Подошел к нему как-то сын бабки, сел рядом, смотрел отрешенно. Потом сказал тихо:
"Но знаю я, что есть на свете
Планета малая одна,
Где из столетия в столетье
Живут иные племена…"
Вспыхнули удивительные глаза Яону, по вечно неподвижному лицу будто рябь пробежала. И он тоже сказал тихо:
"…И там есть муки и печали,
И там есть пища для страстей,
Но люди там не утеряли
Души естественной своей…"
Тут дернулся его отрешенный сосед и с изумлением смотрел и смотрел в мертвые черты Яона. А потом, будто переломив в себе что-то, закончил:
"… Там золотые волны света
Плывут сквозь сумрак бытия,
И эта малая планета -
Земля злосчастная моя."
Еще некоторое время было тихо и неподвижно. Потом они встали как-то разом и пошли. Яон - вокруг ларька, Сын - в сторону, может домой.
Луны в эту ночь вовсе не было и поэтому звезды казались еще более холодными и чужым.
* * *
Была еще одна ночь, они снова сидели вместе, в равнодушие ночи падали тихие фразы.
- Жалеете?
- Нет, смущен.
- А Люда была беременная…
- Думаете, смерти искала?
- Знаю.
- Может поедите?
- С вами?
- Почему же?
- Если б я знал.
- Но нельзя же, нельзя. В отшельничестве…
- А в чем исход?
- Если бы я знал.
И как-то неожиданно наткнулся на них лекарь, подсел и спросил у Сына, не обращая внимания на Яона:
- Скучаете? Бессонница?
Ответил Яон:
- Припадки человеколюбия, хронический недуг интеллигенции.
Старший Лекарь воззрился на Яона почти испуганно, будто шкаф заговорил.
Но он всему умел находить объяснения, потому-то и был Лекарем.
- Смотрите, коллега, какая удивительная способность к звукоподражанию. Это часто бывает у шизофреников.
- Да, - немедленно отозвался Яон, - способность к звукоподражанию неподражаемая. Сразу видно - кого попало Лекарем не поставят.
Сын не удержался, фыркнул.
Но Лекаря нелегко было сбить. Он всему находил объяснение, поэтому он был счастливым человеком. Он пропустил мимо ушей слова Яона и сказал Сыну:
- Был случай, когда один больной заговорил на древнееврейском и вполне, знаете, осмысленно. Загадку мозга нам еще решать и решать.
В это время Яон захохотал. Он смеялся по-детски заливчато, и так как его неподвижного лица в темноте видно не было - страшным его смех не казался.
- Завтра вечерком закажите в кафе столик, часам к восьми, - звонко сказал он, - я поеду с вами Сын бабки.
И уходя, Яон слышал монолог сына:
- Вы молодец, я счастлив, вы не представляете себе, как я рад вашему решению, если бы вы отказались, я не смог бы жить дальше спокойно, ведь это несправедливо по отношению к личности…
Лекарь смотрел, смотрел. Яон думал, что сумасшедшие, возможно, заразно.
* * *
…В кафе было мало народу. Сын сидел в углу, ждал. На него косились. Вошел Яон. Сперва не узнали - высокий, стройный мужчина в элегантном светлом костюме подошел к столику Сына, отодвинул стул, поддернул брючины, сел, закурил сигарету. Но тупое, мертвое лицо скрыть было нельзя.
"Яон, - загалдели, - конечно же, Яон!"
А Яон официантке:
- Организуйте, голубушка, заливной рыбки, шампанского полусухого, а горячее на ваш вкус.
Властно так сказал, свободно.
По залу - шелест. И все смотрят, как ест Яон, непринужденно беседуя с сыном, как подносит ко рту бокал с шампанским, на запонки его блестящие. Охали.
Витька-Косой подошел к столику, спросил растерянно:
- Вы - Яон?
- Садись, Витька, - мягко сказал Яон, - выпей с нами. Или тебе водки заказать?
- Ага, - совсем потерялся Витька.
- Девушка, - окликнул Яон, - водочки триста и салатик. Есть будешь?
- Не-а.
- Больше ничего. Водка и салат. Знакомься Витек, твой тезка по прозвищу Сын. Заместитель директора института органики по науке.
Витька сунул большую ладонь. Ее вежливо пожали. И уже стоял графинчик с водочкой, салат уже топорщился из тарелочки. Яон набухал водку прямо в фужер:
- Пей, Витя.
Лекарь зашел. Сразу к столику устремился, Сына увидел, на полпути узнал Яона, чуть не упал, но быстро взял себя в руки.
Яон приподнялся ему навстречу и убрал стул, на который Лекарь вознамерился сесть.
- Столик занят, - сказал он жестко.
Лекарь неожиданно разгневался.
- А я вот Стражника вызову. Только психов в общественных местах не хватало. Я сейчас санитаров вызову, пора в буйное отделение кое-кого.
Привели Стражника. Тот вошел весело, думал за шиворот дурачка вытащить.
Увидел элегантного Яона, спросил оробело:
- Документы ваши попрошу.
Яон достал документы, подал, закурил сигаретку, прихлебнул из бокала.
Стражник смотрел в паспорт тупо.
"Берет, как бритву, берет, как ежа, как бритву обоюдоострую…"- негромко прокомментировал Яон.
Сын фыркнул. Он оказался очень смешливым, этот единственный в своем роде ученый, представляющий науку совершенно новую.
- Прописка есть, работает, что же я могу? - забормотал Стражник.
- Не положено психам в общественных местах появляться, - визгливо вмешался Лекарь.
- У вам есть документ, подтверждающий мою психическую неполноценность? - Яон был суров.
- При чем тут документ, все и так знают…
- Уважаемый Стражник, - продолжил Яон непреклонно, - я думаю, вы знакомы с юридическим аспектом проблемы. Этот человек при свидетелях и при представителе закона, - он поочередно кивнул в сторону Сына и Стражника, - назвал меня психом. Заявление несостоятельно, так как не подтверждается фактически. Документы, гражданство, социальная обеспеченность - все, как видите, у меня в порядке. Поэтому я расцениваю выпад этого человека, как оскорбление словами, на что в Законе есть статья N 77, предусматривающая наказание штрафом до 100 денег или же принудительными работами до месяца. Прошу составить протокол.
- Да, пожалуй, - пролепетал Стражник. Он и половину сказанного не понял, но упоминания статьи закона подстегнуло его к действию.
- Вы все с ума сошли! - совсем сорвался старший Лекарь.
- Вот видите, к чему приводит ваш либерализм. Он теперь и вас психом назвал. Закону не подчиняется. Криминал надо пресекать в зародыше, а то на нас скоро с ножами кидаться будут при вашем попустительстве, - с иронией вещал Яон.
Сын неудержимо фыркал в тарелку, Яон посмотрел на него гневно:
- У вам грипп, коллега?
Сын застонал и убежал в туалет.
В зале была мертвая тишина.
- Это, наверное, человек оттуда, - изрек какой-то старичок. - Проверял нас инкогнито.
И всем стало страшно…
* * *
…Что-то кольнуло меня в сгиб локтя, изнутри. Я отвлекся от беседы с людишками этого странного города, приоткрыл глаза.
- Ничего, милок, ты спи, только рукой не верти, капельницу сорвешь, - сказала женщина в белом. Она возилась, поправляя иглу, и я осознал, что забавные видения - сон, похожий на галлюцинацию.
Или галлюцинация, похожая на сон.
Но все было достаточно скромно, без пронзительной реальности, как с волком.
- Спи, спи, - повторила белая женщина, - тебе сейчас спать лучше всего. Я руку то закрепила, чтоб игла не вышла, ты спи…
* * *
"Ты кто?" - спросил Фотограф.
Больше всего на свете Фотограф хотел, чтобы утро никогда не наступало. И это не было пустой прихотью его изболевшейся души.
Он встает в 8–30, с трудом одевается, доходит (доползает) до столовой, где буфетчица наливает ему два стакана вина. Он выпивает их, морщась, занюхивая кусочком хлеба с горчицей, идет в Дом быта, где работает фотографом, открывает заржавленным ключом павильон, садится за стол и тупо смотрит в окно.
Но в это утро в 8–25 зазвонил телефон. Фотограф в это время безжизненно смотрел в угол потолка, где безучастно отдыхал тучный паук. Звонок повторился.
Фотограф медленно перевел взгляд на покрытый толстым слоем пыли аппарат. Убедившись, что источником звука является именно этот телефон, Фотограф потянулся к трубке и, прежде чем услышать голос в ней, услышал звук упавшего стакана. Этот стакан был заботливо оставлен на тумбочке с телефоном вчера вечером и содержал более ста грамм водки.
Несчастье со стаканом заставило фотографа резко схватить трубку и рявкнуть: какого, мол, черта надо? на что трубка отреагировала довольно таки индифферентно:
- Здравствуйте.
- Ну, и! - продолжал рычать Фотограф.
- Я говорю, здравствуйте.
- А я говорю, какого черта надо? - и Фотограф почувствовал нестерпимый зуд под мышкой.
В трубке раздался надсадный кашель.
К зуду прибавился мерзкий запах изо рта и явственные позывы к рвоте.
Сморщившись, Фотограф сменил тон.
- Вы, собственно, кому звоните?
- Вам, - последовал лаконичный ответ.
- А вы не ошиблись? - умоляюще спросил Фотограф.
Ответа он уже не слышал, ибо нечто скользкое и противное выплеснулось наружу и Фотограф, выронив трубку, сделал спину дугой.
Спустя минуту он выпрямился и тупо уставился на телефонную трубку, что-то клокочущую в зловонной луже. В этот момент с потолка упал кусок штукатурки и в туче брызг приводнился рядом с трубкой, которая от неожиданности затихла.
День начинался скверно. Фотограф покорно утер лицо и подумал, что хорошо бы умереть.
Мысли о смерти смешались почему-то с мыслями о том, что пора бы, наконец, сменить носки. Он нагнулся, стащил носок, понюхал, вздохнул и снова натянул его на ногу.
Неожиданно на лице Фотографа появилась гримаса беспокойства. Он вскочил, схватил пиджак с вешалки и тщательно обследовал содержимое карманов.
Но в них ничего не содержалось. То, что в нагрудном лежала завернутая в тряпочку луковица, радости у искателя не вызвало. И все же он решительно встал и засеменил в столовую.
Буфетчица, завидев его, опрокинула бутылку в стакан и, наполнив его, замерла с бутылкой наготове, чтобы наполнить вторично.
- Позже рассчитаюсь, - заискивающе сказал Фотограф, опорожняя посуду, и устремился к выходу с видом чрезвычайно занятого человека.
Вскоре он уже заходил в фотопавильон, где его поджидал клиент. При виде этого клиента Фотограф остановился в нерешительности. Клиент же при появлении Фотографа встал со скамьи и радостно помахал ему рукой.
Смущение Фотографа при виде клиента объяснялось очень просто: на сей раз перед ним стоял обыкновенный Черт, покрытый густой шерстью зеленого света. Глаза его были прозрачные и без зрачков.
Фотограф плотно зажмурился. Открыв глаза он обнаружил, что Черт открыл рот и произнес следующее:
- Извините, я вас уже полчаса поджидаю. Я вам звонил, но вы, наверное, плохо себя чувствовали
Фотограф воровато огляделся и решил не обострять отношений с галлюцинацией.
- Что вам угодно? - пролепетал он.
- Мне необходимо сфотографироваться.
- Что ж, - обречено сказал Фотограф, - этого следовало ожидать. Проходите.
Он включил осветители, вставил в аппарат свежую кассету и грустно спросил:
- Как будем сниматься?
- На паспорт.
- На паспорт?!
- А что вас удивляет? Все должны иметь паспорт.
- Да нет, я не против. На паспорт, так на паспорт.
Фотограф снял колпачок с камеры, фиксируя выдержку, надел его и закрыл кассету.
- С вас 50 копеек.
Черт протянул десятирублевую купюру.
- У меня нет сдачи.
- Да бог с ней, сдачей, батенька вы мой. Мне бы фотки побыстрее.
- Завтра утром.
- Это точно?
- Да, конечно.
Черт поблагодарил и удалился, пряча квитанцию. Куда он ее прятал, Фотограф так и не разглядел. И как-то расплылось в его памяти - был ли Черт во что-либо одет. Но деньги были реальные. Фотограф уныло запихало их в карман и спустился к приемщице.
- Нет, - ответила приемщица, - к вам кроме мужчины в зеленом плаще никто не проходил, я не могла не заметить.
Сомнений в том, что к нему приходила тетушка "Белая горячка" не оставалось. Следующим в очереди должен был быть дед "Кондрат", после визита которого сослуживцы скажут скорбно, что Фотографа кондрашка хватила.
Фотограф решил все это обдумать вне службы, вышел черным ходом и поспешил в столовую.
Глядя, как буфетчица наполняет стакан, Фотограф ощутил на затылке чей-то взгляд. Пить под этим щекочущим взглядом было трудно, но он выпил и обернулся. В углу сидел человек в зеленом плаще, перед ним стояла бутылка кефира и стакан.
Сердце Фотографа сжалось.
Возвратившись, он застал у павильона группу клиентов. Бережно прижимая полой пиджака бутылку солнцедара, он проскользнул мимо них в лабораторию, включил красный свет и открыл бутылку.
Пить уже не хотелось. Но, если не выпить, не захочется жить, а жить надо.
Морщась, словно это проявитель, он заглотнул мерзкую жидкость и вышел в павильон.
- Не шевелитесь… Так… Следующий… Минутку… Так…
Потом он долго ходил по опустевшему павильону, изредка ныряя в лабораторию. Бутылка 0,8 подходила к концу, когда раздался стук в дверь.
Сердце Фотографа сжалось.
Но это был не Черт. Это был молодой человек, явившийся за фотографией на комсомольский билет.
- Внимание, снимаю… Так… Минутку…
Фотограф вытер лоб. От осветителей в павильоне всегда было жарко. Бутылка чавкнула, отдавая последние глотки.
Вновь стукнули в дверь. Сердце Фотографа отреагировало безразлично.
Вошел директор Дома быта.
От директора пахло одеколоном "Саша" и наваристыми щами. Если бы фотограф мог учуять этот запах, то ему обязательно захотелось бы щей.
- Да, - сказал директор выразительно. - Да-сс.
- Эх-хе-хе, - ответил Фотограф, заслоняя рот ладошкой. В отличии от него директор вполне мог различать чужие запахи.
Рабочий день кончался.
Фотограф положил выручку в карман, убедился, что положил именно в карман, запер павильон и направился в столовую. Домой он в этот день не вернулся, загулял на дармовой червонец, и заснул в павильоне.