... Выпал тот час затишья, когда председатель никому не требовался: молчали телефоны, пуста была сельская улица, над таежными далями висело голубое небо и предвечернее солнце напоминало сургучную печать - оно потемнело от натуги, умерило свой пыл. Сидор Иванович все не мог, как ни пытался, оторваться от раздумий о пришельцах, его по-прежнему терзали сомнения: "Этого не может быть, но ить чем черт не шутит! Хоть бы Гришка подскочил, что ли?"
Суходолов (легок на помине!) растворил дверь кабинета без стука, ввалился, запнувшись о порожек, и сел на стул с краю ряда, выстроенного вдоль стены.
- Здравствуй, Сидор Иванович!
- Что, за тобой разве собаки гнались?
- Торопился.
- Деньги-то получил?
- А как же!
- Мастак.
- Уметь надо!
- Иди-ка поближе, обтолковать кое-что надобно.
3
Председатель с доступной осторожностью, мягко, высказался в том духе, что лишен, признаться, абсолютной веры в то, что Гриша с пятое , на десятое излагал вчера ночью. Хотелось бы в этой связи все услышать с самого начала, по порядку - для выработки линии. И вообще...
Суходолов вздохнул с облегчением и растеребил шевелюру на голове. Тайна, владельцем которой он стал, распирала, - не давала ему покоя, и вдруг по пути в райбанк (ехал туда на колхозном автобусе) бухгалтер начал сомневаться в том, что была пещера в горе Монашке и был пришелец, немогучего сложения человек с пронзительными красными глазами, и что вообще все было. Закралась коварная мысль:
"А вдруг я больной? Вдруг мне лечиться предпишут!?" Простая эта догадка не давала покоя, как ни странно, до тех пор, пока Ненашев не попросил рассказать о встрече во второй раз и более обстоятельно. Сидор Иванович заметил, что Суходолов плохо помыл сапоги и на линолеуме оставил следы. Заметил и простил такую промашку - исключительно ради важности предстоящей беседы.
- Выкладывай, Григорий. Сколько их там дрыхнет, говоришь?
- Человек, может, сто, по моим соображениям. Некогда считать-то было, Сидор Иванович, сам понимаешь.
- А цель у них какая?
- В точности выяснить не мог. Я уже подчеркивал: в обиде он - напрасно, мол, разбудили.
- Смешно, ей-богу: летели, летели, сели и - спят. Зачем, понимаешь, огород городить?
- У них свой, видать, резон. Я про подобное где-то читал.
- Как думаешь, помогут они нам?
- Кому - нам-то?
- Ну, колхозу и вообще - цивилизации?
- Как я уяснил, не намерены они никому помогать.
- Такие знания, такой интеллект и - спят!
- Завтра сам спросишь про все.
- Не верю я, что они появятся, а ты веришь? Гриша лишь пожал плечами, он снял пиджак, повесил его на спинор стула (в кабинете было душновато), взял с председательского стола листок бумаги и шариковой ручкой принялся рисовать гору Монашку, пещеру внутри нее и портрет пришельца. У бухгалтера были недюжинные рисовальные способности, и Ненашев, слегка насвистывая носом, следил за тем, как ловко и толково парень справляется с задачей.
- Давай, давай!
- Стараюсь, Иваныч. Сошел это я на разъезде, чтобы короткой дорогой домой идти, но тут и началось.
Глава вторая
1
Было раннее утро, когда бухгалтер колхоза "Промысловик", студент-заочник Гриша Суходолов, невысокого роста парень в нейлоновой синей курточке, резиновых сапогах и простоволосый, сошел с поезда на глухом полустанке.
Сначала у Гриши было намерение податься через увал в свое село (дела не ждали!), но ведь говорят, пути Господни неисповедимы: иной раз нашими поступками руководят ноги, а не голова. Ноги понесли Суходолова через овраги и валежник, понесли они его по мокрому курумнику на гору, которая на географических картах, даже самых подробных, никак не обозначена, по-местному же гору зовут Монашкой за отдаленное, правда, но сходство с женщиной, застывшей в позе, весьма удрученной.
В ту самую минуту, когда Суходолов выдавил сапогом на глинистой земле полустанка первый след, он вспомнил о том, что не решена одна загадка детства и ее надобно решить тотчас же, иначе никогда уже не выпадет времени этим заняться.
На каменном уступчике, тесном и, холодном, путник присел и раскрыл свой чемодан. Поверх книг, тетрадей и бельишка обнаружился кусок сала, завернутый в полотенце вместе с половиной буханки черного хлеба, двумя очищенными луковицами и солью в аптечной бутылочке из-под глазных капель. Явилось желание тотчас же позавтракать на лоне природы, испить водицы из ручейка, посидеть, болтая ногами беззаботно, как в мальчишестве. Гриша начал было раскладывать на газете нехитрую свою снедь, но услышал позади и выше странный звук: казалось, будто некто гигантских размеров, торопясь, пил из бутылки и влага с прерывистым гулом падала в бездонную утробу. Гриша едва не своротил шею, высматривая место, где рождался этот диковинный звук. От каменного приступа, на котором, свесив ноги, сидел теперь Суходолов, вилась дальше едва обозначенная, узкая тропа, она была покрыта свежей травой, это значило, что здесь давным-давно никто не ходил. Да и кому тут ходить-то: на полустанке живет путевой обходчик Селиван Гурьевич со старухой, да глухонемой дядька Зайцев, охотник так себе. Детство свое Гриша Суходолов провел на этом забытом богом полустанке, потом семья перебралась в село Покровское, где была средняя школа.
Кто-то там, наверху, - опять приложился к бутылке, студент рывком захлопнул чемодан и на карачках пополз в гору, рассыпая щебенку. В кустах загомонились птицы, камни, подпрыгивая, падали вниз, достигали железнодорожных путей, ударялись о рельсы, и железо отзывалось легким стоном. Гриша наконец догадался принять вертикальное положение, ноги его скользили и расползались, он поднимался, цепляясь за колючий ельник и смородинные бодулья, которые легко вылазили из земли вместе с корнями. Сперва Гриша задался целью достичь того места, где рождался подозрительный шум, потом напугался: "А вдруг там - медведь! Или, хуже того, - медведица с выводком?" Бухгалтер остановился в неловкой позе, держась за коряжину, чтобы не поехать назад скорым ходом, и нащупал в кармане перочинный ножик - единственное оружие на данный момент. "Вперед!"
Неверная тропка привела, на площадку. Это был огромный плоский камень, намертво впаянный в материнскую скалу. Гриша вспомнил тотчас же, как, бывало, достигнув этого места, садился отдыхать, когда возвращался с берестяной торбой за плечами из утомительного похода по ягоду чернику, как пил вкусную воду в чаше у самой горы, как мочил в этой чаше сухарь, особо вкусный с устатку, как сидел здесь подолгу и смотрел на облака, уплывающие за тайгу - туда, где стоят многолюдные и суетные города. Облака никогда не бывали одинаковыми.
Под камнем, про то Суходолов знал и пацаном, есть пустота, и в той пустоте что-то свершалось: из подземелья доносился слабый гул, и телом чувствовалось содрогание тверди. Или там нарождался вулкан, или там кто-то живет - гномы, поди. А то и великаны? Как они туда попали? Тогда, двадцать лет назад, Гришка неоднократно брал с собой кайло и лопату, ковырялся до пота, но гранитные плиты были прочнее стали, кайло лишь высекало огонь, лопата же гнулась и быстро стиралась. Парнишка, бывало, плакал от бессилия, колотил по мху кулаками, но гора равнодушно сносила самые обидные упреки, она молчала, трижды неладная!
Суходолов вдруг ощутил, что каменная плита под ним мелко вибрирует, будто внизу только что включили, например, станок большой мощности. Раздался уже знакомый звук. Мелькнула мысль рвануть вниз изо всей мочи, но воля обретала страх, и бухгалтер на минуту застыл, пригнувшись, потом начал осторожно растормаживаться. Потная рука опять нащупала в кармане ножик. Удобный вообще-то ножик - кильку в Томате распечатать или, скажем, свистульку вырезать на досуге, но для самообороны совсем негодный. Бухгалтер с безусловной очевидностью понял, что обречен, если встретит серьезного противника, но любопытство пересилило страх, оставалось положиться на судьбу да на авось.
2
В нишке под плитой была теперь не чаша, а отверстие, идеально круглое и довольно широкое ("забраться туда вполне можно!"), будто просверленное механизмом, и в ту дыру стекал ручеек. Вода то бежала свободно, то вдруг, словно подпираемая снизу поршнем, поднималась в белой пене со стоном и всхлипываниями. Гриша присел перед отверстием на корточки, с горем пополам, ломая спички, зажег сигарету, спешно прикидывая, что же, собственно предпринять? Раньше этой дыры не было в помине. Кто-то ее, выходит, провертел. А с какой целью? Гриша лег на живот и свесил голову в отверстие, которое то забирало, то извергало воду. Где-то внизу мерцал серый свет, воздух снизу поднимался сухой, здоровый, без запахов тлена. Бухгалтер, подобно горному козлу, перепрыгивая через валуны, достиг своего чемодана, нашел под книгами две катушки миллиметровой лески, японской, купленной по блату в областном центре, вернулся назад спешно и начал плести из лески шнур, способный выдержать немалый вес. Гриша непреклонно собрался хоть ненадолго проникнуть сквозь дыру - туда, где мерцало. По шнуру чуть чего можно и назад выбраться. Риск есть, конечно, но небольшой, так думалось нашему искателю приключений.
Леска была сплетена и захлестнута петлей за толстое корневище березы, была надета на всякий случай нейлоновая курточка. Суходолов пригладил зачем-то шевелюру, глянул в последний раз на лазоревое небо, сунул ноги в преисподнюю, спустя мгновение, покачавшись на манер поплавка, исчезла буйная Гришина голова, слегка отдающая рыжиной.
Сперва было темно, потом - сумеречно, потом немного высветлило.. За шиворот Грише вдруг вылилась вода, он на секунду расслабился, руки заскользили по шнуру, как по стеклу, и начался свободный полет вниз. Летел смельчак сравнительно недолго, упал на четыре конечности, подобно кошке, и ушибся. Но после такой встряски жить и действовать представлялось возможным. Гриша был весь мокрый. Над головой, довольно высоко, опять раздалось знакомое и нестрашное теперь хлюпанье, следом посыпался мелкий дождик, он падал в каменный бассейн, напоминающий размером и формой клумбу в городском сквере. "Так. Значит, это нечто вроде вентиляции, вроде установки по очистке воздуха! - пришел к догадке бухгалтер и отряхнулся, будто щенок, потому что душ попал на него. - Неплохо они тут устроились. А кто устроился? Сразу было замечено, что подземелье выстелено квадратными плитами, испускающими мерклый блеск, а метрах в двадцати от места падения нашего героя тянулась стена, вогнутая на манер подковы, выше стен было темно и неясно. "Подсушиться у них, видать, негде! - с горечью подумал Суходолов, подтягивая штаны. - И костерок не расшурудить - дровишек нет. Чисто живут, язви их в душу!" Страха никакого Гриша почему-то не испытывал.
Плиты под ногами, на глазок, были произведены из твердого материала, но в то же время казались мягкими. Идти в общем-то было легко, однако ноги слегка волочились и задевали за что-то постоянно, будто на ворсистом ковре.
Суходолов уже догадался, что без посторонней помощи ему отсюда не выбраться, но мрачные мысли по этому поводу пока - не мучили, все перебарывало пока любопытство, ради которого мы порой бросаемся очертя голову навстречу приключению. В древности люди переплывали океаны на утлых суденышках для того лишь, чтобы увидеть "а что там, за горизонтом?" Горизонт манил и удалялся, но это не останавливало дерзких. В погоне за горизонтом родилось открытие, что Земля наша круглая.
Оказывается, гора Монашка была пустая внутри, как матрешка. "В этом помещении, - прикинул - бухгалтер, - вполне может разместиться население небольшого города". Гриша остановился посреди огромного зала, разделся - мокрая одежда тяготила - приплясывая выжал майку и рубаху, перекинул волглое белье через руку и пошел осторожно туда, где незнатко обрисовывалось какое-то сооружение явно внеземного порядка. Гриша уже сообразил, что имеет дело с пришельцами. Однако почему же пришельцы молчат? Была замечена одна маленькая странность: мокрые следы, оставляемые Суходоловым, тут же исчезали с такой быстротой, словно плиты подземелья были раскалены докрасна. Не чувствовалось вместе с тем ни холода, ни жары, ни ветерка. Гриша на мгновение представил себя муравьем, ползущим внутри закупоренной бутылки. Еще стало мерещиться, будто чей-то взгляд вперился ему в затылок сурово и вопросительно.
- Товарищи! - с робостью и несильно крикнул Суходолов. - Где же вы?
Голос не раскатился, не прогремел, как полагалось бы ему раскатиться и прогреметь в пустоте, - он погас разом, и лишь шелест песка, стекающего ручейками с высоты, нарушил покой необозримого храма, спрятанного в горе Монашке. Гриша уже не шел, он крался по вязким плитам, испускающим синеватый свет дряблого утра, крался в сторону загадочного сооружения, которое вблизи вроде и не представляло никакой загадки: то были двери, вмурованные в скалу, белые двери и будто слегка обсыпанные снегом - они поблескивали, одинаковые размером, по Гришиным соображениям, метра на три шириной и метров на пять высотой. "А сколько их всего-то? Штук пятьдесят-шестьдесят, не меньше." Это было какое-то хранилища еще напоминало это сооружение мартеновский цех. Гриша ходил со студентами-заочниками в мартеновский цех на экскурсию, там тоже были двери в, ряд, только за ними клокотало сердито многотонное варево, огонь рвался наружу с пугающей яростью, здесь же стояла кладбищенская тишина. Бухгалтер постучал согнутым пальцем, интеллигентно, по первой двери и сказал:
- Эй, кто там? - На всякий случай добавил: - Я ничего худого не замышляю, товарищи!
В резиновых сапогах хлюпала вода, бухгалтер снял их и сел отдохнуть да пораскинуть мозгами о том, что же, собственно, делать дальше? Думалось некстати о том, что за стенами этого склепа разгулялась добрая погода, тайга высветлилась, воздух там прозрачен и сладок. Еще вспомнилось про кусок сала и полбуханки бородинского хлеба. Гриша даже привстал и тяжко простонал: "Да! Как же я, елки-палки, из виду выпустил - завтра с утра человека в банк посылать, а чеки не подписаны. Вот это номер!" Остальное предугадать было не так уж и трудно. В бухгалтерию после обеда попрет народ и станет домогаться ответа: когда аванс сёдни? Спрашивать будут поначалу вежливо, потом лаяться начнут и доведут девок в конторе до слез, особо же умеет высмеивать наши порядки и оскорблять счетных работников Никита Лямкин, мужик нестарый, охальный и сильно пьющий. Ему и получать-то копейки, а ярится он больше всех, паразит! Выделит толпа, конечно, делегацию к председателю: что же, Сидор Иванович, опять нам авансу не видать, кажный раз свои кровные с мукой вырываем, Сидор Иванович! Непорядок, понимаете ли. Председатель ответит, наверно, так: "Суходолов Григорий задержался на сессии в институте, телеграмму мы ему дали, ждать будем, товарищи, больше ничего нам не остается. Суходолов - аккуратный человек, значит, произошло что-то из ряда вон, не иначе. Не знаю, товарищи, что и думать."
Потом Никита Лямкин (он навеселе в любое время суток) выставится на крыльце конторы и произнесет перед собравшимися монолог, посвященный изъянам современной нашей жизни вообще и колхоза "Промысловик" в частности. Лямкин, несмотря на полную неряшливость в быту и личной жизни, мужик начитанный и вострый. Слушать его любят больше, чем любого заезжего лектора, будь тот лектор хоть и кандидатом наук. Лямкин артистичен и для колориту кого хочешь изобразить может схоже. Особо же удачно он изображает главбуха Суходолова. Губы ниточкой стянет, подлец, чуб на сторону кинет, портфель у кого-нибудь позаимствует и выкатит из переулка с рожей государственной озабоченности (взгляд притом сделает стылый), покивает, будто конь, замученный оводами, публике, растеплевшей от смеха, и скроется за дверями конторы. После спектакля Никиту обязательно кто-нибудь пригласит тишком добавить или строить, глядя по обстоятельствам: потешил - значит, и заработал.
От таких мыслей и картин голова Суходолова пошла кругом, он опять застонал, неистово ударил в дверь кулаками:
- Эй, товарищи! Алло, товарищи!
Дверь была нема, бухгалтер отметил про себя мимоходно, что кулаки он не отбил, хотя стучал во всю силу, и что он имеет дело, пожалуй, с тем же материалом, из которого произведены плиты, настеленные в пещере. Надежду на благополучный исход приключения наш герой с полной очевидностью теперь исключал, он в отчаянии опустился на свою мокрую одежду, чтобы немного успокоиться и поискать разумное решение. И тут вдруг над крайней дверью справа зажегся синий фонарь, следом раздался густой зудящий вой - похоже, сигнал тревоги. "Давно бы так! - без особого облегчения подумал Суходолов. - Автоматика у них, видать, разладилась: сколько уж блукаю в их хозяйстве, а они только хватились!"
Сирена, запрятанная невесть где, испустила дух на низкой ноте, фонарь притух, незваный гость почувствовал, что тело его наливается тяжестью и голову туманит сон.
3
Во сне то происходило или не во сне, Гриша после не мог ответить на этот вопрос с - полной уверенностью, у него сложилось убеждение, что был он на некоторое время заключен в некий сосуд с прозрачными стенками: видел все, осознавал все, но двинуться с места не имел возможности, он не однажды пытался встать, но обязательно упирался затылком во что-то мягкое, напоминающее резину, и с маху садился. Какие же события протекали за тот неопределенный отрезок времени, когда сладкая дрема сменялась явью? Позже выяснилось: бухгалтер колхоза "Промысловик" отсутствовал среди живых ровно трое суток (пришлось задним числом оформлять отпуск без содержания и написать в заявлении: "возникла необходимость срочно посетить больную бабушку, проживающую в городе Абакане"). Трое суток Гришу искали колхозники, поднятые по тревоге, в таежных чащобах, и Никита Лямкин пустил слух, будто Суходолова засекли на вокзале областного центра в состоянии сильного опьянения и будто бы колхозный главбух просаживал с темными людьми деньги из артельной кассы. Это все позже прояснилось, а пока же Суходолов был закупорен в сосуде, голодный, конечно, и наблюдал разные события. Он видел, например, как из ниши, над которой загорелся фонарь, бесшумно выкатил горбатый саркофаг, наполненный желтой куделью. Кудель ворочалась, винтилась, будто дым над трубой, и редела, затем расслоилась и стала напоминать срез льда на речке: каждый слой имел свою толщину и свой оттенок. Потом саркофаг укатил за белую дверь, зато появилось существо величиной, пожалуй, этак с годовалого телка и очень похожее на лягушку, черную и пупырчатую, она передвигалась вроде бы на колесах, прикрепленных где-то у нее под пузом. Гриша следил за передвижениями существа с любопытством и без боязни до тех пор, пока оно не подкатило вплотную. Тотчас же откуда-то появились два щупальца с присосками на концах, напоминающие свиные пятачки (они имели по две дырки и шевелились, будто принюхивались), щупальца вонзились рывком прямо в лицо Суходолову, он ощутил, что присоски мокрые и холодные. Хотелось закричать истошно, но в горле завяз ком, удалось выдавить из себя лишь хрипоток, и сознание помутилось. Успелось подумать: "Анализы берет, паразит!"
Вот еще картина в момент прозрения.