы войти в лифт… А там… Там видно будет. Что нужно делать в лифте – Веник не знал. Он вообще был не уверен, что нужно именно в лифт. Но … должны же быть в лифте хоть какие-то кнопки?…
– Мы потом неделю вычищали все эти ваши кнопки из наших лифтов, – вторгся вдруг Черт в воспоминания Веника. Веник и сам не заметил, как все вышеописанное промелькнуло в его воспаленной голове.
– Почему мои кнопки? – спросил он с нажимом и подозрением. – Мало того, что вы подслушиваете мои мысли, так вы еще диктуете, что я должен думать?
– А это мысль, – сказал Черт. – А еще прочнее – циркулярчик выпустить: что думать, где и как…. Неужели вы, – он вперил взгляд в Вениамина, – не в состоянии понять: есть нечто существующее, а есть то, что видеть ДОЛЖНО! ДОЛЖНО – понимаете вы это!
– То есть вы хотите сказать, что все, что я находил там у вас должным, то и … Какая чушь, – возмутился он искренне. Ведь я же не Господь…
Слово "Господь" вдруг повисло в воздухе. Черт так вытаращился на Веника, что тот кожей ощутил его благоговение и ужас. Мистический ужас перед ним, жалким человечишкой, преступником, можно сказать… Даже сам воздух закаменел. Казалось, что стукни сейчас в окно синица, и весь мир осыплется осколками, как гигантская витрина, в точку напряжения которой угодил маленький камушек…
– То есть вы хотите сказать, – начал слегка ополоумевший Веник… – То есть тогда, почему же вы меня столько раз… Нет. – Решился он. – Я вам не верю. Я не знаю, зачем этот розыгрыш, но всё, что вы говорите, не имеет никакого смысла… Черта, видимо, отпустило, потому что он порозовел слегка.
– Вы только не нервничайте, – сказал он, подняв обе руки как бы для пасса над Веником "а-ля Кашпировский"….
– Нет, вы уж меня увольте, – отстранился от Черта Веник. – Если я и закончу свою жизнь окончательно, – он запнулся, понимая, что снова вышел каламбур, но нашел силы продолжать. – Я закончу жизнь в здравом уме, без этих ваших…. Веник отодвинулся от Черта и сел, нахохлившись и вжавшись в стул.
Черт заламывал пальцы. Веник наблюдал за этой демонстрацией нервов с некоторой опаской, но молчал. Черт тоже молчал. Пауза затягивалась.
Дверь в кабинет Вениамина распахнулась и ввалился Свиньин. Он оглянулся по сторонам, не видя почему-то ни Вениамина, ни его странного посетителя, воровато бросил взгляд на брошенные поверх бумаг Вениковы ведомости, туда, где, "к оплате", и в недоумении удалился. Еще немного, и он наступил бы Черту на ногу. Впрочем, миновало.
Веник посмотрел на часы. Было около половины пятого, осень, солнечно. Он еще раз взглянул на часы. Часы были какие-то странные: стрелки отсутствовали напрочь, а вверху справа имелось окошечко "погода".
– Вы это прекратите, – сухо сказал Черту Веник.
– Если бы я мог, – почти искренне вздохнул Черт. Напряжение вдруг спало.
Веник сунул руку под стол, нашарил недопитый коньяк – плохой, на донышке, но всё-таки… Поискал глазами стаканы. Был один, и немытая кофейная чашка. Разлил жидкость на глаз. Черт, не задавая вопросов, выпил. Веник тоже хлебнул свою порцию, из чашки. Встал. Достал из книжного шкафа, заваленного разным хламом, высохшее печенье. Включил электрический чайник. Потряс баночку из под кофе – что-то там еще бренчало.
Черт молчал. Время словно бы замерзло. Потянулось медленно, едва заметно. Веник насыпал кофе, подвинул баночку Черту. Черт кофе пить не стал, но это Веника особенно не озаботило. Он хватанул горячего, обжег язык. Разговаривать сразу стало как-то не о чем. Над ситуацией повисла обыденность плохого кофе, конца рабочего дня. Хотелось сказать. Давайте перенесем эту бодягу на завтра. И надеяться, что завтра может быть, вообще не наступит.
Заглянул главный, возмущенно пошарил глазами, что, мол, все так и стремятся пораньше с работы, один я как Сивка-Бурка…
– Что, и вправду никто не видит? – прихлебывая отдающий гарью напиток, спросил беззлобно Веник.
– А то, – пожал плечами Черт. – Было бы кому видеть. Сколько тут у вас из себя не мни, но, если едва вылез из праха, прах ты и есть.
– А вы как, – поинтересовался Веник, – следующая ступень эволюции?
– Ну, ступень – не ступень, – замялся Черт, – а черное от белого отличаем.
– А что, – неискренне удивился Веник, – вот так-таки и отличаете? Значит по-вашему есть оно – черное, белое….
– Ну вот опять вы за свое, – обреченно сказал Черт.
– Можно подумать, мы раньше с вами уже беседовали на эту тему, – хмыкнул Веник и поперхнулся кофе.
– То-то и оно. То-то и оно, – грустно сказал Черт.
– Ладно, – сказал Веник. – Послушаем вашу версию происходящего.
– Вы мне всё одно не поверите, – буркнул Черт. Веник пожал плечами:
– Зато хоть мотивы выясним. Полчаса назад я предполагал, что знаю, зачем вы сюда придете. Теперь вот…. Так что, валяйте. Веник откинулся на спинку стула.
– Это началось 15 миллиардов лет назад, – сказал Черт и тут же замолчал, глядя с подозрением на Веника.
– Ну и что? – равнодушно спросил тот. – По мне так хоть двадцать.
– Да нет, как раз в двадцать-то всё шло как надо. – Черт помолчал. – И вот, когда вы… Нет, так будет не совсем правильно, хотя… Вы – это ведь еще и множественное число в том языке, на котором мы говорим… Значит, когда вы создали этот мир…
– Ну, давайте-давайте, – подбодрил Черта Веник. – Радуйте дальше.
Черт посмотрел на него снизу вверх, исподлобья, как побитая собака, но продолжал.
– Когда вы создали этот мир, в нем обнаружился принцип дуальности.
– Так-таки сам собой и обнаружился? – съехидничал Веник.
– Если бы знать, – вздохнул Черт. – Раньше вы ничего похожего не создавали. Раньше все получалось как надо. Творение, его Творец, и некое, противостоящие этому Творению Разрушающее начало. Хаос. Правда, всё это были ..э-э… Не очень масштабные, так сказать, творения. В некотором смысле пробы…
– Не понимаю, – сказал Веник. – Разве мы имеем сейчас что-то другое? Кто же отрицает, что есть Добро и Зло? Если сейчас и отрицают что-то, то это – наличие Творца…
– Ну, это софистика, – отмахнулся Черт. – Хотя… Может быть поэтому и отрицают в этом мире наличие Творца… Ведь дело в том, что… Как жаль, что я не философ. Понимаете, получилось так, что именно в этом Творении Добро и Зло по отдельности больше не существуют.
– Как это? – не понял Веник.
– Ну, невозможно здесь сделать нечто хорошее, не причинив этим же никому вреда. И наоборот. Веник задумался.
– То есть, накормив голодного…Что я делаю плохого?
– Ну, к примеру, продляете жизнь мерзавцу, который убьет сегодня еще пятерых.
– А что, раньше было не так? – удивился Веник.
– Раньше, зло и добро не проникали в ваше творение вместе. Персонаж был или добрым, или не добрым. Со злом можно было бороться, искоренять, но…. Тут Черт как-то подозрительно смутился.
– Но – что? – строго спросил Веник.
– Но все эти разграниченные, скажем так, творения, были очень нежизнеспособны. Требовалось постоянное вмешательство и патронаж Творца. Иначе Зло побеждало.
– А на этот раз "Творец", значит, стал не нужен?
– Я бы не стал так категорически…, но в целом… В целом выходило, что Творец тоже не мог сделать что-то по-настоящему благое и верное. Кому-то он приносил пользу, а кому-то… Конечно, мы ощутили это не в одночасье. Было много попыток… Но все они приводили к далеко неоднозначным результатам. И тогда….
– И тогда я, – развеселился Веник, – изгнал всех из Рая, например? Или что-то еще?
– Вы мне не верите, – констатировал Черт.
– А как вам поверишь? – удивился Веник. – Рай-то был? – спросил он так же весело через паузу.
– Рай был, – вздохнул Черт.
Глава 4.
В раю…
Вытащив Рамата из кабинета и загнав его в лифт, Веник перевел дыхание. Куда же теперь? В лифте и вправду были кнопки. Но какую из них следовало нажать, вот вопрос?
Веник по большому счету надеялся, что кнопок будет штуки две, например, "туда" и обратно", но кнопок было много и все они ни размером, ни цветом не отличались. Разве что значки их украшали разные…
В замкнутом пространстве лифта было почему-то душно и зябко одновременно. Тень Рамата в ужасе вскрикивала, взирая на что-то за спиной Веника и мешая размышлять. Выхода не было. Оставалось просто куда-нибудь нажать. Веник зажмурился, нащупал какую-то кнопку пальцем и вдавил ее, запоздало сообразив, что стоило бы запомнить, куда едем, а вдруг будет еще один шанс? Однако лифт уже пропал. Возник знакомый тоннель, но на этот раз никакая сила не влекла по нему Веника, и пришлось тащиться самим.
Когда Вениамин, гоня перед собой клочковатую тень Рамата, спустился к Храму с высокого священного холма Йимы, Ноа уже ушла за линию гор. Настала серебристая ночь Тааки, богини блуждающих высоко в небе огоньков.
"Просто спутников у этой планеты до хрена", – отметил Веник. Он больше не мог думать о себе, как о Рой-Цохе из Мальмы, наследнике дома Зароа, дома своего молочного брата, который пожелал уйти от благ мира сего.
Осознав себя в человеческом теле, Вениамин начал искать глазами Рамата. Его однако больше не было рядом.
"Ну, конечно же, – вспомнил Веник. – Я-то поднялся для медитации на вершину священного Йимы, а Рамат лежит, наверное, у себя в келье".
Он пошёл тропинкой, убегающей по пологому склону. Бархат ночи стелился под ноги, а небо играло праздничными огнями. Было необычайно свежо и прекрасно. Хотелось остановиться, дышать, думать… Но Веник спешил. Он знал, что очарование вот-вот пройдёт и навалится усталость.
Вениамин вошел во внутренний двор. Он никого не встретил, хотя в это время послушники обычно толпились как раз во внутреннем дворе, отдавая благодарность Ноа за прожитый день. Однако, нырнув под плотный полог келейного зала, Веник был ошарашен количеством людей с факелами в молчании стоявших вдоль стен. Стоило ему возникнуть на пороге, как ударили гонги.
"К худу или к добру?" – только и успел подумать Веник, как послушники начали славить его.
"О бесстрашный! О тот, чье движение подобно ходу Ноа по небу! О срастающийся с бездной!" – возглашал один из послушников, и толпа взвывала от восторга. "Похоже, брата я спас", – подумал Веник.
Нужно было сматываться. Ведь свои бумаги Веник переложил совсем в другое место. Как там оно называлось? Земля Иисуса?
Земля Иисуса… Название это чем-то травмировало психику, грызло. Едва уловимо, на грани восприятия, но все-таки грызло. Однако осмыслить сию непонятную боль времени не было. Ведь бумаги попали на землю какого-то там Иисуса, а сам Веник грешным делом возглавлял сейчас процессию послушников с песнями тащившихся в храм. Пожалуй, если срочно не предпринять ничего, усадят они его "на божничку", и будут молиться ему, аки живому Богу… Вот ведь попал. Только святости ему сейчас и не доставало…
Конечно, вспоминая канцелярское раздолбайство, можно было надеяться, что Веника вообще никто не хватится. А может и после смерти удастся просочиться. Надо ведь когда-то и расслабиться, удовольствие получить, ведь в кои-то веки сподобился. Многим ли везет, чтобы вот так ни за что, при жизни? Конечно, всякое бывало: где-то с бабами везло, где-то с деньгами, но чтобы вот так? Но как же тот, в черном костюме и лаковых ботинках?
– …и демоны отступили перед ним! – провозгласил в этот момент запевала хора особенно гнусаво и пронзительно.
Веник вздрогнул. Вообще-то стоило бы послушать историю о собственном героизме. Когда еще расскажут? Ого, оказывается, он бесстрашно вошел в кровавую реку, и воды ее расступились. А Демоны устрашились вида его и бежали с берегов…
"Э, нет, – весело подумал Веник, слыша, как его уже практически обожествили. – Пора сматываться. Того и гляди: чудеса являть заставят".
И тут лица послушников стали как-то странно разбухать, а потом и вовсе пошли рябью, как изображение в испорченном телевизоре. Веник стал озираться и замечать то тут, то там струйки жирного дыма. Пожалуй, еще пару секунд, и он точно бы определил растительную причину монашеского экстаза, но и сам уже нанюхался. Сознание его заволокло наркотической пеленой, и он провалился в сон. Оно и, кстати, сколько ж можно бодрствовать на благо человечества?
Но и во сне отдохнуть Венику не дали. Явился кто-то тощий, закутанный в плащ с капюшоном, перхающий, как овца.
– Вот ты значит каков? – начал гость не здороваясь.
– Не нравлюсь – так проваливай, – буркнул Веник. Он, наконец, расслабился и хотел теперь спать. Даже этот бездарный кошмар мог бы догадаться, что не так-то это просто: туда, потом обратно, и четыре дня не жравши.
– Черта боишься? – захихикал кошмар. – Бойся другого! Что тем, в канцелярии? – чужая жизнь – вода! А вот ОНИ….! ОНИ не простят….
Тощий вот так и произнес ОНИ, словно бы имя собственное. Еще и палец свой кривой и грязный задрал в назидание, чего бы ему, в общем-то, делать не стоило. Устал сегодня Веник. Страшно устал. До холода в сердце, который еще только подкатывал, но уже был тяжел как свинец.
– Шёл бы ты откуда выполз, – грубо сказал кошмару Веник. – Спать я хочу, понял?
– Ты думаешь, я тебе кажусь? – завыл тощий. – Ты меня еще попомнишь! Когда ОНИ за тобой придут, ты вспомнишь, что я предлагал тебе руку помощи.