Розовое солнце уже высоко взошло, когда "Апекс" пробился сквозь гряду кучевых облаков и на северном горизонте показалась грозная тень Уайи. Мало-помалу в дымке проявились детали - утесы, пляжи, мысы. Цвета постепенно оживлялись, разделяясь на бледные серовато-коричневые, охряные, черные, желтовато-бурые и красновато-шоколадные тона. Приближался берег - от массы континента отделился полуостров, загораживавший длинную узкую бухту. В глубине бухты виднелись несколько рядов избушек и хижин, небольшое скопление складов и видавшая виды гостиница из беленых бревен: сооруженная на причале, она наполовину нависла над водой, опираясь на целый лес корявых свай.
"Галигонг! - объявил Кельсе. - Крупнейший порт Вольного Алуана".
"Сколько отсюда до Рассветной усадьбы?"
"Примерно тысяча триста километров, - Кельсе изучал окрестности в бинокль. - Что-то не вижу старого "Стюрдеванта"... но мы прилетели раньше, чем рассчитывали. Хильгарды разбили лагерь на берегу и устроили кару. Кажется, женские драки в самом разгаре". Он передал бинокль Эльво Глиссаму, но тому удалось разглядеть - к некоторому своему облегчению - лишь мешанину скачущих на месте высоких голуболицых фигур в белых, розовых и темно-желтых облачениях.
Аэромобиль приземлился. Все четверо вышли на белесый известковый берег Уайи и поспешили, закрывая лица от беспощадно палящих розовых лучей, найти укрытие в гостинице. Распахнув дверь, они оказались в полутемной таверне, освещенной только вереницей напоминающих бортовые иллюминаторы круглых окон из толстого зеленого стекла. Вышел низенький толстый трактирщик, явно из пришлых, с редкими остатками каштановых волос, раздвоенной пуговкой носа и меланхолическими карими, чуть раскосыми глазами.
Кельсе спросил: "Из Рассветного поместья сообщения были?"
"Нет, висфер, ни слова".
Кельсе снова посмотрел на часы: "Что-то он опаздывает..." Приоткрыв выходную дверь, Кельсе выглянул наружу, посмотрел на небо, вернулся: "Перекусим, в таком случае. Хозяин, что вы можете предложить?"
Трактирщик скорбно покачал головой: "Порадовать-то вас особенно нечем. Можно поджарить немного спернума. Остались консервированные полипы, пара банок. Если хотите, служка сбегает, соберет свежей каменицы - салат сделаем. За сахарные пирожные в витрине поручиться не могу, они уже подсохли... но к чаю, наверное, сгодятся".
"Приготовьте, что найдется. Тем временем, мы не отказались бы выпить по кружке холодного эля".
"Холодным-то его не назовешь..." - продолжая бормотать, хозяин скрылся в глубине таверны.
Через некоторое время подали обед - значительно более существенный, чем можно было предположить на основе пессимистических посулов трактирщика. Шайна и три ее спутника сели за длинный стол, стоявший снаружи на причале, в тени гостиницы. Отсюда открывался вид на северный берег бухты, где расположились табором хильгарды. Хозяин гостиницы подтвердил, что кочевники уже второй день празднуют кару: "Любопытствовать не советую. Они нализались раки - если подойдете ближе, могут быть крупные неприятности. Сегодня с утра уже устроили три женские драки и восемь расколад, а к вечеру начнут запускать с колеса". Еще раз предупредив гостей многозначительным жестом, трактирщик вернулся в недра своего заведения.
"Не совсем понимаю, о чем он говорит, - заметил Эльво Глиссам, - но у меня почему-то отпало всякое желание знакомиться с местными ульдрами".
"Интуиция подсказывает вам правильное решение, - кивнул Кельсе, указав пальцем на выжженный склон холма. - Смотрите: там, где кончается тропа, вкопаны в землю лачуги вроде кроличьих клеток. В них держат заложников, ожидающих выкупа. Если выкуп не платят в течение года или двух, заложника заставляют бежать по полосе препятствий, а за ним гонятся вооруженные копьями воины верхом на эрджинах. Если пленник умудряется уцелеть и успевает добежать до конца трассы, его отпускают. Этот благородный спорт ульдры называют "расколадой". А колесо - высокое сооружение с противовесом прямо на берегу перед табором, видите? Противовес поднимают, пленника привязывают к колесу. Противовес падает - колесо вертится. В какой-то момент канат, удерживающий пленника, обрубают, и он летит, кувыркаясь в воздухе, к скале, торчащей из моря. Иногда он падает в воду и достается морфотам. Иногда разбивается об скалу. Веселье продолжается, пока не истощается запас заложников. Тем временем ульдры набивают брюхо жареной на вертелах морфотиной, накачиваются сивухой до озверения и судачат о том, как добыть побольше заложников".
Шайне не нравился тон разговора - она не хотела, чтобы Кельсе и Джерд Джемаз внушали свои предрассудки еще не разбирающемуся в местных обычаях Глиссаму. Она сказала: "Хильгарды - не типичные ульдры. Это отверженное племя".
Джемаз возразил: "Да, отверженное - но не потому, что их обычаи чем-то не устраивают соседей, а потому, что соседние племена отняли у них племенные земли и качембы".
Шайна хотела было указать на тот факт, что варварские торжества такого рода праздновались только вольными ульдрами, и что договорные ульдры, такие, как ао в Рассветном поместье, не одобряли чрезмерные жестокости и вели себя гораздо приличнее - но заметила искорку насмешки в глазах Джемаза и придержала язык.
Прошло несколько часов. После полудня Кельсе позвонил в Рассветную усадьбу. На пыльном, засиженном насекомыми экране в углу таверны появилось лицо Рейоны Верлас-Мэддок - домоправительницы, приходившейся троюродной сестрой Шайне и Кельсе. Изображение мигало и тряслось, голос Рейоны, искаженный до неузнаваемости древними волокнами, пробивался сквозь треск и свист: "Ютер еще не в Галигонге? Не знаю, что и думать. Он вылетел с утра, должен был давно вас встретить".
"Нет, его здесь не было. Он не говорил, что где-нибудь остановится по пути, куда-нибудь заедет?"
"Мне он ничего не сказал. Шайна с тобой? Дай перемолвиться словечком с нашей девочкой, тысячу лет ее не видела!"
Шайна подошла к телефону, обменялась приветствиями с Рейоной и уступила место Кельсе. Тот попросил домоправительницу передать отцу, если тот позвонит, что его ждут в гостинице в Галигонге.
Рейона пребывала в недоумении: "Ума не приложу, где он запропастился... Может, приземлился в Триллиуме, пропустить стаканчик-другой в компании домине Хьюго?"
"Вряд ли, - недовольно ответил Кельсе. - Будем ждать, что поделаешь".
Дело шло к вечеру - солнце опускалось в Хурманское море, разбрасывая пронзительные лучи в пылающих кудрявых облаках. Подавленные нескрываемой тревогой, Шайна, Кельсе, Эльво Глиссам и Джерд Джемаз сидели у пристани лицом к закату, глядя на спокойные воды.
"Если бы с ним ничего не случилось, он не опоздал бы на целый день, - объявил Кельсе. - Совершенно очевидно: его что-то заставило сделать посадку по пути. А две трети пути - над Вольными землями гарганчей, хунгов и кийянов".
"Почему он не связался по радио, не вызвал кого-нибудь на помощь?" - спросила Шайна.
"Тому могут быть десятки причин, - отозвался Джерд Джемаз. - Не сомневаюсь, что мы его найдем где-нибудь по дороге к Рассветной усадьбе".
Кельсе тихо выругался: "В темноте мы его не найдем. Придется ждать рассвета". Поднявшись на ноги, Кельсе пошел договариваться о ночлеге и вернулся мрачнее тучи: "У хозяина две комнаты с кроватями. Он обещал повесить пару гамаков. Но не знает, что приготовить на ужин - говорит, ничего не осталось".
Тем не менее, трактирщик выставил блюдо, полное горячих пескунов, вареных в морской воде, с гарниром из игольчатой аноны и жареной капусты. После еды Шайна и ее спутники снова вышли посидеть на причале. Охваченный внезапным приступом гостеприимства, хозяин снова накрыл скатертью стоявший снаружи стол, обычно служивший для сортировки наживки и приготовления рыбацких приманок, и подал чай из вербены с печеньем и сушеными фруктами.
Беседа постепенно увяла. Какое-то время костры хильгардов пылали высоким беспокойным пламенем, потом угомонились, превратившись в тлеющие багровые огоньки. Под причалом тихо и печально плескались ленивые волны. В небе стали появляться созвездия - великолепные Гриффеиды, Орфей с лютней из восьми голубых светил, чародейка Миральдра с сияющим Фенимом в алмазной диадеме, бледные вуали скопления Аластор над юго-восточным горизонтом. "Какой приятный вечер можно было бы провести в других обстоятельствах!" - с сожалением подумала Шайна. Ее подавленность объяснялась не только тревогой по поводу пропажи Ютера Мэддока. Старое доброе Рассветное поместье стало средоточием безобразной борьбы страстей, и она не знала, на чью сторону ей придется в конце концов перейти. Шайна подозревала, что не сможет стать искренней сторонницей отца - хотя это не имело никакого значения, потому что его она все равно любила таким, какой он есть. Почему, в таком случае, Джерд Джемаз вызывал в ней какое-то яростное отвращение? Его взгляды ничем не отличались от отцовских, а практичностью, находчивостью, умением постоять за себя и позаботиться о других он не уступал Ютеру Мэддоку. Она взглянула на Эльво Глиссама и Джерда Джемаза, беседовавших неподалеку. Почти ровесники, они стояли в одинаковых позах, опираясь на поручни причала - полностью самостоятельные, подтянутые и представительные молодые люди, с достоинством сознающие свои преимущества. Идеалист Глиссам, порывистый и веселый, склонен к сочувствию, к доброжелательному примирению, его все время беспокоят противоречия и расхождения нравственных критериев. В противоположность ему, Джемаз тщательно скрывает чувства под маской холодной иронии, его шутки всегда язвительны, его этические представления - если их можно так назвать - ограничиваются эгоистическим прагматизмом... Вечерний бриз отчетливо доносил негромкие слова. Джемаз и Глиссам обсуждали морфотов и эрджинов: Шайна прислушалась.
"...Озадачивает одно обстоятельство, - говорил Джемаз. - Палеонтологи нашли окаменелости, иллюстрирующие всю эволюцию морфотов, начиная с существа, напоминавшего пескунов, которых мы сегодня ели. От эрджинов, однако, не осталось никаких ископаемых остатков. Скелет эрджина состоит из эластичного хряща, рассыпающегося в прах за несколько лет. Поэтому происхождение эрджинов до сих пор не установлено. Никто даже не знает, как они размножаются".
"Никто, кроме ветроходов", - вставил Кельсе.
"Как ветроходы приручают эрджинов? Ловят диких детенышей? Получают потомство особой, хорошо поддающейся дрессировке породы?"
"Ютер Мэддок мог бы что-нибудь об этом рассказать - он только что вернулся из Пальги".
"Может быть, насмешившая его история связана с дрессировкой эрджинов?" - предположил Кельсе.
Джерд Джемаз пожал плечами: "Насколько мне известно, ветроходы ухаживают за яйцами эрджинов и обучают вылупляющихся детенышей. Дикие эрджины - телепаты. Возможно, ветроходам удается как-то подавлять эту способность. Каким образом? Не имею ни малейшего представления".
Джерд Джемаз и Кельсе решили провести ночь на достаточно широких и мягких сиденьях "Апекса" и вскоре удалились. Эльво Глиссам и Шайна прошлись до конца причала и присели на перевернутый ялик. В темной воде отражались звезды. Костры хильгардов догорали. Откуда-то с берега донеслись отчаянно скулящие причитания, ритмично сопровождавшиеся протяжными басовитыми возгласами. Эльво Глиссам насторожился: "Какая заунывная мелодия!"
"У синих нет веселых песен, - заметила Шайна. - С их точки зрения вся наша музыка - бессодержательный набор звуков, погремушки для младенцев".
Далекие завывания мало-помалу умолкли, уступив успокоительно-безразличному плеску воды под причалом. Шайна спросила: "Вас такое начало поездки не слишком разочаровало? Я не ожидала, что возникнет столько неудобств".
"Что вы! О каком разочаровании может идти речь? Надеюсь только, что вашего отца не задержало что-нибудь серьезнее поломки или другой мелкой неприятности".
"Будем надеяться. Как говорит Джерд, отец всегда хорошо вооружен; даже если он сделал вынужденную посадку, завтра мы его найдем".
"Не хочу показаться пессимистом, - осторожно заметил Глиссам, - но почему вы так уверены? Отсюда до Рассветной усадьбы очень далеко. Поиски придется вести на огромной территории".
"Мы всегда летаем от ориентира к ориентиру - на тот случай, если забарахлит двигатель или что-нибудь в этом роде. Элементарная мера предосторожности. Завтра мы полетим в обратную сторону по тому же маршруту и, если отец не отклонился почему-либо от курса, непременно его найдем". Шайна поднялась на ноги: "Я, наверное, пойду спать".
Эльво тоже встал и поцеловал ее в лоб: "Спокойной ночи, и ни чем не беспокойтесь - ни о чем!"
Глава 4
Под серым небом, розовевшим на востоке, лежало неподвижнозеркальное море. Из стойбища хильгардов по заливу стелился дым, придававший воздуху приятно-резковатый привкус.
Ворча и позевывая, трактирщик подал завтрак: вареных моллюсков с кашей и горячий чай. Шайна и ее спутники не теряли времени. Кельсе заплатил по счету, и уже через несколько минут "Апекс" взмыл в прохладный утренний воздух. Джерд Джемаз запрограммировал курс на Рассветную усадьбу, введя координаты промежуточных ориентиров. Набирая высоту над узкой бухтой и табором хильгардов, нескладный летательный аппарат повернул на северо-запад. Воины высыпали из палаток и вскочили на эрджинов, погоняя их электрическими шпорами. Брыкаясь, кидаясь из стороны в сторону, поднимаясь на дыбы, массивные твари пробежались на задних лапах, опустили массивные головы, вытянули шеи и галопом устремились в погоню. Всадники размахивали копьями и выкрикивали безумные проклятия.
Хильгарды скоро отстали. Аэромобиль поднялся над скалистыми береговыми склонами и продолжал полет на высоте пятисот метров, обеспечивавшей достаточно широкий обзор, но позволявшей различать все детали ландшафта. Впереди, растворяясь в легкой дымке горизонта, простирался необъятный Алуан: холмистое плоскогорье, в ложбинах покрытое зарослями серого терновника и пустоствольницы. Изредка попадались карганы - толстые стволы-обрубки с ветвями, растопыренными, как хватающие воздух костлявые руки. "Апекс" летел медленно, и четверо в кабине внимательно изучали каждую пядь земли.
Километр за километром, час за часом поиски оставались безрезультатными. Равнина круто опустилась, превратившись в нечто вроде дрожащего в раскаленном воздухе исполинского котлована, испещренного белесыми солончаковыми воронками. Дальше по курсу белели обрывистые меловые отроги горного хребта - Люцимира.
"Негостеприимный пейзаж, - заметил Эльво Глиссам. - Понятно, почему этот район не относится к Договорным землям".
Кельсе усмехнулся: "Кийянов он вполне устраивает. Каждому свое, все довольны".
"Должно быть, кийяны - неприхотливый народ. Не представляю себе, как здесь могла бы выжить ящерица, не говоря уже о человеке", - возразил Глиссам.
"В засушливое время года кийяны поднимаются в горы, к западу отсюда. В сезон дождей они спускаются к известняковым отрогам между горами и котлованом - там у них качембы".
"Вы изучали их качембы?"
Кельсе покачал головой: "Только заглядывал, никогда не заходил внутрь. Осквернителя качембы предают смерти".
"Откуда они знают, кто заходил, а кто нет?"
"Знают".
Шайна чуть развела руками: "Мы не приглашаем их в гостиные, они не приглашают нас в качембы".
"Каждому свое. Понятно".
"И все довольны", - повторил Кельсе.
"За исключением Джорджола", - напомнила Шайна.
Пролетая над хребтом Люцимира, Джерд Джемаз сбавил скорость, чтобы спутники успели хорошо рассмотреть морщинистые склоны, размытые каменистыми ручьями. Нигде не было никаких признаков "Стюрдеванта" Ютера Мэддока.
За Люцимиром открылась холмистая саванна, орошаемая дюжиной потоков, сливавшихся в полноводную реку - Лелу. Топкие берега густо поросли высокой травой и кустарником. Джемаз замедлил движение настолько, что "Апекс" почти повис в воздухе. Судя по всему, однако, "Стюрдевант" не совершал посадку в болоте.
Глиссам спросил: "Это все еще Вольные земли?"
"Да, территория хунгов. В ста пятидесяти километрах к востоку начинается Триллиум. До Рассветной усадьбы еще шестьсот километров на север".
Проплывавшая мимо саванна постепенно превратилась в полупустынную равнину, покрытую редкими кудряшками дымчато-зеленоватого сольфея. На горизонте подобно сборищу исполинских серых чудовищ высилась дюжина останцев. Джемаз заставил "Апекс" подняться выше, чтобы расширить кругозор, но поиски опять ни к чему не привели.
Они пролетели над плоскими вершинами останцев. Ландшафт, разрезанный глубокими извилистыми каньонами высохших русел, слегка оживился - под осыпями плоских возвышенностей темнели чащи густороста, местами белевшие от пуха, слетевшего с пирамидальных паутинниц; в ложбинах торчали одинокие черные стволы ибикса, увенчанные шелестящими султанами длинных горчичноохряных листьев. Этот труднопроходимый район был известен под наименованием "Драмальфо".
Примерно в два часа пополудни, уже неподалеку от границы Договорных земель, они нашли "Стюрдевант" - точнее, то, что от него осталось. По-видимому, аэромобиль упал с большой высоты. Вокруг не было признаков жизни. Джемаз остановил "Апекс" в воздухе над разбитым черным корпусом, поднялся на ноги и тщательно рассмотрел окрестности в бинокль: "Что-то не так... мне все это не нравится". Продолжая поворачиваться, он замер, прицелился биноклем в какую-то точку на западе: "Синие - примерно тридцать всадников. Скачут сюда".
Джемаз стал опускать "Апекс" ближе к месту крушения, а Кельсе тем временем изучал кочевников в бинокль: "Торопятся и не смотрят по сторонам - будто знают, где мы".
"Знают, где пожива".
"Им кто-то сообщил об аварии..."
"Значит... - Джемаз обернулся, взглянул на небо, схватился за штурвал. - Спиранья!"
Поздно. Раздался взрыв, металл застонал и лопнул, "Апекс" дрогнул, накренился кормой вниз. Рядом в крутом вираже пронеслась спиранья - узкая площадка с крыльями, загнутым ветровым стеклом и длинным дулом на носу. Дуло служило одновременно и дальнобойным орудием, и тараном, позволявшим лихому пилоту, нырнув к самой земле, насаживать всадника на нос спираньи, как на вертел.
Выйдя из крутого пике, спиранья взметнулась высоко в небо, медленно вращаясь вокруг своей оси. "Апекс" падал кормой вниз - быстро переключив дюжину регуляторов, Джемазу удалось вызвать торможение. Спиранья снова пикировала. "Апекс" встряхнуло еще одним взрывом. Джемаз неразборчиво выругался. Земля приближалась угрожающе быстро - в последний момент Джемаз включил аварийную тягу, сломав рычагом ограничитель.
Ударившись кормой о кремнистую почву, "Апекс" почти опрокинулся, качнувшись назад, потом качнулся вперед и шумно упал на днище. Джемаз схватил ружье, лежавшее в ящике под сиденьем, и выпрыгнул из машины. Но спиранья, порхнувшая за гряду холмов на западе, уже скрылась.
Кельсе добрался до рации, попробовал передать сигнал бедствия: "Не работает. Нет питания".
"Он вывел из строя обе кормовые гондолы, - отозвался Джемаз. - Чтобы сбить нас, но не убивать сразу".
"Плохо дело, - сказал Кельсе. - Возможно, нам придется познакомиться с расколадой ближе, чем мы рассчитывали".
"Возьмите ружья из ящика. Там должен быть еще гранатомет", - посоветовал Джемаз.
Шайна, Эльво и Кельсе тоже покинули "Апекс". Кельсе спустился к "Стюрдеванту", заглянул в смятую машину. Возвращался он напряженный и мрачный: "Отец внутри. Мертвый".