Мария Оттовна покачала головой. Продолжила:
- А нам куда бежать было? Некуда. Хуторов нет, родни нет. Вокруг - зверье. Мы сначала все по магазинам… А там пусто! Ну, кто половчее, вперед прочих успел урвать консервов каких. А другим-то шиш с маслом остался. Драки начались. Что творилось, не передать! По квартирам шастать начали. Я сразу в подвал. Вон с Тол и ком скооперировались. Держим тут оборону.
Дядя Толя показал в угол, где стояло несколько кусков водопроводной трубы с косыми, острыми срезами. Такой ткнуть в брюхо - мало не покажется.
- Ничего, - с пьяноватым бахвальством произнес он, - проживем как-нибудь.
Игорь подумал, что это нехитрое правило сопровождало дядю Толю всю его жизнь и, можно сказать, ни разу не подвело.
Дети шмыгнули в коридор и принялись кидать камешки, стараясь попасть в ржавую железку, висящую под потолком.
- Их вот жалко, - вздохнула Мария Оттовна, глядя на ребятишек.
- Ой, да ладно тебе… - начал было дядя Толя, но она в раздражении отвесила ему подзатыльник.
- Молчи уже, попугай! Не зли меня. Не понимаешь ничего, а все говоришь. Что вон ему делать теперь с пацаном? А? Тут и есть нечего, и жить негде. А ты все болтаешь невесть что!
Мария Оттовна искоса посмотрела на Игоря с как: им-то особенным выражением лица, смысла которого Морозов не? понял. Спросила:
- А ты где был? Что видел?
- Везде примерно одинаково, - признался Игорь- И в центре. города, и в порту. Разруха. Голод. Жрут друг друга.
- Как это, жрут? - осторожно спросила Мария Оттовна.
- В прямом смысле. - Игорь покосился в сторону детей. - Жрут.
- Не может быть! - Мария Оттовна прижала руки к груди.
Жест этот показался Морозову наигранным, неестественным.
- Ой, ладно… Может, я ж говорил тебе… - попытался вклиниться дядя Толя, но получил очередной тычок и заткнулся.
- Не верю я, ерунду ты говоришь, - сказала Мария Оттовна и отвернулась. - У нас говорят, что в других странах по-другому. В Финляндии и в России вроде лучше.
- Там кто-то был? - поинтересовался Игорь.
- Говорят, был.
- Говорят много чего. Мне б поболтать с кем-нибудь, кто там был, - вздохнул Игорь. - А таких я пока не видел. - Он помолчал. - Вот клиника тут рядом, это дело.
- Да ерунда это всё. Еды нахватали и не дают никому. - Мария Оттовна сморщилась, как печеное яблоко. - Сидят там, как куркули.
- Они больных кормят.
- Так уж и больных. Я ходила, мне не дали.
- Ты ж здоровая, - подал голос дядя Толя, предварительно отодвинувшись на безопасное расстояние. - Что им твой артрит?
- Заткнись! - огрызнулась Мария Оттовна. - Прямо достал уже! Лежишь целыми днями тут. А я по полям шастаю, с травками этими колдую, будь они прокляты. Горбатишься на вас, горбатишься, а даже благодарности нет никакой. Что вот ему делать? Где он жить будет? Что есть? Тебе-то все равно, а у него теперь ребенок на руках. У нас- то места нет. Что ему делать?
- Да проживет как-нибудь… - затянул старую песню дядя Толя.
Игорь поймал на себе очередной косой взгляд соседки и вдруг понял его значение.
Мария Оттовна ждала от него ответа на вопрос, за которым скрывался самый обыкновенный страх. Она очень не хотела, чтобы в их компании появился лишний рот. В то, что выжить проще гуртом, она не верила. Каждый, кто приходил в этот подвал, стремился не принести что-то свое, а наоборот - отнять. Мария Оттовна не верила людям, боялась их. Потому и спустилась в подвал, спряталась в нем. От людей, от сложных вопросов, от мира вообще. Игорь, пришедший снаружи, для нее был очередным лишним ртом.
- Я… - Морозов прокашлялся. - Вы не волнуйтесь, я знаю, куда пойти. Перекантуюсь у вас денек-другой, а потом уйдем мы с Андрюшкой…
- Ой, как жалко, - фальшиво выдала соседка. - Мальчики так друг к другу привязались.
Это, впрочем, вполне могло быть и правдой.
Перед тем, как остатки кагора и травяной супчик окончательно разморили его, Игорь узнал много нового про свой, когда-то не то чтобы благополучный, но обычный и понятный район.
Тут уцелело немало людей. Многоэтажки лепились здесь одна к другой, плотность населения была высокой. Панельные дома оказались достаточно прочными. Конечно, случались пожары, куда-то ударила молния, где-то провалилась крыша, но в целом - разрушений было немного…
А вот с человеческой точки зрения картина складывалась не радужная.
Люди в один миг очнулись в мире, где нет электричества, техники, канализации и товаров в магазинах. Зато есть трава, проросшая на дорогах, лес вместо парковой полосы и собаки, превратившиеся из лучших друзей в страшных и жестоких хищников.
За первые дни многие из тех, кому довелось проснуться, погибли. Кто-то свихнулся и покончил с собой, кого-то разорвали собаки, кто-то отравился неизвестными ягодами. А кого-то убили соседи… В ситуации, когда власть кончилась, неожиданно остро всплыли на поверхность старые обиды. Всплыли и обернулись ненавистью.
Оставшимся в живых тоже пришлось несладко, и некоторые из них начали завидовать мертвым.
Когда прошел первый хаос, люди поняли: мир изменился раз и навсегда. Сначала еще ждали, что восстановится власть, объявится правительство, полиция или, на худой конец, поступит иностранная помощь. Но ничего этого не произошло.
И первыми это поняли эстонцы. Едва ли не в один день все, кому было куда бежать, ушли из города.
Среди прогнивших в сыром балтийском климате машин, разрушающихся домов и озверевших мародеров остались те, кому идти было некуда. Люди начали стихийно объединяться вокруг неформальных лидеров. Такими лидерами зачастую по иронии судьбы становились бывшие отверженные - уголовники. В микрорайонах образовались банды, но до повального каннибализма дело не дошло. Среди проснувшихся нашлось немало рыбаков и охотников. Но хоть дичи в лесах и парках было достаточно, еды не хватало. А рыбный промысел еще толком не был налажен. Люди собирали ягоды, орехи, коренья. Появились охотники за человечиной, но, скорее, как исключение из общего правила.
Центром цивилизации была клиника. Команда докторов сумела в короткие сроки организовать работу, нашла понимание среди лидеров наиболее мощных банд и с их помощью взяла под контроль здание торгового центра. Клиника одним своим существованием напоминала людям о том, что они все-таки еще не животные. Что они могут и должны поднять одряхлевший мир. Прежде всего - в самих себе, чтобы не оскотиниться, не озвереть. Как это случилось в других частях города, Игорь видел своими глазами.
Наверное, именно наличие цивилизованного центра позволило Игорю беспрепятственно пройти через район. Странников тут не трогали. Присматривались.
Впереди была зима. И дальновидные люди понимали, что для значительной части выжившего населения она окажется последней. Холод и голод решат судьбы многих. Выживать в экстремальных условиях умеет далеко не каждый: тот, кто слабее, обречен.
К зиме каждый готовился по-своему. Игорь видел, как целыми командами жильцы обдирают свои дома, сваливая и сортируя во дворах разномастные дрова. Обломки мебели, строительный мусор, паркет - всё, что может гореть. Некоторые пробовали из кирпичей и глины мастерить печи.
В основном, люди селились на первых этажах и в подвалах. Большие оконные проемы закрывали - где кирпичами, где пластиком. Оставляли только форточки для вентиляции и света.
Вечером жизнь замирала.
Мария Оттовна говорила, что ночью хищники ходят. Волки. Те, кто уходил от дома в сумерках - исчезали. Животные были тому виной или нет, неизвестно.
Когда Игорь спросил, кто что думает о причинах случившегося, Мария Оттовна только рукой махнула, а пьяненький дядя Толя рассказал, что в соседнем доме есть профессор, мужик умный, который говорил, будто бы время в одну секунду ускорилось во много-много раз. Только непонятно, почему никто не состарился.
Еще ходили слухи, что всех людей похитили инопланетяне для опытов. Но никто не мог объяснить, где же тогда сами инопланетяне. Ну и, естественно, говорили про божью кару, апокалипсис, конец света. Здесь расходились детали: одни утверждали, что конец света уже наступил, а другие, что только готовится.
Одним словом, никто толком ничего не знал и не понимал. Все просто пытались жить и выживать. Как всегда…
Когда начало темнеть, Игорь вышел на улицу. Андрюшка выскочил за ним, схватил за руку, прижался.
В воздухе звенели комары. В небе застыли воздушные перистые облака, подсвеченные густым красным закатом.
Игорь присел, чтобы оказаться на одном уровне с сыном.
- Ну, как ты тут?
- Нормально, - детским басом прогудел мальчишка и пристроил голову Морозову на плечо. - Только грустно очень. И бабушки нет.
Игорь почувствовал, как немеет язык.
- Бабушки теперь нет.
- Что с ней случилось?
- Бабушка… - Морозов попытался подобрать слова. Но ведь Андрюшка, со слов Марии Оттовны, все видел. Врать не имело смысла. - Бабушка умерла.
- Совсем? - Андрюшка отодвинулся и посмотрел Игорю в глаза.
- Совсем, - ответил он.
Ребенок вздохнул и снова пристроился на плече. Пробубнил:
- А ты не умрешь?
- Я постараюсь не умереть.
- Ты постарайся.
Некоторое время они молча смотрели на погружающиеся в темноту дома и дворы. Там и тут горели костерки. Люди готовили еду, грелись. На ближайшей крыше виднелась одинокая фигурка часового: местная банда наблюдала за окрестностями.
- Мы с тобой завтра уйдем, - сказал Игорь тихонько.
- Куда?
- В больницу. Там много людей, хороших и добрых. Я там буду работать. А ты будешь играть с другими детьми.
Андрюшка помолчал.
- Ты уедешь?
- Куда? - удивился Игорь.
- Не знаю. Работать.
- А… - Морозов догадался, что для ребенка слово "работать" означало только одно: папа уезжает. - Нет-нет, я буду рядом работать.
- Тогда хорошо. - Андрюшка зевнул.
Игорь привалился спиной к стене, посадил сына на колени. Мальчик сложился в уютный клубочек, поджал ноги, устроил голову у Морозова на груди.
Оба молчали.
Через некоторое время ребенок заснул, дыхание сделалось спокойным, ровным. Боясь его разбудить, Игорь сидел не шевелясь. Спина затекла и ныла.
Выбравшийся на улицу дядя Толя накинул на обоих старое дырявое одеяло, пахнущее сыростью. Морозов благодарно кивнул.
- Эх. - Дядя Толя пристроился рядом. Сунул в рот травинку. - Куришь?
Игорь мотнул головой.
- А я вот мучаюсь. - Дядя Толя сложил пальцы, будто бы держа воображаемую сигарету, поднес к губам. Втянул воздух. - Эх и хочется курить. Курил бы и курил… По водке не так скучаю, как по куреву. Раньше с Марьей бродил по полям, махорку дикую искал или коноплю. Так не растет, кудрявая.
- Сигареты могли сохраниться, если запечатанные, - сказал Игорь.
- Какое там… Я первым делом ларек рванул потрошить. Труха. И бумага и табак, все вперемешку. Собрал, конечно. Да толку-то.
- А водка? Тоже в труху?
Дядя Толя крякнул.
- Не, водку расхватали раньше. Там такая суматоха была, что не подойти. У кого пистолеты были - размахивали. - Он засмеялся хриплым, квохчущим смехом. - Боялись сначала все, а когда стало ясно, что пульки отсырели, этих стрелков недоделанных тут же по асфальту раскатали.
- Да уж… - Игорь прикинул, что несчастных владельцев огне- стрела убивали с особым цинизмом. За страх. - Пульки, значит, отсырели.
- Ага, там же хранить по науке надо. И все такое прочее. - Дядя Толя покрутил пальцами в воздухе, изображая, видимо, это самое "прочее". - А там и механизм ржавый, и порох того… Помню, сержант наш так и говорил, вы, мол, все такое прочее и не думайте…
- Дядь Толь!
- А?
- Ты ж не служил.
- Ну, - он пожал плечами, - может, и не служил, что ж с того?
Игорь усмехнулся.
- А может и хорошо, что пульки отсырели, а? Как думаешь, дядь Толь?
- Оно, конечно, лучше. Стрельба-пальба, грохот. К чему это все? Вот еще б и ножи сгнили, так вообще хорошо было бы.
- Палки останутся.
- Да. Палки, кулаки. А если руки за спиной связать, так будут кусаться. Вот человек - скотина, а?
Игорь не ответил.
На руках у него спал ребенок. И несмотря на все ужасы мира, грязь, мерзость и человеческую злобу, не хотелось думать о том, что этот мальчик с возрастом превратится в жестокую скотину. Не может так случиться… Не должно!
Морозов закрыл глаза.
- А помнишь, ребята в подвале магазин держали? - Дядя Толя пользовался возможностью поболтать.
- Это которые?
- Компьютеры у них были. Ходили, такие патлатые…
Игорь смутно припомнил, что в соседнем дворе действительно обитали асоциальные элементы, в подвал к которым все окрестные бродяги тащили всякий электронный хлам, найденный или украденный. "Патлатые", как назвал их дядя Толя, этот хлам ремонтировали или разбирали, а то и просто кидали в общую кучу. Потом продавали. Тем и жили. Ребята были идейные, днюющие и ночующие в своем электронном подвальчике.
- Припоминаю, - признался Морозов.
- Во! - Дядя Толя показал большой палец, видимо, характеризуя таким образом историю, которую хотел рассказать. - Когда стало ясно, что электричество кончилось, один сгинул, а второй головой заболел. Все свое барахло - а там полный подвал был - втащил на девятый этаж, а оттуда на крышу. Орал, телевизорами швырялся, компьютеры кидал вниз. А следом и сам сиганул… Так-то. Представляешь?
Игорь промолчал.
Он представлял. История была жуткая, как, впрочем, и всё вокруг.
Дядя Толя тоже замолк. Сообразил, наверное, что радоваться тут совершенно нечему.
Так они и сидели, пригорюнившись. На небе загорались звезды. По-деревенски яркие, колкие, чистые. Городской смог больше не мешал им мерцать. Не мешал и погибший свет фонарей.
Закат еще теплился большим бордовым костром, а из-за горизонта уже медленно наплывали пузатые темные тучи.
- Я, пожалуй, спать, - пробурчал дядя Толя. Поднялся на ноги, поежился, встряхнулся и ушел в подвал.
А Игорь все сидел, глядя вверх и прислушиваясь к тихому сопению ребенка на руках. Андрюшке стало жарко, он разметался, выпростал из-под одеяла руку. Морозов хотел было поправить, но мальчишка заворочался, что-то замычал во сне.
В конце концов, Игорь тоже прикрыл глаза, чувствуя, как уплывает в бездонную пропасть мир…
Ему снилась Лена. Та, прежняя. В прошлом мире, где машины ездили по улицам, а сами улицы не были похожи на заброшенные лесные тропы. Они вместе с ней бежали куда-то, но не прятались, не спасались, а просто так, от радости и счастья. Смеялись, держась за руки. И все бежали, бежали. А потом запрыгнули на ходу в большой оранжевый автобус, который, надсадно рыча двигателями, пополз в гору - такую крутую, что стоять на полу стало совершенно невозможно. Игорь и Лена, смеясь, вывалились из распахнутого окна и полетели…
Когда случилась беда, Морозов спал.
Спал и Андрюшка, прижавшись к отцу.
Спала Мария Оттовна, спал дядя Толя.
Спали дома, дворы, районы…
Проснулись все в один момент, когда огромный, напряженный пузырь вдруг лопнул с оглушительным грохотом и озарил набежавшие низкие тучи ярким пламенем!
Игорь вздрогнул. Подскочил. Прижал к себе вскрикнувшего ребенка и заметался в поисках укрытия. Спросонья он совершенно не понимал, что происходит, не знал, куда бежать. Ему казалось, что грохот наваливается отовсюду, разрастается, длится невероятно долго - будто он вдруг случайно оказался рядом со стартующим реактивным самолетом.
На самом деле ахнуло только один раз. Сильно, мощно, зло! Вдалеке, за домами, к небу взметнулся столб пламени и дыма с пылью.
Вокруг закричали люди. А потом началось что-то уж совсем невообразимое… Издалека, оттуда, где рвануло, донеслось стрекотание. Автоматная стрельба. В мире, где верхом оружейного дела была обрезанная наискосок труба, где вооруженный тесаком человек мог считать себя господином всея и всех, этот звук был чем-то из области фантастики. Ведь пульки-то, черт их дери, отсырели!
Ан нет! Не отсырели у кого-то пульки. И сейчас этот кто-то щедро рассыпал их, будто ядовитые семена чудовищного растения.
Снова бухнуло. Но уже глуше, чем в прошлый раз.
И снова, и еще…
Будто бы в ответ на эту наглую, беспардонную стрельбу, откликнулось небо. Белая, ослепительная молния перечеркнула потемневший в одно мгновение мир. Как отрезала! А следом за ней с шипением и грохотом разорвались тучи, и на ошарашенных людей обрушился гром, одним ударом перекрывший все прочие звуки.
Шарахнуло совсем близко…
Игорь видел, что Андрюшка кричит, но не слышал. В ушах стояла невероятная, звенящая тишина! И, как в театре абсурда, в этой тишине он прижимал к себе ребенка, глядя как выбегают из домов люди, как сталкиваются друг с другом в темноте. Как люди мечутся, куда-то бегут. Несут факелы, и пламя отражается в безумных глазах.
А небо снова и снова наискось перечеркивает все творящееся на земле.
Слепит, глушит и давит.
Кто-то потрясает ржавыми железками, мня их в глупости своей за оружие, кто-то истово крестится неведомо на что.
Но небу наплевать на эту суету. Оно все лупит и лупит из своих орудий.
И вот сквозь этот, казалось бы, непроницаемый грохот начинает вновь пробиваться злая, рваная автоматная канитель…
Как и началось, кончилось всё в один миг.
Замерла гроза. Взяли передышку гром и молния. Стихла стрельба. А на землю обрушился тяжелыми каплями проливной дождь.
Игорь с Андрюшкой спустился в подвал. Мария Оттовна сидела в углу, крестилась и бормотала себе под нос. Дядя Толя растерянно глядел на Морозова со своей лежанки. А Колька с Олегом, растирая по чумазым лицам слезы, кинулись к Андрюшке.
Игорь обнял всех троих. Усадил на трубы.
Мальчишки дрожали, а Морозов что-то говорил. Успокаивающее, монотонное, во что сам не верил, но знал, что так принято говорить, когда разговариваешь с перепуганными детьми.
Это сработало. Ребятишки успокоились и теперь просто сидели рядом, как цыплята на жердочке.
В подвал с журчанием текла дождевая вода.
- Вас вообще не топит? - просто потому, что надо было что-то сказать, спросил Игорь.
- Хрен его знает, - ответил дядя Толя. - Раньше не топило. А как сейчас, хрен его знает.
- Вот и проверим, - кисло улыбнулся Морозов.
Внезапно на него набросилась Мария Оттовна. Резко и беспощадно.
- Проверяльщик нашелся! Что ты приперся? Что ты тут сидишь?! Иди давай! В клинику свою! К черту на кулички! И нечего на меня пялиться! Дырок не выглядишь, здоровей видали! Забирай своего и дуй на все четыре стороны! Заботничек нашелся! Проверяльщик! Томит, не топит! Даже если топит, наше все, понятно? Чужих не звали!
- Да ты чего, Марья? - попытался остепенить взбесившуюся женщину дядя Толя, но та ничего не желала слышать, а все орала и орала, словно выплескивала мутную черную желчь, накопившуюся за всю жизнь.
Андрюшка испуганно прижался к отцу. Коля и Олег отбежали в дальний угол.
Сам Игорь терпел сколько мог. Потом набрал в грудь побольше сырого воздуха и гаркнул так, будто кричал что-то своему напарнику на соседнюю крышу:
- Да заткнись ты, дура!
Вмиг стало тихо. Даже дождь, казалось, стал барабанить не так зло.