- Однако Робби был твоим другом! Лишь ради тебя я отбросил сомнения и обратил мальчугана! Думал, он станет тебе младшим братом. Ведь ты так страдала! Я надеялся, что в его обществе ты забудешь тоску по родным.
"Не все рассказывает Мастер", - подумал Сорин. Бенедикт уделял малышу Робби столько внимания в надежде, что Эва за это полюбит старого вампира. Избранная же будто ничего не замечала: принялась заботиться о мальчике, взяла его под свое крылышко и всячески баловала перепуганного ребенка. Впрочем, ее наставничество не отличалось от обычного поведения смертных: если Робби вел себя плохо, она делала ему замечания. Однако ничего хорошего не вышло, одни неприятности. Эва вышла из Подземелья, и с Робби не стало никакого сладу. Мальчишка никого не слушался и в результате сбежал, хотя и не к Эве, - видимо, боялся, что она вернет его к вампирам.
История с Робби Пеннибейкером в целом доставила столько хлопот, что несколько лет после этого Мастер никого не принимал в Подземелье.
- Твое счастье для меня важнее всего, - повторил Мастер.
Эва медленно поднялась. После подпитки живительной кровью верховного вампира в каждом ее движении чувствовалась сила.
- Что, если твой план вызовет обратную реакцию? Я же все потеряю!
Мастер погладил ее по голове.
- Нет-нет! Доун будет с тобой.
- А потом и Фрэнк, - сказала Эва. - Мне нужен еще Фрэнк.
Темное облако - форма, которую принимал Мастер, - превратилось в клокочущую черную тучу, искрящуюся от вспышек молний.
- Фрэнк?!
Комната содрогнулась от грохота. Сорин выступил вперед, желая предотвратить неизбежное, но… это было не в его власти.
- Мастер, пора готовиться к ночной операции…
С оглушительным ревом старый вампир перевоплотился в самый чудовищный облик - призрачного демона с огромными клыками, материализующего чужие страхи; ужас внушал не столько его смутный образ, сколько вызываемые им ощущения, - каждый, имевший несчастье встретиться с таким монстром, увидел бы в нем свой оживший кошмар.
Ненависть матери, одиночество, нужда… Сорин захлебывался в отвратительном водовороте пережитых когда-то эмоций.
От пронзительного визга затряслись стены. Зажав уши, Эва и Сорин упали на пол. Ни он, ни она не перекинулись в собственное вампирское обличье - серебристое туманное облако: даже на пике силы они выглядели бы ничтожными песчинками рядом с величием Мастера. Как можно сравнивать летний дождик с беснующимся ураганом?
- Тебе нужна моя кровь, Эва! - бушевал создатель. Голос его скрежетал, словно он дробил клыками скалы. - Тебе нужен я!!!
"А отцу нужен кто-то вроде Эвы", - горько думал сын, прикрывая голову руками. Бенедикт вечно выискивал в женщинах непорочность, как напоминание о давно умершей жене. Напрасная любовь…
Мастер переключил внимание на Сорина. Тот не смел поднять глаз. Даже мысль о том, какое чудовище находится перед ним приводила его в трепет - ужасающее воплощение красоты Избранных, искаженное яростью.
"Неужели она совсем меня не ценит? Я же пытаюсь облегчить ей жизнь! - с горечью спросил старый вампир. - Я стараюсь ради общего блага!"
"Нет, Мастер. - Сорин отрицательно покачал головой. - Не ценит".
Он склонился еще ниже, мечтая, чтобы кошмарный демон исчез.
"Она никогда не оценит…"
Глава 23
Подземелье: Голливуд, 1984 год
- Да здравствует Робби Пеннибейкер! - хором воскликнули Избранные, поднимая бокалы с теплой кровью.
Старожилы радостно чествовали нового обитателя Подземелья. Бенедикт следил за ними со стороны и, глядя на блестящие, разноцветные одеяния пирующих, вспоминал далекие страны и восточные базары. Поодаль хлопали в ладоши Обожатели, которые расположились вокруг, как нежащиеся на весеннем солнце кошки.
У этих новых созданий, по мнению Бенедикта, не было шика, свойственного Избранным. Обожатели выглядели суперсовременно: одевались в наряды из какой-то сетчатой ткани, красили волосы во все цвета радуги, укладывали гелем невероятные прически. Низших вампиров породили Женева и Джинни. Много лет назад ветреные близняшки укатили в Европу.
А с возвышения, выложенного мягкими подушками, всеми этими созданиями правил Бенедикт. Сегодня он пожелал присутствовать на празднестве, поэтому принял облик Сорина. Он часто так делал. Настоящий Сорин прятался в покоях Мастера, чтобы Обожатели не узнали о двойнике. Только Избранные всегда знали о присутствии Бенедикта, потому что именно "доктор Вечность" превращал актеров в вампиров. Они поклялись никогда не выдавать его - это требовалось ради безопасности.
Бенедикт с удовлетворением осматривал любимое семейство.
Взор вампира задержался на одной из Избранных - Эве. При виде актрисы Бенедикта охватывал неизменный восторг. Сердце его радостно пело, и сам он трепетал от переполнявших его эмоций. Эва Клермонт сидела среди Избранных, пила кровь и одной рукой обнимала Робби. Маленький вампир робко держался за ее платье. Мастер поймал ее взгляд и подозвал актрису к себе.
Эва послушно встала и пошла к его ложу - ах, как она двигалась! - ведя за собой Робби. Двенадцатилетний мальчик испуганно съеживался, когда Избранные братья и сестры тянулись к нему с поздравлениями. Ему нужна была только Эва.
Она так заботилась о ребенке, что Бенедикт почувствовал укол… ревности! С мальчуганом актриса держалась свободно и непосредственно. Почему она не оказывает такие же простые и приятные знаки внимания своему создателю?
Эва и Робби поднялись по ступеням; вампирша поклонилась, приветствуя Мастера. Мальчик освоит этикет Подземелья позже.
- Мастер, - почтительно сказала Эва, поднеся пальцы ко лбу и склонив голову так низко, что светлые волосы закрыли лицо.
- Посиди со мной.
Актриса выпрямилась, отбросив назад длинные пряди, и дружелюбно улыбнулась создателю. Она усадила Робби по правую сторону от Бенедикта, а сама хотела сесть по левую. Ребенок уцепился за нее тонкими ручонками, не желая, чтобы она уходила и жалобно воскликнул:
- Эва!
Бенедикт ласково потрепал нового сына по макушке. Робби был развит не по годам и быстро стал знаменитым актером. Еще до превращения в вампира он слегка изменил внешний вид - этакий подростковый бунт: превратил аккуратную стрижку в лохматую гриву, а в довершение проколол нос и бровь.
Мальчик-вампир. Как противоестественно!
Мастер посмотрел на Эву, и его улыбка погасла. Все это он сделал лишь ради нее.
Держась на почтительном расстоянии от правителя, актриса села на ручку кресла, в котором сидел Робби, и обняла ребенка за плечи. Эва выглядела довольной, как обычно; в течение года, проведенного в Подземелье она всегда себя вела одинаково, хотя порой в глубине ее глаз Бенедикт замечал грусть.
До сих пор…
- Ты не рада?
- Ну что ты! Очень рада! - Она еще крепче обняла Робби, а он ответил ей полным обожания взглядом. Мастер кивком указал на мальчика.
- Он вроде притих. Ты на него действуешь успокаивающе.
Эва посетила покои Мастера в тот день, когда к создателю привели Робби. Инсценировать смерть оказалось нелегко: мальчишка доставил немало хлопот, убил экономку Пеннибейкеров - одним словом, чуть не выдал себя. После того, как Робби доставили в Подземелье, Сорину пришлось стереть ребенку память. Конечно, подобное отклонение от стандартной процедуры никому не понравилось. Эва помогла утихомирить Робби, у которого вызвало шок превращение, продолжавшееся несколько часов, и все это время новоиспеченный вампир непрерывно орал. Наконец его угомонили.
Внешне Эва изображала удовольствие и улыбалась Бенедикту, а свои истинные чувства выплеснула в Наитие, которым пользовались исключительно создатель и его дитя.
"Ты думал о последствиях, когда обращал ребенка? Он навсегда останется двенадцатилетним малышом, Бенедикт!"
Ее слова поразили вампира. Он молчал. Оказывается, Эва разыгрывала спокойствие только для Робби!
Она неизменно казалась Бенедикту ангелом, сошедшим с экрана, - цветы в волосах, аромат невинности… Ночи напролет Мастер убеждал себя, что улыбка актрисы - как былые улыбки его давно умершей жены, Терезы, - предназначалась исключительно ему.
Наконец он ответил любимице: "Натан Пеннибейкер сказал, что они обсуждали с сыном его будущее. Робби хочет продолжить карьеру в кино. Он мечтает о новом взлете, и я могу помочь ему. Эва, пойми, мальчика ждет великолепное будущее! Став вампиром, он проживет вторую жизнь, третью, чет…"
"А ты спросил Робби?"
Услышав резкий вопрос, Бенедикт догадался о страданиях актрисы. В глубине души Эва понимала, что совершила ошибку, когда согласилась уйти в Подземелье. Она жалела, что позволила сладкоречивым посредникам и менеджерам уговорить себя. Они сыграли на ее слабостях: страх утратить молодость и красоту, страх лишиться работы и, как следствие, возможности содержать семью.
- Я тебя люблю, - ответил вампир, - и никогда не причиню тебе боль.
- Любовь! - Улыбка Эвы мгновенно исчезла. - Да ты представления не имеешь о любви!
- Имею. Мне знакомо это чувство.
- Какое чувство?! О чем ты говоришь? Ты хочешь невозможного и принимаешь иллюзию за желание.
Избранные выпили всю кровь и потребовали от Обожателей добавки. Бенедикт с нежностью смотрел на них: вот его дети! Воплощение его мечты.
Обожатели подобрались поближе к Избранным. Гладкая кожа низших вампиров матово блестела под платьями и рубашками из тонкой сетки. Кто-то включил маленькие телевизоры, в хаотическом беспорядке расставленные по Эмпорию. Все экраны показывали канал "Эм-ти-ви": шло выступление Мадонны. Певица крутила бедрами, а Обожатели копировали ее движения, дружной толпой извиваясь перед Избранными в замысловатом танце. Тут исполнительницу показали крупным планом, Обожатели заметили на ее шее крестик - и в ужасе отпрянули назад.
Избранные какое-то время ошарашенно смотрели на украшение, а потом разразились смехом. Они унаследовали иммунитет Мастера, и крест на них не действовал. Однако, и отличие от Бенедикта, они еще не утратили веру, и вид распятия их немного пугал.
Через мгновение все забыли о происшествии.
Голод становился сильнее и сильнее. Высшие вампиры хватали своих любимцев, ласкали их тела под сетчатой одеждой и игриво покусывали.
"Вот бессмертные божества, - думал Бенедикт. - Его потомство, вечные идолы Верхнего мира". Он чувствован себя частью вселенной, где вращались эти светила. Он разделял их славу, как луна делит с солнцем его сияние.
Вампир услышал тихий смешок Эвы.
"Ты бы себя видел! Если ты так любишь нашу "избранность", то почему бы тебе самому не попробовать стать звездой?"
Он закрыл от нее сознание, не желая признаваться, что считает себя луной, а их - солнцем. У него не хватало смелости заниматься тем же, чем они. Он боялся испытывать свои силы в Верхнем мире, в их мире.
- Опять игнорируешь "неудобные" вопросы! - раздраженно заметила актриса.
Бенедикт медленно повернулся к Эве. Ее гнев его уязвил. Она ласково прижимала к себе мальчика.
- Кроме того, ты сильно заблуждаешься на счет Робби. Ты еще хлебнешь с ним горя. Я его хорошо знаю: он трудный ребенок, который станет настоящим чудовищем. Зря ты связался с Пеннибейкером.
- Я думал, что хороший друг…
- Хороший друг?! - Ее глаза засверкали. - Как далеко ты готов зайти?! Неужели попытаешься обратить моего мужа? А может, как дочь подрастет, и ее тоже?
Вампир, вздохнув, приготовился к новому потоку упреков и насмешек.
- Не смей, слышишь, не смей никогда приближаться к моим близким! - продолжала бушевать Эва. - Ясно?!
Она безжалостно разбила все его чаяния. Мир рассыпался на глазах. Мастеру казалось, что он смотрит в треснувшее зеркало.
Не всегда можно получить желаемое. Он прекрасно знал это. Почему же ему легче умереть, чем признать поражение?
Бенедикт протянул к Эве руку, но актриса отшатнулась. Только раз в месяц во время вливания крови Мастер мог до нее дотронуться. Вот и все. На большее едва ли стоило рассчитывать.
Но он надеялся. Постоянно надеялся.
Как ни странно, мечты его только распалялись. Они томились, кипели, бурлили в недрах его сознания и наконец превратились в отвратительную ярость. Ему смертельно хотелось дать выход своим чувствам.
- Успокойся, Эва, - ответил он, - кто знает, вдруг твой муж уже нашел другую? А твоя дочь, возможно, полюбит меня по-настоящему, раз ты не способна.
Эва стремительно встала. Робби, испуганно сжавшись, смотрел на нее расширенными глазами.
- Не смей угрожать людям, которых я люблю! - громко сказала она дрожащим голосом. - Я костьми лягу, чтобы тебе помешать!
Она взяла мальчика и ушла в свои покои, ни разу не оглянувшись на Бенедикта. Ушла, не оглянувшись…
Внизу резвились Избранные и Обожатели: море колышущихся тел и реки крови на полу; блестящие животы, жадные красные языки; клыки и расцарапанная кожа, расставленные ноги, трепещущие бедра… Настоящий храм удовольствий.
Бенедикт бесстрастно наблюдал за игрищами молодых вампиров. Подземный мир принадлежал ему. Он был здесь повелителем.
Он уверенно сидел на своем троне, но тело его словно изливалось из облика Сорина, как будто растекаясь бесформенной лужицей на грязном полу.
Вот уже тридцать лет Бенедикт вел в новом Подземелье насыщенную, полную жизнь. Он пополнял численность драгоценных Избранных, наблюдал за рождением Обожателей, следил, чтобы Стражи Сорина были готовы к обороне, если очередной брат по крови решит их атаковать.
И вот Мастер сражен улыбкой женщины.
Эва сводила его с ума. Как он мечтал ее заполучить! Увы! С каждым днем надежды его таяли, словно снег под лучами весеннего солнца. Желание оказалось несбыточным. Сколько длинных, одиноких ночей он провел…
Наконец, двадцать лет спустя все изменилось.
Однажды по телевизору показывали передачу, посвященную Эве Клермонт, и Бенедикт увидел фотографию повзрослевшей Доун Мэдисон.
Он медленно поднялся с дивана.
Надежда вспыхнула с новой силой.
Мечты воскресли.
Глава 24
Сделка
Доун догадывалась, что за стенами их тюрьмы уже наступила ночь, но сон не входил в ее планы: к чему впустую тратить драгоценное время? Она достаточно отдохнула, хотя вряд ли могла драться, как Зена-королева воинов.
Фрэнк, похоже, никуда не спешил и не собирался ничего предпринимать. Он сидел у камина, разбирая старый радиоприемник- такие выпускали в семидесятых. Фрэнк взялся его отремонтировать на правах полноправного участника в спектакле "Семейная идиллия".
- Лучше б направил энергию на что-нибудь полезное. Оружие смастери, например… - Доун бродила по комнате, выискивая, чем бы оглушить Джулию. - Или попробуй вырвать цепь.
- Зачем же мне бежать, когда мыс тобой только встретились?
Ха-ха. Мило!
- Ну, хотя бы потому, что дорогая женушка посадила тебя на цепь. Представляешь, некоторые считают, что такое обращение не сулит ничего хорошего.
- Это… как бы точнее выразиться? Формальность. Скорее всего Джулия виновата, а не Эва. В Подземелье ко мне относятся с подозрением, потому что я работаю в агентстве "Лимпет и партнеры". Иону вампиры недолюбливают. Эва постоянно им интересуется.
Да, мать пыталась добраться до сведений о Голосе, когда проникла в разум Доун.
- Она тебя вежливо расспрашивает или роется в сознании?
Фрэнк покраснел, но продолжал сосредоточенно разбирать приемник, не глядя на дочь.
- Одно время она старалась забраться мне в голову, но я устоял перед ее атаками.
Молодец! Лимпетовская выучка.
Доун задумалась… Что, если она унаследовала способность Фрэнка держать защиту? Может быть, у нее врожденный талант?
- Знаешь, - сказала она, исследуя плинтуса, - вообще-то я рада, что ты еще на нашей стороне. А то я начала сомневаться.
Отец оторвался от приемника и удивленно на нее взглянул.
Гремя цепями, Доун потерла шею и указала на шею отцу. Когда Доун впустила мать в верхние слои сознания, Эва продемонстрировала, что, кроме всего прочего, умеет также исцелять любые раны, включая укусы, поэтому у Фрэнка могло и не остаться следов.
Интересно, насколько могущественным вампиром станет отец? Наверняка слабее Эвы, но сильнее Обожателей…
Недоумевая, Фрэнк прижал пальцы к вене на горле так крепко, словно запечатывал любовное послание.
Это многое объясняет. Поэтому, наверное, отец и предал коллег из агентства "Лимпет и партнеры". И Кико. И Брейзи.
Доун фыркнула и насмешливо спросила:
- Как думаешь, Брейзи тебя поймет и простит? Так же, как ты оправдываешь любимую женушку? Ну, как узнает, что ты стал Эвиным вампиренышем и…
Отец вернулся к работе, всем видом выражая неподдельное возмущение: неужели дочь хоть на секунду поверила, что он так легко уступит и запросто откажется от Брейзи?
Доун гнула свою линию.
- Ты обменялся с ней кровью? Эва у тебя теперь вместо выпивки?
Внезапно Фрэнк грохнул приемник об пол, и махина с треском разлетелась на множество кусочков.
Отец с дочерью застыли, буравя друг друга глазами. Им столько хотелось сказать, но… пришлось бы перейти определенную границу. Доун не хотела лезть в личную жизнь родителей - это детей не касается, - однако все зашло слишком далеко.
Разве Фрэнк не понимал, что делает?
Или понимал? Может быть, за последние годы Доун слишком от него отдалилась, а отец действительно изменился, стал здравомыслящим человеком и хорошим специалистом, точь-в-точь как рассказывала Брейзи.
Черт, что же он за человек?
Что за люди они оба?
Патовая ситуация неожиданно разрешилась. Щелкнул замок, распахнулась дверь, и вошла Джулия с оружием в руках, целясь в свою излюбленную мишень - Доун. Следом вплыла Эва, румяная, в восхитительном струящемся платье. Она славилась изысканным вкусом, тем и пленила сердце Фрэнка - полный обожания взгляд не вызывал сомнения в его чувствах.
Впрочем, настроение актрисы, видимо, было менее восхитительным, чем ее платье. Она нервничала куда больше, чем обычно.
- В новостях показывают что-то важ… - Она запнулась, глядя на мужа и дочь. - Джулия, оставь нас.
Служанка вышла, но Доун не сомневалась, что Джулия будет следить за развитием событий, опасаясь за хозяйку. Будто угадав ее мысли, Эва сказала:
- Камеры отключены. Сейчас личное время, семейное. - Она поправила прядь волос. - На самом деле, не хочется вам показывать, но… - Она разволновалась. - Это касается вас обоих.
Эва со вздохом взяла со столика пульт и включила телевизор. Экран несколько раз моргнул, потом появилась четкая картинка: криво снятая комната. Кто-то за кадром возился с камерой и неумело пытался выровнять изображение.
Твидовая обивка и дешевые деревянные панели наводили на мысль, что съемка ведется в старом кемпере - жилом автофургоне.
Ну вот, почти идеальный кадр, - прозвучал из телевизора незнакомый женский голос.