Рухнуло еще одно здание сарути, расположенное километрах в двадцати от нашего. Его очертания, напоминающие переливающегося моллюска-наутилуса, раскололись под синими лучами тяжелых лазерных пушек. Исходящие с далеких, невидимых с земли кораблей смертоносные копья разрывали дымовую завесу и вонзались в планету. Словно настало время Суда, обещанного Заветом. Истребители и бомбардировщики налетали волнами и сбрасывали свой груз, распускающийся колеблющимся морем жутких цветов. Управляемые ракеты, обтекаемые, как акулы, проносились над головой, совершая свой первый и последний полет от космического корабля до наземной цели.
Здание взорвалось и осело. Как круг по воде, побежала взрывная волна, сглаживая на своем пути все неровности ландшафта. Из центра воронки поднялась высокая колонна белого дыма и пепла, развернувшаяся на пятнадцатикилометровой высоте грибовидным облаком.
Зрелище было потрясающим, ошеломительным. Мы с Биквин уставились на него. Через несколько мгновений та же история повторилась позади нас, в сорока километрах, когда разрушилось еще одно здание сарути.
И несомненно, то здание, на гладком изгибе крыши которого мы стояли, вскоре постигнет та же судьба. Я понимал, что его координаты уже загружены в мозги орудийных сервиторов Флота.
Мы побежали вдоль изогнутого сегмента крыши. В черном дыму появились красные огни дюз десантных челноков, направляющихся к пехотинцам Мире-пуа, еще остававшимся на земле. Меня изумляла самоотверженная отвага экипажей транспортников. Спатиан не собирался останавливать бомбардировку, чтобы дать им время слетать туда и обратно. Они рисковали всем, пытаясь долететь до поверхности и забрать как можно больше солдат.
- Грегор! - прокричала мне в ухо Биквин.
Я обернулся. Из дыры, проделанной взрывом, на крышу выбирались Молитор и его прихвостень. Пошатываясь, они стали подбираться к нам.
Мимо меня прогудел лазер. В том месте, где он поцеловал жемчужную поверхность, остался обугленный шрам.
- Букварь, сучий потрох! Отдай мне букварь! - верещал Молитор.
Вместо этого я выпустил в него целую болтерную обойму.
Первый болт отколол кусок от крыши. Но последующие взорвались в левом бедре, животе и горле ультрарадикала.
Конрад Молитор дергался, пока разрывные болты выполняли свою работу, а затем упал. Его изувеченные останки скатились с кривой крыши и исчезли, оставив на перламутровой поверхности кровавую полосу.
Его прихвостень пошел вперед, не обращая внимания на мои выстрелы и скидывая с себя бесформенный плащ с капюшоном.
Под ним он оказался голым. Он был высоким, мускулистым, с гладкой кожей, покрытой золотистым загаром. Над привлекательным лицом с безупречными чертами из густой шевелюры выглядывали крошечные, рудиментарные рожки.
Его глаза были пусты.
Пророческие сновидения воплотились в явь.
Ужас охватил меня и вывернул наизнанку мое сердце.
Глава двадцать шестая
ЧЕРУБАЭЛЬ
НА ГРАНИ
ЭКСТЕРМИНАТУС
Человек с пустыми глазами - хотя, сказать по правде, не был человеком этот демон в человеческом обличье, - шел ко мне по сверкающей поверхности. В своей изящной ладони он держал сверкающий октаэдр нечестивой книги сарути.
- Грегор, пожалуйста, отдай мне букварь.
- Ты еще что такое?
- Здесь не самое подходящее место для знакомства. - Он обвел жестом происходящее вокруг. В грязь неподалеку от нас ударили копья аннигиляции.
- Доставь мне удовольствие, - произнес я.
- Ну ладно. Меня зовут Черубаэль. А теперь давай букварь. Время уходит.
- Время всегда уходит, - сказал я. - Кто тебя сотворил?
- Сотворил меня? - лукаво улыбнулся человек с пустыми глазами.
- Ты… демонхост. Тварь, вызванная из мира духов. Скажи мне, кто сотворил тебя и кто приказал вам с Молитором заполучить этот предмет… И может быть, я отдам букварь.
Он рассмеялся и облизал тонкие губы блестящим, раздвоенным языком.
- Грегор, буду с тобой откровенным. Тебе придется отдать букварь. Или ты немедленно отдашь его мне, или я буду вынужден забрать его самостоятельно. А заодно - переломать все кости в твоем теле. И воспользоваться этой девочкой рядом с тобой. И ей тоже переломать все кости. А потом я стащу ваши содрогающиеся тела в зал под нами, где подвешу на крючьях и буду развлекаться, пока бомбардировка не оставит здесь камня на камне. - Он сделал паузу. - Выбирай.
- Ты снился мне задолго до этого момента. Почему? - продолжал давить я.
- У тебя есть особый дар, Грегор. А время не вектор, как люди любят полагать. Одна секунда в варпе доказала бы тебе это. Впрочем, это должна была бы доказать и секунда пребывания в четырехмерном пространстве сарути. Твои сны были всего лишь пророческими кошмарами.
- Кто тебя сотворил? - Мой голос был настойчив.
Прозвучавшего ответа я ожидал менее всего, и он ошеломил меня.
- Грегор, меня сотворила Священная Инквизиция. Твои собратья сотворили. А теперь, в последний раз прошу, отдай…
Демонхост резко обернулся, услышав раздавшиеся снизу голоса. Брат-капитан Кианвольф выбрался из пробоины в сопровождении Мидаса и еще одного Десантника Караула Смерти, несущего обмякшее тело Титуса Эндора.
Кианвольф вскинул штурм-болтер и выстрелил в человека с пустыми глазами.
Черубаэль вытянул руку и схватил разрывные болты прямо на лету.
- Вали отсюда, ублюдок Астартес! - закричал он Кианвольфу. - Тебя сюда не приглашали!
Демонхост двинулся ко мне. По его светящейся коже метались энергетические разряды. Я почувствовал вонь разложения.
Мы стояли вплотную.
Он протянул руку ладонью кверху. Его ногти были длинными, отполированными и заостренными, словно когти.
- Найти неприкасаемую, чтобы помешать мне… Умно. - Он посмотрел на Биквин. - Как тебе это удалось?
- Судьба, как и время, нелинейна, Черубаэль. Ты и сам, без сомнения, знаешь это. Я нашел Биквин так же, как сны о тебе нашли меня.
Он кивнул:
- Ты мне нравишься, Грегор Эйзенхорн. Столь многообещающий и хитрый соперник… для человека. Мне бы доставило большое удовольствие побеседовать с тобой и преломить хлеб… Но этого не будет! - внезапно обрубил он. - Отдай букварь!
Я вынул многогранник. Его улыбка стала шире.
Я бросил артефакт на гладкую крышу и, прежде чем тот успел соскользнуть, раздавил его каблуком сапога.
Демонхост отступил назад и пристально посмотрел на оставшиеся от букваря осколки.
Черубаэль снова поднял на меня глаза:
- Грегор, ты исключительно самоотверженный человек. Я бы получил истинное наслаждение, убивая тебя, если бы нашелся подходящий день и час. Но ты уже и так мертв. Этому зданию осталось существовать двести сорок секунд. Можешь пока насладиться вот этим. - И он бросил в меня Некротек ксеносов, и я поймал его одетой в перчатку рукой. - Ты выиграл. Можешь взять его в качестве утешения в загробной жизни.
Он побежал к краю крыши, а затем взметнулся в великолепном прыжке, подняв руки. На мгновение завис в воздухе, сложился пополам и, совершив сальто, скрылся в огненном озере внизу.
Я притянул к себе Биквин, дожидаясь, пока приблизятся Кианвольф, Мидас и еще один Десантник из Караула Смерти. Эндор, безвольно повисший на руках воина, казался мертвым. Я подумал, что хорошо бы так оно и было, потому что уже через мгновение все вокруг исчезнет в огне.
- Шипу розы от эгиды, сверху и… в общем, сверху, во имя Императора! Чертова глоссия! Пошевеливайтесь!
Мой боевой катер опустился к крыше здания, распахнув зев ската. Я видел Фишига, сидящего в кабине и орущего в вокс. Рядом с ним стоял Эмос.
Я наблюдал за разрушением 56-Изар с мостика "Святого Скифуса". Молочную шкуру планеты лизали языки адского пламени, каждый размером с континент.
Sanction Extremis.
Экстерминатус.
Вслед за реками огня шли вирусные бомбы. Бурлящие штормы искусственно созданной чумы. Ядерное безумие.
К тому времени, как мы покинули планету, на ее поверхности осталась только зола. С расой сарути контактов больше не происходило.
И грязный, жаркий свет Некротека угас навсегда.
Эпилог
ПАМОФРЕЙ
Мы отдыхали в Памофрее.
Сорок недель полета через Имматериум притупили триумф победы. Флот отправился к Трациан Примарис, и в последний раз я увидел сержанта Джерусса, когда тот махал мне рукой в дымном, шумном баре.
Я арендовал виллу "Звуки Памофрея". Мидас спал большую часть дня, коротал ночи за игрой в регицид с Эмосом и Фишигом. Биквин загорала на солнце и плавала в волнах.
Я же сидел на просоленной открытой веранде и взирал на пляж как бог, позабывший свои творения.
Нам еще предстояла масса работы. Необходимо было писать рапорты, объяснительные и присутствовать на допросах. Лорд Роркен вызвал нас на трибунал, и Высшие Лорды Терры ожидали подробного отчета по данному делу. Впереди маячили месяцы бумажной работы, слушаний и ревизий. Силу, стоявшую за Моли-тором и демонхостом, так и не удалось установить. И хотя лорд Роркен не меньше моего стремится найти ответ, я сомневаюсь, что это окажется просто. Вопрос может годами гнить в лабиринтах медлительной, неуправляемой бюрократической машины Инквизиции.
Но я не позволю спустить это дело на тормозах. Как только у меня появится время заняться следующим расследованием, я всецело отдамся поискам хозяина Черубаэля. Из-за его махинаций благословенное правление человечества чуть не постигла неимоверная трагедия.
Я не забуду и сарути. Они стали наглядным примером (хотя вряд ли мы в нем нуждались) того, как развитая цивилизация может быть целиком поглощена Хаосом.
А пока морские птицы кружат в потоках порывистого ветра. Разбиваются волны.
Человек с пустыми глазами все так же проникает в мои сны.
Эхо минувшего или рябь грядущего?
Поживем - увидим.
БОЕВЫЕ ПОТЕРИ
Руку я потерял на Саметере. И вот история о том, как это произошло. На тринадцатый день сагиттара (по местному календарю), за трое суток до солнцестояния в средневысотном округе города Урбитан, бродячий проповедник Ласло Момбрил был обнаружен беспомощно плетущимся без глаз, языка, носа и обеих рук по плоской крыше заброшенного кожевенного завода.
Урбитан - это второй по величине город Саметера, пришедшей в упадок агрохимической планеты Геликанского субсектора, и нет ничего удивительного в зверских преступлениях и озлобленности, вызываемых разрухой и нищетой его перенаселенных кварталов. Но данный варварский случай выбивался из ряда вон по двум причинам. Во-первых, он не был проявлением ненависти или насилия на почве пьянства, но являл собой хладнокровный акт членовредительства, практически ритуального нанесения увечий.
Во-вторых, это было уже четвертое подобное преступление за месяц.
Я пребывал на Саметере уже около трех недель, занимаясь по поручению Верховного Инквизитора Роркена расследованием связи между местной торговой федерацией и сепаратистским движением с Гесперуса. На поверку оказалось, что их ничто не связывает,- упадок экономики Урбитана вынуждал федерацию вести дела с нечистыми на руку владельцами кораблей, и весь корень проблем таился на Гесперусе, - но мне показалось, что Верховный Инквизитор просто пытается помочь мне таким образом вернуться к активной работе после продолжительного и сложного дела о Некротеке.
По имперскому календарю был уже конец 241.М41. Для меня только-только завершился многомесячный период назначенных самому себе восстановительных процедур, медитации и учебы на Трациане Примарис. Глаза демонхоста Черубаэля по-прежнему иногда будили меня по ночам, а шрамы, причиненные пытками садиста Горгона Лока, остались навсегда. Его струзианский нейронный бич повредил мне нервную систему и парализовал лицо.
Так что улыбаться я теперь не смогу до конца жизни. Но боевые раны, полученные на КСХ-1288 и 56-Изар, исцелились, и мне не терпелось вернуться к работе.
Эта простая деятельность на Саметере вполне устраивала меня, так что я взялся за дело и покончил с ним после стремительного и эффективного расследования. Но, когда я уже собирался отбыть, представители Муниториума неожиданно попросили меня об аудиенции.
Вместе со своими помощниками я снимал апартаменты в Урбитан Экцельсиор - несколько обветшавшем, но все еще приличном заведении в одном из высотных районов города. Затемненные копотью, бронированные круглые окна открывали вид на грязно-серые башни города, позволяя разглядеть даже гадкие воды отравленного залива в двадцати километрах от нас. Орнитоптеры и бипланы сновали между массивными городскими строениями, а бегущие огни грузовых лифтеров и трансорбитальных кораблей мерцали в смоге, уплывая по направлению к космодрому. На перешейке, проступая сквозь дымку желтоватого, застойного воздуха, прометиумные вышки отрыгивали коричневый дым в вечные сумерки.
- Они уже здесь, - произнесла Биквин, входя в гостиную номера из внешнего коридора.
Она была в строгом платье из голубого дамаска и шелковой пашмине, четко придерживаясь моего распоряжения, что мы должны производить спокойное, но могущественное впечатление.
Сам я был в костюме из мягкой, черной льняной ткани, в жилете серого бархата и доходящем до бедер черном кожаном плаще.
- Вам понадобится моя помощь? - спросил Мидас Бетанкор, мой пилот и товарищ.
Я покачал головой:
- У меня нет желания здесь задерживаться. Необходимо только проявить вежливость. Отправляйся пока на космодром и подготовь катер к отлету.
Он кивнул и удалился. Биквин пригласила посетителей войти.
Я чувствовал, что должен продемонстрировать учтивость, поскольку мне решил нанести визит сам Эскин Гансаард, министр безопасности Урбитана. Это был массивный мужчина, облаченный в двубортный коричневый китель, и его громоздкое тело странно контрастировало с чистым, почти мальчишечьим лицом. Эскина сопровождало двое телохранителей в серой, с армированными вставками униформе и низенькая, коренастая, но привлекательная черноволосая женщина в темно-синем комбинезоне.
Я постарался оказаться в кресле на тот момент, когда Биквин приглашала их войти, чтобы иметь возможность неторопливо и уважительно подняться гостям навстречу. Мне не хотелось, чтобы у них остались сомнения в том, кто здесь главный.
- Министр Гансаард, - сказал я, пожимая его руку. - Я инквизитор Грегор Эйзенхорн, Ордо Ксенос. А это мои помощники: Елизавета Биквин, судебный исполнитель Годвин Фишиг и научный сотрудник Убер Эмос. Чем могу вам служить?
- У меня нет никакого желания впустую отнимать ваше время, инквизитор, - ответил министр, явно нервничая в моем присутствии. Отлично, именно на это я и рассчитывал. - До моего сведения довели одно дело, которое, как я понимаю, оказалось вне компетенции городских арбитров. Откровенно говоря, оно отдает влиянием варпа и взывает к вниманию Инквизиции.
Он был прямолинеен. Это впечатлило меня. Кроме того, он очень старался все сделать правильно. Однако я все еще полагал, что его дело окажется такой же пустышкой, как и разбирательство с торговой федерацией, - обычное преступление локального масштаба, требующее только того, чтобы я кивнул и позволил закрыть дело. Если верить моему опыту, то люди вроде Гансаарда часто проявляют чрезмерную осторожность.
- За последний месяц в городе произошло четыре убийства, которые, на наш взгляд, связаны друг с другом. Мне нужен ваш совет на этот счет. Они объединены признаком ритуальности насильственных действий.
- Покажите мне, - сказал я.
- Капитан? - откликнулся министр.
Арбитр-капитан Харли Уорекс оказалась той самой привлекательной женщиной с коротко подстриженными черными волосами. Она шагнула вперед, почтительно поклонилась и протянула мне информационный планшет, украшенный золотым гербом Адептус Арбитрес.
- Я подготовила обзорный отчет по собранным фактам, - сказала она.
Я по диагонали просмотрел информационный планшет, заранее приготовившись одарить это дело учтивым кивком, как и намеревался с самого начала. Но затем остановился, замедлил прокрутку… вернулся назад.
Меня переполнила удивительная смесь восторга и разочарования. Даже беглого взгляда хватило, чтобы понять - это дело незамедлительно требует вмешательства Имперской Инквизиции. В первый раз за несколько месяцев я почувствовал, как приходят в готовность мои инстинкты, как обостряется жажда деятельности. Попросив об аудиенции, министр Гансаард вовсе не проявил излишнюю осторожность. И в то же самое время понимание того, что мой отъезд из этого отвратительного города откладывается, не улучшало настроения.
Все четыре жертвы были ослеплены, после чего им удалили носы, языки и руки. Подчистую.
Проповедник Момбрил оказался единственным, кого обнаружили живым. Он скончался от ран спустя восемь минут после того, как был доставлен в клинику средневысотного сектора Урбитана. Мне показалось вероятным, что он смог каким-то образом вырваться из рук своих мучителей прежде, чем те успели закончить свою работу.
В трех других случаях все происходило иначе.
Поль Грейвен, кузнец; Лютар Хеуолл, изготовитель париков; Идилана Фаспл, акушерка.
Хеуолла неделей ранее обнаружили городские сервиторы-уборщики, совершавшие рутинную проверку отводных труб в средневысотном округе. Кто-то собирался сжечь его останки и смыть их в древнюю канализацию города, но человеческое тело - штука удивительно прочная. При проведении вскрытия не смогли гарантировать, что утраченные члены не поддались разложению и не были смыты, однако повреждения предплечных костей убедительно говорили об использовании пилы или цепного клинка.
Когда тело Идиланы Фаспл извлекли с чердака под крышей одного из многоквартирных зданий средневысотного округа, это пролило больше света на кончину Хеуолла. Кроме того, что Фаспл была искалечена сходным с проповедником Момбрилом образом, ее мозг, мозговой ствол и сердце были вырезаны. Раны были кошмарными. Один из обнаруживших ее рабочих впоследствии покончил жизнь самоубийством. Ее обескровленное, почти мумифицировавшееся тело, высушенное - прокопченное, если вам угодно, - под обогревательными трубами на чердаке, было завернуто в темно-зеленую ткань, сходную с материей, которую используют для постельных скаток в Имперской Гвардии, и прибито гвоздями к нижней стороне балки при помощи строительного пневматического молота.
Сходство этого случая с делом Хеуолла убедило арбитров, что мозговой ствол и сердце изготовителя париков, скорее всего, также подверглись удалению. До этого времени обнаруженную недостачу данных органов списывали на высокий уровень токсичности содержимого сточных труб.