Эльво Глиссам ошалело смотрел на разбитый "Апекс", на обломки "Стюрдеванта", на Кельсе. Он хотел что-то сказать, но промолчал. Шайна с трудом сдерживала слезы: пять лет она потеряла на Танквиле, пять лет! В безрассудном, инфантильном приступе пустопорожней самонадеянности! И теперь она никогда больше не увидит отца - никогда.
Джерд Джемаз тихо спросил у Кельсе: "Ты опознал синих?"
"По-моему, хунги. Ао тут не бывают. У эрджинов белые холки, так что это не гарганчи".
"Спрячьтесь, - сказал Джемаз. - Как только они покажутся с севера, открывайте огонь. Я заберусь повыше, попробую их перехватить. Может быть, обстрел с двух сторон поможет сравнять шансы".
Кельсе скрылся за "Апексом", Шайна последовала за ним. Глиссам постоял в нерешительности, глядя вслед Джемазу, спешившему трусцой к бугру песчаника, возвышавшемуся метрах в четырехстах к западу. Присоединившись к брату и сестре, Глиссам спросил: "Зачем он туда побежал?"
"Чтобы обстрелять синих с тыла, - объяснил Кельсе. - Вы умеете обращаться с ружьем?"
"Боюсь, что нет".
"Это очень просто. Смотрите в прицел. Наведите желтую точку на цель и прикоснитесь к этой кнопке. Поправка траектории рассчитывается автоматически. Ружье стреляет разрывными пулями. Взрыв, как правило, уничтожает эрджина вместе с наездником".
Эльво Глиссам взял ружье, нахмурился: "Вы уверены, что кочевники враждебно настроены?"
"Если это хунги - несомненно. Драмальфо - территория гарганчей, хунгам тут делать нечего. Значит, это разбойничий набег. Даже если к нам пожалуют гарганчи, добра не ждите - в мирном настроении они не приближаются на расстояние, позволяющее вести прицельный огонь. Им хорошо известны правила".
"Если их тридцать человек, по-моему, у нас нет никаких шансов. Не лучше ли вступить в переговоры?"
"Бесполезно. А Джерд позаботится о том, чтобы шансов у нас было побольше".
Добежав до бугра, Джемаз вскарабкался к плотной группе карликовых ибиксов под самой вершиной. Ульдры, все еще в полутора километрах, приближались вскачь, энергично погоняя эрджинов и потрясая над головами старинными многозарядными двустволками. Джемаз внимательно осмотрел небо. Спираньи не было - возможно, она парила в ожидании атаки, невидимая в ослепительном розовом сиянии солнца.
Ульдры показались у основания бугра. Теперь их принадлежность к племени хунгов не оставляла сомнений. Они спешили, явно игнорируя всякую возможность засады, что устраивало Джерда Джемаза как нельзя лучше. Устроившись поудобнее, Джемаз отложил гранатомет и взялся за ружье. Хунги проскакали прямо под ним - до ушей донеслось частое стонущее дыхание эрджинов. Джемаз навел ружье на предводителя - высокого наездника в плещущемся на ветру серо-желтом облачении и головном уборе, изготовленном из человеческого черепа. Прикоснувшись к кнопке, Джемаз сразу же прицелился и снова выстрелил - второй, третий, четвертый раз. Ошеломленные грохотом и пламенем, эрджины негодующе завизжали и остановились, зарывшись в почву крепкими когтями. Джемаз разрядил гранатомет, направив его на группу опешивших, скучившихся наездников. Оглушительный взрыв заставил выживших схватиться за уздечки и повернуть эрджинов вспять. Поднявшись во весь рост, Джемаз принялся обстреливать синих всадников, пустившихся наутек. Внизу, под крутым холмом, ревели и молотили лапами изувеченные эрджины. Раненый ульдра дотянулся до ружья и выстрелил в Джемаза - пуля просвистела у самого уха. Джемаз угостил противника еще одной гранатой, и всякое движение под бугром прекратилось.
Его сбила с ног налетевшая сверху ударная волна. Джемаз понял, что произошло, еще не обернувшись. Опасения оправдались - спиранья, прятавшаяся на фоне солнца, стремительно спускалась. Но Кельсе тоже угадал этот маневр и выпустил по воздушному разбойнику длинную очередь. Когда Джемаз поднял голову, спиранья кружилась вниз по странной ломаной спирали - пилот явно потерял управление. Джемаз прицелился и выстрелил, но не попал. Прибавив тяги, разбойник сумел выправить клюющий носом воздушный аппарат и поспешил скрыться за западными холмами.
Спустившись с бугра, Джемаз насчитал четырнадцать синих трупов. Примерно столько же нападавших успели ускакать. Собрав ружья убитых, Джемаз сложил их пирамидкой и уничтожил гранатой, после чего снова вскарабкался на холм. Километрах в трех к западу выжившие хунги остановились и устроили совет. Несмотря на расстояние, Джемаз прицелился, сделал поправку на ветер и выстрелил. Пуля взорвалась с большим недолетом.
Джерд Джемаз вернулся к сбитому аэромобилю. Кельсе, Шайна и Эльво Глиссам уже копали могилу, разрыхляя сучьями песчанистое дно пересохшего русла. Кельсе и Джемаз вытащили тело Ютера Мэддока из машины и перенесли его в могилу. Шайна смотрела в сторону и вверх. Эльво Глиссам растерянно стоял рядом. Кельсе и Джемаз засыпали могилу, накрыли ее камнями. Ютер Мэддок уже никому никогда не расскажет, что его так насмешило.
Кельсе и Джерд Джемаз обыскали "Стюрдевант", вытащив оружие Ютера и десятилитровый бак с водой. В "Апексе" нашлись карта, компас, бинокль, несколько пакетов с аварийными рационами и еще двенадцать литров воды.
"Предстоит пройти примерно сто пятьдесят километров по пересеченной местности, - сказал Джемаз. - Это займет четыре дня... может быть, пять. Все обошлось не так уж плохо - если синие не вернутся. Боюсь, что вернутся. Не теряйте бдительности. Сообщайте о любом движении, о любом облачке пыли на горизонте".
"Разве нельзя позвать кого-нибудь по радио?" - спросил Глиссам.
"Исключено, - ответил Джемаз. - Аккумуляторы были установлены в уничтоженных гондолах двигателей. Очевидно, нас рассчитывали захватить живьем".
Кельсе надел рюкзак: "Чем раньше выйдем, тем скорее придем".
Шайна взглянула на него с сомнением: "Нога выдержит?"
"Надеюсь".
Все четверо отправились на север, но не успели пройти и двух километров, как поодаль снова появились ульдры: шестнадцать силуэтов на беспокойных эрджинах выстроились цепочкой на гребне холма. Эрджины рыли землю передними лапами, высоко вскидывая огромные бородатые головы, а над ними неподвижно стояли в ременных стременах воины-хунги с высоко торчащими пучками волос. Кочевники смотрели на беглецов, шагавших по равнине, не делая никаких жестов, не выкрикивая никаких угроз. Их спокойное молчание устрашало больше, чем прежняя скачка с гиканьем. Эльво Глиссам недоуменно спросил: "Если они нападут, что мы будем делать?"
"Не нападут, - отозвался Кельсе. - Не здесь и не сейчас. Их ружья уступают нашим в дальнобойности. Устроят западню или попытаются напасть врасплох ночью".
Джерд Джемаз протянул руку вперед, указывая на группу причудливых столбов, вырезанных ветром из песчаника: "Самое удобное место для засады".
"До столбов километров пятнадцать, - пробормотал Кельсе. - Мы там будем через три часа, за час до захода солнца".
Молодые люди продолжали шагать по пустынной равнине. Ульдры любовались на них пару минут, после чего развернули эрджинов и направились на север, постепенно исчезнув за холмом.
Шайна сказала Глиссаму: "Вы надолго запомните путешествие в Уайю".
"Если будет кому вспоминать".
"Не беспокойтесь. Джерд Джемаз об этом позаботится. Самоуважение не позволит ему допустить, чтобы с нами что-нибудь случилось".
Эльво Глиссам покосился на спутницу и промолчал.
Кельсе и Джемаз обменивались на ходу приглушенными замечаниями, время от времени указывая на ту или иную особенность ландшафта. Они решили устроить привал в тени раскидистого каргана. Кельсе обратился к Шайне и Глиссаму: "Между останцами идти нельзя - хунги обстреляют нас из укрытий. Крайний правый столб стоит отдельно, к востоку от него - широкий ровный участок, там местность хорошо просматривается. Пойдем в обход справа".
Припеченные послеполуденным солнцем, путники упрямо брели вперед. Шайна не могла не заметить, что Кельсе прихрамывал больше обычного... Путь преградило вади: пересохшее русло около ста метров в поперечнике, с песчаным дном и крутыми берегами, поросшими кустарником - ядовитым кассандером и ржавкой, припорошенной несъедобными ягодами. Предупредив жестом об опасности, Джемаз собрал спутников в тени лиловой кроны кассандера: "Хунги могли обогнать нас и засесть по ту сторону ложбины. Если так, нас перестреляют, как только мы спустимся. Лучше пройти по краю еще два-три километра".
"И что потом?" - нервно спросил Эльво Глиссам.
"Потом посмотрим, что и как".
Встревоженные уязвимостью и усталостью, молодые люди повернули на восток, продвигаясь вдоль неглубокого каньона, но не спускаясь в него. Меньше, чем в километре от того места, где Джемаз предостерег спутников, он указал на многочисленные глубокие следы, оставленные лапами эрджинов на ровной песчаной поверхности русла: "Так и есть - хунги перебрались на другой берег и засели в кустах". Помолчав, Джемаз принял решение: "Продолжайте идти вдоль каньона - к высокой паутиннице, ее хорошо видно. Не спускайтесь!"
Шайна, Кельсе и Эльво пошли дальше. Сделав несколько шагов вместе с ними, Джемаз пригнулся, скрывшись в плотной поросли ржавки, и прокрался подальше от каньона - туда, где его нельзя было заметить с другого берега, после чего припустил размашистой трусцой в обратном направлении. Пробежав метров триста, он осторожно приблизился к краю ложбины. Убедившись, что сзади никого нет, он внимательно изучил противоположный берег. С другой стороны ничто не шевелилось; кроме того, Джемаз не чувствовал напряжения, предупреждавшего об опасности. Подождав еще минуту, он тихонько спустился к руслу и стремительно перебежал его на полусогнутых ногах, сложившись пополам, по розовому песку, поблескивающему вкраплениями кварца. Каждую секунду он ожидал, что его подкосит пуля, хотя инстинкт и логика подсказывали, что этот участок русла хунги не сторожили. Целый и невредимый, он взобрался на обрывистый противоположный край каньона и с облегчением спрятался в кустах, стараясь не ломать ветки и не сбивать пыльные ягоды. Оставаясь под прикрытием ржавки, Джемаз поднялся на ближайший пригорок и, как и следовало ожидать, увидел отряд хунгов, расположившийся примерно напротив паутинницы, под которой ждали дальнейших событий Шайна, Кельсе и Глиссам. Джемаз вернулся к краю ложбины и, перебегая почти на четвереньках от одного куста к другому, приблизился к синим разбойникам метров на сто, после чего произвел еще одну разведку с пригорка. Расстояние все еще не позволяло вести прицельный огонь. Двигаясь ползком под прикрытием густых порослей ржавки, облюбовавшей края каньона, Джемаз сократил промежуток между собой и хунтами еще на сто метров. Теперь, когда он поднялся к россыпи каменных глыб неподалеку, кочевники были прямо перед ним, как на ладони.
Понаблюдав за хунтами несколько секунд, Джерд Джемаз выбрал наездника, очевидно взявшего на себя роль нового предводителя. Не теряя времени, Джемаз прицелился и открыл огонь. Три синих воина упали на землю. За грохотом взрывов последовал яростный визг испуганных эрджинов. Выжившие разбойники немедленно обратились в бегство. С треском прорвавшись через кусты и спрыгнув в пересохшее русло, эрджины зигзагами понесли наездников, стрелявших на скаку, к высокой грязно-белой паутиннице.
Кельсе тут же открыл встречный огонь. Оглянувшись, он увидел Глиссама, изумленно оцепеневшего при виде надвигающейся безумной кавалькады.
"Стреляйте, чего вы ждете?!" - закричал Кельсе.
Глиссам отчаянно помотал головой, преодолевая шок, и тоже начал стрелять.
Пули звенели над головами, розовый песок русла покрылся бьющимися в судорогах мохнатыми эрджинами и умирающими синими людьми. Пятеро уцелевших всадников уже выбирались из ложбины, круша сухие кусты. Шайна и Кельсе одновременно выстрелили почти в упор. Три эрджина, погоняемые хунгами, вскарабкались на край каньона. Эльво Глиссам, побуждаемый сложной смесью негодования, унижения, страха и ярости, издал нечленораздельный страстный возглас, бросился на спину одному из синих наездников и стянул его с седла. Повалившись на землю, противники шумно боролись в кустах. Освободившийся эрджин взревел, удивленно зашипел, покружил скачками вокруг поверженного хозяина и его неприятеля, нанося обоим пробные удары когтистыми передними лапами, но решил убраться подобру-поздорову, спрыгнул в каньон и умчался прочь торжествующим галопом. Тем временем разбойник выхватил кинжал и полоснул по охватившей его шею руке Глиссама. Подоспевший снизу Джемаз ударил прикладом по синей голове - Глиссам отпрянул, и хунг распростерся в кустах, неподвижно глядя в небо.
Наступила тишина, нарушавшаяся только пыхтением и топотом эрджинов, потерявших наездников и пытавшихся избавиться от электрических уздечек и намордников, засовывая морды в расщелины между камнями и отчаянно мотая головами. Эльво Глиссам сидел, недоверчиво глядя на ручеек крови, сочившейся у него из руки. Шайна тихо вскрикнула и бросилась ему помогать. Кельсе достал флягу жидкого дезинфекционного пластыря и обрызгал им раны, почти сразу же переставшие кровоточить. Как только образовалась защитная мембрана, Шайна принесла воды и смыла кровь с рук Глиссама. "Я замешкался, - дрожащим голосом сказал Эльво Глиссам. - Прошу прощения. Городская жизнь не подготовила меня к таким потрясениям".
"Шок не имеет никакого отношения к городской жизни, - поторопилась сказать Шайна. - Это может случиться с каждым. Вы вели себя очень храбро".
Джерд Джемаз сходил за рюкзаком, и все четверо снова направились на север, оставив позади пересохшее русло и трупы синих разбойников.
Метуэн опускался за далекий хребет Люцимира - молодые люди устроили бивуак под осыпью невысокой плоской возвышенности. Чтобы не привлекать внимание кочевников, они не стали разводить костер и подкрепились аварийными рационами с водой. Небо бледнело, насыщаясь поначалу карминовыми, потом багровыми, рубиновыми и пурпурными тонами. Сгущались сумерки. Шайна присела рядом с Глиссамом: "Как ваша рука?"
Глиссам посмотрел на рану: "Немножко побаливает, но все могло быть гораздо хуже. Подумать только! Я этого эрджина освободил, а он огрел меня лапой по ребрам!"
"Не знаю, простите ли вы меня когда-нибудь за то, что я пригласила вас в Рассветную усадьбу", - мрачно заметила Шайна.
Эльво Глиссам поддержал разговор. Впоследствии, когда он вспоминал об этой беседе, она казалась ему самой несуразной и неуместной частью выпавшей на его долю вереницы приключений.
"Я вас прощаю уже сейчас, - заявил Глиссам. - Меня эта поездка многому научила. Я увидел самого себя в другом свете. Стал другим человеком".
"Ничего подобного! - энергично запротестовала Шайна. - Изменились обстоятельства. Вы остались самим собой".
"Какая разница? Когда человек спасает свою шкуру, для чувствительности не остается места, для решения этических вопросов не остается времени".
Шайна перевела взгляд на Кельсе, прислонившегося к стволу дерева с выражением, которое можно было бы назвать усмешкой без улыбки, потом на Джерда Джемаза, задумчиво сидевшего на плоском камне, обнимая руками колени и глядя в темнеющее пространство. Она почувствовала необходимость рассмотреть самоуничижительные высказывания Глиссама в надлежащей перспективе: "В цивилизованном обществе человеку, как правило, не приходится спасать свою шкуру".
Кельсе безжалостно рассмеялся. Шайна холодно обернулась к брату: "Я сморозила какую-нибудь глупость?"
"В тушении пожара, как правило, нет необходимости - пока не начинается пожар".
"Цивилизация - нормальное, общераспространенное явление, - настаивала Шайна. - Цивилизованным людям не приходится драться, чтобы выжить".
"Время от времени приходится, - сухо возразил Кельсе. - Обобщенные аргументы и ссылки на общечеловеческие ценности не помогают обороняться от дикарей".
"Разве я утверждала что-нибудь подобное?"
"По сути дела".
"Что-то не припомню - наверное, мне голову нагрело".
Кельсе пожал плечами и поднял глаза к небу, всем своим видом показывая, что у него нет никакого желания спорить. Тем не менее, он ответил: "Упомянутая тобой "цивилизация" - понятие, сочетающее в себе целый ряд обобщенных представлений, символов, условностей. В так называемой "цивилизованной среде" человек приобретает опыт из вторых рук, его эмоциональные реакции формируются воспитанием и в незнакомой обстановке становятся ошибочными рефлексами. Идеи для него важнее и ощутимее действительности".
Шайна несколько опешила: "Этого нельзя сказать о любой цивилизации".
"К сожалению, можно", - мягко отозвался Кельсе.
"Не понимаю, что вы имеете против идей?" - вмешался Глиссам.
"Я тоже, - сказала Шайна. - По-моему, Кельсе перемудрил".
"Скорее чрезмерно упростил, - вздохнул ее брат. - Горожане постоянно имеют дело с идеями и отвлеченными представлениями, привыкая жить в отрыве от действительности. А потом, когда защитный кокон цивилизации рвется, они беспомощны, как рыбы, выброшенные из воды".
Эльво Глиссам тоже вздохнул: "Что может быть дальше от действительности, чем сидеть здесь, посреди дикой пустыни, и рассуждать о цивилизации? Невероятно! Между прочим, я мог бы заметить, что свойственная Кельсе манера выражаться свидетельствует о свойственном непрактичным горожанам умении жонглировать отвлеченными понятиями".
Кельсе рассмеялся: "Можно было бы заметить также, что "Союз раскрепощения", культ виталистов, движение "За мир в космосе", панортеистическая партия и десятки прочих организаций, движимых абстрактными побуждениями, многократно удаленными от реальности, состоят исключительно из непрактичных горожан".
"Так называемая "реальность" сама по себе - весьма отвлеченное понятие", - возразил Глиссам.
"Не столь отвлеченное, когда разбойник сбивает твой летательный аппарат в ста пятидесяти километрах от ближайшего очага цивилизации. Такова действительность. А сборище болтунов, прохлаждающихся в залах виллы Мирасоль за счет тетки Вальтрины, к действительности не имеет никакого отношения".
"Ты перегибаешь палку, - упиралась Шайна. - То, что человек умеет оперировать отвлеченными понятиями, не означает, что он обязательно беспомощен".
"В городской среде он чувствует себя в безопасности. Более того, он процветает. Но такие условия хрупки, как хрустальные цветы - достаточно одного удара судьбы, чтобы наступил хаос".
Джерд Джемаз присоединился к разговору: "Вспомните человеческую историю".
"Именно так! - увлекся Кельсе. - История - бесконечная череда разрушений и катастроф, постигавших городские цивилизации, созданные людьми, предпочитавшими интеллектуальные стимулы и отвлеченные рассуждения приобретению основных навыков выживания, недостаточно заботившихся о самообороне и сомневавшихся в нравственной обоснованности упреждающего нападения".