Но нет худа без добра – Карло, воспользовавшись случаем, уже обсуждал с Мушке аспекты будущего сотрудничества.
А клиника начала работу.
Карло собрал пресс-конференцию с участием Стефана и доктора Мушке, весьма импозантно смотревшегося в свете софитов. Знали бы дотошные журналисты, что к методике, о которой доктор вещал столь уверенно, он не имел ни малейшего отношения. Это были данные, принесенные на Землю курсантами Амагеро, невидимыми и неосязаемыми, прилежно зафиксированные врачами проекта. Если у Наташи, Очироо или кого-то другого и вставал вопрос, откуда к ним в голову поступают знания, то задавать его не стоило. Руководство же на полном серьезе сообщило, что это работа шамана. Что мог ответить дипломированный врач? Однако, как бы там ни было, методика возникла словно из ниоткуда. Потратив массу времени, чтобы привести записи в традиционный вид, "монголы", как называли себя те, кто провел зиму на базе, успели обучить интернов, и те теперь били копытом, стремясь испытать методику в действии.
Клиника разослала приглашения во все ведущие и не очень европейские госпитали с предложением испытать экспериментальную методику на сложных пациентах.
Но отзывов и приглашений не последовало. То ли никто не страдал в авариях, то ли врачи не решались отойти от традиционных действий.
Клиника замерла в ожидании.
Стефан не находил себе места, чувствуя, что его замечательный план вернуть пострадавшим людям здоровье летит в тартарары. Призрак неудачи навис над ним, лишая его сил и сна. А когда он все-таки засыпал, ему снилась Алита. Она смотрела сурово, требуя, чтобы он как можно скорее сделал все, что нужно, и вышел в Большой космос, чтобы спасти ее.
Время тянулось ужасающе медленно до тех пор, пока однажды утром не явился с ликующим видом Ханс, держа над головой телефон:
– Георг позвонил! Он закончил расследование и выслал нам материалы. Через пару дней все это будет опубликовано в СМИ, но он посчитал правильным, чтобы мы узнали первыми.
Все документы были аккуратно размещены в облачном файлообменнике. Оставалось их только распечатать.
И Стефан, Карло, Питер и Ханс уселись штудировать присланное.
Кляйн оказался еще более въедливым и дотошным, чем ожидали. Однако первая часть обширного рапорта вызвала лишь разочарование. Журналист побывал в самых разных местах. Разыскал водителя грузовика, под колесами которого волей случая оказался Шумахер. Одним водителем Кляйн не ограничился – встретился и с руководством транспортной компании, и с полицией, зафиксировавшей происшествие. Даже нашел лечащего врача, который хоть и сослался на врачебную тайну, но все же сообщил, что пациент пережил сильное потрясение.
Затем журналист побывал в госпитале. Это он пытался поговорить с доктором Мушке. Но, потерпев неудачу, пошел к другим, более покладистым и менее нервным врачам, сестричкам и прочему медперсоналу. Он умудрился влезть в медицинские базы данных и получил неопровержимые доказательства как происшествия, так и феноменального исцеления.
– Непонятно, чем он занимается. – Стефан чувствовал себя одновременно разочарованным и чертовски злым. – Ведь и так ясно, что авария была.
– Извините, герр Шумахер. – Питер в отличие от остальных выглядел необычайно довольным. – Но это важно. То, что вы читаете сейчас, – журналистское расследование. И его ценность не в том, чтобы пересказать вам известные факты, а в том, чтобы доказать всему миру, что ни вы, и никто другой не занимается фальсификацией. Это даже лучше, чем судебное решение. Если он напишет статью, ее наверняка опубликуют крупные издания – он же известный журналист.
Для второй части Кляйн создал отдельную подборку.
Здесь все началось с родного Шпильберга. Он не поленился и целую неделю рыскал по городку, встречаясь с самыми разными людьми. Похоже, этот парень умел как спрашивать, так и слушать. И снова спрашивать, докапываясь до сути.
В конце концов из многих "все говорят" появилось имя. Стефан аж подпрыгнул, прочитав, что стрелки сошлись на Йоргене Линде.
– Идиот! – обозвал он себя в сердцах. – Мог бы и сам догадаться.
По правде сказать, в глубине души он не раз вспоминал сцену в ангаре недобрым словом, но окончательно в вероломство бывшего директора не верил. Теперь же он держал в руках все доказательства, включая интервью старого директора Карстена, резко критиковавшего спонсоров за выбор руководства.
Достоверность материалов не вызывала никаких сомнений, а форма подачи была настолько резкой и современной, что ведущие издания не только Германии и Австрии, а то и других европейских стран должны были оторвать их с руками.
Действительно, скандальный материал прокатился по всем СМИ, вызвав в обществе резонанс, а в профессиональных кругах – интерес.
Вот теперь в центр реабилитации стали поступать первые заявки.
К тому же мэрия Шпильберга наконец сообразила, что появился шанс исправить ситуацию и вернуть городку доброе имя. В кратчайшие сроки после публикации на центральной площади появился барельеф, на котором художник весьма схематично изобразил спасение ребенка, как он себе это представлял. О художественной ценности произведения можно было спорить, но для Стефана важным было то, что его родители теперь снова ходят по родной деревне с высоко поднятой головой. Доброе имя есть доброе имя.
К тому же дополнительный информационный повод стал, как ни странно, последней песчинкой, вызвавшей целую лавину обращений за помощью. С этой минуты пелена недоверия полностью развеялась, уступив место надежде на выздоровление. Заявки поступали со всего мира – оставалось только тихо радоваться, что успели вовремя подготовить команду интернов.
Стефан уставал как собака, давая бесчисленные интервью и участвуя во всевозможных ток-шоу, но он точно знал, во имя чего работает. Рядом с клиникой пришлось немедленно оборудовать учебный центр, где врачи из самых разных уголков мира осваивали новые данные, чтобы ввести технологию регенерации по всей планете.
Первая часть миссии выполнялась успешно.
Что касается строительства корабля, то отчеты Влада не оставляли никаких сомнений: работа движется в правильном направлении.
Вот теперь можно было, наконец, заняться возвратом долгов спонсорам, ждавшим своего "эликсира молодости".
Разумеется, никаким эликсиром дело не пахло.
Зато созданные по инопланетным чертежам конструкции уже стояли на своих местах в закрытом от посторонних блоке центра. Дополнительную безопасность обещали развешенные по всем углам надписи с требованиями повышенной стерильности, а также объявления об осторожности при пользовании электроприборами.
В отличие от врачей и небольшого количества пациентов, нуждавшихся в регенерации, этой публике требовались полная секретность и безопасность. Вот тут Ханс, то и дело поминая своего дедушку-сапера, потрудился на славу. Системе безопасности мог позавидовать любой правительственный институт. К тому же система переходов позволяла каждому из постояльцев передвигаться по своему маршруту, не пересекаясь ни с кем, кроме приставленного лично к нему специалиста. Даже медицинские карты, и те подлежали обязательной шифровке, чтобы, не дай бог, ни единая живая душа не узнала, кто из сильных мира сего вздумал омолаживаться.
При запуске этой части проекта Карло переживал, как ребенок. Никогда еще Стефан не видел, чтобы у партнера дрожали руки. Впрочем, признаться честно, Стефан и сам ни за что не хотел бы оказаться лицом к лицу с кем-либо из этой публики. Особенно если бы что-то пошло не так. Карло рисковал жизнью. Причина для волнения более чем уважительная.
К счастью, оказалось, что волноваться не о чем. Приборы работали, и процедуры явно шли пациентам на пользу. В течение двух лет все долговые обязательства компании перед спонсорами оказались полностью выполненными. В целях сохранения секретности оплата процедур принималась как пожертвование на медицинские исследования. Проект обретал финансовую самостоятельность.
Все были довольны. Даже финансовые органы, пристально следящие за столь блистательным взлетом молодого предприятия, не имели ни малейших претензий. Но едва партнеры уверовали, что все будет идти гладко и дальше, как грянул гром.
Курок нажал один из папарацци, неутомимо преследующих любого, кто занимает достаточно видное положение в обществе, будь то политик, финансовый магнат или поп-звезда. Именно с подачи престарелой звезды, весьма озабоченной сохранением молодости, и завертелось чудовищное колесо скандалов и разбирательств, по сравнению с которыми история в родном городке Стефана стала казаться доброй рождественской сказкой.
Все началось с того, что в прессе разразился спор: накачалась звезда-имярек ботоксом или сделала пластику. Рассчитывались дни, необходимые для восстановления после операции, дней не хватало, и спор решался в пользу ботокса. Затем полемика возобновлялась: уж слишком живой оставалась мимика звезды, ботокс таких эффектов не давал. "Что же он сделал?" Вопрос обсасывался в прессе так и эдак, сама звезда смотрела загадочно и радовалась неутихающему интересу к собственной персоне. Никто даже не насторожился.
А следовало бы.
Потому что кому-то из дотошной журналистской братии пришла на ум гениальная идея отследить перемещения звезды за последние несколько месяцев. Так Центр регенерации впервые попал в поле зрения прессы как организация, занимающаяся не только восстановлением поломанных рук, ног и прочих костей. "Здесь происходит что-то еще", – сделал вывод автор заметки, вскользь промелькнувшей в прессе на фоне новостей о беженцах, заполонивших Европу, и о политических бурях, то и дело сотрясающих общественность.
"Разумеется, здесь происходит что-то еще", – подумал каждый, кто имел право свободно ходить по закрытым коридорам. Еще бы не происходило! Инопланетная технология совершила подлинный переворот в медицине. Внешне все выглядело очень и очень просто: при первичном обследовании у пациента брали его собственные клетки. И с этого момента он сам, по сути, становился донором своих же органов. Ибо клетки эти, соответствующим образом выращенные в инопланетных чудо-инкубаторах, возвращались к пациенту, полностью приживаясь там, где было необходимо, будь то печень или лицевые мышцы и кожа. Процедуры не занимали много времени – от силы несколько дней, чтобы убедиться, что все идет как надо. Затем пациент вновь возвращался к привычной жизни. А прижившиеся клетки плавно и постепенно делали свое дело, омолаживая тело.
По правде сказать, Карло и сам не утерпел и, использовав служебное положение, одним из первых опробовал эту технологию на себе вместе с Луизой. Оба они в один голос утверждали, что спустя некоторое время стали чувствовать себя, по крайней мере, лет на двадцать моложе. Настолько моложе, что отважились еще на одного ребенка, который уже в скором времени должен был появиться на свет. Этого дня синьор Рокка ждал с трепетом.
Возможно, поэтому он утратил бдительность и пропустил момент, когда еще можно было что-то сделать. А впрочем, что можно сделать там, где свобода слова важнее, чем свобода на частную жизнь? Центр попал под наблюдение, и, как в пьесе, ружье рано или поздно должно было выстрелить. Время от времени в клинику пытались проникнуть журналисты, а после того, как их вежливо выпроваживали, над территорией пролетали беспилотные дроны. Ханс нервничал и закручивал гайки на и так практически безупречной системе безопасности.
Но чей-то пытливый разум нашел все-таки лазейку в этой безупречности. Точнее, не в ней самой, а за пределами центра. Все дело было в самих пациентах. Разумеется, каждый из них являлся членом попечительского совета и имел право беспрепятственно в любое время посещать финансируемое им научное учреждение. Здесь не было никакой тайны – все прибывали явно и открыто специально для того, чтобы не возникало никаких вопросов.
Но! Всегда находится это самое "но".
Один из журналистов свел воедино целый ряд фактов, из которых получалась очень даже наводящая на мысли статистика. Опубликовал он свои выводы в виде таблицы, в которой черным по белому значилось, что центр имеет в общей сложности всего 2292 члена попечительского совета. В этом не было бы ничего нового или криминального, если бы следом не шли обескураживающие факты: из 2292 человек только 76 являлись известными филантропами и спонсорами других организаций. Остальные 2216 до сих пор в благотворительности замечены не были. "Что такого привлекательного в этом центре, если эти люди столь усердно его финансируют?" – задавал он вопрос. И кстати, писал он, возраст членов совета колеблется от 56 до 89 лет. "Почему в центре нет молодых спонсоров?" – спрашивал журналист.
Дальше он приводил подборки газетных статей, заметок, публикаций в твиттере и прочих социальных сетях, имеющих отношение к этим людям. В каждом случае так или иначе демонстрировались резкие различия в состоянии человека после того, как он становился спонсором этого странного центра. Журналист приводил фотографии, и любой, посмотрев на них, мог обнаружить, что либо перепутаны даты, либо этот человек что-то сделал со своей внешностью, ибо выглядит очевидно много моложе.
Следующая статистика вообще казалась за гранью реальности. В семьях этих 2292 в общем-то не слишком молодых людей появилась очень странная тенденция: многие из них отваживались на продолжение рода. "Как случилось, что у совершенно разных людей, связанных между собой только членством в совете, вдруг массово стали рождаться дети? Обычно после определенного возраста люди не стремятся, а то и физически не могут обзаводиться потомством. Что такого произошло в жизни этих 2292, что почти треть из них вновь решились стать родителями?"
Карло читал и не мог скрыть негодования. Как, каким образом этот прыткий журналистик умудрился свести воедино то, что так тщательно скрывалось? Кто лучше Карло знал, почему они с Луизой единодушно решились еще на одного ребенка? Причина была очевидна и лежала на поверхности. Каким образом этот парень сумел докопаться до самого сокровенного? И ведь выставил его напоказ, словно так и должно быть! А ведь это означает огласку, которой все их клиенты так стремились избежать.
"И что теперь будет?" – этот вопрос словно повис в воздухе.
Стефан, когда Карло позвонил ему и сообщил, что тайна раскрыта, просто пожал плечами:
– Какая разница, что пишет пресса? Самое малое через полгода мы должны завершить строительство корабля и отправиться в космос. Зачем обращать внимание на глупости? Собаки лают – караван идет.
Но если бы все было так просто.
Для строительства корабля нужны деньги. Несмотря на то, что проект регенерации после аварий стремительно набирал обороты, средств от него хватить на космический проект попросту не могло. Вся надежда была на спонсоров. А вот будут ли они готовы платить, если их тайны станут достоянием общественности?
– Будут. – Немного подумав, Карло все-таки включил здравый смысл. – Я тут на эту статистику чуть под другим углом посмотрел – интересные факты вырисовываются.
Как оказалось, список спонсоров возглавляли вовсе не звезды кино или эстрады. Самыми большими жертвователями – и самыми не подлежащими огласке – являлись финансисты, предприниматели и политики. Звезды же, вопреки ожиданиям, куда больше верили в привычные и давно освоенные подтяжки, ботокс, силикон, обертывания и прочие косметические процедуры.
"Вот потому артисты не правят миром", – глубокомысленно заявил по этому поводу Ханс.
За эту публику волноваться не следовало – они всегда найдут способ повернуть дела в свою пользу.
Действительно, волна, поднятая журналистом, быстро утихла, вытесненная неутешительными новостями о беженцах, терактах, санкциях, брекзитах и прочих неурядицах современного мира. Впрочем, ее хватило, чтобы люди, желающие оставаться инкогнито, активно продолжили пополнять попечительский совет и кассу проекта.
Беспокоиться о финансах более не требовалось.
Деньги поступали уверенным потоком, и их было достаточно, чтобы не переживать о снаряжении космической экспедиции.
Тем не менее Стефан продолжал заниматься просветительской деятельностью: очень хотелось перед отлетом помочь как можно большему количеству людей. Денежный поток, поступающий от ломаных-переломанных людей, не шел ни в какое сравнение с суммами, получаемыми за омоложение, но кому как не Стефану было знать, о чем думает каждый из них в плену собственного, переставшего быть послушным тела.
А потому он без устали встречался с журналистами и принимал участие в ток-шоу – иногда один, а иногда в паре с доктором Мушке, изрядно загордившимся новым статусом медийного лица. Больше всего ему нравилось, когда Стефан вспоминал куриный бульон, который он потребовал, выйдя из комы. Независимый наблюдатель мог бы подумать, что именно в бульоне и заключался основной вклад доктора в выздоровление больного. Впрочем, так оно и было. Но у Шумахера хватало великодушия, чтобы не отнимать у доктора славу. Тем более что это шло на пользу проекту. Тема была уж больно горячей, а юный гонщик обладал нешуточной харизмой, способной обаять каждого, попадавшего в его поле притяжения.
Нагрузка становилась все больше, и Стефану порой казалось, что он больше не выдержит этих улыбок и ответов на камеру. Иногда ему хотелось плюнуть на все и заняться чем-нибудь более простым. Но по ночам ему по-прежнему снилась Алита. А иногда, очень редко, и Еан выкраивал несколько минут, чтобы пообщаться с другом и узнать, как идут дела.
И сразу же становилось стыдно за собственное малодушие, а на следующий день он вновь давал интервью, собирая перед экранами сотни тысяч восторженных зрителей.
Несмотря на всю хаотичность, которая всегда сопровождает развитие, некоторые вещи продолжали оставаться неизменными. К одной из них относилось постоянное присутствие Агнешки, облюбовавшей территорию центра для работы. В хорошую погоду она в своем рабочем комбинезоне деловито сновала вокруг мольберта, установленного где-нибудь на газоне. В пасмурные дни располагалась в холле.
Вопреки ожиданиям, работа художницы вызывала огромный интерес как среди пациентов, в свободное от процедур время так и норовивших поглазеть на ее работу, так и среди интернов. Надо ли говорить, что Манаа сопровождал хозяйку везде, где бы ей ни вздумалось расположиться. Он исправно выполнял функции охранника, подвергая фейс-контролю любого, кто приближался к хозяйке. Если подходил кто-то новый, банхар, обычно лениво лежавший где-нибудь неподалеку, просто вставал, демонстрируя свое присутствие. Праздношатающемуся туристу этого вполне хватало, чтобы, не задерживаясь, продолжать движение выбранным курсом. Те же, кто все-таки желал полюбоваться работой художницы, подвергались дополнительной проверке: пес подходил поближе и, глядя в глаза, аккуратно обнюхивал гостя. Делал он это достаточно настойчиво, но в то же время деликатно, как бы говоря: "Я просто выполняю свою работу". К слову, никто никогда не возражал. Напротив, со временем у Агнешки появились постоянные почитатели, использовавшие любую возможность, чтобы полюбоваться живописью, а то и прикупить картину-другую. По большей части это относилось именно к спонсорам, время от времени появляющимся в центре. Манаа, встречавший гостя, появившегося после перерыва, сначала тщательно его обнюхивал, а потом приветствовал легким помахиванием хвоста.
Он практически никогда не лаял – то ли считая это ниже своего достоинства, то ли не находя для этого веского повода.