* * *
- Прошу вас…
- Лунань ухватила Ала за край синского халата, который он носил поверх аместрийского костюма, - прошу вас… не надо никого звать.
- Что значит - не надо? - сердито спросил Альфонс. - Вы больны, а я не знаю алкестрии!
- Здесь никто не знает, - Лунань медленно села, тяжело опираясь на пол. В этот момент она как-то вдруг и сразу потеряла всю свою неземную грацию; просто очень худая и очень усталая молодая женщина. - Только я и мой дядюшка… Альфонс, все бесполезно. С детства меня осматривали лучшие специалисты. Мою болезнь не вылечить.
- Но как… - Ал опустился на пол, напротив Лунань. Она тяжело дышала, но, как будто, уже приходила в себя. - Как так получилось, что вас выдают замуж за Чинхе?
Лунань ничего не ответила.
- Потому что они не выпустили бы вас за пределы Союза, если бы знали, что вы проживете долго и сможете поведать секрет… - сам ответил себе Альфонс, чувствуя, как в груди поднимается гнев.
Лунань молчала.
- Черт! - Альфонс врезал кулаком в пол. - Этого не может быть! Лунань, как они могут… использовать вас так…
- Я сама об этом попросила, - спокойным тоном проговорила Лунань.
- Пожалуйста, не говорите моему суженому, мудрейший Альфонс. Прошу вас… если вы хоть немного дорожите мной…
- Отлично…
- Альфонс сел на пол. - Отлично. Да, я должен был предвидеть…
- Что? - Лунань уже вновь садилась, укладывала волосы.
- Я ведь отправился в путешествие, чтобы собирать секреты алхимии. Я должен был предвидеть, что столкнусь с другими секретами. Я уже через это проходил… - Ал провел рукой по волосам и беспомощно оглядел комнату, словно пытался найти инструкцию, нарисованную на стенах.
Его посетило мощнейшее чувство дежа-вю. Эта комната, очень синская, с ткаными панелями на стенах, с широким окном, за которым синели отдаленные горы, с низким столом, где Лунань аккуратно сложила комплект для игры в се, ничем не напоминала неухоженную, заваленную книгами комнату в особняке посреди Ист-Сити… и все-таки мертвенное чувство собственного бессилия ударило Альфонса так сильно, что он сжал кулаки.
- Лунань, - проговорил Элрик, - вы слышали про человека, который превратил свою дочь в собаку?
- Что? - пораженно спросила Лунань. - Зачем?
- Чтобы представить ее на суд другим людям, как диковинку… говорящая химера! - Альфонс уперся кулаками в пол, наклонился вперед. - Лунань, люди не должны использовать друг друга таким образом. Это неправильно. Это отвратительно. У каждого из нас только одна жизнь…
- Да, - сказала Лунань, - только одна. Зачем вы мне это говорите, мудрейший Альфонс?
- Не знаю, - Ал вздохнул, встряхнул головой. - Лунань, вы уверены, что для вас единственный выход - остаться здесь в заложницах? Ведь можно же что-то придумать! Хотите, я устрою вам побег?..
Лунань испытывающе посмотрела на Альфонса Элрика.
- Пожалуйста, помогите мне встать, - сказала она.
Он поднялся и помог ей, как она просила; Лунань опиралась на него, закутав руку в широкий рукав халата. Поднявшись, девушка оказалась очень высокой, ростом почти с Ала.
- Подведите меня к окну…
Окно было широко распахнуто, и холодный ветер взъерошил волосы Ала, охладил лица молодых людей.
Против воли Ал опять подумал о Джерсо и Зампано: как там они, живы ли?
- Что вы видите за окном, мудрейший Альфонс?
- Ограду поместья… сосны… горы за ними.
- А я вижу картину, нарисованную на шелке. Я всю жизнь изучала алкестрию; чем дальше моя связь с моим смертным телом, тем больше я ощущаю потоки энергии, которые пронизывают все кругом. Для меня скоро не будет разницы между тем, что изображено за окном, и тем, что изображено на свитке. И то и другое - только миражи, окружающие наши души.
- Лунань… Но ведь вы ничего не видели и ничего не знаете! Зачем вы просто отдаете себя во власть Чинхе?
Лунань не ответила. После короткой паузы она продолжила говорить все тем же тихим, тающим голосом:
- Знаете, я очень плохо разбираюсь в людях, мудрейший Альфонс. Я все время сижу взаперти. Но я читала о таких, как вы. "В буре они тоскуют о покое, в покое - о буре…" Вы правда считаете, что вот так просто можно взять и выкрасть меня отсюда? Лишь потому, что вам жаль меня? Лишь потому, что вы можете показать мне жизнь прекраснее, чем здесь?
- Разве вы не хотите увидеть эти горы ближе? - спросил Альфонс.
- Но отец и дядя вывозили меня в горы со слугами… еще когда я была девочкой. Мне не очень там понравилось. Мир духов, в который я скоро уйду, окружает нас повсюду. Мне не нужно куда-то уходить, чтобы соприкоснуться с ним. Я очень благодарна за ваше предложение, но… - Лунань вздохнула. - Знаете, сначала я думала, что Чинхе ошибся и вы вовсе не аместрийский гангстер. В вас слишком много мягкости, вы слишком молоды. Но теперь, когда я смотрю на вас и слушаю ваши слова, я понимаю, что вы смотрите на мир так же, как люди триад. Вы просто делаете так, как вам нравится, не думая о чувствах других…
Альфонс слегка нахмурился.
- Я предложил помочь вам. Вовсе не обязательно после этого… втыкать мне нож в сердце и еще его проворачивать.
- Это такая аместрийская идиома?
- Вроде того.
- Простите…
- Лунань опустила лицо. - Я не хотела причинять вам боль даже случайно.
- А если я расскажу Чинхе о вашей болезни? Вам разве что-то грозит? Нивэй просто отвезет вас домой. Насколько я понимаю, Чинхе не осмелится вам угрожать. Зато вы будете свободны от этого брака.
- Альфонс, - Лунань подняла на него глаза, - простите, что я говорю так прямо… Но в Аместрис это принято, я знаю. Когда я сейчас опираюсь на вашу руку, я чувствую, что могла бы опираться на нее вечно, и эта рука осталась бы так же сильна.
Теперь Альфонс не знал, что сказать.
- И когда вы предложили устроить мой побег… - Лунань вздохнула, - на какой-то момент я почти… Но это все равно уже поздно. Сбеги мы вместе, вы неизбежно полюбите меня хотя бы из жалости - а еще потому, что мы любим объекты наших благодеяний…
- Я мог бы полюбить вас, - начал Ал, - но…
- Нет, - сказала Лунань с совсем другой интонацией. - Я хотела выйти замуж, чтобы иметь шанс испытать земную любовь между мужчиной и женщиной, прежде чем уйду в мир духов. И боги даровали мне нечто еще более прекрасное: я узнала, что кроме земной любви может быть иная, прекрасная, бескорыстная, ничего не требующая от объекта любви и только дарующая. Я бесконечно благодарна вам.
Альфонс по-прежнему не мог найти слов. Щеки у него пылали, голова шла кругом. Горы впереди словно расплывались.
"Я в книжке, - тоскливо подумал он, - я в книжке или в каком-нибудь сентиментальном фильме… Эта Лунань - она правда верит в то, что говорит?.."
Альфонс вспомнил их самый первый разговор в этой комнате, три дня назад. Тогда Лунань спросила: "Знание в каком разделе алкестрии вы хотите проверить?.. Науку о земле и воде?.. Науку о людях и зверях? Науку о мыслях?"..
"А можно просто поговорить сначала? - спросил Альфонс. - Госпожа Лунань, я совсем ничего не понимаю в Сине… может быть, вы расскажете мне что-нибудь? А я расскажу вам об Аместрис…"
Сперва она поглядела на него удивленно и холодно, но постепенно оттаяла. Разговор наладился; Лунань, несмотря на свою жизнь затворницы, оказалась кладезем знаний о Сине. Ну ладно, она верит в богов и духов - странно слышать от алхимика (пусть даже восточного), но Ал встречал уже алхимиков, которые верили и в более странные идеи.
А теперь оказывается, что все это время у нее в голове бродили мысли, о которых он и понятия не имел.
Но все-таки ее хрупкость и нежность были настоящими. Болезнь тоже была настоящей - подумать только, как он раньше не замечал, что эти бледность и худоба не могут быть естественными! Он не мог не чувствовать глубокой печали.
- Ваши… сородичи из Союза Цилиня никак не могут вас вылечить? - спросил Альфонс.
- Они пытались, - безмятежно произнесла Лунань.
- Может быть, иная медицина могла…
- Моя мать тоже умерла молодой. Я была совсем маленькой, и не помню этого, но мне рассказывали, что симптомы схожие. И ее, и меня наблюдали лучшие врачи и мастера алкестрии. Иногда нужно просто смириться, чтобы не отравлять себе последние месяцы.
- Что я могу сделать для вас?
- Скажите Чинхе только свое мнение обо мне, как об алхимике, - проговорила Лунань. - Сделайте это быстро, потому что у меня не так много времени.
Ал кивнул. Он тянул время до сих пор, потому что ждал Джерсо и Зампано; но он просто не мог возразить на эту просьбу. Подождет их в Цзюхуа. Ну или что-то еще придумает.
- Я поговорю с ним сегодня же, - кивнул Альфонс.
- И вспоминайте меня без печали.
Холодными пальцами Лунань слегка пожала его руку по аместрийскому обычаю.
* * *
Альфонс собирался поговорить с Чинхе в тот же день. Он решил, что для этого достаточно передать свое пожелание слугам, но ошибся: как оказалось, не нужно было совсем ничего делать. Чинхе передал ему приглашение самостоятельно.
"Голова дракона" ожидал его в украшенной зелеными панелями просторной пустой комнате.
На одной стене здесь висела карта Сина, на другой - коллекция оружия. Прямо кабинет военачальника. Ал уже порядком поднаторел в местных обычаях, чтобы сообразить: никакой это не кабинет, а что-то вроде спортивного зала. Чинхе слегка поклонился при его появлении и указал на низкий полированный стол. Поверхность стола была девственно пуста, если не считать искусной эмалевой инкрустации и небольшого обшитого шелком продолговатого футляра.
"Указ какой-то? - подумал Альфонс. - Нет, черт, я все время забываю, что он бандит, а не государственный чиновник… Здесь и разницы-то не видно".
Ал послушно устроился напротив Чинхе, чувствуя неловкость: ему по-прежнему неудобно было сидеть, поджав ноги. Потом Чинхе сказал:
- Я хотел бы лишний раз поблагодарить вас, господин Эллек, что вы решили оказать мне помощь в столь деликатном деле. Могу ли я осведомиться, как много времени еще понадобится вам, чтобы установить, насколько госпожа Лунань сведуща в искусстве алкестрии?
- Нисколько, - Ал пожал плечами, - я уже закончил. Госпожа Лунань действительно сведуща в алкестрии и алхимии. Я бы хотел вернуться в гостиницу и подождать там возвращения моих телохранителей.
- Вы можете воспользоваться моим гостеприимством и дальше, - произнес Чинхе. - Через два дня состоится моя свадьба с Лунань; вы были бы на ней почетным гостем.
- Я предпочитаю двинуться в путь, - твердо сказал Ал. - Мне было приятно погостить у вас, но исполнение моих дел в Сине это не приблизило. Мне пора в Шэнъян.
- Не торопитесь, - Чинхе взял со стола футляр, раскрыл его и вытащил две длинные тонкие шпильки, покрытые резьбой. Ал чуть было не вздрогнул: он узнал их. Ему стоило больших усилий контролировать выражение лица; не до конца получилось.
- Кажется, мне знакома эта вещь, - сказал он.
- Да, - кивнул Чинхе. - Они были в волосах женщины, найденной мертвой в вашем гостиничном номере. Кто она?
- Ваша помощница.
- Нет, вы только сделали ее лицо похожей на лицо женщины из моего клана. Очень искусно сделали, ваше мастерство заслуживает уважение. Даже я сперва обманулся. Но эти шпильки… вы знаете, что они были сделаны монахом?
- Я еще плохо разбираюсь в ваших обычаях, - Ал пожал плечами. - Впрочем, я слышал о таком.
- Да, они были освящены в храме Тысячи Лепестков, что на горе Шуань. Мое доверенное лицо отправилось туда третьего дня, чтобы возложить шпильки обратно на алтарь. Это был мой подарок, видите ли, - Чинхе говорил все еще совершенно спокойным, обыденным тоном. - И это лицо привезло для меня послание, оставленное на алтаре. Дайлинь жива.
Где она?
Мысли Ала лихорадочно метались.
Ему хотелось одновременно все проклясть и разразиться нервным хохотом; а может быть, просто ударить Чинхе под дых, не дожидаясь конца разговора. К сожалению, между ними был стол, а до окон - далеко, через всю комнату. Даже если перепрыгнуть, Чинхе может метнуть нож… В этих широких рукавах очень удобно прятать оружие, даже огнестрельное. Ал пока не видел здесь пистолетов, но было бы странно, если бы местная мафия их не использовала. Даже если пороховое оружие дорого стоит, уж глава-то триады точно…
На этом месте Ал оборвал горячечную гонку мыслей.
Нужно отвечать, и отвечать быстро. Но как?.. Так, как поступил бы брат?.. Схватить край стола и опрокинуть на Чинхе… Не может быть, чтобы он этого не ждал. Что там Ал думал недавно насчет того, что нужно было учиться у генералов Армстронг и Мустанга, вместо того, чтобы спорить с ними об этике?..
- Сожалею о вашей потере, - холодно сказал он. - Вам приятнее думать, что ваша женщина жива, и это естественно. Но когда что-то пересекает мой путь, господин Чинхе, я это уничтожаю. Женщина мертва.
Если бы я знал, что она так дорога вам, возможно, я постарался бы ее пощадить.
- Женщина жива, - возразил Чинхе. - Прекращайте. Женщина жива, и вы помогли ей сбежать от меня.
"…А она меня выдала, - подумал Ал. - Вот. Ни одно доброе дело не остается безнаказанным. Я-то предлагал ей новую жизнь, а она предпочла цепляться за своего любовника, который подставил ее под взрывы и кто еще знает какие опасности!"
Ал вздохнул.
- Какой мне смысл? И я очень рад, что вы такого высокого мнения о моем искусстве, но нет алхимической печати, которая бы…
- На мосту вы действовали без печати, - быстро перебил его Чинхе.
И тут Альфонса озарило: Чинхе блефует. Никакого послания Чинхе в храме не нашел, хотя, может быть, хотел.
Чинхе сказал про отсутствие печати на мосту слишком торопливо. Он словно заранее продумывал это возражение Ала. Даже удивительно. Он ведь прекрасно владел собой, этот молодой "голова дракона".
Уже потом Ал додумает: если бы Чинхе не сомневался - он бы разговаривал с Алом в пыточном подвале. Он ведь все равно не мог позволить своей женщине сбежать от него; и уж подавно не стал бы миндальничать с похитителем, каким бы превосходным алхимиком он не был. Человек гибкий, но безжалостный, Чинхе был приучен не давать ни в чем слабины.
Однако Альфонс прекрасно понимал всякого, кто не мог оставаться полностью спокойным, говоря о Дайлинь.
- На мосту я лишь канализировал силу землетрясения, - весомо произнес Ал, - что касается печатей, их было достаточно в узоре моста - с той половины, что вела на земли Союза. Вы не обращали внимание?
Это действительно было так, и Чинхе замер на секунду, обдумывая.
- Неполные печати, - сказал он наконец.
- Да, - кивнул Ал. - Но форма моста уже имела место быть. Мне не нужно было прописывать ее в формуле. Поэтому неполные печати сгодились.
Скажите, а чем все-таки Дайлинь заслужила ваш приговор?
Чинхе смотрел на Ала по-прежнему без выражения.
- Сначала вы ее послали меня убить. Мне это не понравилось, вы это знали. Потом вы опять отправили ее ко мне. Зная, что почти наверняка она не уйдет от меня живой. Видимо, я оказал ей услугу, прикончив ее быстро: пожалей ее я, и вы отправили бы девушку на аналогичное задание. И в то же время вы продолжаете испытывать к ней чувства. В чем дело?
Чинхе ничего не ответил.
Ал не знал, что говорить дальше, поэтому замолчал. Потом, подумав еще немного, поднялся.
- Мне не о чем с вами говорить, Чинхе. Я собираюсь уйти и дождаться моих людей в городе. Вы можете попытаться задержать меня. Наверное, у вас даже получится, - Альфонс передернул плечами. - Мне уже ясно, что вы не дорожите связями с моим отцом, - он вовремя вспомнил, что ведь он считается Эдвардом Эллеком, сыном аместрийского гангстера, - но в дальнейшем тогда уж точно можете не рассчитывать ни на какие услуги с моей стороны. Кроме того, мне очень интересно, что скажет Нивэй? Ведь он рассчитывал на кое-какой небезынтересный для него обмен сведениями…
Несколько секунд Чинхе раздумывал, будто взвешивал что-то.
Ал размышлял, в каком случае этому человеку труднее его отпустить: если он убил его любовницу или если дал ей сбежать, спрятав от него?..
В любом случае, у него куда больше резонов пристрелить Альфонса, чем отпустить восвояси.
- Итак, - сказал Чинхе совершенно спокойным тоном, - может быть, обсудим дела, ради которых вы приехали в Син?
Ал чуть скривился.
- У меня нет настроения. Не сейчас. Лучше заеду на обратном пути.
- Вы рискуете меня обидеть.
Ал постарался иронично приподнять брови.
- А не кажется ли вам, Чинхе, что вы сейчас не в той позиции, чтобы торговаться?.. Вы наносите обиду мне и моей семье с момента моего прибытия. Так что сейчас я просто спокойно выйду за ворота и прогуляюсь до Цзюхуа. Судя по карте, тут недалеко. А к нашему разговору мы с вами вернемся через пару месяцев, в Шэнъяне. У меня там свои дела.
Чинхе поджал губы.
- Я предоставляю вам экипаж, как обещал.
Ал улыбнулся уголком губ.
- Ну вот это другой разговор, Чинхе. Может быть, еще с вами сработаемся.
"Все, - решил Ал, - из экипажа выпрыгиваю на ходу, вяжу охрану и добираюсь до Шэнъяна пешком. Он меня точно теперь убьет".
Из дневника А. Элрика
Я не верю в бога, загробную жизнь и духов. Когда мы с братом путешествовали, и он признавался в своем атеизме с готовностью морального эксгибициониста, они (безымянная толпа на пристани, прихожане в храме, потерпевшие в суде) обращались ко мне: "А как насчет тебя, Альфонс?"
Будто я, славный парень, должен был стать их последним прибежищем. Будто если я верил, все логические построения моего брата рассыпались в прах.
Но я не верил.
Я еще верил во что-то сверхъестественное, может, тогда, когда мы с братом накалывали пальцы над грудой мусора, который рассчитывали превратить в нашу мать. Я в глубине души верил, когда мы отправились на поиски философского камня - волшебной вещи, способной решить все наши проблемы. И Эд тоже верил, наверное, хоть и отрицал.
Но потом, когда я вспомнил, что за Вратами поймал собственную руку, и смотрел на Эда глазами существа из круга, вера ушла, как забывается сон после пробуждения.
Эд подтвердил лишний раз: существование души доказано, но мертвых оживить нельзя. Душа живет, пока живет тело.
Не знаю, что случается с душами людей после смерти; но, исходя из того, что я видел и пережил за Вратами, там не сохраняется ничего похожего на личность.