Столовая, чему Стефан вовсе не удивился, тоже была желтой. По-видимому, сэндвич-панели, использовавшиеся для строительства, шли из одной партии. Если учесть, что весь городок – а количество зданий, видимых из окна, позволяло думать об этом месте как о городке или поселке – Карло каким-то мистическим образом умудрился возвести чуть более чем за месяц и сэндвич-панели отлично держали тепло, придираться к цвету не имело ни малейшего смысла.
Столовой именовался большой зал, уставленный стандартными столами и стульями. Почти все они были не заняты. Вдоль одной из стен тянулась длинная стойка, где на мармите ждала горячая еда. Вкусно пахло жареным мясом.
Наполнив тарелки, путешественники разместились в углу, сдвинув вместе два столика. Первые несколько минут тишину нарушал только стук столовых приборов – настолько голодны они были. Еще бы, разве может сравниться жареное мясо с содержимым подносиков, которые подают пассажирам во время перелета? Конечно, во время пересадки в Пекинском аэропорту им удалось перекусить курицей с рисом, но когда это было?
Стефан посмотрел на коллег. Ему приглянулось что-то, по виду напоминающее китайскую кухню, – небольшими кусочками порезанное мясо, залитое желтоватым соусом. Оно оказалось сочным, но чуть жестковатым и кисловатым. Второй раз он, пожалуй, его не выбрал бы. А вот Влад с Наташей уписывали содержимое своих тарелок с наслаждением. Аккуратными наманикюренными пальчиками Наташа цепко хватала за торчащую макушку что-то вроде большого шара из теста и целиком отправляла его в рот, оставляя в руке откушенный хвостик. Даже не верилось, что рот может открываться так широко, но сомневаться не приходилось: количество шаров на тарелке уменьшалось.
– Позы, – сказала Наташа, заметив взгляд Стефана.
– Буузы, – тут же вмешалась Сайда и в ответ на недоуменный взгляд пояснила: – Позы – это по-бурятски, у нас – буузы.
– Ну, я не в Бурятии, я их в Новосибирске ела, – проворчала Наташа.
– Ой, а я в Новосибирске училась!
Неожиданно для всех Сайда перешла на русский, и они с Наташей защебетали, не обращая никакого внимания на остальных. Заинтересовавшийся Влад, соскучившийся по родному языку, тоже время от времени вставлял какие-то реплики. Наконец он соизволил объяснить происходящее. Сайда, оказывается, училась в России. "Представляете, она окончила Новосибирский технический университет, кафедру машиностроения. Никогда не подумал бы, что она механик".
Все, даже пан Войта, с уважением посмотрели на скуластую черноглазую девушку с множеством черных мелких косичек. Однако строптивый шляхтич тут же буркнул себе под нос что-то вроде "посмотрим, что она на самом деле умеет", дабы барышня не расслаблялась. Все знали, насколько сложно пан реагирует на молоденьких женщин. Но Сайду его ворчание, кажется, вовсе не тревожило, и она продолжала щебетать с Наташей.
– Это правда, я училась в Новосибирске и в Тайбэе. Это столица Тайваня, – сочла она нужным пояснить, тряхнув косичками.
– А по-китайски вы тоже говорите?
– Да. Может быть, не так хорошо, как по-английски и по-русски, но говорю. – И она смешно развела руками.
Беседа длилась недолго. Убедившись, что все насытились, Сайда немедленно отправила гостей по комнатам отсыпаться с дороги.
Завтра предстоял трудовой день.
Стефан даже не подозревал, как сильно устал, до тех пор, пока не растянулся на хрустящей новой простыне, натянув на остывающее после горячего душа тело одеяло. Словно кто-то повернул рубильник – он отключился просто мгновенно. И спал без сновидений.
Когда он открыл глаза, часы показывали всего четыре утра. За окном царила самая настоящая темная ночь, разбиваемая только светом лампы, укрепленной над воротами ангара. Казалось, не было ни одной причины бодрствовать, однако как раз спать-то и не хотелось. Он не сразу сообразил, что его тело пока живет по австрийскому времени и на его биологических часах уже одиннадцать часов утра и определенно пора вставать.
Поняв, что больше не уснет, он позвал Еана. Тот откликнулся мгновенно, словно только того и ждал:
– Доброе утро. Посмотри, красота какая!
Стефан на всякий случай пошире открыл глаза, но ничего, кроме небольшой комнаты, углы которой скрывала темнота, не обнаружил.
– Не туда. – Похоже, Еан улыбался. – Вот.
Перед мысленным взглядом Стефана возникла картинка. Он смотрел на лагерь: да, точно, это был не городок, а лагерь – с высоты, можно сказать, птичьего полета. За ночь ветер утих, и семь домиков, окруженных забором, стояли занесенные снегом, кое-где подсвеченным фонарями. А вокруг, насколько хватало глаз, простиралась степь. Это было просто какое-то бесконечное заснеженное пространство. Вблизи снег, освещаемый полной луной, искрился холодным белым светом. Но чем дальше, тем более тусклым становилось сияние, пока не сливалось с бескрайней темнотой. Где кончалась земля и начиналось небо? Разглядеть это Стефану так и не удалось. Но зрелище было действительно величественным.
Стало грустно.
– Посмотри вверх, – подсказал Еан.
Картинка повернулась.
Теперь Стефан видел небо: темный-претемный, кажущийся бесконечным свод, на котором красовалась луна, почти круглая. Она мерцала холодным белым светом, образующим вокруг нее небольшой ореол. На луне были пятна, словно оспины. А еще по небу разбросались звезды. Некоторые – яркие, некоторые – еле видимые в безграничной темной бездне.
Стефан смотрел и вдруг обнаружил, что он сам, без всякого Еана может по своему желанию смотреть вверх, вниз, вдаль или куда угодно. Словно он парит в этой ночной бездне без опоры тела.
"А чем же я смотрю?"
Стефан вздрогнул и провел рукой по лицу, проверяя, все ли на месте.
– Что случилось? Тебе не понравилось?
– Понравилось, но… – Стефан решил не кривить душой. – Я испугался.
Еан ждал, и пришлось продолжить объяснение:
– Я смотрел на твою картинку и знал, что она твоя. Все было в порядке. А потом в какой-то момент я понял, что смотрю не на твою, а как будто на свою собственную картинку – словно это я парю где-то высоко и вижу и землю, и небо.
– И что? Что тебя напугало?
– Человек не может летать в небесах!
– В смысле? Что, с тобой такое впервые? Ты в первый раз вышел из тела, чтобы полюбоваться окрестностями?
Теперь уже изумился Стефан. Он уселся в кровати, поджав под себя ноги на восточный манер.
– Ты хочешь сказать, что для вас это нормально: выходить из тела, возвращаться в тело? Вы, типа, к нему непрочно привязаны?
– Ну, типа того.
Еан старался отвечать, но чувствовалось, что он в замешательстве не меньше собеседника.
– Объясни.
– Я попробую. – На несколько мгновений Еан умолк, собираясь с мыслями. – Смотри. Тело – это не ты. И ты – не тело. Помнишь, когда ты валялся в коме? Тело почти не справлялось с жизнью, но мы с тобой разговаривали. Помнишь?
– Да. – Стефан согласно кивнул, припоминая.
– Ну? Разве ты телом со мной говорил?
– Не знаю… – Стефан в задумчивости запустил в волосы пятерню. – Мозгом, наверное.
– Ну сам подумай, если все тело в коме, то каким образом мозг вдруг из нее вышел. Он что, какой-то автономный орган, отдельный от тела?
– Нет, не автономный. То есть ты хочешь сказать, мозг тоже в коме был? А как же я с тобой разговаривал?
– А как я с тобой разговариваю? У меня что, мозг есть? Я его на закорках через всю галактику к тебе тащил?
Никогда прежде Стефан не задумывался над этим вопросом. Все казалось таким естественным и само собой разумеющимся: у него есть мозг, вот он и думает. А если мозг в коме, то что? Как тогда? Да, и как на самом деле обходится Еан, если у него нет мозга? Можно, конечно, допустить, что он использует мозг Стефана. Но тоже получается как-то глупо. Если бы ему нужно было это тело, то он скорее всего смог бы сделать так, чтобы тело осталось живым, а он, Стефан, при этом умер. Наверное, это возможно. Но погоди, если бы тело осталось, а Стефан – нет, значит, он определенно не тело. А как же?
Привычная картина мира рушилась, как карточный домик. Кажется, даже с шелестом. Во всяком случае, Стефан так думал, пока не обнаружил, что в растерянности теребит уголок одеяла.
Как ни крути, а выходило, Еан по всем пунктам прав. Тогда в больнице они точно общались не телом. И даже не мозгом. А как же? Как тогда?
– Объясни! – потребовал Стефан, отчаявшись самостоятельно решить эту вдруг возникшую перед ним загадку.
– Хорошо, смотри. – Перед внутренним взором возникло что-то вроде схемы. – Вот то, что видно всем, – тело. Это как визитная карточка, ты на него смотришь и говоришь: "Я знаю этого парня". Но само тело – ничто, всего лишь механизм, машина. Замечательно созданная, отлично отлаженная так, чтобы ее владельцу не приходилось думать, как там, внутри происходят все процессы. Ведь когда ты садишься за руль и жмешь на газ, что ты чувствуешь?
– Я все чувствую! – Уж тут-то профессиональный гонщик знал, что ответить. – Тут все вместе – и как резина сцепляется с асфальтом, прочно и устойчиво или проскальзывает, как бывает после дождя, как движок рычит, разгоняя болид, и я знаю, в каждое мгновение знаю, что случится, как только я чуть подожму педаль или хотя бы слегка шевельну руль. Я все-таки чертовски хороший гонщик!
Он улыбнулся, почувствовав, что потерянная было почва под ногами вновь обретена.
– Отлично! Так и с телом. Разве ты не знаешь, с какой силой надо нажать на ручку, чтобы открыть, например, дверь? Или, когда бежишь по ступенькам, ты же точно знаешь, на какой высоте должна оказаться нога в каждый последующий момент. Так или нет?
– Ну да.
– Кто сообщает телу, насколько сильно, быстро или высоко оно должно двигаться?
– Я, наверное.
– Точно! Именно ты – хозяин тела.
На картинке точно над головой тела с первого рисунка появился некий размытый символ, похожий на солнышко, как его рисуют дети.
– Вот видишь? Это ты. Или то, что вы на этой планете зовете словом "душа". Душа – всадник, а тело – лошадь. Но, кстати, давай подумаем, откуда ты, духовное существо, знаешь, какую силу приложить, чтобы открыть дверь?
– Ну, и откуда?
Стефану и в самом деле стало интересно – никогда раньше он не задумывался над этим, в сущности, простым вопросом.
– А вспомни. Вспомни, например, когда ты в первый раз сел за руль. Что было? Ты знал, как действовать?
– Ну, теоретически знал, конечно, – видел же, как все происходит.
– А когда сел сам, что, сразу вот так взял и начал свободно передачи переключать?
– Нет, не сразу. – Стефан усмехнулся, вспоминая. – Я со второй передачей все промахивался, сразу на четвертую переключал. Ну и глох, конечно.
– И долго?
– Нет. Что я, косорукий какой-то! С какого-то пятого или шестого раза поймал, и все, дальше пошло как по маслу.
– Спасибо, – непонятно за что поблагодарил Еан. – Так что произошло? Что именно ты "поймал"?
– Ну не знаю… – Стефан задумался, припоминая. – А вот: я пробовал, пока не получилось. А потом, когда понял, дальше делал уже правильно.
– Смотри. Ты использовал разум. – Картинку дополнил третий предмет – что-то вроде бездонной коробки, заполненной листками бумаги. Коробка расположилась строго между душой и телом. – Первая функция разума – запоминать. Каждое мгновение жизни он запоминает. Другая функция – сравнивать, думать и рассчитывать. Когда ты переключал передачу, разум запоминал. Когда ты переключился правильно, он рассчитал, что этот опыт надо использовать. Ну а дальше уже все просто: запоминаем и делаем как получается.
– Здорово!
Стефану картинка показалась логичной. Но все равно это никак не объясняло то, что он каким-то мистическим образом оказался вдруг парящим в небе в то время, когда лежал себе на кровати. Он покосился на окно, за которым потихоньку начала рассеиваться тьма.
– А, ты об этом. – Еан уловил замешательство. – Помнишь мое сравнение со всадником и лошадью? – Получив утвердительный ответ, он продолжил: – А разве всаднику обязательно все время сидеть верхом? Разве он не может слезть и пойти рядом? Или вообще оставить коня в конюшне, а сам выйти и пройтись пешком. Значит ли это, что если в этот момент времени он не сидит верхом, то он уже и не он?
– Нет, ну может, конечно.
– Ну вот и ты смог. Ты просто оставил своего "коня" нежиться под одеялом, а сам вышел посмотреть, что там делается на белом свете.
– А как? Как я это сделал?
– Это ты мне скажи, как ты это сделал.
И вдруг Стефан догадался! Он так привык, что бестелесный Еан может легко обходиться без тела, что приглашение посмотреть с высоты, сопровождаемое картинкой, принял как самую естественную на свете вещь. А потом он увлекся, и ему показалось мало чужой картинки и захотелось посмотреть самому. Оказывается, для этого достаточно всего лишь желания! Как просто.
– Я и дальше смогу так делать?
– Если захочешь, почему нет? Разумеется.
– А тело?
– А что тело? Оно лошадка послушная – где его оставишь, там и найдешь.
– А от расстояния зависит? В смысле, я далеко улететь могу?
– Не знаю, как захочешь, наверное.
– А ты? Почему тогда ты не можешь вернуться в свое тело? Я же вернулся! Зачем тебе нужен корабль и все такое прочее? – Теперь, после того, как он сам испытал это ощущение, все еще больше запуталось.
– Со мной немножко другой случай. Видишь ли, я не выбежал из тела полюбоваться звездами. У меня его украли. И я даже не знаю, где оно сейчас. Видимо, они используют какой-то экран, потому что сигнал рассеивается, и максимум, что я могу, – это указать направление, в котором нужно двигаться. Я даже пока не знаю, насколько это далеко или близко. Вот зачем мне нужен корабль. Да и еще кое-что. Скорее всего, мое тело хорошо охраняют. Ты подумал, что произойдет, если, допустим, я его даже найду и попытаюсь получить обратно? Даже если я оседлаю свою "лошадку", вряд ли мне удастся сбежать оттуда, не имея ни транспорта, ни поддержки. Телу, в отличие от души, необходимы тепло и пища. Вот потому мне нужна помощь. Мне необходим корабль, чтобы доставить в нужное место. И необходима команда, способная вызволить меня из плена.
Возразить было нечего.
Задачу следовало решать.
С утра вокруг закипела жизнь. За окном сновали какие-то машины, что-то стучало и лязгало.
Стефан прошел в столовую, куда потихоньку стекалась вся группа. Столики, сдвинутые вчера, так и дожидались их. К тому же кто-то позаботился, чтобы там уже стоял большой кофейник и поднос с чашками, сахаром, молоком и прочими привычными вещами. Остальное нужно было выбирать по вкусу.
Однако выбрать-то как раз оказалось непросто.
– Что-то не так? – Переводчица оказалась тут как тут.
– А чего-нибудь не мясного нет?
– Сейчас спросим. – И она повернулась к официантке.
Та взирала на группу с неменьшим недоумением, не понимая, почему эти люди не берут то, что для них с таким тщанием приготовили.
– Она спрашивает, что вы обычно едите на завтрак.
Команда принялась перечислять. Сайда послушно переводила, а узкие монгольские глаза у женщины в белом халате постепенно становились все шире и круглее. Эти странные люди, отказывающиеся есть мясо, кажется, сами не знают, чего хотят. Впрочем, ее можно понять: разброс пожеланий включал в себя все, что угодно: и круассаны, и овсянку, и омлет с беконом.
В итоге сошлись на вареных яйцах и маленьких блинчиках, которые на скорую руку соорудила одна из поварих, уточнив на будущее:
– Вы только сегодня не будете мясо на завтрак есть или всегда?
Выяснив, что это не временная прихоть, она только пожала плечами и, пробурчав что-то, ушла в кухню.
– Она сказала, постарается завтра о вас позаботиться, – перевела Сайда.
Но, похоже, персонал столовой не одобрял их выбор.
В кофейнике еще оставался кофе, и путешественники еще не успели как следует приналечь на удивительно вкусные блинчики, как возле стола раздался голос:
– Buongiorno, amici.
Конечно, это был Карло.
Со всей мыслимой бездной итальянского обаяния он расцеловал обеим дамам – Наташе и Сайде – ручки, без всякого стеснения обнялся со Стефаном и вежливо поинтересовался, как всем спалось на новом месте. Выслушав ответы и пошутив, что среди желтых стен утром вставать значительно веселей, он предложил Стефану продолжить завтрак у него в кабинете.
Сайду и просить не пришлось. Легкой тенью метнувшись в кухню, она немедленно организовала внушительного размера поднос с кофейником, блинчиками и всем, что к этому полагалось. Стефан с удивлением наблюдал, как коренастая монголка в халате и белых носочках почти рысью потрусила впереди по коридору, торопясь приготовить завтрак к их приходу.
– Я смотрю, тут они не ходят, а бегают, – заметил он.
– Похоже на то. – Итальянец довольно улыбнулся. – Нам с тобой тоже побегать придется. Сам знаешь, проект большой. – И он распахнул дверь, пропуская выходящую с пустым подносом работницу.
Стефан с интересом осматривался.
Удивительно, но итальянец даже здесь, в этом царстве ветров и сэндвич-панелей, умудрился создать себе кабинет, удивительно похожий на тот, в котором партнеры собирались в Штутгарте. Даже явно дешевый письменный стол выглядел вполне солидно. Впрочем, и сам Карло, несмотря на обстановку, являл собой образец элегантности.
– Прошу к столу.
Сделав приглашающий жест рукой, он принялся разливать кофе, наполнивший небольшое помещение своим ароматом.
После завтрака они перешли к другому столу, на котором ждал макет площадки. На огромной территории раскинулись различные строения – преимущественно квадратные или прямоугольные белые коробки. Но несколько коробочек выделялось желтым цветом. Судя по всему, они обозначали те самые желтые домики, в которых гостей вчера поселили.
Догадка оказалась верной.
– Простите, синьор Еан, вы с нами?
– Разумеется, синьор Карло. Я просто не хотел мешать вам наслаждаться завтраком.
"Похоже, ребята сейчас будут соревноваться в вежливости", – подумал Стефан и испуганно покосился на Карло. Кто его знает, вдруг он слышит не только Еана, но и его мысли. Но, похоже, обошлось. Хотя Стефан и уловил где-то на периферии сознания легкий смешок: Еан его реплику точно не пропустил.
Вскоре церемонии закончились, и началось дело.
– Синьор Еан, я взял на себя смелость нанять персонал и сделать предварительные работы. Но я никогда не ставил ангары для космических кораблей и понятия не имею, что делать дальше. Принимайте руководство.
– Ни в коем случае, Карло! Ваш талант администратора мы будем использовать в полном объеме. У вас здесь есть инженеры?
Инженеры и необходимый технический персонал, как оказалось, продолжали прибывать, но уже теми силами, что имелись в наличии, вполне можно было обойтись.
И они начали.
Большинство персонала составляли монголы. Почти все получили образование за рубежом: кто в России, кто – в Китае или Корее.
– Не знаю, что получится из этого эксперимента. – Карло, видимо, слегка нервничал. – Вроде они все специалисты. Но я не могу оценить их подготовку – придется разбираться по ходу дела. К тому же они разговаривают по-разному.