Глава 4
- К вам посетитель, - объявил Тристраму надзиратель. - Но если вы и на него будете орать и обзывать, как меня, тогда вы действительно за дело сидите, а не по ошибке, мистер Сквернослов. Проходите, сэр, - сказал он кому-то, стоявшему в коридоре.
В камере появилась фигура в черной униформе с эмблемами в виде расколотых яиц на лацканах кителя.
- Они вас не обидят, сэр, так что можете быть спокойны. Я вернусь минут через десять, сэр, - объявил надзиратель и вышел вон.
- Послушайте, я же вас знаю, - проговорил худой, слабый, заросший бородой Тристрам.
Капитан улыбнулся, снял фуражку, обнажив короткие прямые прилизанные рыжеватые волосы, и пригладил левый ус.
- Вы должны меня знать, - снова улыбнулся капитан. - У нас, видите ли, была очень приятная, но, боюсь, не очень плодотворная встреча за стаканом вина в "Метрополе", пару месяцев назад.
- Да, точно, я вас знаю! - повторил Тристрам свирепо. - Я никогда не забываю лиц. Тут-то и сказывается профессия учителя. Ну, вы принесли приказ о моем освобождении? Кончилось ли время моих страданий наконец?
Экс-священник, который с недавних пор стал требовать, чтобы его называли Блаженным Амвросием Бейли, поднял на капитана безумные глаза и заговорил: - Поспешите! Очередь кающихся грешников за дверью растянулась на милю. Быстро становитесь на колени и исповедуйтесь!
Капитан глупо улыбнулся: - Я просто пришел сказать вам, где ваша жена. Вид у Тристрама был мрачный и тупой.
- Нет у меня никакой жены, - пробурчал он. - Я с ней разошелся.
- Ну, это чушь, понимаете ли, - заволновался капитан. - Жена у вас есть совершенно точно, и в настоящий момент она находится у своих сестры и зятя под Престоном. Адрес - Государственная ферма НВ-313.
- Так, - зловеще прохрипел Тристрам. - Так вот где эта сука!
- Да, ваша жена находится там, - подтвердил капитан. - Там она ждет рождения, понимаете ли, незаконного, хотя и законнорожденного, ребенка.
Экс-священник, устав ждать, когда капитан опустится на колени и начнет свою Исповедь, уже слушал, покачивая головой и тяжело вздыхая, признания какого-то невидимого незнакомца. "Блудодеяние - мерзкий грех. Как часто вы его совершали?" - бормотал расстрига.
- По крайней мере, таковым он считается, - продолжал капитан. - Вашу жену оставили в покое, понимаете ли, никто из наших людей не досаждал ей в этом убежище в Северной провинции. Я получил информацию о ее местонахождении через нашу службу контроля на транспорте. Может быть, вас удивляет, понимаете ли, почему мы ее не сцапаем? Может быть, вас это интересует?
- А-а, чушь собачья! - прорычал Тристрам. - Ничего меня не интересует, потому что я ничего не знаю. Засадили сюда подыхать с голоду, никаких новостей из внешнего мира, писем нет, никто ко мне не приходит…
Он уже готов был превратиться в прежнего Тристрама, распустить нюни, но взял себя в руки и заорал: - … и наплевать! Будьте вы прокляты! Мне вообще на всех вас, сволочей, наплевать! Понятно?!
- Ну и хорошо, - проговорил капитан. - Но время не ждет, понимаете ли. Я хочу знать, когда, по вашим подсчетам, у нее должен родиться ребенок?
- Какой ребенок? Кто что-нибудь говорил о ребенке? - бушевал Тристрам.
"Идите с миром, да благословит вас Бог", - отпустил кому-то грехи Блаженный Амвросий Бейли. Потом он забормотал. "Я прощаю мучителей моих. Сквозь свет этого всепожирающего огня я вижу вечный свет грядущего".
- Ах, не тратьте попусту время, понимаете ли! - нетерпеливо произнес капитан. - Вы же говорили, что у нее должен быть ребенок. Мы, конечно, довольно легко можем установить, что она беременна, понимаете ли. Я хочу знать, когда у нее родится ребенок. Когда она, по вашим расчетам, забеременела?
- Не знаю. - Тристрам уныло и безразлично покрутил головой. - Понятия не имею.
Капитан вынул из кармана кителя что-то завернутое в хрустящую желтую бумагу.
- Может быть, это оттого, что вы голодны, - предположил он. - Немного синтешока, возможно, поможет вам.
Капитан развернул плитку и протянул ее Тристраму. Блаженный Амвросий Бейли оказался проворней: мелькнув как молния, он вцепился в шоколадку, пуская слюни. Тристрам бросился на блаженного; рыча и царапаясь, они пытались вырвать друг у друга лакомство. В конце концов каждому досталось примерно по половине плитки. Трех секунд оказалось достаточно, чтобы липкая коричневая масса была сожрана без остатка.
- Давайте продолжим! - требовательно проговорил капитан. - Когда это произошло?
- Каа эо паиао? - Тристрам облизывал нёбо и обсасывал пальцы. - Ах, это! - наконец выговорил он разборчиво. - Должно быть, в мае. Я вспомнил, когда это было. Это случилось в начале Интерфазы.
- Что вы имеете в виду? - упрямо продолжал задавать вопросы капитан. - Что это за "интерфаза"?
- Да, конечно, - сообразил Тристрам, - вы ведь не историк, так ведь? О такой науке, как историография, вы и понятия не имеете. Вы просто наемный убийца с карманами, набитыми синтешоком.
Он рыгнул и сморщился от отвращения.
- Интерфаза началась тогда, когда все наемные убийцы вроде вас принялись расхаживать по улицам с важным видом. Дайте мне еще, черт возьми!
Неожиданно Тристрам набросился на своего сокамерника.
- Это был мой синтешок! Он предназначался мне, чтоб ты сдох!
Тристрам осыпал слабыми ударами Блаженного Амвросия Бейли, который, сложив руки лодочкой и воздев очи горе, причитал: "Отец небесный, прости их, ибо они не ведают, что творят".
Задыхаясь, Тристрам опустил руки.
- Ладно, - сказал капитан. - Теперь мы по крайней мере знаем, когда начинать действовать. Можете радоваться, понимаете ли. Скоро ваш брат будет окончательно скомпрометирован, а жена наказана.
- Что это у вас на уме? О чем вы говорите? О наказании? Какое наказание? Если вы собираетесь нагадить моей жене, то оставьте эту суку в покое, слышите? Она моя жена, а не ваша! Я со своей женой сам разберусь.
Без всякого смущения Тристрам вдруг слезливо зашмыгал носом.
- О, Битти, Битти! Почему ты не вызволишь меня отсюда?
- заскулил он.
- Вы понимаете, конечно, что вас гноят здесь по милости вашего брата? - проговорил капитан.
- Меньше болтайте, - неожиданно усмехнулся Тристрам, - а больше давайте синтешока, вы, жадный лицемер! Живее! Ну, давайте, давайте!
- Подайте на пропитание, Христа ради! - проблеял Блаженный Амвросий Бейли. - Не забывайте служителей Господа во дни благополучия вашего!
Блаженный упал на колени и, обхватив ноги капитана, чуть не повалил его на пол.
- Надзиратель! - завопил капитан.
- И оставьте моего ребенка в покое, - с угрозой произнес Тристрам. - Это мой ребенок, вы, маньяк-детоубийца!
Сжав свои слабые кулаки, он принялся барабанить по спине капитана, как по двери.
- Мой ребенок, ты, свинья! Передай мой протест и самые похабные пожелания этому самому сволочному из миров, ты, бандит!
Ловкими, длинными, как у обезьяны, руками Тристрам принялся быстро обшаривать карманы капитана в поисках синтешока.
- Надзиратель! - кричал капитан, стараясь освободиться.
Блаженный Амвросий Бейли отпустил его ноги и уныло пополз на свои нары.
- Прочтите пять раз "Отче наш" и пять раз "Богородицу" сегодня и завтра в честь этого Маленького Цветка, - бормотал он себе под нос. - Идите с миром, да хранит вас Бог.
- Ну как, они ведь ничего плохого вам не сделали, сэр, нет? - бодро поинтересовался входящий надзиратель. - Ну вот и хорошо!
Руки Тристрама, слишком несмелые, чтобы продолжать дальнейший обыск, повисли вдоль тела.
- Вот он, - показал на Тристрама надзиратель, - был сущий дьявол, когда сюда попал. Сладу с ним не было, настоящий уголовник. Ну а сейчас много покорней, - не без гордости сообщил тюремщик.
Тристрам забился в свой угол и непрерывно повторял: "Мой ребенок, мой ребенок, мой ребенок!" Нервно улыбаясь, капитан вышел из камеры, напутствуемый этим заклинанием.
Глава 5
В конце декабря в Бриджуотере (графство Сомерсет в Западной провинции) на Томаса Вартона, средних лет мужчину, возвращавшегося домой с работы чуть позже полуночи, напали несколько юнцов. Они закололи его ножом, разрезали тело, зажарили куски мяса на вертелах, поливая жиром, а потом разделили на порции и раздали обывателям. Все это совершенно открыто и без всякого стеснения было проделано на одной из площадей города. Голодная толпа ссорилась из-за кусков и обрезков мяса, ее сдерживали чавкающие и выпачканные жиром "серые" (ведь общественный порядок не должен нарушаться).
В Тирске, округ Норт-Райдинг, трое парней - Альфред Пиклз, Дэвид Огден и Джеки Пристли - были убиты молотком в темном хлопковом складе, и через задний двор их тела были перетащены в один из прилегающих домов. Две ночи улица была полна веселым запахом зажаренных на шампурах шашлыков. В Сток-он-Тренте в сугробе был случайно обнаружен труп женщины, из которого опытной рукой было вырезано несколько хороших кусков. Позднее установили, что убитой была Мария Беннет, девица, двадцати восьми лет.
В Джиллингеме, графство Кент, район Большого Лондона, на неприметной боковой улочке открылась столовая, где каждый вечер жарили мясо, а служащие обеих полиций, похоже, были постоянными посетителями. Носились слухи, что в некоторых местах саффолкского побережья, где люди закоснели в грехе, устраивались шикарные рождественские ужины с жареными поросятами.
В Глазго в новогоднюю ночь секта бородатых почитателей Ньяля принесла многочисленные человеческие жертвы, причем внутренности предназначались их сожженному на костре и обожествленному стороннику, а плоть - им самим.
В Керколди, где нравы были попроще, повсеместно устраивались частные вечеринки с мясными сандвичами.
Новый год начался с рассказов о застенчивом пока людоедстве в Мерипорте, Ранкорне, Бёрслеме, Уэст-Бромвиче и Киддерминстере. Вскоре будто бы вспышки каннибализма начались и в самой столице: некто по имени Эймис Претерпел насильственную ампутацию руки неподалеку от Кингзвей; С. Р. Кок, журналист, был сварен в старом медном котле неподалеку от Шепердсбуш; мисс Джоан Уэйн, учительница, была зажарена по частям.
Так или иначе, это были слухи. Проверить, правдивы они или нет, было практически невозможно: с таким же успехом они могли быть плодом больной фантазии очень голодных людей. Каждая взятая отдельно история была столь невероятной, что заставляла сомневаться в остальных. Из Бродика, что на острове Арран, сообщали, что за всеобщим ночным пожиранием человеческой плоти при красноватом свете костров, на углях которых шипел жир, последовала сексуальная оргия и что на следующее утро из утоптанной на этом месте земли вьшез корень-козлобородник. Вот этому поверить было совершенно невозможно, даже будучи самым легковерным человеком.
Глава 6
У Беатрисы-Джоанны вот-вот должны были начаться схватки.
- Бедная старушка, - причитал Шонни. - Бедная несчастная старушка.
Ясным бодрящим февральским утром он, его жена и свояченица стояли у загончика Бесси, больной свиньи. Бесси - огромная серая туша, гора неподвижной плоти - лежала на боку и тихо хрипела. Другой бок, обращенный кверху, был испещрен пятнышками и тяжело вздымался. Картина напоминала сон охотника. Панкельтские глаза Шонни были полны слез.
- Черви в ярд длиной, - горестно сказал он, - ужасные живые черви. Почему черви жить могут, а она нет? Бедная, бедная старушка!
- Ах, прекрати, Шонни, - брезгливо фыркнула Мей-вис. - Мы должны воспитать в себе жестокосердие. И ведь, в конце концов, она всего лишь свинья!
- Всего лишь свинья? Всего лишь свинья?! - Шонни был возмущен. - Она выросла вместе с детьми, да благословит ее Бог. Она была членом семьи. Она безотказно отдавала нам своих поросят, чтобы мы могли прилично питаться. И она достойна того - да хранит Господь ее душу! - чтобы ее похоронили по-христиански.
Беатриса-Джоанна могла выразить свое сочувствие слезами, во многом она понимала Шонни лучше, чем Мейвис. Но сейчас ею владела другая мысль начинаются родовые схватки. Все справедливо сегодня: свинья умирает, человек рождается. Страха не было, Беатриса-Джоанна доверяла и Шонни, и Мейвис. Шонни особенно. Беременность ее протекала обычным для здоровой женщины порядком и осложнялась лишь совершенно определенными обстоятельствами: сильным желанием поесть малосольных огурчиков, которое оставалось неудовлетворенным, и потребностью переставить мебель в доме, что было в корне пресечено Мейвис. Иногда по ночам она тосковала по уютным объятиям… нет, как ни странно, не Дерека, а…
- А-а-а-а-х-х!
- Второй раз за двадцать минут, - сказала Мейвис. - Шла бы ты лучше в дом.
- Это схватки, - как-то даже весело произнес Шонни. - Где-нибудь к вечеру можно ждать, слава Богу.
- Немного больно, - сказала Беатриса-Джоанна - Совсем немного, чуть-чуть.
- Хорошо! - загорелся энергией действия Шонни - Первым делом тебе нужно поставить клизму. Из мыльной воды. Ты это возьмешь на себя, да, Мейвис? И хорошо бы ей принять горячую ванну, да. Слава Богу, горячей воды у нас достаточно.
Он торопливо отвел женщин в дом, оставив Бесси страдать в одиночестве, и принялся греметь ящиками своего стола.
- Лигатуры! - кричал Шонни. - Мне нужно наделать лигатур!
- У тебя еще куча времени, - спокойно сказала Мейвис. - Она же человек, а не дикое животное, понимаешь?
- Вот поэтому я и должен наделать лигатур! - бушевал Шонни. - Боже мой, женщина, ты что же, хочешь, чтобы она перегрызла пуповину, как кошка?!
привязал к изголовью кровати длинное полотенце и приказал: - Тяни вот за это, девочка, сильно тяни! Да поможет тебе Бог, теперь уже скоро.
Беатриса-Джоанна со стоном потянула за полотенце.
- Мейвис! - позвал Шонни. - Работа мне предстоит долгая, принеси мне пару бутылочек сливянки и стакан.
- Там и остались-то всего две бутылки.
- Вот и принеси мне их, будь хорошей девочкой. Ничего, ничего, красавица моя, - обратился он к Беатрисе-Джоанне. - Ты тяни давай, Бог тебе в помощь!
Шонни проверил, греются ли на радиаторе старомодные свивальники, которые сестры вязали долгими зимними вечерами. Лигатуры были простерилизованы, ножницы кипятились в ванночке, на полу сияла большая оцинкованная ванна, вата ждала, когда ее свернут в тампоны, бандажная повязка была на месте - все, по сути дела, было готово.
- Благослови тебя Бот, дорогуша моя, - приветствовал Шонни супругу, тащившую бутылки с вином. - Сегодня будет большой день!
Этот день был действительно долгим. Почти два часа Беатриса-Джоанна билась, напрягая все мускулы. Она кричала от боли, а Шонни кричал ей слова ободрения, прихлебывая сливянку, и, наблюдая, ждал, потея не меньше ее.
- Если бы у меня было хоть какое-нибудь обезболивающее средство, - бормотал Шонни. - Вот, девочка! - вдруг воскликнул он и, ничуть не смущаясь, протянул ей бутылку. - Выпей немного.
Мейвис вовремя поймала его руку и отдернула назад.
- Смотри! - крикнула она. - Начинается!
Беатриса-Джоанна пронзительно завизжала.
На свет появилась головка ребенка, которая наконец закончила свое трудное путешествие, оставив позади костный туннель тазового пояса и протолкнувшись сквозь влагалище к воздуху того мира, пока равнодушного к нему, который скоро должен стать враждебным. После короткой паузы наружу вышло все тельце.
- Отлично! - сказал Шонни.
Его глаза сияли, когда он, осторожно и с нежностью, протирал влажным тампоном зажмуренные глазки младенца. Новорожденный громко закричал, приветствуя мир.
- Восхитительно! - похвалил Шонни.
Когда пульс в пуповине начал ослабевать, он взял две веревочки-лигатуры и ловко перевязал ее в двух местах. Шонни затягивал лигатуры все туже и туже, оставив между ними небольшое пространство. Осторожно взяв простерилизованные ножницы, он обрезал в этом месте пуповину. Теперь этот новый комочек жизни, полный ожесточенно вдыхаемого воздуха, существовал сам по себе.
- Мальчик, - проговорила Мейвис.
- Мальчик? Да, точно, - подтвердил Шонни.
Освободившись от своей матери, мальчик перестал быть просто чем-то неизвестным. Шонни вернулся к роженице, чтобы наблюдать за выходом плаценты, а Мейвис, завернув ребенка в пеленку, положила его в коробку, рядом с радиатором. Купание должно было состояться чуть позже.
- Боже милостивый! - воскликнул Шонни, наблюдавший за роженицей.
Беатриса-Джоанна снова закричала, но уже не так громко, как раньше.
- Еще один! - сообщил пораженный Шонни. - Близнецы, ей- богу! Многоплодные роды, клянусь Господом Иисусом Христом!
Глава 7
- На выход, - сказал надзиратель.
- Пора! - взорвался Тристрам, вскакивая с койки. - Давно пора, мерзкая ты личность! Только принеси мне чего- нибудь пожрать, прежде чем я уйду. Чтоб ты треснул!
- Не вы, - злорадно проговорил надзиратель. - Он. - И показал на сокамерника. - Вы с нами еще долго пробудете, мистер Дерьмо. Это его выпускают.
Блаженный Амвросий Бейли, потрясенный словами надзирателя, моргая и тараща глаза, с трудом возвращался к реальности: с конца января ему казалось, что он постоянно ощущает в себе присутствие духа Божия. Блаженный был очень слаб.
- Предатель! - зашипел Тристрам. - Стукач! Ты им врал про меня, врал, и своим враньем покупал свою вонючую свободу!
Глядя на тюремщика бешеными глазами, он с надеждой спросил: - Вы уверены, что не ошиблись? Вы совершенно уверены, что освобождают не меня?!
- Его! - ткнул пальцем надзиратель. - Не вас, а его. Вы же не… - он заглянул в бумажку, зажатую в кулаке, - вы же не "духовное лицо" или как это там, ведь нет? Вот их всех приказано освободить. А такие ругатели, как вы, будут и дальше здесь сидеть. Понятно?
- Это вопиющая, чудовищная несправедливость! - в отчаянии закричал Тристрам.
Молитвенно сложив руки и сгорбившись так, словно ему перебили шею, Тристрам упал на колени перед тюремщиком.
- Пожалуйста, выпустите меня вместо него! Ему уже все равно. Он думает, что уже мертв, сожжен на костре. Он думает, что его не сегодня-завтра канонизируют. Он просто не воспринимает действительности. Умоляю!!!
- Это его освобождают, - снова ткнул пальцем в священника надзиратель, - его. Вот тут на бумаге его имя, смотрите: А. Т. Бейли. А вам, мистер Сквернослов, придется остаться здесь. Не беспокойтесь, мы вам подыщем другого товарища. Ну, пошли, старина, - мягко обратился надзиратель к Блаженному Амвросию.
- Вам нужно выйти отсюда и прибыть в распоряжение какого-то парня в Ламбет, а он вам скажет, что дальше делать. Ну, идем?
Надзиратель довольно сильно потряс Блаженного за плечо.
- Отдайте мне его пайку, - все еще стоя на коленях, клянчил Тристрам. - По крайней мере хоть это вы можете сделать, будьте вы прокляты! Я подыхаю с голоду!
- Мы все голодаем! - прорычал надзиратель. - А некоторым из нас еще приходится работать, а не бездельничать целыми днями! Мы все сейчас пытаемся прожить на этих самых ЕП и нескольких каплях синтелака в день, и говорят, что и этого ненадолго хватит, если так и дальше будет продолжаться… Ну, пошли! - снова тряхнул он Блаженного Амвросия.
Блаженный А. Т. Бейли, едва дыша, лежал на нарах в состоянии священного экстаза, глаза его лихорадочно блестели.
- Е-есть! - стонал Тристрам, с трудом поднимаясь с колен. - Дайте, дайте чего-нибудь поесть!