- Наше стандартное предположение и заключается в том, что противодействующие поля давят на Медулла оссиум, а потом ослабевают. И когда они ослабевают, мир расширяется.
- До каких же размеров? До того, как заполнит всю оболочку?
- Увидим,- сухо остановила его Миоцен.
- Да, и о контрфорсах, - не унимался Пепсин, и не то от храбрости, не то по глупости спросил великую женщину: - А что ими управляет?
Это был старый, всегда ставящий в тупик вопрос. Но Миоцен пустила в ход столь же старый и самый простой ответ.
- Спрятанные реакторы некоего неизвестного нам типа. В стенах оболочки или под нашими ногами. А может, и там, и там.
- Но почему они проходят эти циклы, мадам? Я имею в виду, что будь я главным инженером и захоти постоянно удерживать Медулла оссиум на одном месте, то не стал бы никогда позволять контролирующим его силам впадать, так сказать, в полуспячку. А вы, мадам? Позволили бы вы это пусть даже раз в десять тысяч лет?
- Мы не понимаем действия этих полей. Вы сами узнали о них, можно сказать, пару дыханий назад. Никто не знает, как они добывают для себя энергию, или регенерируют, или чем еще там они держатся. Эта тайна делает все, чтобы остаться тайной, а мы отдаем ей в этом должное.
Пепсин весь сгорбился, словно услышанные слова легли на него тяжким грузом, но глаза выдавали скрытое сопротивление. Неожиданно он выпрямился, став еще шире и даже как-то чернее.
- Вы уже не раз обсуждали этот вопрос с моей бабкой, не так ли? - усмехнувшись, поинтересовался он.
- Не раз, - подтвердила Миоцен.
- И выигрывала ли Ааслин хотя бы раз?
Миоцен помолчала и ответила, обращаясь уже не к Пепсину, а ко всем.
- Она выигрывает всегда. В конце концов, я всегда признаю, что у нас нет никаких ответов на ее умные, ловкие и бесконечные вопросы. Но, к сожалению, такие вопросы совершенно бесполезны для нас в данном случае.
- Пустая трата слов, увы.
Миоцен водрузила на кипу бумаг еще одну и, опустив голову, добавила:
- Идите-ка домой, дорогой, и нас всех отпустите. Потом я лично вручу вам ключи от первоклассной лаборатории, и там вы сможете решать все эти великие вопросы, которые, кажется, не дают вам спать ночи напролет.
За сообщением Пепсина последовала маленькая скромная вечеринка. Разговор большей частью не касался последних расчетов, а вертелся вокруг новых слухов: кто с кем спит, кто уже забеременел и чьи дети снова ушли к Бродягам. Уошен быстро потеряла интерес к подобным разговорам и, сославшись на усталость, улизнула, прошла через секретную станцию, а потом пешком побрела к дому.
Метрополия с населением в восемнадцать тысяч человек, или столица Преданных Новый Хазз, лежала на дне широкой, ровной и бесперебойно снабжаемой водой долины. Каждый дом был крепок, но готов к перемещению. Все административные здания производили впечатление своими размерами, но и они прикреплялись к временным фундаментам скобами из блестящей нержавеющей стали. В столь поздний час улицы казались совсем пустыми. Повсюду виднелись освежители, забирающие жар от умирающих потоков лавы, и ветры бушевали где-то далеко, делая город похожим на тихое, полузаброшенное место, которое обходят стороной все великие мировые события.
Дом Уошен стоял на Второй площади, был заметно меньше своих соседей и в целом повторял своими очертаниями все ее последние пять домов. Вентиляторы сохраняли воздух свежим и почти прохладным. Ставни были прикрыты, и в этой искусственной ночи Уошен позволила себе расточительное удовольствие в виде маленькой электрической лампы, зажженной над ее любимым креслом.
Она составляла доклад о требующихся для лаборатории запасах высокочистого химического стекла, и эта рутинная работа уже действительно утомила ее. Неожиданно ей показалось смешным планировать что-то на три века вперед, равно как и на три минуты, и она зевнула, прикрыла веки и упала в тяжелый сон без сновидений.
Потом она проснулась.
Проснувшись, она достала свои механические часы, висевшие на титановой цепочке. Часы были подарком от многочисленных внуков, которые сами терпеливо собрали их по старинным технологиям. Лампа над головой все еще горела. Уошен открыла круглую коробочку часов и посмотрела на цифры и медленно двигающиеся стрелки. Была полночь, и только тогда она спросонья сообразила, что разбудило ее в такое время. Это были размеренные сильные удары во входную дверь.
Уошен выключила лампу и пошла открывать. Ей в глаза ударил поток ослепительного небесного света, и в этом слепящем свете она увидела две ожидавшие ее обнаженные фигуры. Спустя мгновения глаза ее привыкли, и она различила перед собой два знакомых лица.
Под прикрытием искусственной ночи, явно никем не замеченные, в самое сердце города пробрались ее сын и его отец.
Дью улыбался.
Он выглядел как всегда, не считая бродяжнических штанов и худобы, правда, не затронувшей его сильных ног. Кожа его приняла дымчатый оттенок, который Медулла оссиум давал всем. Голова,была обрита наголо, а ступни благодаря бесконечным странствиям превратились в некое подобие утиных лап.
Первым заговорил Локи.
- Мама! - И это прозвучало так, будто он звал ее этим именем каждый день. -Мы принесли тебе мясо. Несколько тонн, высушенного и подслащенного. Мы отдадим его тебе, если ты отдашь нам этот артефакт.
Известно, что Бродяги в курсе всех дел.
- Но он пуст. И совершенно бесполезен, - медленно, не моргая от света, сказала Уошен и сразу увидела еще несколько десятков Бродяг, а рядом грубые деревянные сани, доверху нагруженные черным и рыжеватым мясом. В сани, как животные, были впряжены люди.
- Мы это знаем, - снова улыбнулся своей быстрой улыбкой Дью.
"Мы". А ведь раньше, говоря о Бродягах, он всегда употреблял местоимение "они".
Уошен отступила на следующую позицию.
- Но я не вправе одна решать, отдать его вам или нет. Да и вряд ли это сможет решить кто-либо другой.
- Конечно,- быстро согласился он. - Но ты можешь разбудить того, кто решит этот вопрос.
И она сделала это. Четверо оставшихся в живых Вице-премьеров были вытащены из своих постелей, мясо под руководством Миоцен обследовано, после чего начались обсуждения. Совещались шепотом. Перед ними лежали огромные запасы протеина, а ведь Процветание было в первую очередь веком машин и энергии, без всякого развития ферм и культивирования съедобных растений. И это Бродяги тоже прекрасно знали.
Стоя на горячей черной площади, Уошен пыталась вычислить, когда ее сын и Дью вышли в свой поход. Ближайший лагерь Бродяг находился, по крайней мере, в шестистах километрах отсюда, а пользоваться местными дорогами они явно не могли, опасаясь быть замеченными и остановленными. Тащить сани по острым хребтам и через джунгли… о, они со своим фантастическим терпением знали, конечно, что дело кончится в их пользу…
В этот момент Миоцен подошла к Уошен и вместе с остальными Вице-премьерами включилась в обсуждение предложения Бродяг.
- Согласны, - буркнула Миоцен.
Локи усмехнулся, но вежливо поблагодарил, не забыв даже о соблюдении этикета.
В отличие от отца, Локи не был обрит; его длинные золотые волосы рассыпались по плечам. В мире, где не было ни скота, ни лошадей, Бродяги в качестве ресурсов использовали свои собственные тела. Например, ремень Локи был сплетен из его собственных старых волос, а штаны представляли собой тонкую выделанную кожу, всю запятнанную белыми подтеками пота. На бедре у него висел нож и кремневый пистолет, чьи ручки были выточены из длинных костей голеней, потерянных, как догадывалась Уошен, в стычках и несчастных случаях.
- Благодарю, мадам, - снова произнес Локи. Вице-премьер открыла рот, чтобы задать вопрос, но тут же отказалась от этого намерения. Говорить о своем сыне она не желала, даже мимоходом. Уошен знала это.
Столетия, проведенные рядом с этой женщиной, научили прекрасно читать ее мысли. И, как всегда, Уошен ощутила смешанное -чувство жалости к матери и презрения к одержимому властью вождю. Или наоборот?
Миоцен протянула Локи длинную руку, обозначив таким образом конец переговоров. Но в его руке что-то лежало. Это было что-то, похожее на диск, тщательно завернутый в зеленое крыло молотокрылого.
- Это подарок, возьмите, - вручил он сверток.
Вице-премьер осторожно развернула крыло и уставилась на подарок. В ее ладони лежал диск ослепительно желтой серы. Как и многие легкие элементы на Медулле, сера была крайне редким веществом. Один вид этого диска заставил Миоцен в удивлении поглядеть на дарителя.
- А что вы дадите нам за тонны такого вещества? - как отец, улыбнулся Локи. - И, прежде чем она успела ответить, сказал сам: - Нам нужен лазер. Такой, как ваш. Такой же мощности и с запасными деталями.
- Но другого у нас нет.
- Но вы делаете еще три, - авторитетно заявил Локи. - Нам нужен первый из этих трех. Он будет готов на следующий год, если я не ошибаюсь.
- Не ошибаешься, - подтвердила Уошен, поскольку лгать, видимо, было бессмысленно.
Миоцен же просто смотрела на желтый диск, подсчитывая, какие производства можно будет запустить на основе нового сырья.
Старый, нервный, вечно обеспокоенный Даен скривил лицо в недоверчивой гримасе.
- Но зачем вам нужен подобный лазер?
Дью засмеялся и ловко вытер рукой густой пот на обритом черепе.
- Если уж ваша компания, сидя на одном месте, смогла найти один такой артефакт, случайно… то сколько можем обнаружить их мы, Бродяги?
Глава девятнадцатая
И капитаны вместе с преданными им детьми стали искать артефакты. Каждая местная трещина и кратер были облазаны и осмотрены, сначала волонтерами, потом автоматическими камерами. На территории вокруг городов и даже дальше специально подобранные команды исследовали складки застывшего железа с помощью последнего поколения сейсмографов, сонаров, нейтринных лучей, и каждое исследование делало поверхность все более прозрачной, познаваемой и предсказуемой - артефактов так и не нашли, зато получили колоссальную информацию о залегании руд и зонах землетрясений.
Случайно одну из таких команд послали на земли Бродяг. Волонтеры были вооружены, но старались этого не обнаруживать. Порой они наталкивались на поселения, где говорили на ломаном диалекте капитанов и не желали никогда и ни по каким поводам видеть Преданных. Деревни, возникшие случайно, были бедными, но очень чистыми, а их жители счастливыми, довольными и, как правило, совершенно равнодушными к жизни больших городов.
Преданные радостно повествовали им о последних технических чудесах и о тех удобствах, которые предлагает им повседневная жизнь. Бродяги вроде бы слушали, но вопросов почти не задавали, в меру похваливая все новшества.
В конце концов непрошенных гостей выгоняли, но всегда вежливо.
Местный вождь, или президент, или священник - его статус был совершенно непонятен, - отодвигал тарелку с недоеденным пирожным из клещей или чашу со свежими червями, поднимался с подлинным величием и напоминал пришедшим, что здесь они самые желанные гости.
Преданные кивали, тоже отодвигали тарелки и ждали.
- Гости есть здесь, - это повторялось несколько раз на разные лады. - Здесь - означает центр универсума. Универсума по имени Медулла оссиум. Гости - означают, во-первых, наличие настоящих хозяев, а во-вторых, временность чьего-либо пребывания. И когда Строители пожелают, мы будем вынуждены исключить гостей из центра этого универсума.
Все слова всегда сопровождались улыбкой. Затем, немного помолчав, вождь обычно продолжал с ненаигранной серьезностью.
- Когда вы сидите здесь, с нами, Строители страдают. Мы слышим их гнев. В снах и нашим внутренним зрением мы видим, что они несчастны, И ради вашего же спасения отправляйтесь обратно в кварталы для гостей. Прямо сейчас.
Под кварталами для гостей они подразумевали города Преданных.
Если гости отказывались уйти, начинались повальные кражи. Таинственным образом исчезали дорогие датчики и генераторы полей, а если и это не меняло настроения Преданных, тогда из тайников пропадали их ящики с оружием, каждый из которых был полон новых винтовок и гранат.
Однажды Миоцен все же приказала команде не уходить. Вызвав волонтеров, она поинтересовалась, на что вообще способны Бродяги. Вопрос этот интересовал в большей мере ее саму, а не собравшихся.
- Дайте им украсть все, что можно, - приказала она. - Все. Я так хочу.
Команда была отправлена за две тысячи километров от столицы, и после двух предварительных закодированных сообщений, переданных дронами, от нее не осталось ни слуху ни духу. Спустя шесть лет Дью привел группу Бродяг к границе для переговоров и притащил с собой исчезнувшую команду. Стоя босой и практически голый на улице, вымощенной новой сталью, он объявил:
- Такого не должно быть. Такого не нужно. Передайте этой старой суке Миоцен, что если она хочет поиграть, пусть играет со своей смертью.
На череде саней лежали навзничь десятки тел без всяких видимых повреждений, но находящихся на последнем пределе жизни. Веки их были специально вывернуты, чтобы небо слепило глаза, а рты раскрыты крючками, позволяя свету палить языки и десны. Голод и полное отсутствие воды сжали их тела до трети бывших размеров. Но хуже всего был способ, которым у пленников оказались сломаны шеи. Три раза в день без исключения один из сильных молодых Бродяг перебивал им хребет и аорту, оставляя практически беспомощными в точности тем же образом, которым Миоцен когда-то наказала своего сына.
Обычно раз, а то и два раза в столетие Преданные все же находили старинные хранилища памяти.
Но они всегда оказывались пустыми и после долгого исследования объявлялись бесполезными и разрешенными к продаже Бродягам за серу, силикон и другие редкие ископаемые. Переговоры обычно велись в том самом маленьком городке на границе, куда Дью однажды приволок пленников. Протекавшая там река Случайная получила свое название еще много веков назад, а сам городок уже много раз менял местонахождение. Сторону Преданных всегда представляла Вице-премьер, ведущая долгие, сложные и запутанные торговые переговоры, а от Бродяг всегда выступал Локи. Уошен и Дью служили наблюдателями, совершенно ненужными для дела, но привыкшими к этой своей должности.
Подобно всем расставшимся любовникам, они испытывали в присутствии друг друга некоторое неудобство.
Уошен предписывалось обязательно разговаривать с Дью, хотя она и не нуждалась в таких приказах. Стоя рядом с ним, высокая и элегантная в своей новой форме со старыми эполетами, сверкавшими на солнце, она спокойно отвечала на его немногочисленные вопросы. Дью, напротив, казался маленьким, его тело усохло из-за тяжелой жизни Бродяг, и на нем не было ничего, кроме грубых шерстяных штанов - его единственного костюма, как заметила Уошен. Даже не кожаных. Он до сих пор все еще был слишком капитаном, чтобы сдирать с себя кожу живьем.
Но всегда и даже сейчас Дью был нервным человеком, легко возбуждающимся, скорым на все. И бесконечно, без всякого усилия обаятельным.
Не по приказу, а из собственного любопытства Уошен прикинула численность Бродяг.
- По нашим расчетам вы удвоили население Медуллы. Или утроили? Или…
- А по твоим? - рассмеялся он.
- Вот дерьмо, - беззлобно ответила она.
Дью кивнул, нахмурился, выдержал драматическую паузу.
- В восемь маловато, а вот в шестнадцать - в самый раз.
Итак, это давало двадцать пять миллионов человек. Огромная масса рук и мозгов. И она прикинула, о чем может думать, такое количество современных, приспособленных для интересной и вечной жизни умов. Без науки, без литературы, без истории, которые могли бы занять их, с этим бесконечным отрицанием наслаждений… какие же идеи могли поддерживать их?
Она попыталась облечь свой вопрос в слова, но спросила совершенно другое:
- А ты помнишь мороженое? Дью вскинулся.
- Видишь магазинчик? - показала она. - Там продают почти такое же.
В их постоянной жаре все холодное казалось прекрасным. В мире, где сахар являлся неслыханной роскошью, все сладкое было сокровищем, даже если этот сахар был продуктом разложения и биохимической магии. Хозяин магазина с подозрением отнесся к Бродяге, и Уошен пришлось самой заплатить за это удовольствие, как и за аренду двух стальных бокальчиков и двух ложек. Они сели на берегу реки за маленький столик, накрытый вышитой золотом скатертью, в патио из железных кирпичей, обработанных цианидом, что придавало им синий цвет. Река представляла собой смешение природных источников и сливных вод из близлежащих химических предприятий, к которым Медулла оссиум, впрочем, быстро адаптировался. Запах бактерий был малоприятен, но это был аромат силы и новых возможностей. Вот о чем думала Уошен, глядя, как Дью с величайшей осторожностью пробует ложечкой свое мороженое. Глаза его удивленно раскрылись.
- Это, кажется, шоколадный вкус?
- Нельзя быть уверенным, - улыбнулась Уошен. - Когда тебе приходится полагаться только на свои тысячелетние воспоминания…
И оба рассмеялись.
Мимо проходили люди. Любовники обнимались. Друзья болтали. Деловые люди планировали процветающее будущее. Пара везла своего малыша в коляске. И никто из них не смотрел на Бродягу, сидевшего у всех на виду и евшего мороженое. Только дети глазели на него в изумлении. А Уошен думала о тех пленниках, что Дью когда-то привез на Случайную. Конечно, он не принимал участия в пытках. Она никогда не спрашивала его об этом, но он тогда же, десятилетия назад, подтвердил ей свою непричастность. Да и к чему думать об этом? Она посмотрела на Дью, стараясь избавиться от воспоминаний.
Но Дью, возможно, угадал ее мысли.
- А, кстати, как те люди? Те несчастные, которых мы вам вернули?
- Они выздоровели. По большей части.
- Отлично, отлично, - пробормотал он, но покачал головой.
Навстречу им по дорожке, вымощенной синим кирпичом, бежали двое детей, должно быть, братья. Между патио и берегом реки не было ни поручней, ни поребрика. Неожиданно старший неловко толкнул младшего, и ребенок, отчаянно визжа, полетел в ядовитые воды реки.
Уошен вскочила.
Появились родители, мать запричитала, а отец полез вниз по стальной стене, цепляясь за выступы. Наконец он выловил своего сынка из вонючей жижи, и они вернулись в патио, оба невредимые, но злые. Отец вложил ручку ребенка в ладонь старшего брата и неожиданно крикнул:
- Зрелище платное! Водичка стоит дорого!
Все расслабились. Потенциальное несчастье обернулось забавой. Уошен заставила себя снова сесть.
- Я тоже однажды тонула, - вдруг сказала она.
- Ты?
- Несколько раз. Я была маленькая. У меня был ручной кит. Я ездила на нем по Морю Альфа…
- Я помню эту историю, Уошен.
- Разве я рассказывала ее тебе? Я заставляла его нырять, погружаясь все глубже, туда, где жили огромные кальмары, и масса воды давила на меня столь сильно, что я теряла сознание. Лежала в коме. Бывало, целый день лежала.
Он посмотрел на нее так, словно видел перед собой впервые, словно на незнакомого человека. Опасного, возможно, даже больного.