Сигнал
Пару минут спустя Клара выходит через калитку в поле. Она хочет позвонить маме, но телефон не ловит сигнал, так что она идет дальше. Но не прямо к дороге, поскольку не хочет оставаться на виду у ребят, а через поле.
Клара снова достает телефон. Антенна все еще перечеркнута.
На земле спят коровы. Это всего лишь безголовые контуры, еле различимые в темноте, словно спины китов, поднимающихся на поверхность океана. Настоящими коровами они становятся, только когда она подходит ближе - они в испуге просыпаются и отчаянно бегут прочь. Девочка продолжает идти через поле наискосок к виднеющейся вдалеке дороге; музыка и голоса веселящихся ребят постепенно растворяются в ночном воздухе.
Кларе никогда в жизни не было так плохо. А это серьезное достижение, учитывая, что она постоянно страдает от глазных инфекций, трехдневных мигреней и периодических поносов. Ей хочется оказаться в постели, свернуться калачиком и тихонько хныкать в подушку.
И тут девочку снова охватывает ужасная тошнота, настолько сильная, что ей хочется покинуть собственное тело.
Надо остановиться.
Надо остановиться и проблеваться.
Но тут она что-то слышит. Тяжелое дыхание в темноте.
Костер уже в нескольких километрах от нее, видно лишь слабое свечение за неровной изгородью из разросшихся кустов, разделяющей поля.
Она различает массивный силуэт бегущего к ней человека.
- Эй, - задыхаясь, выдавливает он. Он. - Клара.
Это Харпер. Но Кларе слишком плохо, чтобы беспокоиться насчет того, зачем он побежал за ней. Мысли у нее спутались настолько, что она уже забыла его похотливые взгляды и даже надеется, что бежит он вовсе не за ней. Или, может, она что-то потеряла и он хочет это вернуть.
- Что? - спрашивает Клара, заставляя себя выпрямиться.
Он подходит ближе. Широко улыбается и молчит. Похоже, пьян в доску. И все же ей не страшно. Харпер - кретин и хулиган, но она всегда считала его слишком бестолковым, чтобы ждать от него неприятностей. Если, конечно, Тоби не крутится поблизости со своими советами.
- Ты хорошенькая, - говорит он, качаясь, словно огромное дерево, подрубленное у основания.
От его голоса ей становится хуже, тошнота подступает к горлу.
- Нет. Неправда. Мне…
- Я хотел спросить, может, ты хочешь прогуляться.
- Что?
- Ну, просто типа прогуляться.
Клара ошарашена. Она снова задумывается о том, что ему мог сказать Тоби.
- Я пойду.
Он улыбается:
- Все нормально. Я знаю, что я тебе нравлюсь.
Кларе только этого не хватало. У нее сейчас даже нет наготове стандартного набора вежливых отказов, которые помогли бы ей выкрутиться. Она в состоянии лишь идти дальше.
Но Харпер каким-то образом преграждает ей путь и улыбается, словно кто-то из них только что пошутил. Только шутка эта может оказаться жестокой или неприятной. Клара идет вперед, он пятится задом, не давая прохода, а ей как никогда хочется, чтобы рядом никого не было. Никого, кроме мамы и папы.
Сейчас он вдруг начинает казаться опасным, на пьяном лице проступает угроза. У Клары мелькает мысль, что вот так, наверное, чувствуют себя собаки и обезьяны в лабораториях, когда до них вдруг доходит, что ученые вовсе даже не играть с ними собрались.
- Прошу, - выдавливает она, - оставь меня в покое.
Харпера это, кажется, рассердило, как будто она нарочно хотела его обидеть.
- Я знаю, что я тебе нравлюсь. Прекрати притворяться.
Притворяться.
Это слово вихрем кружится у нее в голове, становясь бессмысленным звуком. Клара уверена, что чувствует вращение земли вокруг оси.
Она пытается сосредоточиться.
Вдоль края поля проходит дорога, на которой сейчас никого нет.
Дорога, ведущая в Бишопторп.
К родителям.
Домой.
Подальше от него.
Ей надо позвонить маме. Надо, надо, надо…
- Твою мать!
Клару вырвало на кроссовки Харпера.
- Они новые! - возмущается он.
Клара вытирает рот, ей чуть-чуть полегчало.
- Извини.
Она наконец осознает, что помощи в случае чего ждать неоткуда - они уже очень далеко от остальных ребят и еще недостаточно близко к дороге.
Клара обгоняет Харпера и, ускоряя шаг, торопится под уклон к дороге. Но он не отстает.
- Ничего. Я тебя прощаю.
Не обращая на него внимания, Клара снова пытается позвонить родителям, но из-за нервного напряжения попадает в настройки вместо списка контактов.
Харпер снова рядом.
- Все нормально, говорю. - Его голос изменился, за деланым смехом сквозит гнев.
- Мне плохо. Отстань.
Клара открывает список контактов. И вот заветный номер засветился на экране, отчего девочке становится спокойнее. Она нажимает кнопку вызова.
- Со мной тебе станет лучше. Ну же, я знаю, что я тебе нравлюсь.
Клара прижимает телефон к уху. Идет вызов. С каждым механическим гудком Клара молится, чтобы родители взяли трубку. Но три-четыре гудка, и телефона у нее в руках больше нет. Харпер грубо вырывает его у Клары. И отключает.
Ситуация принимает серьезный оборот. Несмотря на скверное самочувствие, Клара понимает, что шутка становится опасной. Она девочка, а он парень, к тому же он вдвое больше ее и может сделать с ней что угодно. Она думает о том, что в пяти километрах отсюда ее родители сидят за столом и ведут милую беседу с супругами Фелт. Никогда еще пять километров не казались таким большим расстоянием.
- Что ты делаешь?
Он кладет ее мобильник в карман джинсов.
- Твой телефон у меня. Самсунговое убожество.
Он просто ребенок. Трехлетнее дитя чудовищного размера.
- Отдай, пожалуйста. Мне надо позвонить маме.
- Он у меня в кармане. Подойди и достань.
- Ну пожалуйста, отдай, а?
Харпер подходит к Кларе вплотную. Обнимает ее. Клара пытается сопротивляться, но он гораздо сильнее и сжимает ее все крепче. От него разит спиртным.
- Я знаю, что ты в меня втюрилась, - повторяет Харпер, - Ева сказала Тоби.
Сердце у Клары бешено колотится, ее обуревает паника.
- Пожалуйста, - просит она в последний раз.
- Черт, да что такое? Ты на меня блеванула. Такая же чокнутая, как твой братец.
Харпер пытается поцеловать ее. Клара отворачивается.
Следующая его реплика разит, как удар камня.
- Что, думаешь, ты слишком хороша для меня? Не слишком.
Клара уже громко зовет на помощь. Руки Харпера шарят по ее телу с недвусмысленными намерениями.
- Помогите! - снова кричит Клара куда-то в сторону оставшегося позади костра. Слова ее долетают лишь до коров, они смотрят на нее, перепуганные не меньше, чем она сама. Харпер тоже начинает паниковать. Это видно по его лицу: нервная ухмылка, в глазах мечется страх. Не в состоянии придумать ничего лучшего, он зажимает ей рот. Она бросает взгляд на дорогу. Машин нет. Вообще никого не видно. Она пробует кричать, но из-под ладони Харпера доносится лишь сдавленный стон. Он прижимает руку сильнее, чуть ли не сворачивая ей челюсть.
Потом толкает ее сзади под колени и валит на землю.
- Ты не лучше меня, - говорит Харпер, не отнимая руки от ее рта. - Я тебе покажу. - Он наваливается на нее. Нащупывает рукой верхнюю пуговицу Клариных джинсов.
От этого ее страх перерастает в гнев. Она бьет его по спине, тянет за волосы, кусает за ладонь.
Почувствовав кровь, Клара крепче стискивает зубы.
- Ай! Стерва! Ой!
Что-то изменилось.
Она начинает четче мыслить.
Внезапно улетучивается страх.
И тошнота.
И слабость.
Остается лишь кровь, восхитительный вкус человеческой крови.
Жажда, о которой она никогда не подозревала, берет свое, и Клара испытывает облегчение, точно пустыня от первых капель дождя. Она отдается этому ощущению, этому вкусу и не слышит, как Харпер кричит, выдергивая руку. Клара видит на его руке что-то черное и блестящее и понимает, что это рана от ее укуса. Огромная зияющая рана вместо ладони, плоть разорвана до костей. Харпер смотрит на нее в совершенном ужасе, а ей даже не интересно, чем этот ужас вызван. Ей сейчас ничто не интересно.
Ее охватывает дикая неконтролируемая ярость, у нее внезапно появляются силы, чтобы оттолкнуть Харпера, подмять его под себя и продолжить сосать его кровь.
Его сдавленный крик наконец угасает, как и нечеловеческие мучения, что она ему причинила, и Клара остается наедине с изысканным и несравненным наслаждением кровопития. Волны крови топят слабую девочку, какой Клара себя считала, и вызывают к жизни кого-то нового - ее настоящую и сильную сущность.
Теперь Клара сильнее целой армии. От ее страхов не остается и следа, как не остается следа и от ее боли и тошноты.
Она теряется в этих ощущениях, чувствуя насыщенность настоящего момента, свободу от прошлого и будущего, и под покровом темного беззвездного неба продолжает пиршество.
Кровь, кровь
Хелен встает, чтобы подойти к телефону, но он перестает звонить раньше, чем она успевает выйти из столовой. Странно, думает она, и у нее возникает смутное ощущение, будто что-то не так. Она поворачивается обратно к гостям и видит, что Марк Фелт зачерпнул полную ложку ягодного пудинга и несет ко рту.
- Хелен, так вкусно. Дай, пожалуйста, Лорне рецепт.
Лорна бросает на него недобрый взгляд, явно понимая, что это шпилька в ее адрес. Она открывает рот, потом закрывает, потом снова открывает, но все-таки ничего не говорит.
- Вообще-то, - дипломатично отвечает Хелен, - я, кажется, переборщила с красной смородиной. Наверное, следовало купить что-нибудь готовое в магазине.
Сверху, из комнаты Роуэна, доносится музыка, трагический стон гитарных струн; последний раз эту песню Питер с Хелен слышали давным-давно - в Лондоне, на первом свидании. Хелен едва разбирает слова: "Я хочу утонуть в потоке твоей сладкой красной крови" - и невольно улыбается, вспоминая, как весело им было в ту ночь.
- Знаешь, а я хотела тебя навестить, - соблазнительно мурлыкает Лорна, обращаясь к Питеру.
- Да? - удивляется Питер.
Лорна не сводит с него глаз.
- Я имею в виду, как профессионала. Записаться на прием по одному вопросу.
- Записаться к старомодному терапевту? - отвечает Питер. - Не слишком ли банально для специалиста по рефлексологии?
- Ну, надо же обо всем позаботиться.
- Да, думаю, ты…
Не успевает Питер договорить, как снова звонит телефон.
- Опять? - Хелен отодвигает стул и выходит из комнаты.
В коридоре ее взгляд падает на небольшие часы, стоящие рядом с телефоном. Без пяти одиннадцать.
Хелен подходит к телефону и слышит дыхание дочери в трубке. Как будто она только что бежала.
- Клара?
Голос дочери раздается не сразу. Поначалу девочке не удается выговаривать слова целиком, словно ей приходится заново учиться говорить.
- Клара? Что случилось?
Наконец речь Клары звучит внятно, и Хелен понимает, что ее мир рухнул.
- Это все из-за крови. Я не могла остановиться. Это все кровь, кровь…
Тихо
Роуэн весь вечер просидел у себя в комнате, он трудится над стихотворением о Еве, но ничего не выходит.
Вдруг он замечает, что в доме как-то тихо. Не слышно вежливых, натянутых голосов родителей и гостей. Зато до его ушей доносится нечто другое.
На улице заводится мотор. Роуэн отодвигает занавеску и смотрит в окно как раз вовремя - автомобиль быстро выезжает со двора и мчится прочь по Орчард-лейн.
Странно.
Его родители никогда так быстро не водят, так что у него мелькает мысль, не украли ли у них машину. Он надевает майку, которую недавно снял, чтобы сделать пару натужных отжиманий, и бежит вниз.
Бела Лугоши
Хелен выезжает из деревни, и в темноте по окнам машины хлещут ветви деревьев. Она предпочла сесть за руль сама, так как понимала, что Питер, узнав обо всем, потеряет контроль над собой. Но, даже усадив его на пассажирское место, она все равно решила повременить с новостями до тех пор, пока деревня не останется позади. Ей казалось, что вдали от домов и улиц их новой жизни сделать это будет проще. И вот она сообщила ему, что случилось неизбежное. Теперь Питер кричит на нее, а она пытается сосредоточиться на пустой дороге.
- Черт дери, Хелен, - возмущается он. - Она знает?
- Нет.
- Так что же, по ее мнению, произошло?
Хелен набирает полные легкие воздуха и старается описать ситуацию как можно точнее.
- Парень приставал к ней, и она на него напала. Укусила. Она все говорила о крови. О ее вкусе. Толком ничего было не разобрать.
- Но она не сказала…
- Нет.
Питер смотрит на Хелен и произносит те слова, которых она ожидала. И с которыми ей придется согласиться.
- Надо сказать ей. Им обоим. Они должны знать.
- Я понимаю.
Питер качает головой, Хелен старается игнорировать его яростный взгляд. Она продолжает внимательно следить за дорогой, надеясь не пропустить нужный поворот. Но Питер кричит ей прямо на ухо, и его голос она отключить не может.
- Семнадцать лет! Через семнадцать лет до тебя доходит, что надо было им сказать. Отлично. Просто отлично.
Питер достает из кармана мобильник и набирает номер. Он делает резкий вдох, собираясь заговорить, но потом осекается. Автоответчик.
- Это я, - говорит он, наконец решившись оставить сообщение. - Понимаю, мы давно не общались. - Нет. Не может быть. - Но похоже, ты нам нужен. У Клары неприятности, и сами мы никак не справимся. - Да. Он звонит своему брату. - Пожалуйста, позвони, как только…
Хелен отводит взгляд от дороги, снимает руку с руля и выхватывает телефон. Машина чудом не врезается в деревья.
- Какого черта? - Хелен сбрасывает вызов. - Ты обещал, что никогда не будешь ему звонить.
- Кому?
- Ты же звонил Уиллу.
- Хелен, парень мертв. Нам уже не под силу разбираться с такими вещами.
- Я взяла лопату, - отвечает она, понимая, насколько смешно это звучит. - Обойдемся без твоего брата.
Несколько секунд они молчат. Доезжают до поворота, сворачивают, едут дальше.
Уилл! Он позвонил Уиллу!
Она-то знает, что, по мнению Питера, он поступает абсолютно разумно. В этом весь ужас. Дорога сужается, деревья подступают ближе, они нависают над машиной, точно пьяные гости в причудливых шляпах на безумной свадьбе.
Или на похоронах.
- Он может унести тело по воздуху, - произносит Питер через некоторое время. - Он может быть здесь через десять минут. Он может решить проблему.
Хелен стискивает руль в новом приступе отчаяния.
- Ты же обещал, - напоминает она мужу.
- Знаю, что обещал, - кивает Питер. - Мы давали много обещаний. Но это было до того, как наша дочь пошла на вечеринку на каком-то проклятом поле, превратилась в Белу Лугоши и съела пацана. Я вообще не понимаю, как ты ее отпустила.
- Она спрашивала разрешения у тебя, а ты не слушал.
Питер возвращается к больной теме:
- Он еще практикует. В Манчестере. Он писал мне на прошлое Рождество по электронке.
- Писал? - Хелен вздрагивает. - Ты мне не говорил.
- Угадай почему.
Хелен сбавляет скорость. Клара, мягко говоря, не очень четко объяснила, где она.
- Она может быть тут где угодно.
Питер показывает в окно:
- Смотри.
На одном из полей Хелен видит костер и различает вдалеке фигуры. Клара должна быть рядом. Хелен молится про себя, чтобы никто из ребят не пошел искать Клару или того парня.
- Если не хочешь, чтобы я впутывал в дело брата, я сделаю это сам, - говорит Питер. - Унесу отсюда труп.
- Не смеши, - отмахивается Хелен. - Да ты и не смог бы. Уже не смог бы. Прошло семнадцать лет.
- Смог бы, если бы выпил крови. Много мне не надо.
Хелен смотрит на мужа, не веря своим ушам.
- Я забочусь о Кларе, - оправдывается он, глядя на обочину. - Ты должна помнить, каково это. Что в таких случаях бывает. Ее не тюрьма ждет. Они ее…
- Нет, - твердо говорит Хелен. - Нет. Мы сами разберемся с телом. Похороним его. Отвезем в торфяник и похороним. По-человечески.
- По-человечески! - У Питера вырывается горький смешок. - Боже ты мой!
- Питер, мы должны быть сильными. Если ты глотнешь крови, все покатится к чертям.
- Ну ладно, ладно. Ты права, - подумав, соглашается он. - Но сначала я хочу кое-что узнать.
- Что? - спрашивает она. Даже такой ночью - особенно такой ночью - Хелен невольно пугается подобного заявления.
- Я хочу знать… любишь ли ты меня.
Вопрос, столь неуместный в критических обстоятельствах, ошеломляет Хелен.
- Питер, сейчас не…
- Хелен, мне надо знать.
Она не может ответить. Странно. О чем-то врать просто, о чем-то - сложно.
- Питер, сегодня я не намерена ублажать твой эгоизм.
Муж кивает и делает глубокий вдох, пропуская ее слова через себя, - свой ответ он получил. И тут Хелен замечает впереди что-то, точнее, кого-то, сидящего в кустах.
- Это она.
Клара выходит на обочину, и действительность обрушивается на них. Чистая одежда, в которой дочь уходила из дому, теперь пропитана кровью. Свитер и вельветовый пиджак блестят от крови, лицо и очки перемазаны. Она закрывает глаза от яркого света фар.
- О господи, Клара.
- Хелен, фары. Ты ее ослепишь.
Хелен выключает фары и подъезжает к дочери, которая стоит на месте, медленно опуская руку. Через секунду Хелен вылезает из машины и бросает взгляд на темное поле, но тела не видит. Похолодало. Дует свежий ветер, прилетевший без преград через море и болота. Он развевает волосы Клары, и лицо ее кажется открытым и беззащитным, как у младенца.
"Я ее погубила, - думает Хелен. Застывшие черты дочери пугают ее больше, чем кровь на щеках. - Я погубила всю нашу семью".