И Лабарту потянулся к ней мысленно, незримым путем. Его кровь была в ней, и он коснулся ее.
Кэри, позвал он.
Он не пытался услышать ответ.
Кэри, повторил он. Приди ко мне. Найди меня, Кэри. Будь осторожна, не выдавай себя. Найди меня, Кэри.
На большее не хватило сил. Темнота обволокла его, и погребла под собой.
После этого были лишь вспышки боли.
Больше ничего.
5.
Солнце обожгло, и он услышал, как бьется сердце. Солнце пылало где-то глубоко, в глубине мира, и огонь его был нестерпимым. От него запылали реки, и их воды стали неистовыми, ни одна плотина не смогла бы их удержать.
Потом Лабарту ощутил вкус. Это был вкус жизни, настоящий, сияющий и горячий.
Вкус крови.
Он открыл глаза, и перед ним стояла она. Он увидел свою мать, и свою первую жертву, и свою первую женщину, и танцовщицу из храма Нанше, и жрицу в золотых украшениях, и чужую девушку из Урука… Она была всеми женщинами, живыми, мертвыми и еще не рожденными.
Ее звали Кэри, и в руках она держала деревянную чашу с кровью.
- Пей, мой хозяин, - сказала она и вновь поднесла чашу к его губам. - Пей.
Кровь была свежая, живая и теплая. Лабарту жадно глотал ее, едва не захлебываясь, и мир наполнялся ощущениями, запахами и звуками.
Кэри отступила на полшага. Лабарту чувствовал, что разрывается на части. Он жаждал крови, но, казалось, еще один глоток - и он сгорит, словно щепка в костре. Его лихорадило, он был пьян от возвращающейся жизни. Камни заслоняли восток, но он чувствовал солнечный жар. Под ногами дышала влажная земля, и звуки казались немыслимо четкими - шелест травы, голоса птиц и шум далекой воды.
- Чья… это кровь? - спросил Лабарту, и едва узнал свой голос.
- Я принесу тебе еще! - пообещала Кэри. Он видел свое отражение в ее глазах. Девушка была совсем рядом, но Лабарту не чувствовал в ней страха, лишь звон, как у струны, как у натянутой тетивы лука. - Они не знают, что ты мой хозяин, они приняли меня к себе, и…
- Освободи меня! - Лабарту рванулся в путах, и Кэри прильнула к нему, словно пытаясь успокоить.
- Их не режет каменный нож. - Кэри касалась его рук, спутанных веревкой, запястий, на которых вновь затянулись раны. Ее прикосновения были как бегущая вода. - И не развязать их, я пыталась.
- Должен быть способ, - сказал Лабарту. - Не может быть…
- Да, - кивнула Кэри. Ее рука скользнула в его ладонь, и их пальцы переплелись. - Я найду его.
- Будь осторожна. - Он говорил чуть слышно, язык почти не слушался. - Пусть думают, что ты с ними. Когда они придут сюда в полночь…
- Я не буду, - ответила Кэри. - Я притворюсь, но не буду пить твою кровь.
- Ты должна, - возразил Лабарту. - Я разрешаю тебе, не накажу тебя.
- Я… - Кэри склонила голову и отступила. - Я приду с ними в полночь. А потом приду утром и принесу тебе кровь.
Она еще раз взглянула ему в глаза и метнулась прочь из храма.
Я принесу тебе кровь. Чужой огонь горел в теле, сжигая мысли о смерти и ночной темноте. Даже не спрашивая, Лабарту знал, что Кэри наполнила деревянную чашу кровью еще живого человека, но теперь он мертв. Кого она убила?
Лабарту вздохнул и закрыл глаза. Завтра утром… когда она придет…
Утром поднялся сильный ветер, и Лабарту даже в крови чудились соленые брызги, вкус здешнего холодного моря. Он выпил все до последней капли и, когда Кэри опустила чашу, спросил:
- Чья это кровь?
- Человека из деревни. - Она махнула рукой и улыбнулась. - Я сказала, что я слабая и мне нужно много крови, и Гэр разрешил.
Ты говоришь мне не всю правду, Кэри.
Но он не успел сказать ни слова, - девушка опередила его.
- Я узнала, чем разрезать веревки, - прошептала она и оглянулась, словно боялась погони. Но на холме с ними был лишь ветер, завывающий среди камней. - Лунный клинок. Я украду его сегодня. Подожди немного.
И она убежала, оставив Лабарту. Сердце колотилось в груди в такт рваным мыслям. Он ждал, глотая соленый ветер, и смотрел на золу от костра.
В полдень они не пришли.
Лабарту чувствовал их присутствие где-то внизу, у подножия холма, а, может, и дальше, вниз по течению реки. И оттуда же доносились крики и запах гари и крови.
Такое уже было. Он мотнул головой, пытаясь отогнать эту мысль. Уже было в Уруке. Люди собрались, люди решили…
Кэри вбежала в храм, не оглядываясь, не таясь. Выбившаяся из косы прядь падала ей на лицо, на щеке были следы золы, а на плече - запекшаяся кровь.
- Я нашла! - крикнула она, подбегая. В руке она сжимала трехгранный серебряный нож, держала так крепко, что побелели костяшки пальцев. - Это лунный клинок!
Она полоснула ножом несколько раз, и Лабарту стряхнул с себя веревки. Боль обожгла левую руку, - вместе с веревкой нож рассек и кожу, - но это было неважно. Лабарту был свободен. В первый миг ему показалось, что ноги не удержат его, и он рухнет на землю, но кровь и надежда дали силу. Он был свободен и мог бежать прочь.
- Где они? - спросил Лабарту, схватив Кэри за плечи.
- Внизу. - Кэри махнула рукой. Она все еще сжимала клинок. - Но можно уйти вдоль реки. Они сражаются и не заметят.
- Почему? - Как тогда…
- Люди из деревень… объединились… - Кэри говорила, не отводя глаз. - Они напали на Гэра. Пока они там, уходи!
- Идем! - Лабарту схватил ее за руку, но сейчас Кэри была сильнее, и она вырвалась.
- Я приду позже! - В ее голосе была мольба, она прижимала к груди нож, ветер трепал ее волосы. - Нельзя, чтоб они догадались! Я приду позже!
Он не успел возразить.
- Хозяин, - сказала Кэри и поцеловала его, одним движением, быстро. Ее губы были сухими, словно трава на ветру, а в глазах стояли слезы. - Беги.
Она подтолкнула его в сторону тропинки.
Сперва он думал, что не сможет сделать и шага, но, должно быть, морской ветер помог ему, а, может быть, ее слезы, - и он бежал, бежал не останавливаясь до самого леса.
Лабарту лежал на земле, прижимаясь щекой к влажной хвое, и ждал. Где-то вдалеке прогремел гром, но гроза шла стороной, и ветер утих. Порез на руке еще не затянулся, и Лабарту машинально слизнул кровь. У нее был вкус бессилия и страха.
Но я… свободен?
Он ждал восторга и прилива сил, но они не пришли. Голод скреб изнутри, и лесной воздух казался тяжелым и вязким.
Он не должен был спать. Он хотел дождаться Кэри, а потом бежать вместе с ней из этой земли, прочь от моря и стоячих камней… Но он заснул, и сон был полон темнотой и далекими раскатами грома.
6.
Пронзительный звон полоснул его, выбросив из сна, и сердце пронзила боль. Всего на один бесконечный миг - вспыхнула и погасла. Словно в груди лопнула сияющая струна, и что-то оборвалось - раз и навсегда.
Лабарту сел, глядя перед собой.
Солнце шло к закату, лес застыл в серой мгле. Птицы перекликались над головой, и больше кругом не было ни души.
Кэри умерла.
Он знал это. Он не мог не знать - в сердце, где раньше всегда был отголосок Кэри, осталась лишь пустота. Дышать было трудно, словно воздух стал пеплом, и исчезали, тонули в сером тумане. Солнечный луч, тепло сиявшее на краю сознание, исчезло навсегда.
Что ты сделала, Кэри?
Лабарту поднялся, опираясь о дерево, и пошел обратно, вдоль реки, в сторону моря. Он шел и с каждым шагом чувствовал все яснее, что не одну лишь Кэри настигла смерть. Пятеро жрецов были мертвы. Богам нет дела до пьющих кровь, и солнце не спасло их.
Я рассказывал ей про Урук. Она спрашивала, почему я бежал оттуда…
Люди терпят, если не заходишь слишком далеко, - вот что он сказал ей тогда. - Даже самое жалкое селение не потерпит святотатства. Кэри слышала эти слова и запомнила их. А потом хозяин позвал, и она пришла. Она спасла его и сделала так, чтобы умерли его враги.
А теперь от нее осталась лишь пустота.
На закате Лабарту вышел к храму. У подножия холма догорал погребальный костер, ветер уносил клубы дыма, обдавая запахом гари и крови. Людей не было. Они победили, оружием или колдовством, и ушли хоронить своих мертвецов.
Лабарту опустился на колени и погрузил руки в теплую золу. Скоро дожди и ветер сотрут следы костра, а потом наступит зима и выпадет снег…
- Я хочу вернуться, - прошептал Лабарту и склонил голову, чтобы не видеть заход солнца. - Я хочу вернуться домой…
Часть третья Проклятие Аккаде
Глава первая Пророчество
1.
Шатер не спасал от полуденного зноя, и горячий воздух, казалось, можно было зачерпнуть ладонью. В такое время спать бы, подставив лицо солнечным лучам, во сне пить их свет… Но здесь, в тени шатра, сон не шел.
- О чем грустит мой хозяин? - спросила та, что сидела рядом. - Он не рад видеть Ашакку? Почему же пришел?
Лабарту покачал головой.
Ветер на миг взметнул дверную занавесь, и солнце заблестело на узорчатых подушках.
- Зачем говоришь так? Я рад тебя видеть, - отозвался Лабарту и сжал ее ладонь.
Пухлая, почти детская рука, на коже хной нарисован красивый узор, медный браслет плотно охватил запястье… Как можно не обрадоваться встрече с Ашакку? Вот она, черноволосая, с длинной косой, спокойная, но со смешинкой в глазах… Ничем не похожая на Кэри.
И давно уже сама себе хозяйка. Сколько времени прошло с тех пор, как Лабарту обратил ее? Он сбился со счета. Но, должно быть, уже скоро минует тысяча лет.
Но, хотя Лабарту давно перестал быть ее хозяином, они не теряли друг друга из виду. То встречались несколько раз в год, то - раз в несколько лет. У каждого свои стада, свои племена и кочевья. И дорога то сведет, то разлучит. Но спокойно от того, что знаешь, - Ашакку где-то здесь, в степи.
- Ты стала очень сильной, Ашакку, - сказал Лабарту, не выпуская ее руки.
- Это так, - засмеялась она в ответ. - Скоро стану такой же сильной, как хозяин!
Видно, по лицу его, как и по сердцу, прошла тень, потому что девушка вдруг обняла его, прижалась щекой к плечу и прошептала:
- Никогда Ашакку не пойдет против хозяина. А позовешь - всегда придет на помощь, не останется в стороне.
Лабарту улыбнулся.
- Я рад, что ты стала сильной, - сказал он. - Я знаю тебя и тебе верю.
Ашакку подняла взгляд, ждала объяснений, но что он мог добавить?
Разве расскажешь, как когда-то отец и мать говорили ему: Ты особенный, Лабарту, особое предназначение ждет тебя. Пройдет двести, триста лет, - другие только станут свободными, а твоя сила возрастет так, что могущественней тебя будет только наш хозяин, Намтар-Энзигаль. И только он знает пределы того, что ты достигнешь.
И что же? Когда Лабарту исполнилось сто зим, сила его была как у Ашакку теперь. Но после этого, если и стал он сильнее, то намного ли? Права Ашакку - и мощью удара, и скоростью, и ловкостью скоро сравняется она с Лабарту.
Так неужели все обещания были ложны? Неужели он настолько слабый, что даже дети его сердца…
Он не мог говорить об этом. И потому сказал совсем другое:
- Я устал пасти овец в степях.
- Почему же ты не отправишься туда, к черноголовым? - Ашакку выпрямилась, но не отодвинулась. - В их городах живут экимму, ты знаешь.
Он знал.
Вернувшись с холодного севера, где не ведали законов и правил, он не осмелился пересечь реку, и долгие годы, столетия жил в степи. Помнил, как сверкал сходящий с неба огонь, как летели колдовские серебряные стрелы. Как всего за месяц были убиты в Шумере почти все пьющие кровь.
И потому Лабарту считал города меж двух рек запретной землей и не пытался повидать знакомые места, не пытался ничего разузнать.
Но затем в степь пришел пьющий кровь, молодой и незнакомый, лицом - шумер, и одетый, как горожанин, - в длинной рубахе тонкого полотна, с вышитыми рукавами, с разноцветным поясом. И, едва увидев Лабарту, чужак упал на колени, склонился, длинные волосы разметались в пыли. Сказал: "Хозяин этих земель, дозволь мне быть здесь и пить кровь". Тогда Лабарту сам нашел для него жертву, а после они беседовали весь день, пока не скрылось солнце.
Так Лабарту узнал, что в Шумере снова живут экимму. Но теперь скрываются среди людей, не выдают своей природы, - помнят о давней резне.
И с тех пор Лабарту все чаще приходил на берег реки и подолгу сидел там, смотрел на юг. Но так и не покинул степь, говорил себе: здесь привычная земля, здесь Ашакку, здесь стада овец, здесь люди, считающие меня человеком, здесь их кровь, которую так легко забрать.
- У старейшины гостит человек из Шумера, - сказала Ашакку. Она теребила бахрому на поясе, в голосе звучала тень вопроса. - Говорят, жрец и предсказатель…
Предсказатель… Лабарту на миг закрыл глаза. Быть может, лучше мне не знать, ложны или истинны были обещания? Жить, как живу? Но…
Лабарту привлек девушку к себе, поцеловал и прошептал еле слышно:
- Когда солнце пойдет к закату, и люди вновь примутся за дела, тогда стану говорить с ним. Но не сейчас…
2.
Кровь капала на камни, - терпкая, густая, будоражащая. Такая кровь лишь на время тушит жажду. Овечья кровь, горячая и свежая…
Ашакку отдала лучшего ягненка из своего стада, и теперь предсказатель, Лу-Нанна, раскладывал внутренности по чашам. Сердце, печень, кишки… Он не торопился, нараспев читал слова заклинаний. Рукава его рубахи были закатаны, а руки - красны от крови.
Лабарту сидел на земле и терпеливо ждал. Вокруг не было ни души, лишь степь, шатры вдалеке и стада - кочующие белые волны.
Предсказатель был уже немолод, - вокруг глаз сеткой разбегались морщины, в волосах виднелись седые пряди. И, судя по одежде, был он небогат. Но держался спокойно и с достоинством и согласился провести обряд, даже не спросив, какова будет награда.
Наконец Лу-Нанна допел, замолк на мгновение, а потом сказал, глядя на Лабарту:
- Теперь говори, что хочешь узнать, и я прочту ответ.
Кровь медленно застывала на камнях, умирала. Кровь не живет долго, когда душа покинула тело.
- Вот что мне было сказано в юности… - Лабарту говорил медленно, старательно подбирал слова. - Мне сказали, что наделен я особым даром и достигнет этот дар необычайной силы. И это так, я наделен им. Но отчего-то, с некоторых пор, дар этот не растет и не углубляется. И я хочу знать, что случилось со мной.
Лу-Нанна кивнул и больше не спросил ни о чем. Перевернул печень в чаше, провел по ней пальцами. Потом закрыл глаза, пропел строки восхваления Ану и вновь склонился к чаше.
- Вот ответ, - сказал он наконец. - Боль и страдание остановили твой дар. Боль, страдание, оковы и тень смерти - вот причина.
Лабарту опустил глаза и сжал кулаки, так, что ногти впились в ладони. В храме солнца у холодного моря… Долгие годы он старался не вспоминать об этом, но прошлое прорывалось в сны, и в кошмарах он вновь стоял связанный колдовскими путами, а пятеро чужих северных экимму пили его кровь и не внимали мольбам. Вместе с кровью выпили мою силу, и теперь не вернуть?.. Лабарту не мог поднять глаз и молча ждал, что дальше скажет предсказатель.
- Твоя воинская сила не увеличится никогда, - продолжал тот. - Самая основа ее перебита, и то, что есть теперь у тебя - это все, что есть. Но вот второй ответ: тень смерти не тронула силу твоих мыслей, и этим могуществом прославишься и на него опирайся.
Лабарту медленно разжал кулаки, поднял голову. Солнце уже опускалось за отроги гор, небо пылало. Кровь в чашах казалась черной и пахла смертью.
…Не тронула силу твоих мыслей… этим могуществом прославишься…
Воспоминания о беспомощности и страхе отступили в темные глубины, и вместо них пришли другие. Как наяву Лабарту услышал голос матери, звонкий и твердый, похожий на острый клинок. И Тирид сказала: "Когда пройдет много лет, ты сможешь словами, прикосновением и взглядом погружать людей и демонов в глубины и поднимать на высоты. Сможешь заставить забыть то, что было, и вспомнить то, чего не было. Заставишь полюбишь ненавистное и возненавидеть любимое. Все, что скрыто в душе человека или демона станет подвластно твоему слову, прикосновению и взгляду".
Голос матери затих, скрылся в стране воспоминаний. А Лабарту все сидел молча, напряженный как тетива лука. И предсказатель ничего не говорил, не шевелился. Руки его все еще покоились в гадательной чаше.
Если сила мысли - это то, о чем говорили мне Шебу и Тирид, то я проверю это, узнаю прямо сейчас.
И, не медля ни мгновения, Лабарту одним движением подался вперед, взял Лу-Нанну за руку и заглянул ему в глаза.
Тень замешательства плеснулась в них, но не успела вылиться в слова, - предсказатель замер, зачарованный, а Лабарту заговорил:
- Весь мир исчез для тебя, Лу-Нанна, все звуки замолкли и погас свет. И лишь мой голос - опора тебе, лишь его ты слышишь.
- Да, - одними губами прошептал предсказатель.
- Забудь о том, что нагадал, - продолжал Лабарту. - Гадание еще не проведено. Только что ты разрезал жертвенного ягненка, только что достал его печень. Вопрос мой еще не задан, ответ не получен.
- Да, - выдохнул предсказатель, и Лабарту почувствовал, как воспоминания человека стираются, исчезают. Словно волна набежала на песок и смыла рисунки и знаки.
- А теперь возвращайся, - сказал Лабарту. - Пусть вернутся к тебе запахи, звуки и свет.
И, отпустив руку Лу-Нанны, отвел взгляд.
Тот шевельнулся, словно пробуждаясь ото сна. Потом оглядел чаши. Лицо его было сосредоточено и серьезно, - ни тени непонимания или тревоги.
- О чем ты хочешь узнать? - Голос предсказателя не изменился, звучал, как в первый раз. - Говори, и я прочту ответ.
Лабарту вздохнул. Солнце уже почти скрылось из виду. Вдалеке блеяли овцы, слышался лай собак.
Так легко и просто жить тут, кочевать между полноводным Тигром и предгорьями Загроса. Привычно. Так зачем же…
- Сердце зовет меня оставить прежнюю жизнь и уйти в страну черноголовых, - сказал он. - Скажи, будет ли мне сопутствовать удача, и какой город примет меня?
Лу-Нанна кивнул. Потом долго разглядывал жертвенные части, пел слова гимнов. Наконец, проговорил:
- Покинь степь, этим достигнешь могущества и славы. Что же до города… - Тут он замолк, нахмурился, продолжил: - Город Шаррукина, Аккаде, распахнет перед тобой свои ворота.
Аккаде. Лабарту улыбнулся.
- Будешь жить там долго, - говорил между тем Лу-Нанна, - но потом войдешь во Врата Бога, и что за город это - я не знаю. Потом примет тебя город, чье имя "цельный", и имя это двойное. И много других городов сулит тебе гадание, но имена их темны и непонятны.
Лабарту слушал его, и на душе было легко. Аккаде. Он знал, что выбор уже сделан.
И потому поднялся и, поклонившись, сказал:
- Благодарю тебя, Лу-Нанна. Богатство мое велико, стада обширны. Щедрая награда ждет тебя.
Кровь уже засохла на камнях, на степь опускалась ночь.