Так и пронеслась вся их скоротечная схватка: тевтон оборонялся, даже не пытаясь контратаковать. Не хотел? Не успевал? Неважно… Всеволод рубил яростно, стремительно, стараясь, при этом, не убить противника, а только обезоружить…
Потому и пришлось повозиться.
Мечи звенели громко. Но всё-таки не очень долго. Германский рыцарь оказался неплохим фехтовальщиком, однако до лучшего бойца русской Сторожи ему далековато будет. Даже если в руках у обоерукого только один меч.
Всеволод ударил.
Тевтон - прикрылся.
Всеволод ударил.
Тевтон - отбил.
Всеволод ударил.
Тевтон - отвёл.
Ещё удар.
Отпарировал…
Вот чего у проклятого сакса не отнять - так это тупой выносливости и неутомимости в сече. Зато Всеволод как более проворный и подвижный поединщик, сразу навязал свой темп и манеру боя. Бил Всеволод часто, сильно, якобы, намереваясь прошибить защиту в одном, заранее намеченном месте. Приучая руку противника принимать на середину клинка, сыпавшиеся градом однотипные рубящие удары.
Приучив же…
А вот так!
Он сбил быстрый, но монотонный ритм стальной молотильни, резко изменив темп схватки, когда клинок тевтона был чуть опущен. Перехватив в очередном замахе рукоять своего меча обеими руками, Всеволод рубанул в последний раз. Сверху вниз. Сильнее чем прежде. Не туда, куда прежде.
Вся тяжесть меча и сила державших его рук обрушились теперь не на середину, а на основание тевтонского клинка - над самым эфесом.
Такие удары вывихивают кисть руки, если не разжимаются пальцы. После таких ударов оружие само выскальзывает из длани.
Глава 26
Пальцы в толстой латной перчатке, крытой сверху сталью с серебром, не удержали рукояти. Рыцарский меч звякнул об пол. А в следующий миг клинок Всеволода уткнулся в грудь обезоруженному противнику. Придавил, припечатал рыцаря к двери, за которой незваный гость надеялся скрыться.
Дверь открывалась на эту сторону. И теперь, чтобы её отворить, тевтону следовало сначала шагнуть вперёд - на клиновидное остриё.
- Кто таков?! - рявкнул Всеволод по-немецки, всем весом наваливаясь на меч.
Меч давит… давит…
Серебрённая кольчуга на груди рыцаря - крепкая, добротная, двойного плетения, но, судя по всему, уже попадавшая под удар когтистой упыринной лапы. Причём, удар тот тоже пришёлся в грудь. И вот…
Грубо залатанная, заплетённая заново кольчужная рубашка прогибается под напором заточенной стали, впечатывается в стёганный поддоспешник. Разорванные уже однажды звенья вот-вот разойдутся снова.
- Что тебе здесь нужно?! - всё наседал Всеволод. - Зачем в ломился дверь?! Кто послал?!
Клинок пропарывает, продавливает, проламывает кольчугу.
Однако тевтон отвечать не спешит. И - что ещё удивительнее - не похоже, чтобы загадочный рыцарь сильно волновался.
- Шлем сними! - приказал Всеволод. - Покажи лицо!
Тевтон медленно и послушно поднимает левую руку к шлему.
Вроде бы послушно. Вроде бы - к шлему.
И вдруг…
Немец внезапно цапнул приставленный к груди клинок. Прямо за лезвие схватил. Дёрнул, рванул в сторону, пытаясь отвести оружие.
Ну, это он напрасно! На латных перчатках металл ведь только сверху, снаружи. А вот ладони…
- Ах ты! - Всеволод с силой вырвал клинок из цепкого захвата. Безжалостно полоснул несговорчивого сакса по левой длани.
И - ни оха, ни вскрика, ни стона.
Ни крови…
Однако из-под рассечённой перчатки всё же брызнуло что-то… Прозрачное что-то. Водица-водицей.
Почему?! Откуда?!
Всеволод невольно отступил. На шаг, на полшага, на четверть шага.
Его изумление и замешательство длилось совсем недолго - мгновение, долю секунды. Но и того хватило.
Стремительное движение. Распахнутая дверь.
И вот неведомый рыцарь уж вваливается в проём, закрывая, захлопывая за собой дверь…
- Сто-о-ой! - взвыл Всеволод.
- Сто-о-ой! - и ударил вдогонку.
Сильно. Наотмашь.
Достал, задел. Отсёк кусок тяжёлого белого плаща. Вроде бы, рассёк кольчугу на плече. И…
Дверь захлопнулась, прежде чем Всеволод успел втиснуться сам, подставить руку, ногу, клинок…
Стукнул засов с той стороны.
А после - быстрые удаляющиеся шаги. А там, за дверью - внутренние переходы и лестницы донжона и бесчисленных пристроек, уводящие вверх, вниз, вправо, влево…
В общем-то, за дверь, на ту сторону коридора можно попасть по обходной галерее. Но - время! Пока будешь плутать… Нет, оно того уже не стоит.
Шаги стихли.
Всё! Ушёл! Сбежал, гад!
И не догнать! И где теперь искать беглеца?! Как искать?! Того, кого не знаешь в лицо?
Всеволод в сердцах саданул по двери тяжёлой рукоятью меча. На крепкой доске осталась изрядная вмятина. А в душе - тревога. Неразгаданная тайна теперь не даст покоя.
Поопаснее россказней о замковом упыре такая тайна будет.
Под ногой хлюпнуло.
Ага, лужица пролитой… водицы?
Всеволод нагнулся. Снял перчатку. Ткнул рукой в бесцветную жидкость. Растёр пальцами. Понюхал. Нет, не пахнет. Ничем. Неужто, в самом деле, обычная вода?
Пальцы, вроде, чуть-чуть пощипывало. Или это кажется просто? На вкус попробовать не решился. И - правильно.
А вот это уже точно не кажется… На коже отчётливо проступало бесформенное тёмное пятно. Нет, не водица эта. Не простая водица… Тогда что?
Однорукий кастелян брат Томас, помниться, обмолвился, будто кожа чернеет от соприкосновения с раствором адского камня. Так, значит, незваный гость прятал в своей левой перчатке жидкое серебро из алхимической лаборатории? Принёс тайком серебряную воду в кожаных мешочках или в иных каких сосудиках, что ли? Вшитых или вложенных в потаённые кармашки. А Всеволод их вспорол, выходит, случайно и выпустил потаённое наружу?
Могло быть такое? Наверное, могло. Латная перчатка - вещь вместительная. А меч таинственный рыцарь держал в правой руке. Что ж, иные ратники ковчежцы со святыми мощами в доспехи вшивают и ладанки-обереги. Правда, чтобы в перчатки… О таком Всеволод прежде не слышал. Но вот яды, случается, в перчатках носят. Чтобы удобнее, чтобы незаметно было, чтобы быстрее использовать… Но то - яд. А это…
Стоп! А что для нечисти серебряная вода, как не яд? Но ведь - для нечисти же. Да, именно для нечисти! Каковой тут кое-кто считает Эржебетт…
Всеволод тряхнул головой.
Неужто Бернгард в самом деле принимает девчонку за лидерку? Неужто искренне верит, что…
Или это всё-таки не Бернгард? А кто тогда? И зачем тогда?
Зачем неизвестному рыцарю тайком, скрытно от всех, пробираться сюда со спрятанной в перчатке серебряной водой? Зачем стучать в дверь особым стуком? Чего он добивался? Хотел облить Эржебетт раствором адского камня? Напоить её? Проверить наверняка - нечисть или нет? Оставить на коже тёмную ведьмину метку?
Вопросы, вопросы…
Всеволод машинально попытался стереть с руки чёрную отметину. Нет, от неё так просто теперь не избавишься. А что если… Хм, ведь это идея! Если серебряная водица брызнула и под вспоротую перчатку, на левой ладони неведомого рыцаря тоже должны остаться такие же въедливые пятна.
Уже лучше! Есть хоть какая-то зацепка. И вот ещё… Всеволод подобрал тевтонский меч и кусок срубленного плаща. Негусто, конечно, но тоже кое-что. Он вернулся к двери их с Эржебетт комнаты. Постучал. Всё тем же условным тройным и быстрым - тук-тук-тук! - сигналом.
Позвал:
- Я это, Эржебет! Открывай, не бойся. Всё уже кончилось.
Хотя что-то подсказывало: не кончилось, всё только начинается.
Дверь открылась не сразу. Не открылась даже - приоткрылось чуть-чуть. В тёмной щёлке мелькнули испуганные глаза немой девчонки. Всеволод сморгнул - в густой тени опять показалось, будто в зрачках Эржебет он отражается вверх ногами.
Сморгнул ещё. Нет… ничего. Просто показалось. После бессонной ночи, проведённой в ратных трудах, да после недавнего поединка и не такое причудится. Выкрутасы собственного зрения, рассказы о лидерке и тревожные слухи о замковом упыре его сейчас не волновали. Странный незнакомец в тевтонских латах - вот что не давало покоя. Вот где угроза была явной, не призрачной и не надуманной.
Правда, и непонятной тоже.
А дверь - уже настежь. А Эржебетт, уже крепко обнимает его, прильнув всем телом, пачкаясь о грязь, копоть и подсохшую, почти истаявшую уже на солнце упыриную кровь. Дрожит… Мычит что-то: то ли плачет, то ли жалуется.
- Постой, - не без усилия и без особой охоты Всеволод всё же высвободился из объятий девушки. - Погоди-ка миловаться.
Сейчас, в самом деле, не до утешений и не до любовных утех.
- Пойдёшь со мной. Поняла?
Растерянный взгляд.
Всеволод кивнул на поддоспешник, кольчугу и шлем "оруженосца", сваленные в углу.
- Одевайся.
Так надо. Только - так. Без брони Эржебетт ходить по замку не стоит даже днём.
Теперь - поняла. Начала быстро, сноровисто облачаться в доспехи. Всеволод помог, подтянул ремни, повязал меч. Готово. Невысокая грудь укрыта. Недлинные волосы упрятаны под шлемом. Дева вновь превратилась в младшего дружинника при госте-воеводе.
- Идём!
Всеволод подхватил трофеи - срубленный клок плаща и тевтонский меч, выпихнул Эржебетт из комнаты. И Бог с ним, с востроглазым Томасом. И плевать на недовольство Бернгарда. Одну оставлять девчонку теперь нельзя ни днём, ни ночью. Пусть теперь всегда будет рядом, на виду. Это - во-первых. А во-вторых, следует срочно найти магистра и поговорить с тевтонским старцем-воеводой начистоту.
Глава 27
- Русич, а ты уверен, что, действительно, видел то, что видел?
- В каком смысле?
Бернгарда он нашёл возле тел орденских братьев. Погибшие рыцари лежали отдельно, в стороне от павших союзников и от мёртвых кнехтов. Магистр пребывал в скорбной задумчивости и всем своим видом давал понять, что Всеволод выбрал не самое подходящее время для разбирательств.
Может, и так. Однако сейчас не до щепетильности. Всеволод желал получить ответы на свои вопросы, и он имел на это полное право. В конце концов, и в его дружине тоже есть потери. Но прежде чем скорбеть о мёртвых, нужно подумать о живых.
- В смысле самом, что ни на есть, прямом, - поморщился Бернгард. - Знаешь, с недосыпу, от излишнего утомления и впечатлительности всякое может привидится…
- Хочешь сказать…
Магистр прервал его, не дослушав:
- Что в твой рассказ трудно, очень трудно поверить. Все мои оставшиеся в живых воины были здесь, - он обвёл рукой замковый двор, внешние стены, неопределённо махнул куда-то за открытые Серебряные Ворота. - И за любого я готов поручиться. А там, - Бернгард указал на внутреннюю цитадель и возвышающуюся над ней массивную башню-донжон, - там были ты и Эржебетт.
Тевтон покосился на стоявшую поодаль отроковицу в одежде отрока.
- И вам обоим, насколько я могу судить, никто не нанёс вреда…
- Не успел, - в сердцах выкрикнул Всеволод. - Потому и не нанёс.
Его замечание проигнорировали.
- А тот таинственный призрак, с которым ты, будто бы, сражался…
- Призрак?! Будто бы?! - Всеволод взъярился не на шутку. - Возможно, призрак и смог бы стукнуть в дверь тайным стуком. Но призраки не носят в перчатках раствор адского камня. И ни от призрака, ни от морока, ни от наваждения не осталось бы вот этого.
Он бросил к ногам Бернгарда свои трофеи: меч и кусок грубой белой ткани.
Магистр лишь пожал плечами:
- Этого добра полно на складах и в оружейнях. Кроме того, такие мечи и такие плащи имеются у каждого брата ордена Святой Марии. Кого из них ты хочешь обвинить в покушении на свою… м-м-м… своего оруженосца?
Всеволод сжал кулаки:
- Но не у каждого будет чёрная отметина на левой ладони.
- Ах, ты об этом, - неприязненная усмешка скользнула по губам Бернгарда. - Что ж, иди, ищи. Я не запрещаю. Приглядывайся к любому. Если что найдёшь - сообщи. Приму меры незамедлительно. Только ты уж сам не руби сгоряча. Чёрные пятна могут ведь оказаться несмытой упыриной кровью. Ну, а начать, если хочешь, можешь прямо здесь, с меня.
Бернгард поднял ладони:
- Видишь, мои руки чисты. А хочешь, позову брата Томаса? Во-о-он он, стены осматривает. Но это же ничего, что осматривает, так? Это же пустяк - отвлечём ненадолго. Зато твою душеньку успокоим…
Всеволод шумно вдыхал и выдыхал сквозь зубы. Ему не верили. Или делали вид, что не верят. Или над ним откровенно насмехались.
- Вот только, боюсь, моему, кастеляну предъявить тебе для осмотра будет нечего, русич. Левой ладони у него нет вовсе. А, может быть, ты думаешь, у брата Томаса где-то припрятана пристяжная рука в виде бутыли с серебряной водой? Так ты не стесняйся - давай его спросим. А не признается - обыщем.
- Не стоит, - прохрипел Всеволод.
Рука-бутыль не схватила бы его клинок стальной хваткой.
- А раз не стоит, - Бернгард сменил злобно-шутовской тон на сухой, приказной, - так ступай, русич. Не мешай другим, и сам займись делом. И дружинников своих тоже займи. Работы сегодня много - всем хватит.
- Бернгард, - дрожащим от ярости голосом произнёс Всеволод. - В крепости есть кто-то, о ком ты не знаешь, или кого скрываешь сознательно…
Тевтонский старец-воевода устало вздохнул. Но на этот раз ответил ровно и спокойно:
- Кого мне скрывать, русич, если и днём, и ночью у меня на счету каждая пара рук. Калека Томас - и тот, вон, всегда при деле. А если - это, конечно же, нереально, но предположим - если кто-то, действительно, прячется в замке втайне от меня… Что ж, искать его я не стану по той же причине. Чтобы как следует прочесать Серебряные Ворота, нужно отвлечь от работы половину гарнизона и потратить полдня. Это для нас - непозволительная роскошь. И пока я не вижу суровой необходимости прибегать к таким мерам. Уж лучше для поднятия духа лишний раз устроить вылазку и порубить за стенами вполне реальную нечисть, чем разыскивать невесть что у себя дома. Зачем давать повод нежелательным пересудам? Зачем смущать души братьев безрезультатными поисками? Им и так здесь нелегко…
Вообще-то определённая доля здравого смысла в словах Бернгарда имелась, - вынужден был признать Всеволод. Зачем давать повод? Зачем смущать? Может быть, в этом и заключается истинная причина нежелания магистра принимать на веру его рассказ?
- И вот ещё что я тебе скажу, русич, - помедлив, добавил Бернгард. - Над своими людьми ты - воевода, а значит, волен поступать, как сочтёшь нужным. Но всем прочим ни к чему знать то, о чём ты мне сейчас поведал. И так слухи всякие гуляют.
Всеволод прекрасно знал, какие "всякие". И всё же не удержался - спросил, проигнорировав совет Бранко:
- Замковый упырь?
Магистр тевтонской Сторожи демонстративно отвернулся.
Всё.
Поговорили…
- Пойдём, Эржебетт, - Всеволод мотнул головой.
Девчонка за малым не побежала: лишь бы подальше, поскорее лишь бы от разгневанного мастера Бернгарда. Тевтонский старец-воевода провожал их долгим тяжёлым взглядом. Всеволод спиной чувствовал этот давящий взгляд магистра.
Ох, и нехорошо же было на душе. Мерзко. Паршиво… Устраивать проверку среди тех, с кем этой ночью бился бок о бок… Подленько и неправильно это. Но ведь иначе нельзя.
Скрепя сердце, Всеволод начал с самого простого - с собственной дружины. Тут уж дело такое: коли взялся искать неведомого татя в чужом доме - начни со своих. Чтоб хозяину после не в чем было тебя упрекнуть. И чтоб самому не терзаться сомнениями. Проверять-то, как ни крути, следовало всех скопом, ибо тевтонским доспехом мог прикрыться кто угодно. Нет, не то чтобы Всеволод не верил своим бойцам, но для полного успокоения души…
Душу свою он успокоил. А, успокоив, - честно повинился перед дружиной. Объяснил в чём дело. Попросил помощи.
Поняли. Помогли воеводе.
Русичи разбрелись по замку. Каждый работал наравне с прочими защитниками крепости. На совесть работал. Но, работая, - ещё и высматривал чёрные пятна на левой ладони соседа. Особые пятна, отличные от гари, грязи и густой упыриной крови. Такие же пятна, как метка на пальцах Всеволода.
Защитники Серебряных Врат давно сняли боевые латные рукавицы. В простых перчатках тоже трудились немногие. У тех, чьи руки, всё же были закрыты, дружинники Всеволода на время и под любым предлогом просили перчатки. Левой ладони никто скрывать даже не пытался.
А пытливые глаза оглядывали, осматривали… Руки тевтонских рыцарей и кнехтов…
Ничего!
…и - руки татарских стрелков Сагаадая…
Безрезультатно!
…и руки волоха Бранко, и шекелисского сотника Золтана, и музыканта Раду…
Ни единой достойной внимания зацепки!
Помеченными оказались лишь двое. Первый - старик-алхимик, обе руки которого были черны и шершавы от многочисленных застарелых ожогов, глубоко въевшейся копоти и едких жидкостей. Однако, старец был вне подозрений. Ну не мог он в полном боевом облачении сражаться столь ловко, как это делал неведомый рыцарь. К тому же и во время штурма, и после него тевтонский алхимик, обвешанный целебными зельями, не отлучался со двора, облегчая страдания раненных и умирающих. Свидетели тому были - и немало. А не верить им оснований не было.
Второй - кнехт, плескавший на упырей со стены серебряную воду. Этот случайно пролил раствор адского камня под кольчужный рукав и теперь от запястья до самого локтя у него тянулся тёмный потёк в виде кинжального лезвия с частым крапом вокруг. Но след имелся лишь на правой руке кнехта. Всеволода же интересовала левая.
Всё это можно было толковать двояко. Либо таинственный рыцарь по-прежнему где-то скрывается. Либо выплеснувшийся из взрезанной перчатки раствор не коснулся кожи неведомого злоумышленника.
Бессильную ярость переполнявшую Всеволода пришлось выплёскивать в работу, которой, на самом деле, был непочатый край.
После тяжкой битвы и бессонной ночи защитники замка, не покладая рук, трудились до обеда. После обеда - работали по очереди. Одни ложились, вернее, попросту валились с ног от усталости, мгновенно забываясь кратким тревожным сном. Другие делали дело. Затем - менялись. Ни о какой дневной вылазке сегодня не могло быть и речи. Едва выстоявшую крепость готовили к очередному штурму.
Работали все. Здоровые и раненные. Кнехты и рыцари. Хозяева и гости. Свозили к пропасти и сбрасывали вниз размякшие под солнцем и жутко смердевшие тела упырей. Укрепляли осыпавшийся кое-где вал, расчищали ров. А, расчистив - вновь наполняли чёрный провал дровами и сушняком, подвезёнными из ближайших лесов. Правили и меняли поваленные и обгоревшие осиновые рогатки на дальних подступах. Чинили тын, и каменную кладку стен. Заново серебрили подъёмный мост. Собирали стрелы. Поднимали на стены камни, брёвна, горшки и сосуды с огненным и взрывчатым зельем. Обмазывали вязкой горючей смесью снаряды для катапульт. Готовили зажигательные стрелы. Чистили оружие.
А после - хоронили павших.
Погибших было много. Около трёх десятков тевтонов. Неполный - без одного - десяток русичей. Полдюжины татарских стрелков, которым тоже пришлось в эту ночь драться на стенах врукопашную. Ещё шекелисы. Все. Кроме Золтана и Раду.
Большая половина трупов были обескровлены.