Связи с братом и женихом в Лондоне. Резкие высказывания в адрес администрации университета. Критика политики информационных фильтров. "Ну это зря". Поддержка прав "чубак". Ни одной подписи.
– Как видите, нам есть чем быть недовольными. Сигналы с мест…
Кройстдорф аккуратно перенес всю папку к себе в персональник и язвительно осведомился:
– Анонимками балуетесь?
Леденец слишком поздно осознал свой промах.
– Я только сохранил поступившие письма. Разве это преступление?
Шеф безопасности надел самую холодную из своих масок.
– Не только принимать, но и хранить неподписанные доносы, по нашему кодексу, уголовно наказуемое деяние. – Кройстдорф был горд тем, что именно его ведомство еще в начале XIX века прекратило принимать от граждан подметные письма. Прошло сто лет, и после революции практика восстановилась. Только с падением советского режима… – Сомневаетесь в моей способности донести информацию до Государя?
Леденец подскочил в кресле.
– Конечно, я мог бы закрыть глаза. – Карл Вильгельмович вальяжно потянулся, а потом резко выпрямился. – Но вы немедленно восстановите госпожу Кореневу.
Ректор покатал желваки. Да плевать ему на Кореневу. Не удалось окоротить шефа безопасности!
– Я подпишу приказ о восстановлении, – раздумчиво молвил Гаррик Шалович, – но вы, в свою очередь, по всей форме извинитесь перед факультетом за то, что ваше ведомство осмелилось задержать одного из лучших лекторов. Университетскую автономию еще никто не отменял. Самоуправляемая преподавательская община требует уважения…
Карл Вильгельмович хмыкнул, но поднял обе ладони кверху.
– Согласен. – Он быстро набрал извинение в персональнике и бросил на голографическую панель ректору.
Леденец с удовольствием потер пухлые ладошки. Ему таки удалось подчеркнуть статус своего заведения и унизить выскочку Кройстдорфа. Пусть помнит! Что до Кореневой, то бог с ней, слишком мелкая сошка. Гаррик Шалович даже не заметил, как холодно и цепко блеснули глаза шефа безопасности. Алекс не любил гадить людям, но некоторые так и нарываются.
* * *
На кафедре Елена узнала новости. Ее отстранили от чтения лекций. Часы, а с ними и жалованье, распределили между другими преподавателями. Чего и следовало ожидать.
Обидно, но предсказуемо.
Явление шефа безопасности, конечно, на минуту всколыхнуло сонный мирок научного центра. Но круги на воде быстро изгладились, загашенные зеленой ряской. Только муть поднялась и осела.
"Что же делать?" – Коренева намеревалась идти в ректорат, пробиваться к Леденцу, требовать своего кровного. Уже было пошла, хлопнув дверью. Как вдруг в коридоре первого административного корпуса столкнулась с человеком, болезненно знакомым по заново пережитым лондонским воспоминаниям.
Ей навстречу шел невысокий подтянутый джентльмен с подвижным лицом и неприятной манерой поминутно растягивать рот, обнажая все 32 зуба неестественной фарфоровой белизны. Назвать эту гримасу улыбкой язык не поворачивался, потому что в улыбке участвует все лицо. А у встреченного типа нижняя челюсть жила своей отдельной жизнью, как бывает с куклами на веревочках.
Незнакомец тоже узнал Кореневу и отчего-то заулыбался еще шире.
– Елена Николаевна, – начал он по-английски. – Позвольте представиться. Вы меня не знаете, но я близкий друг вашего брата. Ну и жениха, разумеется.
Елена напряглась. Вот где она видела это лицо! Он подходил к Осендовскому в Вестминстере.
– Чарльз Поджетти, креативный менеджер и лектор. Моя задача – мотивация людей, в данном случае студентов, к достижению целей. Все хотят преуспеть в жизни. Я этому учу.
Коренева продолжала в упор рассматривать Вестминстерское привидение. Оно, видимо, решило, что его плохо слышат или понимают.
– Меня пригласило руководство университета и лично Гаррик Шалович, чтобы мотивировать ваших студентов к дальнейшему росту над собой.
– И что должно стать результатом этого роста? – не без опаски осведомилась Елена. – Толпа господ Осендовских?
Поджетти сощурился.
– Вы очень непростая женщина, мисс Коренева, – произнес он. – Я заметил это еще в Лондоне.
– Чтобы это заметить, надо было наблюдать за мной, – холодно отрезала Елена, – потому что напрямую мы нигде не встречались. Значит, следили?
– О, – огорчился Поджетти, – следят у вас. У нас пребывают в курсе дела. Не будем употреблять сильных выражений… Мы можем поговорить?
– Да, – ответила Елена, хотя ей вовсе не хотелось беседовать с этим типом. – Можем пойти на кафедру. Можем… – она повела глазами в сторону жестких кожаных диванов под пальмами в кадках.
– Лучше здесь, – согласился Поджетти, – подальше от чужих глаз и у всех на виду.
Профессорша хранила холод первых минут разговора. Это явно не нравилось собеседнику, и он уже несколько раз старался перекинуть между ними мостики.
– Я читал ваш блог про "чубак". Остро. Ярко. Ваш брат прав: вы отличный журналист.
– Это не так, – покачала головой Коренева. – Я кабинетный ученый. И кабинетный же писатель. Терпеть не могу ругани на сайте.
– Тем не менее, – Поджетти перешел к самому главному, – я уполномочен сделать вам предложение. Судя по всему, вы в беде?
Елена подняла брови.
– Не стоит разыгрывать неведение. Ваша должность под вопросом. А я могу все уладить…
"Все уладить нельзя", – подумала молодая женщина, машинально взявшись за серебряный стержень, висевший на цепочке у нее под одеждой. Собеседник не заметил этого движения.
– Я хочу предложить вам переориентировать блог. Оставить "чубак". Что за детство? Есть серьезные темы. Посягательство на основы парламентского строя. Принадлежность Япета. Ведь Россия владеет им на основании очень спорного договора.
Да, когда в 2085 году происходил раздел спутников Сатурна между сильнейшими державами, мы сначала получили Цереру, где не прекращались кислотные дожди, и сумели выменять ее у англичан на Япет, предоставив им на 50 лет бесплатное право разработки четверти шельфа, буквально фонтанировавшего нефтью.
Срок прошел, еще несколько лет правительство чесались, и только нынешний император вернул изрядно выдоенный уже сегмент. Тогда-то в прессе и начались разговоры: по праву ли Россия владеет Япетом? Отдать англичанам – не отдавать? Правда, договор был о полном владении. Но соотечественников легко поддеть на крючок абстрактной справедливости. Словом, вести блоговую бодягу можно было до бесконечности.
– Зачем вам? – удивилась Елена.
– Моя страна заинтересована в возвращении Япета, – не стал выкручиваться Поджетти. – Нам хотелось бы, чтобы и часть общественного мнения в России также выступала на нашей стороне.
Елена была противницей возвращения спутника и едва сдержалась.
– Мы не оставим вас ни помощью, ни гонорарами, – вкрадчиво продолжал Поджетти. – Ваш жених не имеет причины жаловаться. Для начала мы просто восстановим вас в должности. Поверьте, подобные рычаги у нас имеются.
Коренева закусила губу. Она не знала, что Карл Вильгельмович уже все устроил. А если бы и знала… Поджетти предлагал ей примерно то же, что и Ян в Лондоне. Тогда она отказалась, и что из этого вышло? Загремела в следственный изолятор.
– Чтобы вам легче было решиться, – сказал англичанин, – напомню: ваши книги по ранней империи могли бы быть переведены в Альянсе. А это хорошие деньги. Вы обеспечили бы себе независимость.
Сладкое слово! Хорошо просто жить на гонорары, не кланяться начальству…
– Только, – улыбнулся Поджетти, – вы пишете об империи как о золотом веке России. Наш читатель этого не примет. Все то же, но с ноткой осуждения окажется очень уместно…
Елена глянула на собеседника колко и насмешливо:
– А почему вы ни секунды не сомневаетесь, что я не донесу?
Англичанин сглотнул и снова улыбнулся.
– Ваши соотечественники считают это подлостью. А вы чтите национальные предрассудки.
* * *
Откладывать дела вдаль Карл Вильгельмович не любил. Конечно, месть – такое блюдо, которое подают холодным. Но некоторые сведения имеют тенденцию остывать. Тогда они бесполезны.
Заседание Государственного Совета было назначено на четверг. В другое время советников можно было опросить и дистанционно. Но ситуация сложилась аховая. После истории с императорским телепортом все боялись. Были перекрыты иностранные порталы. Обычно рабочие потоки свободно двигались по всему земному шару, и много людей из-за "священных рубежей" работали в России. Если кто-то, к примеру, ехал из Самарканда или Бухары, то следовало сначала перебросить себя на одном транспортере к русским порталам, сделать там пересадку и уже направляться на место. Но после покушения границы на замке. Ни туда, ни обратно.
Внутри страны люди распсиховались и в агрегат не лезли. Дороги перегружены, пробки в воздухе на много дней подряд: в антигравах рожали, проводили срочные операции, покойников наименее сознательные выкидывали за борт.
Обычно в городах работали раз в 25 больше, чем жили. Больше миллиона человек вредно собирать на одной площади. Вынесенные за пределы мегаполисов поселки и городки-крошки с вращающимися за солнцем модулями особняков были тысячами разбросаны по карте. Их обитателям требовалось добраться на работу. Только один из сотни делал это успешно. Как машины в воздухе, буксовали экономика, финансы, медицина и срочные политические решения.
Совет собрался именно для того, чтобы дать Государю ценный совет. Хотя устранять последствия теракта предстояло лично Максиму Максимовичу.
– Я пройду через телепорт снова. Все увидят, что это безопасно, и проблема мало-помалу рассосется.
– Искомую программу уже вытащили, – доложил Кройстдорф. – Она сумела наплодить с десяток своих клонов. Их мы тоже изъяли.
Если бы на сем все закончилось! Но набежали текущие проблемы. Причем Государь, у которого явно перепутались в голове провода, не мог соразмерить их важность. Все они казались ему первостепенными. По любому поводу он кипятился и готов был сорваться. Присутствующие переглядывались.
Первым в списке стоял вопрос о переименовании кораблей. Прежде каждому из них давалось имя, начинавшееся с буквы, на которую называлось море приписки. Например, на Балтике несли вахту миноносец "Бодрый", ракетный крейсер "Боевой", авианосец "Бурный". На Северном – "Сердитый", "Суровый", "Старт".
– Мы еле справляемся, придумывая новые названия, – жаловался Макс. – Что дальше? Транспорт снабжения "Скупердяй"? Подводная лодка "Севрюга"? Я уже не говорю о Черном море. Только в прошлом году догадались переименовать сторожевой корабль "Чапаев" в "Чалый". А что будет на Норденшельда? "Носатый"? "Небритый"? – Император обвел присутствующих взглядом. – Предлагаю вернуться к старой традиции называть корабли в честь святых. У нас их всяко больше, чем прилагательных.
Только советники хотели возопреть, развернуть дискуссию, как Максим Максимович бросил:
– Решение принято, – и потерял интерес к первому вопросу.
В таком поведении было что-то демонстративное, и достойные мужи надулись. Ничего удивительного, что на втором вопросе они показали себя во всей красе.
Предоставление компаниям права разработки полезных ископаемых на Япете. Ой, не надо бы сегодня! Однако как с цепи сорвались. Часть членов Совета озвучили нытье экологов. Некоторые помянули возможность переселения на спутник "большеногих". Но внимание Карла Вильгельмовича привлекли не они. Среди названных отечественных корпораций, которые могли бы приступить к бурению: "Братья Пороховщиковы", "Мисука и сын", "Онега-Нерюнгри" – все чаще и чаще мелькала "Шельф-индастри". Все больше и больше членов Совета называли эту компанию, рассуждали о технологических преимуществах, экологической чистоплотности, высоких преференциях, которые именно "Шельф-индастри" готова предоставить государству. Из половины, из 40 % – это очень выгодно!
"Неужели они сумели посулить что-то половине членов Совета? – Кройстдорф разозлился. – Ладно Юлия, легкомысленная, алчная баба! Но эти-то, государственные люди!"
Дело близилось к голосованию. Гипотетически мнения делились поровну. Карл Вильгельмович встал и подошел к креслу Леденца, который минуту назад живописал выгодность выбора "Шельф-индастри". Кройстдорф щелкнул персональником и продемонстрировал Гаррику Шаловичу папку с анонимками.
– Вы будете голосовать против, – веско сказал шеф безопасности. – Сделайте мне приятное.
* * *
Не найдя себе места и не пробившись в ректорат, Елена пошла в особняк Дросселей, куда немедленно по звонку Лейды Яковлевны явился и Протопотап.
Добрые старики не знали, куда Кореневу посадить, чем угостить. Оба давно были осведомлены о ее роли в их истории с домом. Но Елену и раньше здесь привечали.
– Душа ты наша, мы чуть дар речи не потеряли, когда тебя забрали эти… душегубы, кромешники, опричники.
Елена взяла профессора за руку.
– Там никого не душат, не швыряют в застенок, не выбивают показания и… очень хорошо кормят.
Дроссель делано вытаращил глаза.
– Ты еще не в себе. Хорошо, что сразу к нам пришла. Среди своих легче пережить. Я читал: нужно время. Как этот синдром называется, когда похищенные заложники начинают сочувствовать похитителям? Видят в них людей?
– Стокгольмский, – вздохнула Коренева. – Они люди. Во всяком случае, один.
Она попыталась рассказать. В процессе повествования явился протоиерей Соловьев, грузно сел на стул возле двери, тот крякнул, принимая добрую сотню килограммов. Елена была прервана на самом интересном месте: как ей сканировали мозги, как она застряла с женихом на колокольне, как Кройстдорф вернулся за ней.
Про музыку профессорша ничего не сказала. Но Протопотап, кажется, что-то заподозрил.
– Да ты влюбилась, дочка, – заявил он и легонько щелкнул Елену по носу. – Слава богу! А то уж я думал, Осендовский унес твое сердце и теперь у тебя там пусто-пусто, холодно-холодно. – Потом перевел взгляд на Дросселей и авторитетно подтвердил: – Влюбилась. Видите, как придыхает и смущается, когда его имя произносит. К-р-о-й-с-т-д-о-р-ф. Чуть не по буквам.
– Мы с ним слишком похожи, Потап Сергеевич, – со вздохом проговорила Елена.
Протоиерей погрозил ей пальцем.
– Не обольщайся. Это другой человек. Отдельный от тебя. Если и есть что общее, то разного все равно больше. Узнавание нужно.
– Да не увижу я его больше, – разозлилась Елена.
– Не зарекайся. – Протопотап опять повернулся к Дросселям, рядком сидевшим на диване и в изумлении слушавшим историю про Золушку, которая сама прятала башмачок в фартуке. – Он ведь не на том свете. Понадобишься – найдет.
Старики согласно закивали: не тужи, девочка, все образуется.
– А я вот в Сибирь собираюсь, – проговорил священник, утвердив здоровенную лапищу на плече Елены. – Проповедовать среди "чубак". Убедила ты меня, что они люди.
Коренева встрепенулась. Значит, появится новый настоятель храма.
– Как же я буду исповедоваться?
– Дистанционно, – отрезал Соловьев. – Я никого из вас не бросаю. Но причащаться извольте к моему преемнику. Это только вживую делается.
– А мне сейчас надо посоветоваться, – выпалила Елена.
– Советуйся, – кивнул батюшка. – Дросселей, надеюсь, не боишься?
Коренева покачала головой и рассказала про Поджетти.
– Я думала, что это итальянская фамилия, – удивилась Лейда Яковлевна.
– У них теперь кто только ни живет, – ответил муж. – Так он шпион? – Глаза старика сделались насмешливыми. В иностранных резидентов он не верил.
Коренева тоже… до последнего времени.
– Вот тебе и повод позвонить, – задумчиво сообщил Протопатап.
– Выйдет вроде доноса.
– Скажи Варьке. – Соловьев всегда умел придумать способ.
Предложение показалось Кореневой дельным. Однако говорить напрямую она не хотела, поэтому пригласила мадемуазель Волкову прогуляться в университетском парке и привела ее на лекцию креативного менеджера.
– Вы хотите, чтобы я обрела цель в жизни? – насмешливо осведомилась Варвара, которая перед этим всю дорогу исповедовалась Елене в своих чувствах к Ландау. Очевидным образом девушке не с кем было поделиться, а отца она запоздало побаивалась: вдруг Васе что-то будет на работе? – Елена Николаевна, я уже мотивирована дальше некуда. Вашу злополучную программу, как зуб, тащили. Защиту пытаемся придумать… Да еще Топтыгин, который считает меня романтичной!
– Ты очень романтична, – возразила Елена. – И чувствительна в глубине души. Иначе не стала бы надевать на себя такую броню.
Варька хмыкнула, но была польщена.
– Так на что я должна смотреть?
– На лектора.
Мадемуазель Волкова прищурилась.
– Ну, Поджетти.
– Не помнишь? Ах да, ты его даже не видела в моих лондонских картинках. Только твой отец и те два доктора.
– Подождите. Вы что хотите сказать? Помню я его на мониторе среди физиономий из МИ-6. Леонтий Васильевич разбирается. – Барышня вплеснула руками. – Елена Николаевна, какая вы старомодная! Прямо сказать не могли? Ну да, он резидент и уже несколько месяцев пытается всех кругом окучить.
– Почему же его не арестуют? – опешила Коренева.
– Выявленный агент – большая ценность, – снисходительно пояснила Варька. – Его не хватают, а наблюдают, куда он приведет.
– Тогда и о моем разговоре с ним…
– Ваш отказ всех очень впечатлил, – девушка лукаво заулыбалась, – особенно моего отца.