- Нет. Я всегда был таким. Рэдли - это целая династия вампиров. Наша история насчитывает века. Рэдли - вампирская фамилия. Она означает "принадлежащий красному лугу" или что-то вроде того. И я уверен, что этот луг красен не от мака. Но вот твоя мама…
- Ее обратили?
Отец кивает. Роуэн видит, что его что-то печалит.
- В свое время она хотела стать вампиром, - отвечает он. - Это случилось не против ее воли. Но сейчас мне кажется, что она не может мне этого простить.
Роуэн ложится на кровать и молча смотрит на упаковку бесполезного снотворного, которое он годами пил на ночь. Отец какое-то время молча сидит рядом, слушая мягкое поскрипывание батарей отопления.
"Упырь, - думает Роуэн несколько минут спустя, читая пособие. - Тоби прав. Я упырь. Я упырь. Я упырь".
Еще он думает о матери. Которая захотела стать вампиром. Совершенно непонятно, как можно хотеть превратиться в чудовище.
Питер встает, и Роуэн видит: отец заметил что-то в зеркале. Он облизывает палец, стирает со щеки оставшуюся кровь и смущенно улыбается.
- Ладно, поговорим еще завтра. Нам надо быть сильными. Ради Клары. Мы не должны вызывать подозрений.
"Мы всегда только их и вызывали", - думает Роуэн, в то время как отец закрывает дверь.
Немного похож на Кристиана Бейла
Тоби Фелт катит на своем велосипеде, допивая последние глотки водки.
Мусорщик!
Отвратительно. Тоби дает себе клятву, что покончит с собой, если когда-нибудь станет мусорщиком. Залезет в кузов зеленого грузовика и будет ждать, пока его не раздавит отбросами.
Но вообще-то он знает, что до этого не дойдет. Потому что люди по жизни делятся на два типа. Одни сильные, как Кристиан Бейл и он сам, а другие слабые, как отец Евы и Роуэн Рэдли. И задача сильных - постоянно наказывать слабых. Таков способ оставаться на вершине. Если слабых не трогать, то в итоге ослабнешь сам. Это все равно что, находясь в Бангкоке будущего в седьмой "Обители зла", встать на месте и позволить зомби сожрать тебя заживо. Убивай - или будешь убит.
Когда Тоби был младше, он часто фантазировал о том, как кто-то захватывает Бишопторп. Не обязательно зомби, но нечто такое.
Путешествующие во времени нацисты.
Беглые инопланетяне.
Нечто.
Так вот, в итоге в этой реальности "Иксбокса" гибнут все, под конец даже его отец, выживает только он, Тоби, и убивает всех врагов. Как Бэтмен. Или Терминатор. Или Кристиан Бейл. (Говорят, что он и впрямь чем-то похож на Кристиана Бейла. То есть его мама так говорила. Настоящая мама. А не эта тупая потаскуха, с которой ему приходится жить теперь.) Он расстреливает их, поджигает, дерется врукопашную, разбрасывает гранаты теннисной ракеткой - все, что потребуется для победы. И Тоби знает, что он принадлежит к числу сильных, потому что может заполучить такую девушку, как Ева, пока уроды вроде Роуэна Рэдли сидят дома и почитывают стишки.
Он подъезжает к указателю на въезде в деревню. Замахивается бутылкой, как будто собирается подать теннисный мяч, и разбивает ее об указатель.
Это страшно веселит Тоби, и он смотрит на остатки бутылки. При виде разбитого стекла у него появляется идея. Минуту спустя он уже едет мимо Лоуфилд-клоуз и выбирает объездной маршрут. У дома он видит позорную маленькую "короллу", на которой ночью за Евой приехал отец. Тоби оглядывается, потом ловко соскакивает с велосипеда и опускает его на дорогу. В руке у него отбитое бутылочное горлышко.
Он садится у машины и вдавливает острие стекла в колесо. Тоби пытается дорезать до камеры, но у него ничего не получается. В стене, окружающей сад, он высматривает шатающийся камень, вытаскивает его, садится на велосипед и, поставив ногу на педаль, бросает камень в окно со стороны пассажирского сиденья.
Звук бьющегося стекла скорее отрезвляет его, нежели вызывает возбуждение, которое он предвкушал.
Тоби мчится прочь, к дому, крутя педали как можно быстрее, пока никто не успел встать с кровати и отдернуть штору.
СУББОТА
Кровь не удовлетворяет желание. Она его усиливает.
"Руководство воздерживающегося" (издание второе), стр. 50
Отрада есть на горной крутизне
Мало что на свете так же прекрасно, как пустынная дорога в четыре часа утра.
Белые полосы и подсвеченные знаки указывают, как ехать, и им нет дела до того, есть ли рядом люди, которые будут их слушаться, как нет дела камням в Стоунхендже до судеб жалких воздерживающихся, которые тысячелетия назад притащили их через равнину Солсбери.
Вещи остаются.
Люди умирают.
Можно следовать знакам и системам, которым положено следовать, а можно пожертвовать обществом и прожить жизнь, повинуясь инстинктам. Что там сказал лорд Байрон всего через два года после того, как его обратили?
Есть наслажденье в бездорожных чащах,
Отрада есть на горной крутизне…
Есть и еще где-то, в той же песне:
О, если б кончить в пустыни свой путь,
С одной - прекрасной сердцем и любимой, -
Замкнув навек от ненависти грудь,
Живя одной любовью неделимой.
Живя одной любовью неделимой. Это распространенное проклятие вампиров. Они пробуют многих, но истинно жаждут только одну.
"Нет, - думает Уилл, - лорд Б. непревзойден".
Ну, Джим Моррисон подобрался довольно близко, признает он, слушая "Двадцатый Век Фокс" и отстукивая пальцами ритм на руле. (Впрочем, Уилл никогда не верил в теорию, будто бы Моррисон - это личина, избранная Байроном в шестидесятых.) Хендрикс тоже неплох. Или даже Роллинги, когда вампир был еще с ними. Весь тот самовлюбленный кровавый рок шестидесятых, который играл их с Питером отец, когда они были совсем маленькими.
Двигатель слегка хрипит; топливный датчик показывает, что бензин почти кончился. Уилл заезжает в круглосуточный автосервис и заправляет бак.
Иногда он платит за бензин, иногда нет. Деньги для него не значат ровным счетом ничего. Если бы Уилл хотел, у него были бы миллионы, но на них все равно не купишь ничего столь же восхитительного на вкус, как то, что он получает задаром.
Сегодня он не прочь повалять дурака, поэтому заходит в автосервис с последней двадцаткой. (Три дня назад он посетил вечеринку быстрых свиданий в баре "Тигр, Тигр" в Манчестере и там познакомился с девушкой со вполне подходящей шейкой, которая к тому же только что сняла двести фунтов из банкомата.)
За кассой на стуле сидит молодой человек. Он чихает журнал "Нате" и не замечает Уилла, пока тот не подходит вплотную и не начинает совать ему двадцатку.
- Третья колонка, - говорит он.
- Что? - переспрашивает кассир. Он вытаскивает наушники. Обостренный слух Уилла улавливает музыку в стиле хаус, которую слушал парень; этот энергично-металлический звук передает таинственную вибрацию и ритм ночи.
- Вот оплата за третью колонку, - повторяет Уилл.
Юноша кивает и, жуя, нажимает необходимые кнопки на кассовом аппарате.
- Не хватает.
Уилл молча смотрит на него.
- С вас двадцать фунтов семь пенсов.
- Прошу прощения?
Кассир чувствует, как где-то глубоко внутри зарождается страх, но не прислушивается к его невнятному голосу.
- Вы немножко перелили, - поясняет он.
- На семь пенсов.
- Ага.
- На целых семь пенсов?
- Ну да.
Уилл постукивает по лицу королевы на банкноте.
- Боюсь, у меня больше нет.
- Мы принимаем любые карты. "Виза", "Мастеркард", "Дельта"…
- У меня нет карточки. Я ими не пользуюсь.
Парень пожимает плечами.
- Ну, с вас двадцать фунтов и семь пенсов. - Он втягивает верхнюю губу, чтобы подчеркнуть свою непоколебимость.
Уилл смотрит на кассира. Сидит тут в спортивном костюме, со своим журналом, с айподом, с результатами неудачных экспериментов с растительностью на физиономии - и при этом с таким видом, будто он представляет собой нечто оригинальное, созданное им самим. А между тем в его крови чувствовался бы привкус древних корней, тяжелой и длительной борьбы за выживание в течение сотен поколений, отзвуки голосов предков, о которых он никогда не слышал, ароматы непостижимых эпических времен, нотки первобытных истоков его существования.
- Тебе действительно так важны эти семь пенсов? - спрашивает Уилл.
- Менеджеру важны. Да.
Уилл вздыхает:
- Видишь ли, в мире есть проблемы и посерьезнее.
Он задумывается об этом парне. Есть такие люди, которые подсознательно догадываются, кто ты такой, и втайне мечтают тебя напоить. Не того ли он добивается?
Уилл отходит, глядя на свое призрачно-серое отображение на экране системы видеонаблюдения. Он дергает на себя дверь, но она не открывается.
- Вы не уйдете, пока не заплатите полную сумму.
Уилл улыбается, столь наглядная демонстрация свойственной некровопьющим мелочности его искренне забавляет.
- Ты действительно так дешево оцениваешь свою жизнь? В семь пенсов? Да что ты купишь на эти деньги?
- Я тебя не выпущу. Полиция уже едет за тобой, приятель.
Уилл вспоминает об Элисон Гленни, заместителя комиссара манчестерского отделения полиции. Она уже много лет жаждет его смерти. "О да, - думает он. - Полиция постоянно за мной едет".
Уилл направляется обратно к кассе.
- Ты чего-то от меня хочешь? В этом дело? Видишь ли, мне кажется, что за этими твоими мелкими придирками стоит нечто большее. По-моему, ты просто очень одинокий парень на очень одинокой работе. И из-за такой работы у тебя рождаются определенные желания. Тебе хочется человеческого общения… человеческих… прикосновений…
- Отвали, пидор.
Уилл улыбается:
- Отлично. Явно подчеркивает твою гетеросексуальность. На сто процентов. Без базара. Ну, так что пугает тебя больше? Что я тебя убью? Или что тебе это понравится?
- Полиция скоро приедет.
- Хорошо, тогда, я думаю, будет лучше, если ты откроешь кассу.
- Что?
- Открывай кассу, я сказал.
Юноша тянет руку под прилавок, не сводя глаз с Уилла. Он достает кухонный нож.
- О, ножик. Фаллическое орудие, символизирующее вторжение и проникновение.
- Отвали, ясно?
- Проблема в том, что для меня тебе потребуется что-нибудь побольше. Что-нибудь, чем можно пронзить насквозь.
Уилл закрывает глаза и вызывает в себе древние силы. Он немедленно преображается и начинает заговаривать кровь.
Парень не сводит с него глаз. Страх переходит в слабость, затем в тупую покорность.
- Сейчас ты положишь нож, откроешь кассу и дашь мне несколько бумажных портретиков королевы, которые у тебя там хранятся.
Кассир растерян. На его лице отражается борьба, заведомо проигранная. Его руки дрожат, нож наклоняется вперед, потом падает на прилавок.
- Открывай кассу.
Парень подчиняется.
- Теперь давай деньги.
Он хватает без разбора десятки и двадцатки и протягивает их через прилавок.
Слишком просто. Скучно. Уилл показывает за прилавок:
- Нажми кнопочку и открой дверь.
Парень опускает руку и нажимает на переключатель.
- Погладить тебя по руке?
Он кивает:
- Да, пожалуйста. - Рука ложится на прилавок. Веснушчатая кожа и обгрызенные ногти.
Уилл ласкает его руку, вырисовывая на коже маленькую восьмерку.
- Когда я уйду, скажешь полицейским, что вызвал их по ошибке. А когда твой босс поинтересуется у тебя, куда делись деньги, говори, что не знаешь, потому что ты и вправду не будешь знать. Но потом ты, может быть, поймешь, что они достались более достойному человеку.
Он отходит, открывает дверь. Из окна фургона Уилл с улыбкой наблюдает, как парень засовывает наушники обратно в уши, напрочь забыв о произошедшем.
Омлет
- Не приезжай сюда. Пожалуйста.
Никто из сидящих за кухонным столом не слышит мольбу Хелен, нашептываемую омлету, который она взбивает на сковородке. Ее надежно заглушает нудное бормотание "Радио Четыре".
Продолжая помешивать, Хелен думает о своей бесконечной лжи. Все началось, еще когда дети были грудничками и она рассказывала своим знакомым из Национального фонда деторождения, что переходит на смесь, потому что акушерку якобы беспокоят "проблемы с кормлением". У нее не хватало духу признаться, что даже до того, как у малышей начинали резаться первые зубы, они кусали ее до крови. Клара в этом отношении оказалась хуже Роуэна, и Хелен со стыдом говорила подругам, ратующим за грудное вскармливание, что кормит трехнедельного младенца из бутылочки.
Она знает, что Питер прав.
Знает, что у Уилла есть и связи, и талант. Как там оно называется? Заговаривание крови. Он умеет заговаривать кровь людей. Это особый гипнотический дар, проявляющийся благодаря частому потреблению крови. Но Питер понимает далеко не все. Он даже не подозревает, что играет с огнем.
Хелен вдруг замечает, что омлет уже начал подгорать, отскребает его от сковородки и выкладывает всем на тосты.
Сын смотрит на нее, он ошеломлен тем, что она делает вид, будто все нормально.
- По субботам у нас омлет, - поясняет мама. - Сегодня же суббота.
- В гостях у вампиров.
- Роуэн, хватит, - говорит Питер, в то время как омлет плюхается ему на тост.
Хелен предлагает омлета и Кларе, та кивает, чем вызывает презрительное фырканье брата.
- Мы тут с папой поговорили, - усевшись, сообщает Хелен. - Если мы хотим пройти через случившееся всей семьей, если мы хотим жить в безопасности, нам следует вести себя как обычно. Я имею в виду, люди начнут сплетничать и задавать вопросы о вчерашнем. Может быть, придут и полицейские. Хотя пока что парня даже пропавшим без вести нельзя считать, не говоря уж о… Только через двадцать четыре часа…
Она бросает выразительный взгляд на Питера, требуя поддержки.
- Мама права, - вяло подтверждает он.
Все наблюдают за Кларой, которая начала есть омлет.
- Ты стала есть яйца, - отмечает Роуэн. - Яйца снесли куры. А куры - живые существа.
Клара пожимает плечами:
- Познавательно.
- Брось, она должна нормально питаться, - вмешивается Питер.
Роуэн вспоминает легкомысленный тон отца, когда он вчера ночью перечислял знаменитых вампиров. А потом - как Клара в прошлую субботу объясняла, почему решила стать стопроцентной вегетарианкой.
- А как же речь о курином Освенциме, которую мы прослушали на прошлой неделе?
- Эти куры бегали на свободе, - пытается ослабить напряжение Хелен.
Клара резко поворачивается к брату. Ее глаза, сегодня без очков, сияют новой жизнью. Даже Роуэн вынужден признать, что она никогда еще так хорошо не выглядела. Волосы блестят, цвет кожи поздоровел, изменилась даже осанка. Обычно сестра сидела, сгорбившись и понурив голову, а теперь спина у нее прямая, как у балерины, а голова кажется воздушным шариком, наполненным гелием. Такое ощущение, что сила притяжения над ней теперь не властна в полной мере.
- И что тут такого? - спрашивает Клара.
Роуэн опускает глаза в тарелку. Он-то как раз напрочь лишился аппетита.
- Вот так, значит, оно происходит? Выпиваешь крови и отбрасываешь все свои принципы вместе с очками?
- Ей необходимо есть яйца, - вступается за дочь Хелен. - Отчасти в этом и была проблема.
- Да-да, - подхватывает Питер.
Роуэн качает головой:
- Но ей, похоже, теперь вообще все равно.
Хелен с Питером переглядываются. Нельзя отрицать, что тут Роуэн прав.
- Роуэн, прошу тебя, это очень важно. Я понимаю, на тебя многое свалилось. Но давайте все вместе постараемся помочь Кларе пережить этот приступ, - просит мать.
- Ты говоришь так, будто у нее астма.
Питера от этого тоже передернуло.
- Хелен, она выпила много крови. Наивно рассчитывать, что можно и впредь вести себя так, словно ничего не произошло.
- Да, наивно, - признает она. - Но мы все равно это сделаем. Мы будем выше случившегося. А для этого надо продолжать жить как обычно. Просто жить как обычно. Папа пойдет на работу. Вы в понедельник отправитесь в школу. Но сегодня Кларе, наверное, лучше не выходить из дому.
Клара кладет вилку на стол.
- Я пойду гулять с Евой.
- Клара, я…
- Мам, мы договорились. Если я не пойду, это вызовет подозрения.
- Да, пожалуй, - соглашается Хелен.
Роуэн хмурит брови и ест омлет. А Клара, похоже, чем-то недовольна.
- А почему мы всегда включаем "Радио Четыре", хотя никогда его не слушаем? Раздражает. Как бы доказываем, что мы - средний класс или типа того?
Роуэн не сводит глаз с незнакомого человека, вселившегося сегодня в его сестру.
- Клара, заткнись.
- Сам заткнись.
- Черт, ну неужели ты ничего не чувствуешь?
Питер вздыхает:
- Ребята, успокойтесь.
- Ты ведь все равно Харпера терпеть не мог. - Клара окидывает брата таким взглядом, будто это он ведет себя странно.
Роуэн берет вилку с ножом и тут же кладет обратно. Он ужасно не выспался, но гнев разгоняет усталость.
- Мне многие люди не нравятся. Ты готова всю деревню ради меня вырезать? Можно подать заявку? Так это работает? А то мне на днях в "Обжоре" сдачи недодали…
Хелен косится на мужа, и тот снова пытается образумить детей:
- Ребята… - Он примирительно поднимает руки, но Роуэн с Кларой сцепились уже всерьез.
- Я защищалась. Знаешь, не будь ты таким овощем, тебе жилось бы куда веселее.
- Овощем. Отлично. Спасибо, графиня Клара Трансильванская, это афоризм дня.
- Иди на хер.
- Клара! - Хелен от неожиданности льет апельсиновый сок мимо стакана.
Клара отодвигает стул, скрежеща им по полу, и вылетает из кухни, чего не делала еще ни разу в жизни.
- Все вы идите на хер.
Роуэн откидывается на стуле и смотрит на родителей:
- На этом месте она по сюжету превращается в летучую мышь?
Пропащие
Вот мы и на месте. Седьмой круг ада.
Въезжая в деревню, Уилл осматривает достопримечательности главной улицы. Выкрашенный фиолетовой краской магазин детской обуви, называется "Динь-Динь". Скучный на вид паб и опрятный маленький гастроном. Ого, а это что, секс-шоп? Да нет, всего лишь магазинчик маскарадных костюмов для убогих депрессивных некровопьющих, верящих, что поход на вечеринку в парике в стиле афро и тряпках с блестками скрасит их унылую повседневность. А для тех, кому не помогает, вон еще и аптека. Какой-то чудик в балахоне, натянув на голову капюшон, выгуливает трясущуюся собачонку. Но этого мало, чтобы нарушить царящий здесь душный уют, атмосферу тишайшей благопристойности. Уилл останавливается на светофоре, чтобы пропустить престарелую пару. Они медленно поднимают свои хрупкие ручонки в знак благодарности.