* * *
Я открыла глаза, обнаружив прямо над собой желтую физиономию цветка, внимательно вглядывающегося мне в лицо. Закрыла глаза, подумав, что мои сны становятся все страннее, снова открыла… Цветок отодвинулся в сторону, открывая пространство за собой, и тогда на хилом стульчике, служившем вешалкой для моей одежды, обнаружился Расмус.
Его настроение было явно пасмурным, поэтому я решила не сразу начинать с ним ругаться, может, он от плохого самочувствия и не заметил, где находится? Судя по его лицу, ему было абсолютно все по фигу. Или нет? Я пошевелилась, но он не прореагировал, не шелохнулся. Сосредоточенно обгладывая зубочистку, он не отводил сумрачного взгляда от пола.
Я сконцентрировалась на ближайшем к нему цветочном венчике, тот вытянул стебелек-шею, заглядывая в лицо Расмуса. Капитан недовольно моргнул, дернул щекой, испуганный цветок в тот же миг втянул шею. Зубочистка стала короче почти наполовину. Я ненадолго закрыла глаза. Перед носом Расмуса повисла новенькая зубочистка. Молниеносным движением он отшвырнул старую, схватил целую и яростно продолжил ее терзать.
Да что с ним такое? Мне даже расхотелось сердиться, а вот выяснить, что с ним творится, хотелось все сильнее.
– У меня проблемы, – отрывисто сообщил он, продолжая созерцать пол. – Ты мне поможешь? А?
– А я смогу?
– Только ты и сможешь, – жалобно заявил он. – Кроме тебя, больше некому…
– Что с тобой такое приключилось? – я села, завернувшись в одеяло, и уставилась на него. Видеть таким Расмуса мне еще не доводилось.
– Я потерял уверенность в себе, – простонал он. – И потому пропал. Мне требуется быть уверенным в себе до наглости, до полного бесстыдства, иначе я не только не смогу воевать, а вообще потеряю свои способности.
Я обмоталась одеялом и, волоча его хвост по полу, подошла к Расмусу.
– Как это ты ухитрился?
– Я встретился со своим страхом, – он поднял на меня замученные глаза, в которых не светилось ни одной искорки. – Подошел к нему слишком близко… и растерялся. Потому что он стал почти настоящим. А я не хочу этого, не хочу справляться с такой реальностью.
– Чего же ты хочешь от меня? – я пожала плечами. – Чем я могу тебе помочь? Скажи, и я сделаю все, что в моих силах. Но твой страх – только твой, с ним мне не справиться.
Расмус тяжело вздохнул:
– Дурак я, дурак! Чем ты, в самом деле, можешь мне помочь?
– Опять ты темнишь, – я почему-то все еще не рассердилась. – Выкатывайся отсюда немедленно, я буду одеваться. А ты иди, готовь чай!
Он слабо улыбнулся, как будто тучи в его исстрадавшейся голове начали рассеиваться, потом его улыбка стала отчетливой и ясной. И сразу же сгинул, провалился через пол или растворился в воздухе, черт его знает, в общем, исчез. Надо бы внимательно рассмотреть его макушку, не торчат ли там у него рожки? Я привела себя в порядок и задумалась, куда же мне идти пить чай. Что-то я так и не поняла до сих пор, знаю я, где и что на его посудине находится или нет?
Впрочем, сон на то и сон, чтобы иногда заставлять человека задумываться, где он и что он. В реальности мы почему-то совершенно необоснованно полагаем, что знаем и понимаем все, что с нами происходит. Эта мудрая мысль меня успокоила, я выскочила за дверь. На стене напротив сидел солнечный зайчик. Похоже, он дожидался именно меня, потому что при моем появлении сразу спрыгнул на пол и побежал вперед.
Я последовала за ним. После нескольких поворотов коридора он привел меня к распахнутой двери, за которой в задумчивости сидел Расмус рядом со столом, на котором стоял обыкновенный чайник. Чайник булькал, а Расмус молчал.
При моем появлении он встал, вежливо склонил голову, предложил мне стул.
– Садись, сейчас закипит, будем готовить чай.
После чего достал из шкафа в стене пару чашек, заварной чайник и банку с заваркой. Все это он последовательно расставил на столе и занялся священнодействием – поливал фарфоровый чайник кипятком, отмеривал заварку, заливал, настаивал, в общем, вовсю развлекался соблюдением инструкции по полной программе.
Я с удивлением наблюдала за происходящим, ибо для меня скрупулезное следование определенным правилам сродни колдовству. Сама я всегда действую на лету, кое-как, удовлетворяясь некоторым достаточным приближением к необходимому результату.
Расмус перехватил мой взгляд.
– Удивляешься? Ну-ну! – хмыкнул он, почесав затылок. – Я, конечно, колдун. Но и просто человек тоже, я однажды напоминал тебе об этом. Может быть, ты не заметила, хоть это и странно, что я еще и обыкновенный мужчина. Впрочем, если уж ты ухитрилась не заметить того, что я человек, меня это не очень удивляет. Я, конечно, выпендриваюсь понемногу, мне нравится поражать твое воображение, думаю, ты успела заметить. Но как видишь, дорогая моя, у меня есть обычный чайник и обычный, хотя и очень хороший чай. И я довольно часто его готовлю, как самый обыкновенный человек, и получается он ничуть не хуже, вот.
Я попробовала. Пожалуй, чуть лучше, чем наколдованный. Расмус был доволен произведенным эффектом. Мне показалось, что его магические способности – не то, чем он склонен гордиться. Наверное, бедолага все-таки устал, что от него народ шарахается. С удовольствием допив чай, я решила, что пора переходить к делам.
– Давай признавайся, где ты ухитрился потерять свою наглость? Что там с тобой происходит?
– У меня проблемы с противоположным полом, – он не смотрел на меня.
Мое сердце царапнула чья-то когтистая лапа. С чего бы это? Он мне, конечно, нравится, но не настолько же, чтобы переживать из-за его амурных дел? Неужели все-таки настолько?
Расмус так и не поднял на меня взгляд, продолжая бурчать себе под нос:
– Мне нужен твой совет. Или твое мнение. Не знаю, как точнее выразиться. В общем, мне нужно с тобой поговорить. Мне показалось, что я тебе нравлюсь. Вначале. А потом перестало казаться. Это так или мне мерещится?
– Так, – неохотно пожала я плечами.
– А почему? – на этот раз он все-таки посмотрел на меня, исподлобья.
– Трудно сразу сообразить.
– А себе ты не задавала этот вопрос? – теперь Расмус пялился на меня в упор, сияя золотистыми искрами из-под нависшей на глаза пряди волос.
Я наморщила нос и возмутилась:
– Слушай, чего это ты вдруг собрался лезть в мою душу?
– Да не нужна мне твоя душа, я со своей хочу разобраться и надеюсь на твою помощь. Не хочешь говорить – не нужно. Я хочу понять, что со мной происходит.
– С душой?
– И с ней, и с тобой, и с окружающим миром, – он не сводил с меня глаз.
– А я тебе зачем понадобилась? – теперь я не выдержала его взгляда и опустила глаза.
– Я же сказал тебе. Ты женщина, я мужчина. Мне нужна помощь, чтобы понять, почему я не имею успеха у женщин.
Меня совсем скрючило, не знаю, почему. Нет, вру, знаю. Мне хотелось самой ему нравиться. Похоже, я к нему действительно неравнодушна. Только с чего-то вообразила, что все в порядке, но ошиблась, как видно. Он со мной носился, возился, я думала, что все эти пассы относились лично ко мне, а оказалось, что вовсе и нет. Вдруг так стало противно и тошно от своего открытия. Хорошенькое дело, и он в этой ситуации просит у меня совета? Дурень…
– Ладно, – отрешенно заметила я, – что тебя интересует?
– Я знаю, что некрасивый…
– Это решительно ничего не значит для мужика. Отбор по мужской линии явно шел не в эту сторону. Поэтому я вообще не понимаю, причем тут твоя морда. Даже среди женщин настоящих красавиц мало, и человека украшают вовсе не правильные черты лица. Что-то внутри, внутренняя красота, – невнятно сформулировала я свои смутные ощущения.
– Следовательно, внутренней красоты во мне ты не видишь, так тебя следует понимать? А? – Расмус даже привстал со стула.
– Что ты на меня наскакиваешь? Я не задумывалась над такими вопросами.
– Почему?
Вот привязался, черт бы тебя побрал!
– Надобности не было. Или не хотела, – отрезала я.
– Мне кажется, что ты обиделась, – заинтересовался он, – или ты на самом деле обиделась?
– Какая тебе разница? Разве тебе не все равно? Ведь не я являюсь источником твоих проблем.
– Ох, Холли, именно ты, – вздохнул Расмус.
– Надеюсь, хоть не в любовной сфере? – сдавленно спросила я.
– Надеюсь…
– Что это значит? – я удивленно вытаращилась на него. – Ты опять темнишь?
– Холли, – он встал со стула, подошел, и мне пришлось задрать голову вверх. – Я задал тебе вопрос – почему перестал тебе нравиться? А ты начинаешь обижаться. Что я не так сделал? Чем тебя задел?
– Ничем, – недовольно фыркнула я. – Я не чувствую, что мы с тобой наравне…
– Но сначала чувствовала? – Расмус подошел совсем близко, голову стало неудобно держать задранной вверх, пришлось ее опустить. Черт с ним, пусть смотрит на макушку, раз так.
– Да, – сказала я полу.
– А потом перестала, видимо, – наступал он. – Почему?
– Не знаю. Не могу сейчас объяснить, – уперлась я.
– А когда сможешь? – Расмус присел на корточки, пытаясь заглянуть мне в лицо.
Черт, когда он от меня отвяжется?
– Не знаю, – я отвернулась в сторону.
– Холли, прекрати на меня дуться, – он пальцем развернул мое лицо к себе. – Разве я чем-то тебя обидел? Я не сказал тебе ничего плохого и ничего плохого не сделал. Или ты считаешь, что это не так?
– Не знаю, – я снова отвернулась.
– Черт тебя дери, Холли, – Расмус вскочил на ноги, – что ты заладила одно и то же – не знаю да не знаю. Что мне сделать, чтобы ты успокоилась? А?
– Ничего не нужно. Сначала мне казалось, что я тебе нравлюсь. А потом выяснилось, что тебе нужна вовсе не я, а некие принадлежащие мне гипотетические качества. Я тебе была нужна как вещь, а не как человек, – я поняла, что еще немного, и зареву.
– Как человек или как женщина?
Когда прекратится этот кошмарный допрос?
– Не знаю.
– По-моему, твое "не знаю" означает "отстань от меня", – он снова плюхнулся на стул.
– Именно, – я была с ним совершенно согласна.
– Из нашего разговора я вынес убеждение, что женщины сами плохо себя понимают, – Расмус протянул руку и включил чайник.
– К чему обобщать? – мрачно возразила я. – Может быть, только я сама себя плохо понимаю, причем не как женщина вообще, а как конкретная женщина.
Он снова улыбнулся своей бессовестно-счастливой улыбкой.
– Холли, дорогая! Я чувствую, что нравлюсь тебе намного больше, чем ты пытаешься продемонстрировать. Почему ты скрываешь свои чувства?
– Не знаю.
– Ты боишься меня? – и он возобновил свои манипуляции с заваркой чая.
– Возможно…
– Потому что я колдун? – на секунду прервавшись, Расмус бросил на меня мерцающий пристальный взгляд.
– Потому что ты мужчина…
– И чем же это мое свойство тебя раздражает? – он пододвинул мне чашку.
– Не раздражает, а пугает. Возможностью грядущих разочарований. Такой же неизбывный страх, как и у тебя, хотя я не знаю, в чем заключается твой. Судя по твоим разговорам, он тоже где-то рядом или, по крайней мере, в той же плоскости.
– Увы, Холли, ты права.
– И ты меня тоже боишься?
– Не тебя… Не совсем тебя…
– Расмус, черт тебя дери, скажи откровенно – сам-то ты ко мне как относишься? Я чувствую в твоем отношении ко мне что-то непонятное. Такое ощущение, что ты держишься от меня на расстоянии. Почему? Почему ты сам меня боишься? – Мне внезапно захотелось вылить проклятый чай ему на макушку, я едва сдержалась. – Все, с меня хватит! Наклони голову.
– Зачем?
– Хочу убедиться, что у тебя не растут рога…
– А ботинки не снять? – расхохотался Расмус. – Чтобы доказать, что у меня нет копыт? Холли, ты могла бы меня полюбить?
– Стать твоей любовницей? Мне этого мало, – я вздохнула, по-моему, следовало заканчивать этот натужный разговор.
– Почему? Чего тебе еще нужно от любви? И потом, я не хочу, чтобы ты была только любовницей. Я хочу, чтоб ты меня любила.
– Что ты под этим подразумеваешь? – Я встала, повернулась к дверям. – Мне мало одной любви, понимаешь? Сверх того должно быть что-то еще. Любовь – это только чувство. Сейчас оно есть, а потом его нет. К чему все это?
– Ты хочешь чего-то сверх любви? – он подошел ко мне. – Чего? Полного понимания? Оно невозможно в принципе. Какими качествами должен обладать мужчина, чтобы быть с тобой рядом?
– Он должен меня принимать целиком, – я взялась за ручку двери. – Хочу всегда и полностью быть уверенной в нем, хочу чувствовать себя рядом с ним свободной, в том числе от любых сомнений.
– Пощупай свою голову, – посоветовал мне на прощание этот злыдень.
Ах, так! Я больше не желала держать себя в руках, поэтому над головой Расмуса решительно воздвиглась чашка с недопитым чаем. Краем глаза успела заметить, что она начала медленно наклоняться и, не дожидаясь, чем все закончится, захлопнула за собой дверь. Как жаль, что выразить свое раздражение таким вещественным способом можно только во сне…
* * *
– Проснулась наконец-то, спящая красавица, – услышала я рокочущий голос над ухом.
Я потерла опухшие со сна глаза, осмотрелась. Машина стоит, Романа нет, вокруг темно. Вернее, почти темно, недалеко светится тусклая лампочка уличного фонаря, слабо освещая жидким желтым светом деревянный забор, деревянные же постройки за ним и разбитую дорогу перед машиной.
– Почему мы стоим? – от души зевнув, спросила я Форда.
– Хозяина ждем, – он тоже зевнул во всю пасть. – Слушай, я тебя все хотел спросить. Куда ты деваешься, когда спишь?
– Никуда не деваюсь, – я повозилась на сиденье, пытаясь вытянуть затекшие ноги. – Ты что, хочешь сказать, что меня здесь не было?
– Нет, ты была, но спала неправильно, – ответил пес.
– Интересно, – я открыла дверцу машины, высунула ноги наружу.
Хорошо-то как, только холодно. Промерзший свежий воздух хлынул в душное пространство машины. Я выскочила наружу, попрыгала на подмерзшей земле.
– Что в твоем понимании значит спать правильно?
– Мне трудно объяснить, – осторожно заметил он, уложив голову на спинку переднего сиденья, чтобы лучше меня видеть. – У меня словарный запас слабоват еще.
– Ну, попробуй все-таки, – я поняла, что с меня достаточно закаливающих процедур, и забралась обратно в машину. – Ты меня заинтриговал.
– Ты спишь не как все люди. Они целиком спят здесь, а ты нет. Какая-то твоя часть исчезает, когда ты засыпаешь, – попытался объяснить он. – А ты помнишь, куда ты уходишь во сне?
– Не-а, – легкомысленно ответила я. – Помню, что мне снится что-то странное, а что и где – нет, не помню. Разве это важно?
– Не знаю, – он старательно поскреб лапой ухо, едва не свалившись с сиденья. – Просто я еще не видел, чтобы люди так спали. Мне становится немного страшно и иногда хочется повыть.
– Ничего себе, – мне стало не по себе. – Ты меня пугаешь.
Я закурила и задумалась. Натужный свет снаружи усилил неприятные ощущения от слов Форда.
Что чувствует собака? Что со мной происходит? Странные незапоминающиеся сны, разумная кофта, сбежавший от всех эльф, говорящая собака, непонятный мужчина, везущий меня черт-те куда? Но ведь такого не бывает, пронзила поразившая меня мысль. Я с этим живу уже некоторое время, сжилась, привыкла, но такого не бывает, не может быть по определению! Может, мне все это снится? Я щипнула себя за руку. Больно. Повторила эксперимент. Снова больно. Черт, я совсем с ума сошла, что ли? Сижу здесь одна, рядом рассуждающий о скользких материях кобель. Темно, противно…
– Шуба! – тоскливо взвыла я. – Что со мной творится?
– А что случилось? – ее голос был абсолютно спокоен. – Ты чего разволновалась?
– Ты что, не слышала? Что мне сказал Форд? – мне стало совсем страшно, может, все эти голоса звучали только в моем несчастном черепе?
– Нет, – зевает она, что ли? – Я спала. Мне такой чудный сон снился…
Черт возьми, какой чудный сон может сниться кофте? Что она получила очередную первую премию на очередных модных подмостках? Или что она снова стала овцой и мирно пасется в зеленой травке под теплым солнышком? Или что она превратилась в боевой комбинезон и спасает мир от страшной напасти?
Я в ужасе обхватила голову руками. Точно свихнулась, никаких сомнений. Я остро почувствовала, как мне хочется обратно на привычные рельсы прежней тихой, почти одинокой жизни. Ведь там у меня с головой было все в порядке… кажется… И как меня сюда занесло?
Калитка в заборе приоткрылась, за ней послышались неразборчивые мужские голоса. Постепенно она отворилась полностью, за ней оказался Роман, а за его спиной – шатающаяся мужская фигура незнакомых очертаний. Роман, похоже, пытался отправить своего спутника обратно, но тот, судя по всему, рвался на свободу. Роман махнул рукой и подошел к машине. Открывая ее, он усмехнулся:
– Вы проснулись, наконец, Оля? К сожалению, вам придется познакомиться с нашим будущим спутником в его нынешнем состоянии. Он не может дождаться утра, чтобы прийти в форму.
Роман сел в машину, следом за ним просунулась всклокоченная голова с мутными глазами.
– Р-ром-ма! Представь м-меня, – мне показалось, что такую струю перегара вполне можно было поджечь спичкой, и фокус с выдыханием пламени оказался бы в высшей степени удачным.
– Оля, – вздохнул Роман. – Это Юрий, будьте знакомы, наш гидрохимик.
Мне показалось, что эти бессмысленные глаза в обычном состоянии должны быть голубыми. Впрочем, в настоящий момент цвет его глаз интересовал меня меньше всего. Гораздо больше меня волновал вопрос, сколько сейчас времени и где мы находимся.
– Очень приятно, – неприветливо буркнула я. – Ольга.
– Ольга, – озадачилась пьяная морда. – Вып-пить хотите?
Я посмотрела на Романа в надежде, что он спасет меня от этой рожи, терпеть не могу объясняться с мужиками, когда они под таким градусом.
Он рассмеялся:
– Держитесь, Оля. Юрик, я тебе уже сказал. Мы отправляемся на судно.
– Я с в-вами! – Юрик выразил желание немедленно влезть в машину, безуспешно пытаясь открыть заднюю дверь.
– Там Форд, ты забыл? Иди спать, утром заеду за тобой пораньше, – Роман решительно, но осторожно отпихнул нашего будущего спутника.
– Х-хорошо! – согласно закивал головой Юрик, делая неустойчивый шаг назад к калитке. – К-как с-скажешь!
Машина медленно тронулась, я оглянулась. Колеблющаяся тень под фонарем, отбрасываемая раскачивающейся фигурой, медленно размахивала верхними конечностями – то ли пытаясь сохранить равновесие, то ли взлететь.
– Пьяница! – рявкнул Форд. – Почему ты его не выгонишь?
– Кто еще с ним возиться будет? – невозмутимо откликнулся Роман. – А специалист он классный.
– Классный, – передразнил его кобель. – Пока до бутылки не доберется. Имей в виду, я за себя не ручаюсь, если он снова полезет целоваться.
– Оставь мои проблемы мне, – сердито заметил Роман и повернулся ко мне: – Оля, вы расстроились?
– Бросьте, Рома, я человек привычный, лишь бы он свои лапы не распускал, – рассудительно ответила я. – Потому что я, как и Форд, в таком случае за себя тоже не ручаюсь.
Роман захохотал: