Андрей потеснился, и его место занял хрупкий темнокожий молодой человек в непроницаемых очках, с длинными прямыми волосами и редкой, курчавой бороденкой.
- Очень рад! - сказал Кханга Джон по-русски и пропал.
- Я же знаю, что ты без ума от его музыки, - снова появился Андрей. - Нельзя упускать такой случай! Он будет петь, играть на пульсайзере целый день, вечер и ночь для тебя… Ну и для твоей подружки, которую ты пригласишь для баланса. Так мы ждем тебя, Танюша?
- Я не могу, - повторила Таня, борясь с искушением. - У меня горе.
- Горе? У тебя? Ты шутишь!
- Алешка Пирогов погиб.
- Пирогов? Постой-ка… А, этот чудак, твой верный воздыхатель со школьной скамьи? Действительно, жаль. Но у них там частенько гибнут! Впрочем, тебе будет не хватать его. Я сочувствую тебе, солнышко. Только давай погрустим завтра, когда Кханга уедет, а сегодня тебе нужна маленькая разрядка после такого известия. Нельзя помногу печалиться. Приезжай, слышишь? Кханга напишет песню и посвятит ее твоему рыцарю, у него здорово получается…
Таня выключила терминал. Вызов немедленно повторился. Таня заткнула уши пальцами и заплакала от обиды и одиночества. Она испытывала к себе уважение за то, что поборола искушение и не поехала к Андрею. В то же время ей было досадно, что он такой бесчувственный. В комнату заглянула бабушка Поля с горкой блинов на тарелочке, покачала головой и ушла на кухню довоевывать с плитою. Ей очень хотелось утешить Таню, приласкать, погладить по головке, но она не знала, как Таня к этому отнесется.
Татьяна проплакала целый вечер, то успокаиваясь, то снова начиная. Легче не становилось.
За окном стемнело. Андрей вызывал ее каждые пять минут. Потом, видимо, махнул на это занятие рукой и стал искать альтернативный вариант. Таня сидела в кресле, не меняя позы, ноги у нее затекли и онемели. Слез больше не оставалось. Со стола на нее смотрел серьезный, значительный пилот из Корпуса астронавтов ООН. В сумерках предметы понемногу утратили свои очертания, стали нереальными и таинственными. С улицы не доносилось ни звука, даже бабушка Поля затихла у стереовизора в соседней комнате. На кухне стыли никому не нужные блины. Таня поду. мала, что засыпает, и прикрыла распухшие глаза.
Когда она открыла их, то увидела Пирогова. Но не того, что на фото, а настоящего, которого можно было потрогать. Даже обнять. Другой Пирогов тоже был в скафандре, но не таком громоздком, посвободнее. Он сидел на полу и глядел на Таню, поражаясь тому, что видит ее.
- Алешка… - позвала Таня.
Пирогов счастливо улыбнулся и закрыл глаза. Сквозь него неясно виднелся ковер на полу и просвечивали Танины шлепанцы. Потом шлепанцы обрели четкость, словно проявились на фотопластинке, а Пирогов понемногу растаял кусочком серебристой туманности.
5
Наутро Пирогов перекусил на скорую руку, натянул резиновые перчатки и отправился разбирать завалы в регенерационной камере. Переступив через порог, он опустился на колени и с предельной осторожностью стал искать целые пластинки и блоки. Работа была нудная, кропотливая и, как оказалось, лишенная всякого смысла. Через полчаса Пирогов понял, что обречен.
Осознав это, он даже слегка испугался. Хрупкая пластина вывалилась из пальцев, спланировала на пол и взялась трещинами.
Регенераторы были изувечены на совесть. Поэтому как только на планетолете иссякнут наличные запасы воды и воздуха, Пирогов умрет. И произойдет это в самом недалеком будущем. И неоткуда ждать помощи.
Конечно, его найдут. Скоро развернется программа комплексного исследования Пояса - на предмет изыскания полезных ископаемых космического происхождения, программа под кодовым названием "Церера". Скоро - это лет через десять. К тому времени ему будет все равно, разыщут его или нет. Гораздо раньше он превратится в мумию в разбитом, но прекрасно освещенном планетолете.
Пирогов сел на пол и зажмурился. И ему сразу удалось отвлечься. Должно быть, он просто не умел подолгу думать о собственной смерти. Вместо этого ему захотелось вообразить себя рядом с Таней, в ее комнате, увешанной мохнатыми коврами с совершенно немыслимыми для современных интерьеров узорами. Он никогда не видел этих ковров наяву, но необъяснимым образом был убежден в их существовании. Он твердо знал, что пол в Таниной комнате скрыт зеленым самозарастающим: мехом из грасс-пластика. Что, кроме дивана, в углу под светильником стоит глубокое кресло, в котором Таня любит сидеть поджав ноги и ждать, когда кто-нибудь - только не он, Пирогов, - захочет поговорить с ней по терминалу. И что терминал лежит у нее под рукой на подлокотнике кресла. Почему он все это знал, Пирогов ответить не мог. Знал - и все тут.
Поэтому он не слишком удивился, когда увидел себя сидящим на грасс-пластике, а в нескольких шагах - рукой можно дотронуться - бледную и оттого невероятно красивую Таню, изо всех сил вжавшуюся в спинку кресла.
6
Проснувшись, Таня почувствовала себя немного лучше. Правда, с непривычки от слез совсем запухли глаза, так что выглядела она теперь, наверное, ужасно. Таня сладко дотянулась и обнаружила себя не в постели, а в кресле. Вспомнила разговор с Андреем, потом - конфликт бабушки Поли с плитой. Вспомнила и серебристый скафандр, тающий в вечернем полумраке среди тишины и пустоты.
Робко пискнул терминал. Таня отозвалась. Это был шеф, сердито и печально взиравший на нее с экрана размером с Танин кулачок.
- Как ваше здоровье, Татьяна Петровка?
- Спасибо, Роберт Семенович. Почти нормально.
- Я не хотел вас беспокоить…
- Я понимаю.
- …но нехватка рабочих рук, а точнее - голов…
- Понимаю.
- …у всех на уме эти грандиозные прожекты в межзвездном эфире…
- Понимаю.
- …тривиальнейший расчет некому закончить…
- Я приду сегодня, - вдруг сказала Таня и поразилась своей решимости: показаться на работе в таком виде, с распухшим лицом, с синими разводами под глазами!
- Я приду, - повторила она упрямо. - Я совершенно здорова. Просто у меня горе. Но я обязательно буду сегодня.
- Иного ответа я и не ожидал, - с удовлетворением солгал шеф и пропал.
Обычная утренняя круговерть.
Ванная, трюмо с косметикой. Кухня с деловито урчащей плитой, производящей румяные тосты с пылу, с жару - по первому требованию. Бабушка Поля, обреченно стоящая в дверном проеме, сложив на груди темные от летнего солнца руки. Чашечка кофе на дорогу. Назойливое тиканье часов. В конце концов можно и опоздать.
Горе горем, а жить полагается дальше. Вечером неплохо бы позвонить Андрею: быть может, его знаменитый приятель задержится на денек…
- У тебя новый видеофильм, деточка?
- О чем ты, бабушка?
- Вчера вечером, у тебя в комнате?
Таня замерла в прихожей.
- Что такое?
- Господи, Танюша! Я говорю об этом, юном космонавте в серебристом костюме. Что символизировали его поза и таинственное растворение во тьме вечной ночи?
Таня опрометью бросилась в комнату.
Она сидела в кресле. Ей было плохо, совсем плохо, хуже некуда. А когда она уснула, ей привиделся Алеша Пирогов. Вот здесь он сидел, на этом самом месте!
Податливый зеленый грасс был слегка примят. Таня провела по нему ладонью, и грасс распрямился, скрыв следы, которые ненадолго сохранила его пушистая ласковая поверхность. Или ничего и не было?
Видеофильм. Юный космонавт в серебристом скафандре.
Таня очнулась на улице, перед входом в корпус. Судя по часам, она преодолела десятиминутный путь от дома до работы, даже с учетом метро, за час без малого. Где она блуждала все это время?
- А вот и наша избавительница!
Таня поздоровалась, не видя никого вокруг себя. Прошла к своему столу, села, принялась перебирать черновики, заботливо подложенные начальником сектора. А в голове горячим ключом пульсировала одна и та же мысль: что с ней происходит? Быть может, она бредила? Но как в ее бред могла проникнуть бабушка Поля?
Таня подняла глаза и увидела шефа, готового взорваться от негодования. Заметила и удивленные взоры в ее сторону.
- Ничего страшного, Роберт Семенович, - сказала медноволосая Элли, с вызовом посмотрев на шефа. - У человека несчастье. Раз в сто лет можно!
Таня изумленно опустила взгляд на свои руки. Она держала тлеющую сигарету и стряхивала пепел на полированную поверхность стола!
- Пустяки, - наконец выдавил шеф. - Успокойтесь, Таня, и займитесь делом. Это помогает не хуже никотина.
Она сделала-таки расчет, и ей действительно было легче, пока колонки цифр в электронном бланке и коэффициенты, похожие на хвостатых зверьков, ограждали ее от остального мира, в котором происходили непонятные вещи. Но вот расчет лег на стол к шефу - тот бегло просмотрел его и тут же, при ней, сунул в разверстую пасть фототелеграфа.
- Вот так, - произнес он многозначительно. - Ведь можете же, черт побери! Можете, если захотите, а? В чем же, простите великодушно, дело? Или и впрямь - раз в сто лет?
- Не знаю, Роберт Семенович, - потупилась Таня. - Наверное, вы правы, и я ленивая черепаха.
- Я старый человек, - заявил шеф. - Поэтому мне извинительно сказать вам то, что я думаю. И вы не должны будете на меня обижаться, так как это идет от чистого сердца и от искреннего желания помочь вам. У вас есть некоторые задатки способного инженера. Не сказку, что талантливого. Но вы преступно разбрасываетесь на преходящие мелочи и пустячные увлечения. Вы легкомысленны, Танюша. Но это - молодость, это пройдет.
Таня молчала.
- Не знаю, - пробормотал шеф. - Может быть, в этом нет ничего плохого. Молодость дается человеку только один раз, и надо ее прожить. Именно прожить, а не переждать! Кажется, я противоречу самому себе. Что вы думаете по этому поводу?
- Я еще не придумала, - созналась Таня. - Наверное, вы снова правы.
- Прав? - переспросил шеф. - Безусловно! Только вопрос - в чем именно?
Дома Татьяну ждали три кассеты - три звуковых письма: весточка от родителей из Австралии, где они второй год восстанавливали популяцию вымирающих медведей-коала; письмо от Николая, с которым они расстались друзьями еще до отъезда родителей, - содержание фонограммы в общем и целом она себе представляла, - и письмо от Андрея - что он может наговорить в пылу раздражения, ей еще предстоит узнать. Но странное дело: как раз это ей было глубоко безразлично. А с фото на столе на нее взирал суровый и неприступный Пирогов.
Что же это было?
Таня прикрыла за собой дверь: ей не хотелось, чтобы бабушка Поля снова что-нибудь увидела. Прошла по краешку грасса, опустилась в кресло. Отяжелевшая от непривычной нагрузки голова упала на руки…
Тоненько заголосил терминал. На экране возник Андрей, лицо его было строгим, совсем как у Роберта Семеновича.
- Ты получила мое послание?
- Да, вот оно.
- Даже не распечатала?! Я три часа жду твоего визита, сорвал репетицию, поругался с режиссером - хорошим человеком, а ты…
- Я только что пришла с работы.
- О, боже, - Андрей устало разыграл удивление. - В городе вечер, люди отдыхают и веселятся, а она, видите ли, работает! Да не верю я в это! Очевидно, тебе попросту наскучило мое общество. Позволь узнать, кто твой новый рыцарь?
- Я только что закончила сложный расчет, - упавшим голосом сказала Таня. - Раньше у меня на него уходила неделя. Сегодня я узнала, что для этого достаточно десяти часов.
- Почему бы тебе не сделать его за неделю, в нормальное рабочее время?
- Сначала я сделала, а потом уж подумала…
- Нет! - Андрей погрозил ей пальцем, изящным и длинным. - Так не бывает. Понимаешь - кому угодно поверил бы, но тебе…
- Давай пока не будем встречаться, - неожиданно для себя сказала Таня. - У меня возникли проблемы.
- Даже та-ак?!
Лиловая клякса расплылась по экрану, и тот угас. Таня почувствовала сильное облегчение. Ей и вправду было не до Андрея. Потом, когда она разберется во всем до конца и пройдет эта назойливая, надоедливая боль в сердце, - потом она придет к Андрею, и все будет по-старому. Потом - не сейчас, когда на ее столе стоит портрет космонавта.
И наступила ночь.
Таня сидела в кресле, напряженная, сосредоточенная, неотрывно глядя перед собой. Она боялась даже шевельнуться, малейшим движением нарушить тишину в комнате. Она ждала.
Так минул час.
Тане захотелось спать. Она уже почти убедила себя, что ничего исключительного не произошло. Просто она слишком много в последнее время думала о Пирогове. Наверное, за всю прежнюю жизнь не думала о нем столько, как за эти два дня. Единственное, что вносило смятение в ее душу, - это история с бабушкой Полей. Но об этом, впрочем, нетрудно было и позабыть. И тогда вообще не осталось бы никаких неясностей.
"Он погиб, - думала Таня. - Ему было страшно и одиноко погибать в остывающем, изрешеченном прямыми попаданиями метеоритов звездолете. Холод подступал к самому его сердцу, в, уже теряя сознание от недостатка воздуха, непослушными губами он повторял мое имя…"
Так, между прочим, погибал космонавт в фильме "Небо мужчин,", с участием Андрея.
Таня, кажется, задремала.
Ощущение тревоги выбросило ее из полусна, и она крепко вцепилась в подлокотники, чтобы не выпасть из кресла. "Что же это?. " - подумала она. Неужели именно так сходят с ума?
Цепенея от ужаса и восторга, широко раскрытыми глазами она смотрела на медленно возникавшую из ничего, проявлявшуюся в воздухе, обретавшую плоть человеческую фигуру.
7
Пирогов сидел на грассе лицом к ней, подогнув колени к груди. Спина его опиралась на что-то невидимое. Он глядел на Таню и улыбался,
Вот я и снова вижу тебя, - сказал он.
- Что это? - прошептала Таня.
- Ты мне снишься, - пояснил Пирогов. - Снишься каждую ночь. Но еще ни разу мне не удавалось поговорить с тобой.
- Ты… погиб? - с опаской спросила Таня.
- Нет, я жив. Поначалу мне везло, и я уцелел. Но скоро я останусь без воздуха. А лет через десять меня найдут и похоронят на Земле. Развернется проект "Церера", начнется разведка Пояса Астероидов, и тогда случайно наткнутся на меня. А до той поры я буду совершенно один.
Он сидел и разговаривал с ней как ни в чем не бывало!
- Мне бы тебя наяву повидать, - говорил он. - Хоть раз, хоть издали! А то у меня здесь даже твоей фотографии нет. Но я и без того тебя помню все время, потому ты так хорошо мне снишься.
- Алешка, - сказала Таня. - Мне кажется, это не сон. Пирогов засмеялся.
- Хотел бы я, чтобы это был не сон! Но наяву ты давно бы уже выставила меня за порог.
- Не выставила бы, - обиженно сказала Таня и сама себе поверила.
- Но, странное дело, я никогда не подозревал, что у меня такая богатая фантазия! Представляешь, я выдумал себе комнату, где ты живешь, до мелочей, до деталей. Ковер этот, кресло…
- Это действительно моя комната!
- Прошлой ночью мне снилось, будто ты плакала.
- А я и проревела из-за тебя весь вечер!
- На тебе была такая цыганская шаль.
- Вот она!
- И ты позвала меня по имени.
- Это не сон, слышишь?
В глазах Пирогова мелькнула растерянность.
- Это сон, - возразил он не слишком убежденно. - Правда, он очень странный. Мне никогда не снились такие реальные сны. Но я же целыми днями один…
За дверью послышались шаги. Таня прижала кулачки к губам, чтобы не закричать. Лицо Пирогова застыло в изумлении. Потом он медленно обернулся.
В дверях стояла бабушка Поля, веселая и розовая от хорошо проведенного времени.
- Танюша, я ухожу гулять по вечернему городу с подругами моей юности, - объявила она. - Отчего ты не пригласишь молодого человека сесть на диван? Впрочем - не стану мешать.
Дверь закрылась.
Пирогов сидел неподвижно. Лицо его напоминало гипсовую маску.
- Кто это? - спросил он шепотом.
- Бабушка Поля, - так же шепотом ответила Таня.
- Твоя бабушка?!
Пирогов схватился за голову.
- Я схожу с ума, - произнес он. - Я - в разбитом планетолете, в приборном отсеке. Мой астероид черт-те где. Но ты, твоя комната, твоя бабушка!. Что со мной?
- Не знаю, - промолвила Таня. - А кто мне объяснит, со мной-то что?
Пирогов поймал ее взгляд, как утопающий соломинку.
- Нет, - заявил он. - Нет. Так не бывает. Это невозможно!
- Не кричи на меня, - сказала Таня укоризненно.
- Да разве я кричу, - пробормотал он. - На ты пойми: если я поверю во все это, я погиб окончательно. У меня же появится надежда на избавление; я тогда свихнусь, если все окажется лишь сном, если вдруг оборвется ниточка, связавшая нас…
- Мне кажется, я тоже не переживу, - Таня шмыгнула носом от жалости к себе.
Пирогов протянул к ней руку.
- Елки же зеленые, - проговорил он. - Вот сейчас дотронусь до тебя и сразу проснусь. И вообще больше не стану спать, до самой смерти. Жаль, конечно, такой хороший был сон. Но иначе можно спятить.
Пальцы его уперлись в невидимую преграду. Он налег на нее всем телом. Таня сквозь слезы смотрела, как он пытается прорваться к ней. Медленно, будто лунатик, она встала из кресла и шагнула ему навстречу. И попыталась поймать его руку.
Их ладони прошли одна сквозь другую.
- Бесполезно, - вдруг произнес Пирогов совершенно спокойно. Он поднял кулаки и стукнул в незримое препятствие. - Знаешь, что мне мешает? Стенка приборного отсека. Меня нет в твоем мире, а тебя в моем. Ничего не выйдет. Мое жизненное пространство ограничено четырьмя бронированными стенками отсека. А в твоем распоряжении - целая планета, на которой меня нет. Мы не совпадаем в пространстве на миллионы километров.
Он стоял на коленях, уперевшись ладонями в стелу, которой не существовало для Тани. Сидя на полу в двух шагах от него, она рыдала в три ручья и утирала слезы рукавом халатика. В этот миг ей ничего не было нужно - только бы распался, провалился в тартарары разделявший их барьер.
Когда не осталось больше слез и Таня смогла разлепить мокрые ресницы, она была одна в комнате.
"Я дура, - подумала она. - Обыкновенная слезливая дурочка. Действовать надо, а не слезы точить".
"А надо ли? - подал голос откуда-то из глубин ее души червячок сомнения. - Ведь все может начаться сызнова - преследования, предложения, воздыхания. И потом - надо будет куда-то идти, кому-то что-то доказывать, а это так утомительно! Можно просто смолчать, убедить самое себя - и это совсем не трудно, - что ничего не было, а был один лишь горячечный бред. Стиснуть зубы, зажмурить глаза, пережить однажды - и освободиться навсегда!"
"У, поганка", - обругала себя Таня.