Они стояли в квадратном спортивном зале, стены которого были украшены копьями-яри, скрещенными алебардами, странноватыми португальскими мушкетами – единственным огнестрельным оружием, сквозь зубы одобренным в сегунате. Невиданной красы желтые и черные мечи, увитые разноцветными шнурками, стояли в резных деревянных стойках у дверей. Все это выглядело слишком нарочито, и Кройстдорф задумался: а какое отношение к семье мирного преобразователя лыжных курортов имела воинственная рухлядь?
В соседней с тренировочным залом комнате Кройстдорфу пришлось переодеться в черную юбку-штаны, заправив внутрь белое кимоно, и обмотаться широким поясом.
– Что ты делаешь? – Елена просочилась в раздевалку. – Ты сроду катану не держал.
Вообще-то держал. Когда-то в Академии Алекс сделал несколько шагов по "пути воина". Но потом своим умом допер, что сапог в бою надежнее. Он скользнул глазами по сжатой в кулак руке Кореневой. Его кольцо. Не сняла. Даже здесь. Приятно.
– Я все правильно делаю. Обрежем самураю уши.
Противники вышли на татами. Живые слуги поднесли им клинки. Повседневные катану и вакадзаси.
– Оба меча прошри испытания на приговоренных к смерти преступниках, – с гордостью заявил Мисука.
– Разве это благородное оружие? – фыркнул противник. – Почему не пустить в ход топоры палачей?
Тосё-сан поморщился.
– У нас разные представрения о чести. Что мешает рассечь преступника попорам, ведь его вина уже доказана?
Кройстдорф пожевал ус.
– Наверное, связанные руки. Милосердие.
– Вы привезри это с собой на военных пароходах. Или сбросири нам на горовы вместе с бомбами. Такое понимание чуждо. Мой народ…
– А мой народ никогда не считал постыдным учиться.
– Вы же немец. Ваши предки торько и дерали, что ездири по всему свету учить других.
Кройстдорф отбил первый удар.
– Плохо, что вы ведете здесь бизнес и до сих пор не поняли…
– Так вы русский? – рассмеялся Мисука, позволив себе детский тренировочный выпад по дуге. – А сами русские так считают?
Уел. Кто считает. Кто нет. Националов у нас выше крыши: разгадывают славянские руны, радеют у Синь-камня на Плещеевом озере, ищут староверческий Китеж-град. По всему миру обитали их удивительно одаренные предки. Непонятно только, почему потом страна попала в такую задницу?
Кройстдорф со зла отбил еще один удар снизу, для чего пришлось самому едва не подпрыгнуть. Акробатика в боевых искусствах – великое дело. Но сорок лет – не двадцать. А мечи отточенные.
– В империи можно оставаться собой, – сообщил он, – и быть русским. Ни одна культура этого не дает. – Его удар прошел по скользящей, Алекс крутанулся на правой ноге и обвел клинок противника вокруг своей головы. – Только наша.
Еще один удар, и Кройстдорф коснулся кончиком катаны шеи противника. Зато и Тосё-сан поцарапал ему бок. На белом кимоно стало быстро расплываться красное пятно. Елена за стеной вскрикнула.
– Можно сохранить себя и принять в подарок целый мир. – Карл Вильгельмович еще раз крутанулся вокруг собственной оси и с силой ударил по середине клинка Мисуки. Неправда, что катаны не ломаются. Скованные из множества кусочков разновестной стали, они не гнутся, а значит, испытуемы на излом. Не всегда с успехом. Прекрасная катана Мисуки оказалась подделкой, годной пугать врага, а не биться в честном поединке. Клинок надломился, еще секунда – и Тосё-сан отбросил меч.
Казалось, полная победа, но Мисука отступил на шаг и извлек из складки кимоно на груди металлический шарик на цепочке. Кусари – кистень по-нашему. Шарик полетел в сторону Кройстдорфа, тот отскочил и тоже достал из-за широкого пояса лучевой пистолет-крошку. Очень небольшой и очень практичный. Он пронес его специально на случай неспортивного поведения противника.
Впрочем, лазарник не был рассчитан на убийство. Так, хлестнул лучом по руке, выбил кусари, парализовал врага. Мисука лежал на тростниковом мате.
– Женщина моя, – первое, что сообщил ему Кройстдорф, наклонившись удостовериться, жив ли Тосё-сан. – Никакого информационного шума не будет, вы дали слово.
По выражению лица хозяина холдинга трудно было понять, намерен ли он держаться сделки.
– Служба господину – основа пути воина. "Вот позвоночник нашей веры", – процитировал Карл Вильгельмович "Скрытое под листьями". – Я служу императору.
– Ваш император варвар… – тихо процедил побежденный.
В это время к нему подошел один из служащих и что-то быстро зашептал на ухо. Тосё-сан сделал попытку подняться, что получилось у него не без труда, и прямо босиком устремился прочь. Без традиционных прощаний. Должно быть, случилось нечто экстраординарное.
– Уходим, пока он не придумал еще чего-нибудь. – Карл Вильгельмович потянул прибежавшую Елену за руку. К счастью, она догадалась захватить его вещи из раздевалки. Умная девочка! Вот только вечно попадает в дурацкие ситуации.
– Почему он нас выпустил? – Кройстдорф не ждал от спутницы ответа.
* * *
А случилось вот что. Тосё-сан сообщили, что суммы на его счетах стремительно мельчают. Внутренняя безопасность не могла отследить взломщика. Тот действовал с непозволительной скоростью, меняя адреса и выводя преследователей на ложные цепочки следов к разнообразным, но ничего не говорящим пустышкам.
Мисука почел за лучшее избавиться на время от шефа безопасности, чтобы потом, если дело обойдется, продолжить раунд. Но оно не могло обойтись, и, прибыв домой, Карл Вильгельмович понял почему. Он не отпустил Елену в ее башню-миллениум в Сокольниках. Его модуль надежнее. Да она и не рвалась уходить.
Дверь послушно открылась от ее голоса. На полу в гостиной сидела Варька и грызла яблоки. У ее ног примостился шарек. Перед носом мелькали новости, зависая в воздухе, она отвлекалась на них, отпуская язвительные комментарии, и тут же снова опускала глаза к своему персональнику.
– Что ты тут делаешь?
– И тебя рада видеть, – отозвалась девушка. – Я Мисуку хакнула. Он у меня еще без штанов с горки покатается.
– А как ты…
Варька досадливо отмахнулась.
– Я увидела новости, тебя носили на руках. А сначала шел весь этот свист в сети, ну типа, ты герой, защитник обездоленных, и прочая ересь.
– Я вообще-то герой, – вставил Карл Вильгельмович.
– Да знаю я, знаю. – Варька поморщилась. – Хорошие у Мисуки системщики. Прям на пятки наступают. А этого не пробовали? Милые, ну вы дети, я же могу не качать деньги, а так обрушить – вирусом. Не злите меня, родные. – Она разговаривала с экраном нежно и доверительно, точно на противоположной стороне ее могли услышать. Потом опять повернулась к отцу. – Я подумала, не могла же Елена одна устроить этот данс макабр. Конечно, все нити вели к ее адресу. Но они были просто привязаны. Ложные дорожки. Меня заинтересовало откуда? Кто помогал? Вскрылся Мисука. Я прикинула и поняла, что к чему. – Варька встала и обняла Елену. – Самопожертвование хорошо, но бронетранспортер в кустах лучше.
Она подтолкнула отца к лестнице на второй этаж.
– Да вы заходите, заходите. Я тут всю ночь работать буду. Ничего, пап, я в твоей пижаме? Моя в Фале. Я так, по-быстрому.
Алекс буквально внес Елену в спальню.
– Может, стоило ко мне?
Он скосил на нее глаза и понял: Коренева боится, что ее вот-вот начнут ругать.
– И сам бы остался…
Вот это уже дело.
– Надо поговорить.
Не хочу, не хочу, не хочу! – было написано на лице у прекрасной дамы. Даже глаза зажмурила. "Стыдно, – решил Алекс. – Пускай". Заварила кашу, которую ему пришлось расхлебывать. Ее место здесь. Он готов расположиться вокруг нее со своими девчонками, Герундием и многочисленными проблемами. Иначе его покатит по земле зимним ветром. Близнецы вырастут и разъедутся, шарек сдохнет, а он останется один-одинешенек, старый и никому не нужный. Аж плакать хочется, так себя жалко!
Но пока зимним ветром уносило Елену. Случайно забросило в щель под крышей его дома. Он отогрел, готов был защищать, однако никаких гарантий, что новый порыв не выдует счастье в форточку.
Вчера ныла о его слишком высоком положении, жаловалась на деланый аристократизм. Какая ария будет сегодня? Про злого опричника Кирибеевича?
– Я знаю, ты не готова принять ни мою должность, ни мою службу. Но по-другому не будет…
Елена положила пальцы ему на губы.
– Мне все равно. Что бы ты ни делал. И это ужасно.
– Да что ж ужасного-то? – возмутился Алекс. – Я у тебя, слава богу, не Малюта Скуратов…
Она спрятала лицо у него на груди.
– Не сегодня. Хочу быть с тобой, пока ты – это ты.
В эту ночь она была неотступно нежна с ним. Хотела запомнить всего, точно прощалась. Последнее было странно, если учесть, что Алекс только что вернул ее и чувствовал глубокое, полное единение.
Если она считает его разбойником с большой дороги, то почему любит? Сердцу нет закона? Или все-таки человек в силах останавливать самые высокие волны потрясений, как в человеческой же воле запустить самые страшные испытания? Может, не так уж плохо, что в страшный час именно его рука лежит на колесе?
* * *
Ночью Кройстдорф встал и спустился из спальни вниз. Варька сидела на ковре и все еще щелкала по экрану. Но уже куда медленнее. Подчищала последнее.
– Кто такие кайманы? – спросила она через плечо.
– Небольшие крокодилы.
– Как тебе удается держать в голове столько слов, не заглядывая в сеть? – восхитилась девушка.
– А зачем тебе?
– Ну я подумала: если у кого-то счет на Каймановых островах, то как же он будет там купаться? Крокодилы заедят.
Среднеполосная девушка!
– Там их давно нет. Только в зоопарке. Можно плавать и не бояться.
– А почему у тебя нет счета на островах? – донимала Варька.
– Потому что я на государственной службе, раз. И у нас отродясь не было таких денег, два. – Отец загнул пальцы. – Ну ты мне что-нибудь расскажешь?
– Не сейчас, – буркнула мадемуазель Волкова. – Сделай мне чаю с лимоном, пожалуйста. Только сам.
Странное это желание, чтобы человек готовил для человека. Кройстдорф заварил зеленый, бросил лимон и по привычке имбирь. Спохватился, начал вылавливать.
– Не надо, – донесся голос через коридор. – Ты ведь уже запузырил. Я знаю.
Хорошая у него девочка, у других нет. Карл Вильгельмович заулыбался, понес чай.
– Сейчас я нажму на эту кнопку, – сказала Варя, – и мне понадобится программа защиты свидетелей. Уеду куда-нибудь на Марс под чужим именем, буду бояться даже посылать тебе поздравления на Новый год. – Мадемуазель Волкова стукнула пальцем по экрану. – Готово. Никаких Мисук. Пусть двигает обратно в Японское море и катается над Фудзиямой на водных лыжах. – Она была крайне довольна собой.
– Надо поговорить. – Варя замялась. – Я больше не хочу заниматься информационной безопасностью. И на факультете информатики учиться. Я, – девушка покусала губу, – буду поступать в Академию космического флота, чтобы стать командиром корабля, как мама. Как все Волковы. Нехорошо, когда династия пропадает.
Карл Вильгельмович не нашелся, что сказать.
– А мое родовое имя не в счет? Ты будешь Волкова, пока не выйдешь замуж. А кто будет Кройстдорф?
Варя насмешливо поджала губу.
– Елена тебе нарожает. Целую кучу. Ну ты согласен дать мне рекомендации?
Он несколько мгновений колебался.
– Если ты выберешь Марсианское отделение. Подальше от Земли. Вот тебе программа защиты свидетелей. И фамилия у тебя будет Волкова-Кройстдорф.
Девушка подавила смешок.
– Фамилия у меня будет Ландау.
Нет, ну нельзя так сразу!
– Ты полагал, что только у тебя любовь-морковь цветет и колосится?
Его "тургеневская девушка"!
– Мы с Топтыгиным расписываемся. Венчаться будем уже на Марсе. Надеюсь, прилетишь.
– Сначала люди спрашивают родительского благословения, потом обручаются, – начал он.
– Было бы странно, если бы ты не благословил меня после того, что я сегодня сделала.
Карл Вильгельмович только развел руками. Рано или поздно дети уходят. Надо быть на высоте. Но зачем же вот так? Неожиданно?
– Я буду очень скучать.
Ее уже не было год, и следовало привыкнуть. Теперь хоть не в подвале с хакерами. Академия – приличное место. Интересно, как бы все повернулось, если бы он в свое время отдал ее в Пансион благородных девиц?
– Можешь поместить туда Аську с Марусей.
Не вариант. Дети должны жить дома. Именно это не позволило им с Анастасией услать Варьку.
– Хватит с них и Фаля, – покачал головой отец. – Целый замок благородных девиц. Иди спать, я к утру вызову охрану. Ты все еще на службе в группе поддержки. Надо писать заявление, рапорт…
– Да я уже бланки заполнила и отправила, не беспокойся. – Варя зевнула. – Завтра утром. О, завтра утром!
Завтра утром все узнали, что корпорация "Мисука" обанкротилась буквально за ночь. Счета закрыты, а сбережения улетучились неизвестно куда. Зато очень разбух счет "Чубаки-Япет", открытый специально, чтобы подготовить невероятное космическое путешествие "большеногих" к холодным лесам и плоскогорьям спутника.
Еще через день стало известно, что Тосё-сан сделал себе сеппуку – харакири по-нашему, – так и не приняв ценности службы "белому царю". Оставшееся имущество перешло к его двоюродному брату Кидо, который запросил заем из казны на поддержание горного хозяйства – не пропадать же – и надеялся быстро рассчитаться, поскольку туристов не убавилось. Но вот с медийными каналами, фабриками по производству спортивного оборудования, а также с подпольной индустрией оружия, тканей и картин под японскую старину пришлось расстаться.
Глава 11
О тех, кто прячется в тени
В старой империи дворцы подстраивали под времена года. Только невежды думают, будто из Зимнего в городе цари переезжали в летние резиденции, раскиданные по окрестностям. Конечно, каждый монарх любил свое гнездо. И все же: Петергоф с фонтанами – зенит жары. Царское – ранний листопад, "пышное природы увяданье". В Павловске хорошо кататься на лыжах и наряжать в круглом дворе елку. В Гатчине надо поймать время, когда холодный туман начинает стелиться над ртутной гладью озер, но их зеленые рамки еще не обезобразил ни один желтый мазок…
Таврический – теперь самый центр, а тогда глухая окраина – был окружен осиновым парком, который особенно смотрелся слякотной порой: деревья голые, а земля покрыта пестрыми монетками клейких от постоянного дождя листьев. Их сметает ветер, бросает на сапоги.
Как раньше жили люди, если постоянно приходилось бегать по улице, подставляя щеки то снегу, то ливню, то шквальным порывам с Невы? Теперь повсеместно телепорты, и можно из здания на Охотном Ряду в Москве за минуту переместиться в мемориальный комплекс I Думы в Петербурге. Сверху только сам дворец, весьма скромный по нынешним меркам. И здесь обитал "великолепный князь Тавриды"? Что же это за великолепие такое? Нет, нынешние народные избранники жили иначе. Под землей, в неоново-белом раю, располагались еще пять этажей – глубже не рыли, боялись, что старое деревянное здание осядет, – там прятались офисы, комнаты отдыха, круглые залы заседаний каждой из ведущих фракций.
Председатель парламента, спикер Государственной думы Петр Владимирович Гулыга был человеком тонким и давно ангажированным в европейских теневых структурах. Он хорошо знал, что персонифицирует собой решения, которые за него принимают другие, невидимые глазу люди. Очень влиятельные – сразу не разберешь, через кого и на кого они могут надавить. Но могут. Отчего результат становится непредсказуемым. Вроде бы смотришь иному в лицо, знаешь его официальную должность – обычно очень скромную, – а он на самом деле твой начальник. Из первостатейных. Сложит нужным образом руки, покажет перстень, и сразу понятно, кто из вас кем является. И кто перед кем должен ползать на брюхе.
Петр Владимирович прохаживался по кабинету, поливал из красной пластиковой лейки с длинным изогнутым носиком цветы. Вода шла прямо к корням, не барабанила по листьям и не выплескивалась на подоконник. Так и руководство невидимых начальников: подает советы и требует повиновения без лишнего расхода сил. Выполнять легко: кругом поддержка "братьев" – своих в России и своих же по другую сторону границы. Если что, они не дадут в обиду.
В этом спикер Гулыга был уверен на двести процентов. Что, впрочем, не избавляло от эксцессов. Ведь дома так любят внешние проявления власти. Чтобы всем сразу было понятно – вот царь, он правит державой. Ничего скрытого, теневого, подспудного. Что и говорить, лапотная, дикая страна!
Гулыга перешел к аквариуму с пестрыми рыбками и начал их кормить. Он знал, что робот-мажордом давно задал корм, что радужные гуппи могут сдохнуть от обжорства, но все равно крошил хлебный мякиш, потому что так лучше думалось.
Спикер нарочно покинул Охотный Ряд, где поминутно дергали, и уединился в защищенный от звонков кабинет под Таврическим дворцом, чтобы поразмыслить над сложившейся ситуацией. Итак, нынешний Государь все-таки решил добраться до Думы. Чего и следовало ожидать от такого властного, резкого человека. С первого созыва после Смуты парламент не надеялся на что-либо хорошее. Вернее, памятуя свою трагическую предреволюционную историю, чаял разгона. И то, что нынешний Калигула сделает это со вкусом, сомнений не вызывало. Что до народа, то собака палку любит.
Тем не менее известно, что царь хочет поступить мягко: предложить отступное. Следует торговаться. Просить как можно больше, чтобы в итоге получить синицу в руке. Высокое место в новых, послепарламентских структурах, солидный пенсион, гарантии безопасности. А может, крупный счет в Швейцарии и отъезд в Цюрих. Безбедная жизнь на берегах Женевского озера, работа аналитиком для западных политических программ, лекции в университетах и на медийных каналах. Куда позовут. Человек его уровня всегда нужен. Но желательно бы еще пожить при реальной, не вчерашней власти. Значит, не последняя должность в новой пирамиде.
Однако нельзя и замазаться в мероприятиях диктатуры. А новую власть обязательно назовут диктатурой. Если он соскочит, уже потершись в постпарламентском мире, не сможет быть полезным европейским "братьям", его просто не примут. Будут считать испачканным – беда.
Вчера приезжал председатель Кабинета Кутепов, в народе прозванный "пример-министром". Матерый человечище. Взяток не брал, детей учил в России, жену не менял, хотя пора бы – двадцать лет одно и то же. "Братских" объятий избегал как огня. Этот поросший мхом валун обеспечивал царю полную лояльность правительства, даром что избирался Думой.