– Нет, он говорит, есть еще человек, с которым ему обязательно нужно встретиться.
– Хорошо, пойдем. – Влад направился к одному из желтых бараков.
Монгол последовал за ним. Пес, как неотступная тень, зацокал когтями по дорожке рядом.
Ханс поплелся следом, отправив одного из охранников за Стефаном.
В кабинете было тепло, но монгол шубу не снял. Сесть он тоже отказался, только снял с плеча мешок, поместив его рядом с псом, без лишних церемоний улегшимся у его ног.
Прошло какое-то время, прежде чем слегка запыхавшийся Стефан появился на пороге. Монгол уставился на него из-под шапки своими черными узкими глазами. Убедившись, что перед ним тот, кого он искал, утвердительно кивнул и что-то сказал.
– Он хочет, чтобы все ушли. Хочет говорить только с вами. – Сайда слегка наклонила голову в сторону Стефана.
– Но я же не говорю по-монгольски.
– Он говорит, это неважно.
– Как же мы будем общаться?
– Он шаман. Он найдет способ.
И Сайда первая направилась к выходу, увлекая за собой Влада и Ханса, стоявшего столбом в тщетной попытке понять, что происходит. Один пес продолжал хранить безмятежную неподвижность, развалившись у ног хозяина.
Дождавшись, когда за последним уходящим закрылась дверь, монгол стащил с головы шапку, открыв на удивление молодое лицо.
– Тендзин, – указал он на себя и протянул ладонь к собаке: – Суудар.
Пес, услышав свое имя, поднял голову. Над отливающими красным глазами красовались желтые пятна такой же формы, и Стефану показалось, что на него смотрят сразу четыре глаза.
Моргнув, он вспомнил о вежливости:
– Сайн байна уу, ноён Тендзин?
Уж столько-то монгольского он успел выучить. Поклонившись, ткнул себя в грудь, представился:
– Сайн байна уу, ноён Стефан.
Похоже, пока все шло гладко.
Тендзин снял шубу и расположился на полу.
"Храни Господь Карло", – с благодарностью подумал Стефан, опускаясь на низенькую скамеечку со спинкой. Большинство монголов перенимали западный стиль и не отказывались от стульев. Но сейчас наличие войлочной циновки и низенького столика, окруженного такими же скамеечками, воспринималось как истинная благодать.
Пес с интересом понюхал скамеечку и снова положил голову на лапы, поглядывая на собеседников всеми четырьмя глазами.
– Ноён Стефан, ты слышишь меня?
Голос зазвучал прямо в голове, и Стефан чуть не рухнул с низенькой скамеечки. Однако вовремя сообразил, что шаман каким-то образом умеет общаться телепатически.
– Тиим ээ, – кивнул он.
– Не напрягайся, ноён Стефан. Достаточно, если ты будешь думать для меня на своем языке, я пойму.
"Интересно, как я могу думать для него"?
Ответ последовал незамедлительно:
– Когда ты думаешь сам для себя, ты не назначаешь собеседника. А когда ты думаешь для кого-то, то посылаешь сигнал, вроде мобильного телефона.
Сравнение с мобильником, предложенное шаманом, к тому же в этом странном немом диалоге звучало очень странно. Но на удивление доходчиво – Стефан, во всяком случае, все лучше понимал собеседника.
Как оказалось, тот пришел не зря.
– Я знаю много духов. Я разговариваю с ними. И Суудар ноха, – пес при упоминании имени поднял голову, наглядно показав, что участвует в беседе, – он тоже слышит. Но здесь, вокруг вашего дома, – монгол обвел рукой помещение, желая подчеркнуть мысль, – сегодня очень много духов. И я их не знаю. Я не понимаю, зачем они здесь и что они хотят. Это не духи умерших. Это не духи заблудившихся. Это не духи, посланные сюда в наказание отрабатывать карму. Но они здесь есть. Ты знаешь об этом.
Этот странный монгол не спрашивал – он утверждал.
– Позволь мне поговорить с ними. Я шаман. Я должен знать, с миром они пришли или нет.
Отказать не представлялось возможным, и Стефан лихорадочно пытался придумать хоть какой-то план. Но дело осложнялось тем, что этот шаман, а может быть, его пес, а то и оба сразу хозяйничали в его голове как хотели.
– Позволь мне, сынок.
Рю Дерк! Стефан вздрогнул от неожиданности и послушно, как ребенок, кивнул.
– Отлично. Мы побеседуем с рю ноёном Тендзином и нохой Суударом. Если не хочешь, можешь не слушать. Но мне кажется, будет быстрее и проще, если ты побудешь с нами.
Черт знает, как они это делали! Разговор, который вели эти двое, а может, трое – ум Стефана поначалу отказывался принимать собаку за полноценного участника беседы, – шел так быстро, что он не успевал следить за мыслью. Похоже, шаман не врал про общение с духами. Да и пес при появлении Дерка тут же сел, наклонив лобастую голову с пятнами, так похожими на глаза, набок.
Пока Стефан с глупым видом мостился на скамеечке, пытаясь осмыслить происходящее, эти уже договорились.
Монгол поклонился и уселся поудобнее, давая понять, что вышел из беседы. Пес тоже улегся, уткнув голову в большие крепкие лапы.
– Ну вот, рю Стефан, кажется, наши новые друзья больше не беспокоятся о том, что на Землю прибыла команда "Спасение". Я восхищен способностями этих существ.
Лицо Тенздина ничуточки не изменилось, а пес поднял голову, и Стефан готов был поклясться, что тот улыбается.
– Рю ноён Тендзин согласился оказать нам очень большую услугу. Я бы назвал это удивительной удачей, если бы не знал, что каждое живое существо, независимо от расы, всегда стремится к добру. Разумеется, как оно его понимает. К счастью, нам удалось достичь согласия. В настоящий момент они знакомятся с остальными членами нашей команды. Я просил бы тебя, рю Стефан, позволить им переночевать здесь, а завтра… О, завтра рю ноён Тендзин обещает устроить камлание.
– Господи, а это что такое?
– Ты не знаешь? Удивительно. Если я правильно понял, это специальный обряд, принятый в этой части твоей планеты.
Стефан почувствовал, как лицо заливает краска стыда. Похоже, старому рю Смиду в диковинку, как можно жить на одной планете и не знать обычаев соседних народов. Интересно, а как они справляются с потоком информации при наличии их чертовой прорвы планет и даже планетных систем?
Дерк, конечно, заметил его смятение, но усугублять ситуацию не стал.
– Не расстраивайся, сынок. Опыт приходит с возрастом. Так вот, о камлании…
Наутро Карло объявил что-то вроде общего сбора.
Удивительно, но даже уборщики и кухонные работники, обычно стремящиеся потихонечку отсидеться где-то в сторонке, явились сегодня в полном составе. Вероятно, весть о том, что на базе появился шаман, обошла всех монголов.
Стефан вышел к присутствующим.
Ему казалось, что сегодня его глаза ничуть не менее красны, чем у пса шамана. Впрочем, даже если и так, то, пожалуй, удивляться нечему – они с Карло спорили битых полночи, если не больше. Да и то сказать, вы когда-нибудь пробовали убедить набожного католика – а Карло именно таковым и был – в необходимости провести языческий ритуал, который тот сразу же обозвал бесовским? В какой-то момент Стефан, что называется, шкурой почувствовал, как над ним сгущаются призраки великой инквизиции, а где-то на горизонте уже теплится костер, на котором Карло того и гляди сожжет его как еретика. И неважно, что на дворе двадцать первый век, неважно, что Карло и сам разговаривал с Еаном и Дерком. И даже проект отступал для него куда-то на дальний план при одном упоминании о шамане и камлании.
Боги, боги! Стефан припомнить не мог, а был ли в его жизни более сильный и принципиальный спор, к тому же теологический. Пожалуй, ничего подобного точно никогда не случалось. Удивительное дело, но спор удалось разрешить только при помощи Библии. Вдруг в памяти всплыл деревенский пастор. Стремясь удержать мальчишек в воскресной школе, он готов был часами рассказывать о библейских чудесах типа превращения воды в вино или умножения рыб и хлебов. Почему-то припомнилась история о том, как Иисус исцелил слепого и как долго фарисеи не верили, что чудо свершилось.
Вообще-то Стефан осознавал, что сказанное им весьма походило на шантаж. Но поскольку все остальные доводы силы до сих пор не имели, он отважился ступить на шаткие мостки из воспоминаний о тех самых проповедях и обозвал мечущего громы и молнии Карло фарисеем, утратившим веру в чудо.
От неожиданности тот замер, а Стефан, воспользовавшись моментом, принялся заколачивать последний гвоздь в крышку гроба раздора:
– Откуда ты знаешь, какие инструменты выбирает Господь? Ты, что ли, наделен властью решать, что есть чудо, а что таковым не является? Здесь, между прочим, живут вовсе не католики, а буддисты. Вот Он и прислал того, кто оказался поближе. Или у тебя есть иное объяснение тому, что в наши ворота сам постучался человек, умеющий разговаривать с духами?
В общем, Карло наконец сломался. И позволил довершить чудо до конца, даже если для этого надо провести странный ритуал, сильно попахивающий язычеством.
Неизвестно, спал ли он ночью, но сейчас он скромно стоял в сторонке, отдав Стефану сомнительную честь представить коллективу шамана, скромно сидящего в сторонке вместе со своим псом.
Вариантов было негусто, и Стефан обратился к публике.
Для начала он напомнил свою историю и то, как именно появились у него удивительные знания. А потом рассказал вчерашнюю историю о шамане. Разумеется, он не сомневался, что молва уже донесла весть о событии до каждого. Но он хотел передать сообщение в правильном ракурсе.
– Если вы еще не слышали, то мы говорили с ноёном Тендзином без переводчика. Но вы также знаете, что пока я не говорю по-монгольски. Как же нам это удалось? – спросите вы. Да просто. Мы понимаем друг друга, потому что можем слышать мысли. Он – потому что шаман. А я – потому что получил этот дар. Ноён Тендзин услышал о чуде и решил лично проверить, так ли это. А когда убедился, что мы можем общаться, спросил меня, в чем цель нашего проекта. Узнав правду, он решил внести свой вклад как шаман и хочет провести камлание, которое передаст каждому из вас часть моего дара. Вот ноён Тендзин. Помогите ему организовать все, что необходимо.
Как и следовало ожидать, для монголов все прошло безупречно. Какая-то часть мужчин немедленно вышла во двор готовить костер. Но с европейцами дело пошло не так гладко.
– Ты что, рехнулся? – Это Микаэль пробился сквозь толпу и тихонько, сквозь зубы прошипел Стефану в ухо.
– Нет, конечно. – Стефан постарался сохранять самообладание. После бессонной ночи получалось с трудом. – Он настоящий шаман, я проверил.
– И ты хочешь, чтобы я поверил, будто пляски с бубном у костра – это то, что поможет нам построить корабль по неземным технологиям? Ты хочешь, чтобы я поверил, что это новый Моисей со скрижалями?
"Ах, да. Микаэль же еврей. У них тоже все непросто".
Стефан обреченно вздохнул, приготовившись убеждать. Но собеседник отчего-то не стремился к спору. Проследив за его взглядом, Стефан обнаружил, что пес шамана, как бишь его, Суудар, почему-то больше не лежит в углу, а стоит рядом, глядя своими красными глазами прямо в черные как смоль зрачки Микаэля. Судя по всему, у пса дар убеждения оказался сильнее, чем у Стефана, ибо Микаэль обреченно махнул рукой и потянулся за шубой, чтобы идти во двор.
От костра в ночное небо летели искры. Но в отличие от звезд, неподвижно и холодно мерцавших в холодном зимнем небе, они стремительно взлетали ввысь, хаотично перемещаясь над гудящим пламенем и меняя цвет от бледно-золотистого до тускло-красного, прежде чем исчезнуть навсегда. "Насколько короток цикл жизни каждой искры по сравнению с вечными звездами, настолько сложен и непредсказуем ее полет", – рокотал бубен. И широко-широко на всю степь вторил мелодии гортанный голос шамана, уводя за собой каждого, распахнувшего душу древней мелодии.
Наваждение окончилось.
Костер еще тлел, временами рассыпая по поверхности стайку искр, мчащихся навстречу судьбе. Голос затих, оставив после себя глухой шепот бубна, рассыпающего по степи искры угасающей мелодии. Люди постепенно возвращались на землю оттуда, куда вознес их обряд. Вскоре у костра остались лишь двое – шаман с бубном, время от времени шептавшим вечную песню, и большой черный пес, чьи глаза отливали красным, а желтые пятна над ними загадочно мерцали во тьме.
– Невероятно! Как он это делал? – Еан выплеснул вопрос в воздух, вряд ли надеясь на ответ.
– Ты прав, сынок, это более чем невероятно. Этот человек умудрился сделать невозможное, причем так виртуозно, что если бы я сам не был тому свидетелем, то ни за что бы не поверил, что на этой планете возможно подобное. Но ты посмотри на результат! Видишь?
Еан направил восприятия вовне, стараясь прикоснуться к другим членам экспедиции, и ахнул: практически каждый из них вступил в контакт с одним из землян. Технически все было более чем объяснимо: земляне, подпавшие под очарование высокой эстетики, когда сама вечность, казалось, заглядывала в душу, распахнулись навстречу ей. Члены же космического десанта, также испытавшие на себе невыразимое обаяние музыки, неосознанно устремились на поиски того, что, обладая органами чувств, позволит им ощутить происходящее еще более глубоко. Тела, оставленные без присмотра, резонировали в такт музыке, облегчая задачу найти такое тело, чьи колебания наиболее полно раскрывали обряд. Каждый землянин, вернувшийся после обряда в свое тело, ощутил, что рядом с ним появился некто новый, неизвестный доселе, но достаточно дружественный, разделивший с ним радость полета к звездам. Эстетика объединяла, и тот, кто вместе с тобой разделил вдохновение полета, не мог быть врагом.
Шаман выполнил обещание.
Теперь на планете трудились сразу две команды – пришельцы, стремительно сновавшие между Землей и метрополией, буквально по битам переносящие сюда космические технологии, и земляне, воплощавшие в жизнь то, что навевали им сны. Создавались чертежи, строились необычные механизмы.
А в Швейцарии, в еще не до конца отремонтированном шале группа врачей старательно записывала формулы и методы, не так давно вернувшие к жизни Стефана Шумахера.
Проекты "Еxpectation" ("Упование") и "Спасение" набирали обороты.
Ханс, что называется, воспользовался служебным положением и запретил Стефану даже думать о поездке в Швейцарию, намереваясь лично убедиться в безопасности шале. Там уже завершался ремонт, и все, что касалось сигнализации, требовалось устанавливать немедленно.
Вот где выпал шанс для Бруно, давно уже с вожделением смотревшего, как увлеченно играет Стефан новой игрушкой. На его уровне профессионализма любая работа воспринималась либо как интересная игра, либо как то, чем заниматься вовсе не следовало. Помимо того, что Стефан был лучшим другом, хакерское сердце никак не могло оставаться равнодушным к тайне, которой товарищ категорически не желал делиться. К тому же Швейцария – это центр Европы, а вовсе не какая-то там Монголия, о которой даже таблоиды не упоминают, а потому у Агнешки не должно быть ни единого аргумента "против". К тому же она и сама понимала, что столь креативная натура, как ее вторая половинка, вряд ли согласится долго выполнять роль пажа при королеве живописи, пусть даже и любимой.
У нее как раз завершилась выставка в Токио, и было очень логично по пути домой завернуть в гости к Стефану. Чем не повод закатить вечеринку?
Пока Карло усыплял бдительность Агнешки, рассыпаясь в комплиментах, друзья под специально заказанное по такому случаю пльзеньское пиво наобщались всласть.
А поскольку прямо с утра права на Бруно предъявили Ханс и пан Войта, то к Агнешке, чтобы не заскучала, приставили Сайду. Но, как оказалось, скучать никто и не собирался. Налюбовавшись восходом, молодая художница запросилась в степь. Доржоо долго уговаривать не пришлось.
Вернулась она в полном восторге. Ей хотелось писать. Красота степи и новые впечатления немедленно просились на холст.
Поскольку Бруно требовалось время, чтобы войти в курс дела, Карло озаботился помещением, и художница в тот же день оборудовала там студию. К счастью, оказалось, что непомерно больших требований у нее нет. Если таковые и были, интерес к новым возможностям победил, и Агнешка, вооружившись карандашом и альбомом, немедленно ринулась творить зарисовки.
Надо ли говорить, что Бруно использовал каждый миг творческого порыва жены для дела, по которому изрядно стосковался? К тому же переполненная впечатлениями Агнешка взахлеб рассказывала по вечерам о своих впечатлениях, совершенно не интересуясь, чем занимается ее муж. Что, безусловно, шло на пользу секретности проекта.
Все торопились и пахали, как черти. Стефан все угрызался, что никак не может выкроить время для гостьи. Стыдно сказать: словно они не на одной территории, а на разных материках. Наконец, мучимый совестью, он добрался до студии – и не поверил своим глазам: все помещение заполняли холсты. К счастью, Агнешка даже не заметила долгого отсутствия Стефана и, не прекращая работы, помахала рукой с кистью, предлагая посмотреть на картины.
Он ожидал увидеть картинки – и остановился, ошеломленный энергетикой, которая обрушивалась с каждого холста. В картинах кипела жизнь. Взгляд выхватывал знакомые лица: вот Сайда с Доржоо скачут по степи на низеньких монгольских лошадках. А вот снова Сайда, чьи развевающиеся волосы наводят на мысль об амазонках. Он обходил студию по периметру, останавливаясь перед каждой работой.
Вдруг он встал как вкопанный. На него смотрела незнакомка. Умом Стефан понимал, что это всего-навсего холст, но глаза оттуда смотрели прямо в душу. И казалось, что-то очень хотели сказать…
Он стоял как громом пораженный и не cразу услышал, как Еан выдохнул: "Алита".
Его друг старался при посторонних разговоры не заводить, но сейчас, как видно, впечатление оказалось очень сильным.
"Ты уверен?"
"Конечно! Это ее лицо! Но я ее такой не видел, это не мое воспоминание". – Еан, похоже, не мог прийти в себя.
"То есть?"
"Это точно Алита, но я не помню ее такой… Здесь она как будто старше, что ли".
Больше всего Стефана поразило, что его всезнающий друг пребывал в растерянности.
– Кто это? – Почему-то голос внезапно охрип.
– Не знаю, – пожала плечами Агнешка. – Она мне приснилась. Приснилась и захотела, чтобы я написала портрет.
– Так бывает?
– До сих пор не было. Но все когда-то случается в первый раз. Она мне две ночи подряд снилась.
"Вот что значит талант", – восхитился Стефан, впервые в жизни понимая, что для вдохновения не обязательно видеть глазами – для этого есть материи куда более тонкие.
Переполненный впечатлением, он не смог найти в себе силы продолжать осмотр и спешно ретировался.
А глаза Алиты продолжали смотреть прямо в душу, не позволяя забыть, что именно ее нужно скорее спасать.
А значит, вновь надо погружаться в дела.