Пит внимательно посмотрел на распоясавшегося робота и раздумал скандалить. Он вздохнул, придвинул к себе тарелку и заработал вилкой – сначала вяло, без энтузиазма, а потом все более увлекаясь. Что ни говори, а бабушкины рецепты горячих завтраков были хороши.
– Чай или кофе? – демонстративно глядя в сторону, мрачно спросила Умница.
– Чай, – ответил Пит. – И не удержался от шпильки: – И желательно налить его мне в чашку, а не на штаны! Направь свои окуляры в одну сторону с носиком чайника, пожалуйста!
– Я и так вижу все, что нужно, – огрызнулась Умница. И высокомерно добавила: – У меня в отличие от некоторых угол обзора двести семьдесят градусов!
– Завидую, – добродушно сказал Пит.
– Я была бы чрезвычайно полезным спутником в опасном путешествии! – заявила Умница.
– Не начинай опять, – раздраженно попросил Пит, быстро теряя добродушие.
С небольшими вариациями и лирическими отступлениями эта сцена повторялась всякий раз, когда он отправлялся в далекую командировку. Умница дулась, ныла, язвила, сердилась и намеками или прямым текстом напрашивалась ему в компаньоны. Он давно устал объяснять, что допотопный домашний робот – не тот спутник, с которым может путешествовать вполне взрослый и достаточно самостоятельный мальчик тридцати с лишним лет. Тем более если речь идет не о развлекательной поездке на курорт, а об ответственном задании.
– Я буду скучать по тебе, – захныкала Умница голосом мамочки. – Я всегда по тебе скучаю!
– Не придумывай! – возмутился Пит. – Я обесточу тебя, как всегда, и ты даже не заметишь, что я отсутствовал! Мы увидимся через неделю, всего-то навсего!
– Ты улетаешь только послезавтра, так почему же мы должны расстаться уже сейчас? – слезно прошептала Умница хриплым, с придыханием голосом Элси.
Это уже был запрещенный прием. По-хорошему теперь Пит с полным правом мог бы рассердиться и не отвечать на вопросы, но ему все-таки было жалко старушку-робота. Как ни крути, а кроме Пита у Умницы никого нет. Разве что Джонни.
– Яхта уходит послезавтра, но прибыть на сборный пункт я должен уже через час, – в десятый раз повторил он, вставая из-за стола. – Ты же понимаешь, проверка безопасности, санитарный контроль и все такое прочее… Посидишь со мной на дорожку?
Умница исторгла из себя вздох такой мощности, словно ее вентилятор вдруг превратился в лопасти грузовой вертушки. Пит понял, что грустят все – мама, папа, бабушка и дед. И даже Элси.
– Я вернусь через неделю, – напомнил он. – Не волнуйся. Все будет хорошо.
Сцену прощания удалось провести в хорошем темпе – редкая удача! Уже через десять минут Пит бежал вниз по лестнице, стараясь не вспоминать об Умнице, временно превратившейся в бессмысленную груду старых деталей.
Он думал о том, что сказал своему старому верному роботу: все будет хорошо. Он верил в это, но с оговорками.
Будет ли все хорошо? Да, возможно. Но не везде и не всегда. А главное – не у всех.
Питу очень хотелось попасть в число счастливчиков, которые будут жить в настоящем раю. Он никому не признался бы, но с тех пор, как он достиг определенной договоренности с Тревором, ему каждую ночь снился преображенный Лиан. Пит никогда не жаловался на скудость воображения, но ему никак не удавалось представить себе райский сад размером с целую планету. Чистый воздух, сколько угодно хорошей воды, много зелени и разных тварей, живущих и размножающихся не в клетках и лабораторных пробирках, а в условиях первозданной природы? В такое чудо нелегко было поверить.
Человечество, заполонившее собой обитаемый космос, успело испортить уже с полдюжины планет, а вот улучшить, усовершенствовать, облагородить не сумело пока ни одной. Идеальной планеты, подобной матушке-Земле в ее лучшие – давно минувшие – времена, люди пока не находили. Те две-три сотни планет, которые не убили своих колонистов, были более или менее недурны, но и только. Неблагоприятные климатические условия, новые болезни, агрессивная фауна, ядовитая флора, опасная тектоника, чрезвычайная отдаленность от цивилизованного мира – чтобы перечислить огорчительные недостатки новых космических угодий человечества, не хватило бы отростков на щупальцах Габернианского Восьмирука. Если Тревору удастся его затея с Лианом, это будет настоящий прорыв.
Впрочем, Пит уже выяснил, что делиться своим успехом с человечеством в целом Тревор не станет. Тем более приятно было знать, что ему-то райская жизнь на Лиане обеспечена. Открытый лист гарантировал, что правительство планеты или сообщество ее жителей будет беспрекословно и даже с радостью носить Питера Корвуда на руках: обеспечивать его потребности, удовлетворять его желания – все и всегда, до самой его смерти. А ее приход Пит отнюдь не торопил.
Два дня они с Джонни просидели на сборном пункте, что было похоже на карантин: так же скучно и безопасно. Добавляя себе оптимизма, Пит смотрел старые комедии, до изнеможения занимался в спортзале и старался не обращать внимания на парней, составляющих ему компанию. Два здоровяка, похожие на бизонов, топтались на той же лужайке, обеспечивая Питу и Джонни соответствующую их статусу охрану. Пит с удовольствием отказался бы от этого почетного эскорта, но таков был приказ Тревора, отменить который мог только он сам, и никто более. Пит попросил бы его об этом, но такой возможности ему не представилось: Тревора он после того знаменательного разговора у свежевскопанной клумбы не видел.
Не видно было и "Линды" – яхты, которая должна была принять на борт Пита и Джонни с грузом. Дуболомы-охранники на вопросы Пита не отвечали, и он уже начал волноваться, что что-то не срослось, поездки на Лиан не будет, но в ночь перед днем планового отбытия яхта сама собой возникла на стартовой площадке, словно поплавок, выскочивший из черной воды. Хозяина яхты на борту не было, а экипаж имел усталый вид рыбаков в разгар путины.
– Челночные рейсы, – непонятно буркнул в ответ на вопрос Пита штурман "Линды" – и не стал развивать эту тему.
Пит предположил, что увидит Тревора уже в пункте назначения, и с нетерпением ждал встречи со своей новой родиной – планетой Лиан.
Обидно, но он ее так и не увидел.
10.
Планета Вилта, космопорт
Не рискуя удаляться от спасительного убежища с двумя нолями на двери, Боб топтался в коридоре, устало ругая идиота архитектора, поместившего кабинет начальника космопорта в противоположном конце коридора, кретина клерка, командированного в упомянутый кабинет за стулом и бесследно сгинувшего в пути, и дурака Эрика, презентовавшего Бобу поутру корзиночку привозных фруктов. Себя самого он самокритично именовал то просто болваном, то дебилом-сладкоежкой: унизительные страдания последнего часа убедительно свидетельствовали о том, что с дегустацией нерастаможенного груза он поспешил. А все Эрик! Это он, подсовывая Бобу под локоток троянское угощеньице, ласково приговаривал, что бюрократические проволочки вроде обязательной санэкспертизы придуманы чинушами для простофиль, а Боб – бог и царь всея Вилты, он вправе обойти формальности… Формальности он обошел, а вот клозет – нет. Привозные фрукты подарили ему незабываемое по ощущениям расстройство желудка.
Жизнерадостный смех, раздавшийся из радиорубки, раздраженный и мнительный Боб расценил как издевательство. Сопоставив расстояние от туалета до рубки со скоростью, которую он сможет развить в случае крайней необходимости, Боб крепко обнял двумя руками свой болезненно обмякший живот и понес его к радистам.
Дежурили Разин и Панченко. Боб прислушался и понял, что они играют в слова – на русском, исторически родном для обоих.
– Ручка! – громогласно объявил Панченко, незамедлительно поднося оную ко рту и одним движением мощных челюстей уполовинивая румяное яблоко.
– Речка! – моментально откликнулся Разин.
– Решка! – прогудел Панченко.
Разин задумался.
– Ага? – торжествующе сказал Панченко.
Разин сделал хитрое движение пальцами и предложил:
– Рюшка!
– Не бывает, – неуверенно сказал Панченко.
– Бывает, – высокомерно пояснил Разин. – Рюшка, она же кружево. Оборочка.
Явно жульнически затягивая паузу, Панченко загрузил в рот остаток яблока и глубокомысленно зачавкал.
– Ряшка! – вкрадчиво подсказал Боб, осторожно вдвигаясь в дверной проем и многозначительно долгим взглядом обводя по окружности румяный лик Панченко. Тот немедленно подавился и мучительно побагровел.
– Не бывает, – механически возразил Разин.
– Бывает, – ласково сказал ему Боб. – Ряшка, она же физиономия. Мордочка. Рожица. Личико. В ряде случаев – битое…
– Угу, – понимающе сказал Разин, поспешно надевая наушники.
С трудом оторвав взгляд от приветливо оскалившегося Боба, он повернулся к пульту и что-то бодро забормотал в микрофон.
Боб шагнул к задыхающемуся Панченко и сердобольно врезал ему кулаком между лопаток. Панченко закашлялся и согнулся пополам. Боб охнул и тоже согнулся, схватился за живот и пулей вылетел из рубки.
В коридоре наконец обнаружился отчего-то взмокший и очень усталый клерк со стулом. Язвительно осведомившись, не бегал ли он за оным на Землю, Боб прогнал обормота работать, осторожно угнездился на стуле и прислушался. Из рубки доносилось приглушенное "Надо!", "Не надо!", "А я тебе говорю!". Потом в коридор высунулась притворно-смиренная физиономия (она же ряшка, мордочка или рожица) радиста Панченко. Старательно глядя в сторону, он бочком подобрался к Бобу и протянул ему текст радиограммы.
"Верена – по дистанции – Земле. Гроши Плутона Верене пропали. Маковски", – прочитал Боб.
Повторно ревизуя все известные ему степени слабоумия (Маковски достался "олух"), Боб с протяжным вздохом поплелся в свой кабинет.
В кабинете в мягком кресле Боба, меланхолично полируя ногти, скучал Эрик Тейт, пилот грузовоза "Кварта" и отравитель.
– Брысь! – страшным шепотом сказал ему Боб.
Эрик удивленно вздернул рыжие брови, ловко перемахнул через стол и устроился в кресле для посетителей.
Боб проковылял к своему месту, отодвинул в сторону недоеденную грушу и положил перед собой бумажку с текстом радиограммы. Из корзинки для бумаг тянуло противным сладким запахом. Боб покосился на липкую кучку фруктовых косточек и огрызков, сглотнул наполнившую рот горькую слюну и посмотрел на Эрика. Эрик вдумчиво очищал банан.
– Хочешь? – спросил Эрик, перехватив остекленевший взгляд Боба.
– Изыди, – хрипло сказал Боб.
– Куда? – с готовностью переспросил непонятливый Эрик.
– Безразлично, – ответил Боб. – К примеру, на "Кварту".
– Там что-нибудь случилось? – забеспокоился пилот.
– Пожар, – коротко сказал Боб. – Или потоп. Что-то в этом роде. Ты поторопись!
– Ясно, – протянул Эрик.
По тону его, однако, чувствовалось, что ничего ему не ясно. Несмотря на это, дисциплинированный пилот поспешил к выходу.
Боб расслабился.
– Да, а груз? – спросил Эрик, вдруг обернувшись. – Ты примешь? У меня там саженцы и семена.
Боб зашипел и метнул в него надкусанную грушу. Эрик ловко нырнул за угол, и груша целиком досталась Уэсту.
– Не понял? – с достоинством спросил шеф службы безопасности, брезгливо стряхивая с мундира ошметки фруктового пюре.
– И я не понял, – Боб протянул ему листок с текстом.
Уэст медленно прочитал радиограмму, откинулся на спинку кресла и сощурил глаза на потолок.
– Так-так, – сказал он, сурово глядя ввысь. – Ну и дела!
– Какие дела? – с острым любопытством спросил Боб.
Ему ужасно хотелось понять, что же, черт возьми, происходит? О каких грошах информирует Землю, читай – самого Тревора, капитан "Верены" – тихоходного корыта, неторопливо, по крутой дуге, плетущейся к Вилте с аграрно образованными колонистами на борту?
Уэст посмотрел на него с некоторым презрением – так, чтобы Боб в полной мере ощутил себя штатским тупицей.
– Что такое "гроши", знаешь? – спросил Уэст.
– Деньги, – кротко ответил Боб.
В новосолярном было много русских слов.
– Какие именно деньги?
– Скорее всего металлические, – подумав, сказал Боб. – Медные, никелевые, золотые…
– Вот! – Уэст поднял палец. – Именно золотые!
– Не тяни душу! – попросил Боб.
Полковник усмехнулся, покачал головой и спросил:
– Ты в курсе, с каким грузом идет "Плутон"?
В кабинете повисла звенящая тишина. Потом Боб застонал, стукнул себя по лбу и сказал:
– Точно! Рудовоз второго класса "Плутон", порт приписки – Марс, следует с Мирны на Вилту с грузом золота!
Про себя он не в первый раз удивился тому, какие необычные запасы для мертвого и непригодного для жизни людей Лиана делает на Вилте Тревор.
– Вот! – повторил Уэст с глубоким удовлетворением и сочувственно посмотрел на Боба.
Вздрагивая плечами, Боб потыкался разгоревшимся лбом в холодную столешницу, потом замер, поднял голову и спросил недоуменно:
– А как же "Плутон" попал на Верену? – На сей раз имелась в виду планета Верена, по имени которой назвали грузовое судно. – Ведь она далеко в стороне от его курса?
– М-да, – озадачился Уэст. – И как, интересно знать, пропало золото? Испортилось?!
– Ржа съела, – предположил Боб.
– Как это? – не понял Уэст.
– Какая-нибудь космическая бактерия! Залезла, понимаешь, в грузовой отсек, видит – золото, она его и съела!
– Четыре тысячи тонн? – усомнился Уэст.
– Так она жутко прожорливая! – загорелся Боб. – Ей четыре тысячи тонн – ха! На один зуб! Стрескала подчистую!
Боб мечтательно зажмурился и живо представил себе похожую на жабу огромную голодную бактерию. Склизко-зеленая, она сидела в трюме "Плутона" и, утробно урча, двумя лапами жадно заталкивала в пасть золотые самородки.
– Но при чем тут Верена? – рассудительно напомнил полковник.
Боб отогнал видение и задумался. Уэст невозмутимо смотрел на него.
– Тогда не бактерия, – с сожалением сказал Боб.
Он немного помолчал, опершись подбородком на руку, и догадался:
– Пираты!
Полковник открыл рот.
– Залезли они, значит, в грузовой люк, – вдохновенно вещал Боб. – Видят – золото! Тюкнули пилота по маковке или связали, а сами – за пульт, и угнали "Плутон" куда подальше!
– Где залезли? В открытом космосе? – поинтересовался Уэст.
– Могли еще на Мирне залезть. И притаились! – не растерялся Боб.
– На Мирне?! – оскорбился полковник.
Он был родом именно с Мирны, там и учился в военной академии.
Уэст молча потянулся к кобуре. Боб испугался было, что полковник собирается застрелиться, но ошибся: Уэст вынул из кобуры сочную грушу, с хрустом откусил и спросил вполне безмятежно:
– А как же все-таки Верена?
– Далась тебе эта Верена! – рассердился Боб. Он задумчиво поскреб подбородок. – Будь у тебя полный трюм золота, что бы ты делал?
– Не знаю! – честно признался Уэст, рассеянно роняя огрызок на ковер.
– То-то! – торжествующе сказал Боб. – А вот пираты знали! Они сменили курс, пошли на Верену и теперь вовсю кутят на всегалактическом курорте! Поэтому "Гроши Плутона Верене пропали"! Пропали – то есть кончились! Понятно?
– Понятно! – восхитился Уэст.
Боб самодовольно улыбнулся.
– Думаю, мы можем разработать план операции по захвату и ликвидации пиратов и предложить его Тревору.
– Хорошо, – кивнул полковник и добавил скороговоркой: – Я вернусь через минутку, ладно?
Не дожидаясь ответа, он как-то очень поспешно вышел.
– Через минутку? – с глубоким сомнением повторил Боб.
Он вышел из-за стола, двумя пальцами ухватил грушевый огрызок и, отворачивая лицо, отправил его в мусорную корзинку.
Не рассчитывая на скорое возвращение полковника, Боб со вкусом засел за разработку победоносной операции по захвату пиратской шайки. Дело близилось к концу, когда радист принес ему срочную депешу. Боб строго посмотрел на Панченко, взмахом руки выставил его за дверь и прочел: "Земля – по дистанции – Верене. Срочно сообщите обстоятельства гибели плутонианской дипломатической миссии. Тревор".
Боб вытер лоб, повертел листок в руках, посмотрел на свет. Подумав, скатал бумагу в трубочку и стал глядеть через нее, водя получившимся "прибором" по сторонам. Когда в фокус попала мусорная корзинка, руки Боба дрогнули. Взволнованно поерзав в кресле, он замер и погрузился в размышления. Затем вскочил, опрокинув кресло, и быстрым шагом проследовал к радистам, заинтриговав невнятным, но отчетливо угрожающим бормотанием нетерпеливо переминающуюся очередь у дверей туалета.
Радисты работали.
Привлекая к себе внимание, Боб громко хлопнул в ладоши и, когда Разин и Панченко обернулись, зло и весело объявил:
– Ну, мои милые, поиграем-ка в слова!
Радисты переглянулись и посмотрели на Боба с опасливым подозрением. Разин украдкой покрутил пальцем у виска.
– Гроши! – громко объявил Боб, от нетерпения гулко постукивая кулаком по стене.
Панченко поморщился и передернул плечами.
– Броши? – робко предположил Разин.
– Ну уж нет, – решительно отказался Боб.
Панченко поднял руку, Боб милостиво кивнул.
– Груши! – сказал Панченко.
Боб подумал. Где груши, а где гибель плутонианских дипломатов? Помотал головой:
– Нет, не груши. Дальше!
– Тогда – вруши, – сказал Разин.
– О! – потрясенно выдохнул Боб. Плутонианские дипломаты. Вруши. Здорово! Вруши – груши – гроши…
ГРУШИ?!
Боб закатил глаза, издал долгое страдальческое "м-м-м" и схватился за голову. Потом бешеным взглядом окинул притихших радистов, безмолвно потряс кулаком, помотал головой и разразился сатанинским хохотом. Подернувшийся слезой взор его смягчился, сделавшись жалостливо-ласковым.
– Олигофренчики вы мои! – нежно прошептал Боб сквозь безудержный смех. – А скажите мне, болезные, кто принимал радиограмму с Верены?
– Я, – удивленно-обиженно откликнулся Разин. – А что?
Боб восторженно хрюкнул.
– А кто ее на Землю, в Центр, Тревору, шефу нашему любимому, отправил?
– Я отправил, – сказал Панченко. И тоже спросил: – А что?
Боб поглядел на него с умилением, смахнул слезу и вновь захохотал.
Разин открыл рот, гневно посмотрел на обидно веселящегося Боба, вдруг покраснел, чертыхнулся – понял! Поспешно полез в бумажные развалы копий-распечаток, выудил нужную бумажку и заглянул в нее. Вид у него сделался несчастный.
Боб прощально помахал радистам ручкой и в изнеможении вывалился в коридор.
Кучка бледных сотрудников у известной двери уже сорганизовалась в шеренгу по два – чувствовалось умелое руководство полковника. Сам Уэст стоял тут же, едва заметно покачиваясь и поскрипывая зубами.
Боб приветливо кивнул страдальцам, поднял палец и пророчески изрек:
– Гроши – груши – вруши!
Дверь с нолями хлопнула, пропуская в коридор Эрика. Он проследовал вдоль очереди и дисциплинированно занял место в ее хвосте.
– Кстати, о грушах! – металлическим голосом пробряцал полковник, уничтожающе глядя на пилота. – Определенно, они не пригодны в пищу! Они пропали! И откуда такая дрянь?
– О боже! – Боб хотел что-то ответить, но не выдержал, сладко всхлипнул и, повизгивая от смеха, оперся на стену.
– С Плутона, вестимо, – мрачно сказал Эрик, виновато глядя в сторону.