Главная тема повести Владимира Митыпова – ответственность ученого перед человечеством за свои открытия.
Эксперименты профессора Моллини увенчались полным успехом: ему удалось наделить горилл сверхмощным разумом и превратить их в неопитеков, в "живые вычислительные машины". Необычайные способности неопитеков сделали их чрезвычайно полезными для военного ведомства, но ни ученые, ни опьяненные грандиозными перспективами военные и представить себе не могли, к каким ужасающим последствиям приведет открытие Моллини.
Владимир Митыпов
Внимание: неопитеки!
Фантастическая повесть
"Когда загорается дом, надо прежде всего стараться оградить от огня правую стену дома, стоящего налево от горящего дома, и левую стену дома, стоящего направо от него".
(Изречение из старинной немецкой инструкции по тушению пожаров).
Было уже, вероятно, далеко за середину ночи, когда я решил, что ждать до утра, пожалуй, не стоит.
С вечера шел снег, первый и последний в этом году, поэтому в комнате было светло, как в ранних сумерках. Изредка где-то на дальних улицах шумели тяжелые грузовики, скорее всего военные, потому что еще с весны в нашем провинциальном городишке обосновался штаб какой-то мобильной дивизии, следствием чего было резкое увеличение количества потребляемых напитков и мелких безобразий.
"Надо решаться, подумал я, так может пройти вся жизнь, а ведь мне уже тридцать пять, цветущий возраст, если не сейчас, то никогда".
Я поднялся и принялся бесшумно одеваться, что, если вдуматься, было совершенно излишне: жена давно уже стала спать в отдельной комнате. При зеленоватом свете плафона я уложил в чемодан самое необходимое: пару крепких брюк, два свитера, несколько рубашек, походные ботинки на толстой подошве, туфли и парадный костюм для представительств, сунул в револьверный карман чековую книжку и огляделся, все еще не веря, что моя новая жизнь начинается так просто и неожиданно. Все великие дела начинались ночью, усмехнулся я про себя, Варфоломеева ночь, например, девяносто процентов всех восстаний, путчей и дворцовых переворотов.
Нужно было уходить, а я все медлил, чувствуя, что нужно сделать еще что-то.
- Что же, что же? - бормотал я. - Может, я должен кому? Ах, да...
Я подошел к столу и быстро набросал записку: "Я все-таки решился, знаю, что тебя это не очень огорчит. Прости за все. Ухожу. Кеннон". Записку я положил на середину стола, погасил свет и вышел в коридор. Проходя мимо спальни жены, теперь уже бывшей, я замедлил шаги. Как бы мы ни жили с ней последнее время, она все же десять лет была моей женой. Защемило сердце, его с болью начало засасывать в какую-то пустоту. "К черту, к черту!" - мысленно закричал я и повторял это до тех пор, пока не очутился на улице.
Снег уже не шел, а тот, что уже выпал, лежал ровным нетронутым слоем, пугающе белый, так что казалось кощунством топтать его ногами.
Мне приходилось частенько ездить по делам нашей газетенки, поэтому толстый заспанный кассир на вокзале знал меня преотлично.
- Доброе утро, господин Кеннон, - позевывая, сказал он. - Что, опять в командировку?
В ответ я промычал что-то неопределенное, доставая бумажник.
- Надолго?
- Видимо.
- Вам куда?
Я заколебался, потому что и сам не знал, куда еду.
- В эту... в эту... - пробормотал я, лихорадочно припоминая название какого-нибудь неблизкого города. - Подальше куда-нибудь. На юго-западный берег.
Сонное выражение сползло с лица кассира. Он удивленно заморгал свиными ресницами и, пожевав губами, неуверенно спросил:
- Отдохнуть хотите?
- Да, да, - подхватил я. - Именно отдохнуть. Сил, знаете ли, поднабраться, хе-хе... Устал, знаете ли, как-то. Невроз... ностальгия...
- Может, до Вианты вам билет? Курортный город, океан... Сам я, правда, там не был, но, говорят, очень шикарно. - Кассир вздохнул, его одутловатое лицо многосемейного человека, страдающего одышкой и несварением желудка, приняло мечтательное выражение.
- Вианта так Вианта, - согласился я. - Пусть будет она.
Кассир еще раз завистливо вздохнул и принялся выписывать билет.
- Вам было бы удобнее самолетом, - присапывая, говорил он, проворно орудуя ножницами. - Но сами видите, какая стоит погода. Снег этот... Теперь будет слякоть, грязь. - Он подал мне билет.
Я небрежно взял эту банковски похрустывающую бумажку, совершенно не подозревая, что рукой провинциального железнодорожного кассира сама судьба вручила мне билет в новую жизнь с невероятными, прямо-таки чудовищными приключениями. Произошло это, как я случайно отметил, в четверть четвертого утра, и свидетелей тому, можно сказать, не было, если не считать трех или четырех сонных пассажиров, нахохлившихся в по-авиационному низких и элегантных креслах.
Двухместное купе экспресса скудно освещалось химическим светом синего ночника. Явственно пахло спиртным. Проводница - хорошо сложенная, неопределенного возраста брюнетка, с сильно подведенными глазами, - приготовила мне постель, спросила, не нужно ли чего, и, пожелав спокойной ночи, бесшумно удалилась.
Я принялся не спеша раздеваться, в пол-уха прислушиваясь к мягкому перестукиванию колес под полом. Ну, вот и все, думал я, не надо больше мучаться, сомневаться, теперь все в твоих руках, мосты облиты бензином и горят позади ярким пламенем.
Редкие огни окраины, металлический гул моста через обмелевший в последние годы Хампол, и наш городок растворился в ночи, как будто его и не было. А утром он проснется, зашагают по улицам жители, знающие друг друга и друг о друге до осточертения. Все они тут или родственники, или учились в одной гимназии, или работают вместе. Шага не ступишь без того, чтобы кто-нибудь не осведомился о здоровье твоей тещи, самочувствии недавно окотившейся кошки или о том, почему это ты не был с женой на свадьбе долговязой старшей дочери приходского священника. Скука, позеленевший пруд. Как я мог прожить здесь целых десять лет?
- Простите, - раздался за спиной хриплый голос. - Что у вас есть курить?
Я обернулся. С соседнего дивана, опираясь на локоть, смотрел на меня черноволосый сухощавый мужчина примерно моего возраста. При синем освещении он выглядел не совсем приятно, но, видимо, я и сам был не лучше.
- Понимаете, я имел глупость купить с вечера "Золотую корону". Редкостная дрянь, не представляю, кто ее курит... О черт, куда же они делись... - Он беспокойно шарил под подушкой, затем все же нашел и одел очки.
- Если вас устроит "Дубовый корень"... - начал я.
- Превосходно! - обрадовался сосед. -Самое мужское курево. М-м... - он с удовольствием затянулся. - Ф-фу, а то уж голова начала болеть. Как медик, я бы сказал, что курить не надо вообще, а уж если курить, то что-нибудь крепкое и чистое, а не эту нынешнюю ароматизированную и обезвреженную дрянь. Химия! - он усмехнулся и облегченно откинулся на подушку, затягиваясь часто и нервно.
Для четырех утра мой сосед выглядел, как бы это сказать, возбужденным, что ли. Мне это не совсем понравилось. Он часто улыбался - иронически, половиной лица, говорил быстро, руки у него дрожали. Посмотрим, что будет дальше, решил я, забираясь под одеяло Сосед, видимо, спать не собирался.
- Бессонница у меня, - сообщил он, затянулся еще раз и с видимым сожалением выбросил ставший уже совсем крохотным окурок.
- Еще одну? - Я протянул ему сигареты.
- Благодарю вас... Боюсь, одного никотина мне будет недостаточно, чтобы уснуть.
Он задумчиво посмотрел на меня и потянулся к дорожной сумке, лежавшей в сетке над его диваном. В сумке стеклянно брякнуло. "Ясно, - подумал я, - алкоголик".
- По полсотни капель не возражаете?
Из сумки появилась начатая бутылка водки, пластмассовые стаканчики и что-то вроде ветчины.
Причин отказываться у меня, естественно, не было. Так я ему и сказал.
- Прекрасно, - удовлетворенно сказал сосед. - Вкусы у меня, как вы, вероятно, заметили, самые дремучие. Ничего не поделаешь: бывший армейский врач. - Он с невеселой усмешкой пожал плечами. - Крепкие табаки, водка... Знаете, я глубоко убежден, что всякие там коньяки, тонкие вина и все такое пьют только сибаритствующие снобы. Я предпочитаю откровенный ректификат или русскую водку, жаль только, что ее не всегда найдешь. Эту, например, мне привез из России мой друг - дипломат. Ну, давайте за спокойный сон!
Я взял протянутый стаканчик и, испытывая даже что-то вроде благодарности к беспокойному соседу, осушил до дна. Хорошо проперченное мясо отлично дополнило гамму.
- Пить, чтобы жить! - провозгласил сосед, пережевывая ветчину. - Черт побери, нам пора уже познакомиться. Ник Чатраги, - представился он.
- Рэй Кеннон.
Мы с некоторой торжественностью пожали друг другу руки. Чатраги снова немедля наполнил стаканчики.
- За знакомство!
Блаженно смежив веки, он выпил, поморщился и потянулся к закуске.
- Куда едете, Рэй? - спросил он, подхватывая двумя пальцами увесистый кусок ветчины.
- Вианта, - едва отдышавшись, выдавил я.
- Командировка?
- Да нет, пожалуй. Пожить, поработать...
- М-мерзость, - решительно заявил Чатраги, рассматривая на свет оставшееся в бутылке. - Теплый хлев для разжиревших боровов. Даже грязь есть. Там не океан, а подогретая лужа, в которой болтаются человекообразные куски сала. Сутенеры, девки, воры, международные аферисты с хамскими усиками. Какая там может быть работа? Впрочем, если вам нравятся подобные аквариумы...
- Да нет, - стал я оправдываться. - Я сам не знаю, куда ехать, и Вианту я выбрал чисто случайно.
- Ну-ну, - одобрительно пробурчал Чатраги, вылил остатки водки в мой стаканчик и снова полез в сумку. Оттуда появилась еще одна бутылка.
После третьего стаканчика Чатраги заметно охмелел. Он принялся ругать кого-то, а за что - было совершенно непонятно.
- М-мерзавцы, - кривя губы, негромко, но яростно говорил он. Рука его, когда он разливал водку, сильно дрожала. - Вообразили себя Саваофами... компрачикосы... Помнишь, как у Мэри Шелли... Франкенштейн...
Дальше его речь стала еще более несвязной. Горлышко бутылки стучало о край стаканчика, водка выплескивалась.
- С-судить их, всенародно, на фонарный столб. Дожили... обезьяны с автоматами... Профессора Моллини головой... м-мозги по бетонной стене... Эх, не надо было мне уезжать, не надо!
Некоторое время он молча всхлипывал, отвернувшись к стенке. Затем у него, видимо, наступило прояснение.
- К черту Вианту! - объявил он. - Я беру вас с собой. Вы - мой ассистент, так я им и скажу. Мы с вами выжжем этих оборотней. Ипритом! Т-термоядерным огнем! Очистим планету!
Задрав подбородок и судорожно двигая кадыком, он выпил еще и, уткнувшись в подушку, еще немного поругался и затих.
Выпитое несколько успокоило мои взбудораженные нервы, и я тоже довольно легко уснул.
Разбудил меня неугомонный Чатраги. Умытый, с мокрыми, аккуратно причесанными волосами, он стоял надо мной.
- Простите, Рэй, но я в моем нынешнем состоянии не выношу одиночества. Давайте поговорим.
Он был абсолютно свеж, если не считать легкой мути в глазах и некоторой бледности. На столике покачивалась бутылка водки, на подносе стояли аппетитно пахнущие тарелочки с разной снедью.
- Завтракать будем здесь, - заявил, потирая руки, Чатраги. - Идите мойтесь. Бритву вам надо? После обеда будем в Вианте. Эти экспрессы, оказывается, ходят с сумасшедшей скоростью.
Я прошел в смежное купе, где была ванна, напустил воды попрохладней и с наслаждением погрузился до самых ушей. К Чатраги я вернулся, чувствуя себя уже довольно сносно. Чатраги, зло морщась, читал какие-то бумаги, но при моем появлении он тотчас спрятал их в крокодиловый портфель и присел к столу. Разлив по тем же пластмассовым стаканчикам водку, он быстро выпил, с отвращением помотал головой и, пробормотав что-то вроде "пьют же такую дрянь!", уставился на меня сквозь очки.
- Вы мне нравитесь, Рэй. Чем вы занимаетесь?
- Был журналистом до вчерашнего вечера. Сейчас стал безработным по собственному желанию. Так сказать, за бортом по своей воле.
Чатраги быстро и с явным интересом глянул на меня и тотчас отвел глаза.
- А еще что вы умеете делать? Ну там электричество, химия или что-то подобное...
- А, вот вы что имеете в виду... В армии я был механиком. Автомобильные и танковые моторы, и все такое.
- Это дело, - одобрил Чатраги. - Армейский механик... В боевых действиях участвовали?
- Ну, это позже. Когда я был на гражданке. Во время путча Кожаных Курток.
- Вот как? И что вы там делали?
- Меня командировала наша газета, и я познакомился там с Лотом Шарком. Знаете его? Известный социолог и писатель.
- Да, да, - Чатраги взял бутылку, подержал ее и поставил обратно. - Я читал его. "Дорога в пустоту", "Великий мираж" и другое. И что же дальше?
- Мы с ним ездили, собирали материалы о путче, разговаривали со многими из руководителей Кожаных Курток, с идеологами, так сказать. Собирались написать книгу об этом и не успели. Вы же знаете, Шарк вскоре после ликвидации путча погиб в авиационной катастрофе... У него даже название для книги было готово - "Что сказал бы Будда?"
- А что же вы?
- Что - я?
- Почему вы не напишете эту книгу?
- Как вам сказать...
Действительно, как ему объяснить бесконечную гонку за гонораром, чтобы только не видеть в глазах жены этакую величественную жертвенность: "Я отдала тебе все", выматывающие статьи-однодневки, после которых в душе остается пустота и кислятина, визиты замшелых от старости тетушек жены с их ядовито-болезненными улыбочками, бодренькое похохатывание главного редактора, проникновенно заглядывающего в глаза: "Ведь вы это сделаете, Рэй, не правда ли? Это так важно для престижа газеты". А между тем в дальнем ящике стола лежат папки, а в них - откровения Диркана, философа-убийцы, возомнившего, что ему суждено стать духовным отцом человечества, безжалостные юнцы с плоскими глазами садистов и короткоствольными автоматами у живота, взорванные университеты и обсерватории, четыре сожженных дотла города, младенцы, которых подвешивали в тирах вместо мишени, седобородые профессора, утопленные в нужниках, и те пятьдесят студенток на стадионе в Лигедо, которых по горло закопали в землю и пустили по их головам асфальтовый каток: "Науки захотели, стервы? Диспутов о марксизме?" Боже милосердный, как случилось, что вся эта кровь, ужас, боль и позор оказались для меня отодвинутыми на второй план, а вперед выступило вот это: "Рэй, голубчик, нужно прокомментировать для наших читателей последнюю речь президента перед ежегодным собранием ассоциации владельцев мясо-хладобоен", "Милый, пора сделать очередной взнос за норковую шубку", "Рэй, вы обязательно должны быть на крестинах нашей Алисы, иначе вы очень обидите тетю Магду", "Дружище, приходи вечерком, сгоняем, хи-хи, в преферанс в маленьком зале вдовушки Ид".
- Как вам сказать... - повторил я. - Время как-то все не удавалось выкроить...
- Понятно, - протянул Чатраги. - Семья есть?
- Жена... Была.
- Была? - Чатраги поднял брови. - Почему?
- Решил, наконец, сесть за книгу. Больше не мог откладывать.
- Правильно, - Чатраги решительно наполнил стаканчики. - За новую жизнь?
Я кивнул и осушил стаканчик.
- Хотите работу? - Чатраги, страдальчески кривясь, шарил глазами по столу, выбирая, чем бы закусить. - Ведь вы же можете еще на некоторое время отложить свою книгу? Собственно, там и работы-то всего ничего, но опасностей хватает. Оплата хорошая. Согласны?
Я колебался. Чатраги мне определенно нравился, да и свою чековую книжку не мешало бы пополнить с тем, чтобы потом уж писать, не отвлекаясь ради куска хлеба. Но, с другой стороны, я терпеть не могу поспешных решений. Наобещают тебе с три короба, ты поверишь, а потом в один прекрасный день, глядишь, все предприятие оказывается аферой, и ты прочно сидишь на мели, и хорошо еще, если не под следствием. Такие штуки мне тоже были известны. Мне все время почему-то казалось, что Чатраги сильно взволнован, может, даже испуган. Но даже если и было так, внешне у него это выливалось только в ругательства, причем никуда и ни к кому специально не адресованные.
Когда бутылка была опорожнена, Чатраги рыча позвонил проводнице и заказал "еще два пузырька отравы, да позабористей". Раскачивая бедрами гораздо сильнее, чем того требовало колебание вагона, она принесла и поставила перед нами что-то отдававшее одновременно керосиновой гарью, микстурой и крепкой зуботычиной.
- Скорпионы на спирту, - буркнул Чатраги выпив, содрогнулся и сразу же налил еще. - Короче, я предлагаю вам войну. Такой еще никогда не было. Чертовски опасная, но орденов не ждите.
- Если это Иностранный Легион... - начал было я, но он перебил меня.
- Причем тут это, - досадливо отмахнулся он. - За кого вы меня принимаете... Да, вот еще что, - Чатраги нерешительно помолчал, - забудьте, что вы журналист. Ни слова, ни строчки. Ассистент, и все тут. Так и говорите всем. Потом когда-нибудь... Вы увидите небывалое. Чудовищное! Хуже кошмаров Апокалипсиса. Представляете: через несколько лет мемуары - "Монстры, рожденные разумом" или "Мы или они?". Вашу книгу будут рвать из рук, - он ухмыльнулся, - но это в том случае, если останетесь живы.
Слова его произвели на меня неважное впечатление. Нет, я не трус, но одно дело, скажем, отравленные стрелы, бесшумный пулемет или безоткатные орудия, и совсем другое - как это он сказал? - "Монстры, рожденные разумом", "Мы или они?" Кто - они? Тут задумаешься. А может, Чатраги безнадежный алкоголик? Хотя нет, вид у него достаточно респектабельный, врач опять же. Странно, странно...
Во мне заговорило профессиональное любопытство. Прикинув так и эдак, я пришел к выводу, что дело у беспокойного Чатраги, видимо, не шуточное. Во-первых, военные действия, во-вторых, какие-то "они", монстры, как он сказал. Опять же у какого-то профессора Моллини, человека, видимо, уважаемого, ударом о бетонную стену вышибли мозги, что само по себе ужасно. И в довершение ко всему надо еще и молчать. Все это, конечно, не сахар, но, с другой стороны, и деваться-то мне сейчас тоже некуда. Где у меня есть что-то лучшее?
- Через год вы будете обеспеченным человеком, - соблазнял меня Чатраги. - За расходами мы не стоим.
- Кто это - мы? - поинтересовался я.
Чатраги невнятно хрюкнул, блеснув очками.
- Узнаете в свое время, Рэй. Ну, как?
- Я, знаете, как-то не привык покупать кота в мешке. А тут, я вижу, такое дело, что не только кота, но и мешка может не оказаться.