Аннотация:
Питерское метро, 2033 год. Жители оранжевой ветки жили в мире и спокойствии, пока тиран Анимус не решил захватить ее! Теперь, чтобы предотвратить неизбежную войну, главный герой Олег должен отправиться на поверхность!
Take me to the magic of the moment
On a glory night,
Where the children of tomorrow share
their dreams
With you and me.
Take me to the magic of the moment
On a glory night,
Where the children of tomorrow dream away
in the wind of change.
(Scorpions, "Wind of change")
Часть 1
ПРЕДДВЕРИЕ ПЕРЕМЕН
Глава 1
ЖИЗНЬ ПОД ЗЕМЛЕЙ
Эх, старые добрые времена, когда можно было отдать
свою жизнь за построение нового мира, а умереть в старом.
(А. и Б. Стругацкие)
Чтение - одна из немногих отрад в мрачном метро, последнем пристанище человека после Катастрофы. Хотя времени на развлечения здесь почти никогда не хватает.
Станция, на которой я живу - "Ладожская" - располагает неплохой библиотечкой. Свыше трехсот книг и большое количество журналов и газет. Идея создать библиотеку родилась лет пятнадцать назад. Люди нуждались в книгах, ведь книги - это знание. Взрослые за чтением проводят минуты досуга, а дети по книгам познают мир, который, возможно, никогда не увидят.
Всю литературу в метро доставляют исследователи поверхности - или как их иначе у нас называют "ресичеры". Помимо книг, они много хороших вещей приносят с разъеденной атомной войной земли. Смелые ребята, совершая вылазку на поверхность, они каждую секунду рискуют своей жизнью, чтобы добыть для нас, жителей метрополитена, что-нибудь полезное. Там, наверху, в прожженном радиацией Петербурге, говорят, живут страшные неведомые твари, встреча с которыми, в большинстве случаев, может оказаться последней.
С одним ресичером, да и единственным на нашей ветке, я знаком лично. Его Леня зовут. Хороший парень, добрый, отзывчивый, обязательно что-нибудь из своих вылазок мне притащит.
Вот, например, сейчас я держу в руках газету "Комсомольская правда", датированную 5 мая 2010 года - очередной подарок Лени. И хотя новости в ней были старые-престарые, более чем двадцатилетней давности, все равно интересно было вспомнить, что происходило в мире в то время. Тем более что в детстве я газет никогда не читал. Глупый тогда был.
"Комсомолка" эта в основном посвящена 65-летию победы Советского Союза в Великой Отечественной Войне. Помню парад, показанный по телевизору: красивый он был, масштабный такой. Солдаты, марширующие нога в ногу, военная техника, самолеты. Я тогда мечтал тоже оказаться одним из участников парада.
Мечте моей не суждено было сбыться. Через три года я оказался в метро. Какие здесь могут быть парады? Да и нет уже, наверное, в живых тех людей, благодаря которым мы еще живем.
Живем...
Да разве ж это жизнь? Постоянно пребывать в страхе, ожидая, что на нас нападут "красные". Жить, когда на каждый день выделяется ограниченная порция еды! То же самое было и во времена Второй Мировой. Двести грамм хлеба - суточная норма. Да. Сейчас у нас, конечно, выдаются не такие крохи и рацион побогаче, но в чем-то все же есть сходство. Тогда была война и сейчас война - атомная, последствием которой стало переселение людей в подземку, пожалуй, единственное место, не зараженное радиацией. Да и то, как сказать; говорят, на Ленинском проспекте например жизнь невозможна по причине высокого уровня зараженности. Еще бы - всего восемь метров под землей.
Итак, я раскрыл газету. Первые две страницы были посвящены Параду Победы. На картинке изображена мощная машина - Тополь-М. Я помню ее, гигантская махина. Хотел бы я на ней прокатиться, да какой там... Эх, мечты, мечты...
Я на поверхности вот уже двадцать лет не был. Да и буду ли когда-нибудь?
Читаю дальше: "Стволовые клетки поставляют из... моргов". Страсти-то какие! Стволовые клетки... Это что же получается, клетки из стволов сделаны? Это наверняка из разряда медицины, что бы я в этом понимал! Биологию я в школе не проходил, не успел, а медицинская литература мне под руки не попадалась. Вот учебник по физике мне Леня как-то принес. Странные вещи там написаны, скажу прямо и откровенно. Странные и совершенно непонятные.
"Слухи о разводе Заворотнюк и Чернышева развел Жигунов". Интересно было бы почитать, если бы только я знал, кто все эти люди. Скажу одно, эта самая Заворотнюк, если судить по фотографии, - красивая женщина. Таких в нашем метро раз, два - и обчелся. Хотя на самом деле, может, она и некрасивая вовсе. Полчаса в "фотошопе" и никаких дефектов. Уж я-то знаю, приходилось мне работать с этой программкой, когда еще на поверхности жил.
Так, что у нас дальше? О, программа передач на неделю. Я наверняка что-то видел по ящику из этого списка в тот день двадцать три года назад. Сейчас же телевизор я не смотрю. Да какой там к черту телевизор - здесь даже радио нельзя послушать - и не вещает никто, и не ловит тем более. Скукота полнейшая, никакого "развлекалова". Нет, конечно, всегда есть, чем заняться. Можно сходить на "Новочеркасскую" и посмотреть, как в загоне копошатся свиньи. Это довольно забавно. Вот только зрелище на десять минут; если ты просидел, пялясь на хрюшек больше этого времени, тебя пора самого бросать к ним в загон.
На "Пробке", как еще иначе называют "Проспект Большевиков", иногда играют в футбол или волейбол. Но делают это крайне редко. Раз в две недели, может быть. А все потому, что это очень сложный и длительный процесс - организовать матч. Очистить поле - убрать со станции все палатки, огородить площадку, чтобы мяч не попал на железнодорожные пути, собрать команду. И стоит ли тратить полдня ради двух часов удовольствия? Лично я так не считаю, хоть иногда и играю.
Опять-таки, литературку какую-нибудь почитать. Для меня любая новая книга, если это только не учебник по физике, уже неописуемая радость. Я обожаю читать - фантастику, фэнтези, детскую литературу, детективы, даже любовные романы - мне все нравится. Тем более что я человек, толком ничего не знающий о мире наземном, многое узнаю о нем как раз из книг и журналов. Что было..., а что должно было быть.
Любовь к чтению мне привила мама, самый родной мой человек. Кроме нее у меня больше никого не осталось. Папа погиб в автокатастрофе через три дня после моего рождения, так что я его видел только на фотографиях. До трех лет мама воспитывала меня одна. Но потом она вышла замуж за не бедного банкира. Этого человека совершенно не испугал тот факт, что он женился на женщине с ребенком, видимо, его такой вариант устраивал, или же ему было все равно. Как бы то ни было, он обращался со мной, как со своим собственным сыном: покупал то, что я попрошу, ходил со мной в зоопарк, цирк, парки аттракционов. В общем, он мне нравился. Вот только папой я его никогда не называл. Попросту не мог, понимал, что он не родной мне человек. А потом, когда его банк разорился, мы остались практически без денег. Отчим не смог с этим смириться. Вскоре бутылка стала его лучшим другом. В итоге он спился; стал поносить маму самыми грязными словами, орал на меня по малейшему поводу, пару раз дело доходило до рукоприкладства. Мой отчим вконец испортился.
Когда по радио и телевизору сообщили, что в городе, как, впрочем, и по всей стране, объявлено чрезвычайное положение, он был дома, как обычно вдрызг пьяный. Спастись не успел. Наверное. А мы с мамой тогда были в метро, возвращались с рынка - ездили покупать мне летнюю куртку, в тот день как раз была распродажа.
И ничего не предвещало беды...
Таким образом, мама и я остались в подземке одни. Больше у меня родственников здесь не было. Помню, когда все станции перекрыли, я очень испугался. Мама стала меня успокаивать, говорила, что это ненадолго, что скоро все пройдет, и мы отправимся домой. Я быстро успокоился и стал ждать. Но ожидание затянулось слишком надолго...
С тех пор прошло двадцать лет, а я на поверхность так и не вышел. Здоровье мамы от жизни в суровом и влажном климате мрачного подземелья подкосилось. Поначалу держалась, но уже спустя пять лет она захворала и почти не вставала с матраса, заменяющего ей кровать. Кашляла периодически, так глухо и так сильно, что когда я слышал, как она мучается, у меня сердце готово было выпрыгнуть из груди. Я бы хотел помочь ей, но дядя Вова, наш с мамой хороший знакомый, говорит, что ее случай почти безнадежен. А уж он-то в медицине больше моего смыслит, хотя сам по профессии не врач. Да я и сам все понимаю. Ей бы в нормальную больницу, чтобы полечили как следует, на ноги поставили. Вот только где ж в метро такие условия найдешь?
Эх, мама, мама. Ты на протяжении всей своей жизни делала для меня столько хорошего, а я для тебя ничего не смогу сделать. Разве что побыть с тобой в трудную минуту...
Думать о плохом мне больше не хотелось и поэтому я, чтобы прогнать дурные мысли, постарался снова переключиться на чтение.
Ну, что у нас там дальше? Ага, название статьи гласит: "И экстрасенс, и мушкетер шашлык готовы съесть на спор!". Тот, кто это сочинил, определенно поэт, я бы до такого ни в жисть не додумался. Я пробежал глазами статью. Не, тоже неинтересно.
"Быков едет в Германию брать реванш за Олимпиаду". Да-да-да, помню, помню. Я с шести лет увлекаюсь хоккеем, поэтому не пропустил ни одного матча сборной и родного питерского СКА. На зимней Олимпиаде мы действительно опозорились, да еще как! Но команда видимо поняла свои ошибки, и на чемпионате мира играла очень хорошо. Однако же в финале снова потрясла весь хоккейный свет, проиграв сборной Чехии. Увы и ах!
Дальше шла очередная фигня. На последней страничке, как всегда по обыкновению, немного юмора. Только не хотелось мне что-то сейчас смеяться. Вот совсем не хотелось. На душе от этих воспоминаний стало как-то пакостно.
- Эй, девчушка! - позвал я ребенка лет восьми, которая сидела напротив меня в вагоне электрички и все то время, что я читал газету, пристально смотрела на меня. - Может, ты хочешь почитать?
Маленькое курносое создание с двумя косичками по бокам на секунду призадумалась, а потом оживленно закивало. Так, все с тобой ясно. Читать мы еще не умеем, но картинки посмотреть хотим. Ну что ж с тобой сделаешь?!
Я встал, размял затекшие ноги и подошел к девочке, протянул ей скрученную в трубочку газету.
- Значит, слушай и мотай на ус, - ребенок удивленно захлопал глазами, явно не понимая смысл выражения. - Когда все посмотришь, отнеси газету вот туда, видишь? - я рукой показал на небольшой "киоск" в конце станции. Этот так называемый "киоск" был сделан из сегментов букв, которые раньше составляли название станции - "Ладожская". Все и так знали, как называется это место, а буквы вот - пригодились. А "киоск" этот заменял нам еще и библиотеку, туда складировались книги, принесенные Леней и другими ресичерами, и выдавались читателям под строгую ответственность. Заведовала библиотекой Мария Львовна, женщина по натуре своей добрая, но помимо этого - жуткая любительница делать все по правилам. Так что если не возвращаешь чтиво вовремя или если не дай Бог она обнаружит на книге какой-нибудь дефект, которого раньше не было, ну тогда держись! С Марией Львовной шутки были плохи. - Отнесешь туда и скажешь, что от Олега, поняла?
Девочка кивнула и улыбнулась.
- Ну и умница! - я потрепал ее по головке и вышел из вагона.
Палатки у нас на станции располагались рядами, а по центру был коридор - по нему можно было беспрепятственно попадать на любую линию. Их у нас было двенадцать и на каждой - по четыре палатки. Также по краям станции стояли два состава, включающие в себя по шесть вагонов. Выполняли они отнюдь не транспортную функцию, а были лишь дополнительным местом, где можно было отдохнуть. И, несмотря на то, что вагоны состав представляли огромную ценность для нужд станции, руководству удалось настоять на том, чтобы их не разбирали на запчасти.
Мой путь лежал в палатку номер шестнадцать на четвертую линию, где находилась моя мама. Надо было проведать ее, в последние дни она была совсем плоха и состояние ее не улучшалось.
Мама была не одна. Рядом с ней сидел дядя Вова и держал ее за руку. Когда я вошел в палатку, он встал, и, пройдя мимо меня, жестами показал, что подождет снаружи - есть разговор. Я буркнул: "Понял" и сел на самодельную низенькую табуретку рядом с маминым матрасом.
- Как ты? - спросил я. Глупый вопрос, я и так знал, что чувствует она себя неважно. Ответ читался по ее измученным глазам. Но надо же было с чего-то начать беседу.
- Нормально, - мама всегда мне так отвечала. На ее морщинистом лице появилось некое подобие улыбки - таким образом она пыталась ободрить меня, а заодно и себя. Но я знал, что это стоит ей неимоверных усилий. - Сам-то как? - ее голос, такой сухой и усталый, заставлял мою душу буквально рваться на куски. Болезнь превратила маму - некогда сильную и волевую женщину - в беспомощную старушку. Ей всего лишь пятьдесят два, а выглядит на все девяносто.
- Нормально.
Я не хотел говорить "хорошо", потому что это было бы не совсем правильно. Это означало бы издевательство над мамой. По крайней мере, я так считал.
- Сынок, подай, пожалуйста, воды!
Я поднял с пола наполовину наполненный водой пластиковый стаканчик. Свободную руку подложил маме под спину, придал ей вертикальное положение и медленно стал вливать ей в рот жидкость. Когда в стаканчике осталась всего четверть, я поставил его на место и опустил маму обратно на матрас.
Даже такие сравнительно нетяжелые предметы она не могла держать в руках, что уж и говорить о большем. Она уже месяца два не вставала со своего матраса. Интересно, наступит ли тот день, когда она снова сможет ходить?
- Спасибо, мой хороший! - теперь мама говорила более оживленно, видно пара глотков придала ей силы, но все равно чувствовалась прежняя слабость в голосе. - Ты сегодня на дежурство не идешь?
- Нет, мне только послезавтра нужно.
Каждую неделю по четвергам я и мой друг Юра дежурим в туннеле за станцией "Лиговский Проспект". Все из-за того, что наша оранжевая ветка периодически подвергалась атакам со стороны жителей красной линии.
В первые годы после Катастрофы люди жили на тех станциях, в которых их отрезало от наземного мира. Но потом они поняли, что для того, чтобы прожить, нужно объединиться. Таким образом, появилось пять содружеств, каждое из которых жило на своей ветке. И стали они именоваться "красными", "синими", "зелеными", "оранжевыми" и "фиолетовыми", под цвет соответствующей линии.
Прошло несколько лет. На красной ветке появился некий Анимус, который подговорил ее жителей к тому, чтобы завоевать все метро. Так получилось, что линия эта была в основном заселена людьми кровожадными и честолюбивыми. Они с радостью приняли предложение Анимуса. Немногие из тех, кто был не согласен воевать, бежали с ветки.
Поговаривали, что этот Анимус вбил в головы всем "красным" мысль о том, что жители остальных веток метро завидуют их богатству и собирают силы, чтобы захватить красную линию. Разумеется, все это не правда. Но большинство, к величайшему сожалению, поверило своему правителю и "красные" загорелись идеей нанести удар первыми...
Новость о жестоких завоевателях быстро распространилась по всему подземному миру Петербурга. Несмотря на это, люди поначалу не воспринимали ее всерьез. Но когда вскоре им пришлось отбивать атаку за атакой, они поняли, что все очень серьезно и что если так будет продолжаться, половина жителей метро умрет в этой войне. Терпеть это никто был не намерен. На четырех линиях организовали круглосуточное дежурство, чтобы предупреждать новые атаки "красных".
На станциях пересадок больше никто не жил как раньше. В основном это было связано из-за нежелания делиться территорией. Разумное, в общем-то, решение. "Красных" хватает по горло и ни к чему всем новые распри. Вот разве что на пересадочном узле "Садовая-Сенная-Спасская" и поныне существует огромный рыночный комплекс, своего рода базар. И на каждой из этих трех станций представлены товары различных категорий. Здесь можно было найти вещи на любой вкус - от обычных деревянных зубочисток до каких-нибудь навороченных электроприборов. А охранялся он, дай боже. "Красные" при всем их вооружении и стремлении захватить метро никогда бы не пробили брешь в такой обороне. Но зато и попасть на рынок было очень проблематично. При входе шмонают так, что иногда хочется просто повернуться и уйти. Не дай Бог что-нибудь подозрительное заметят, могут и под трибунал отдать со всеми вытекающими отсюда последствиями. Одного человека проверяют по пять минут, просят предъявить все патроны, с которыми пришел. И если вдруг мало ли на выходе обнаружат, что сумма товара превышает количество потраченных патронов, то жди беды. И в большинстве случаев даже не будут выяснять, почему так получилось.
Вот, к примеру, был у нас на станции такой паренек, Жора Сычев. Пошел он на ярмарку, "таможню" прошел благополучно. А на базаре ему нужно было забрать долг у одного из торгашей. Забрал, значит. Прикупил себе кой-чего по мелочи. Возвращается. Обшмонали его снова на "таможне". И вдруг выясняется, что товар есть, а патронов сколько было, столько и осталось. Только Жора начал объяснять им сложившуюся ситуацию, как ему рот кляпом заткнули, чтобы не кричал, и увели. Так он и не вернулся на "Ладожскую". Расстреляли беднягу.
Такие вот дела творятся у нас здесь, в питерском метро.
- Хорошо. А теперь ступай, мне нужно поспать.
Мама вздохнула и закрыла глаза. Она права. Лучшее для нее сейчас лекарство - это отдых. Я накрыл ее одеялом, поцеловал в изрезанный морщинами лоб и вышел из палатки.
Снаружи, как и было оговорено, меня ждал дядя Вова. Я шагнул к нему и уже, наверное, в сотый раз задал вопрос:
- Она сможет выкарабкаться?
Дядя Вова облизал засохшие губы, немного помолчал.
- Ты же знаешь, Олег, я ведь не доктор и не могу ничего сказать доподлинно...
- Но все же, - перебил я его. Я прекрасно знал, что он изучает медицину только лишь потому, что ему было это интересно. С детства читал книги по биологии, анатомии, постоянно теребил настоящих врачей, задавая им вопрос за вопросом. Однако он был всего лишь теоретиком.
- Я думаю, у твоей мамы есть шанс, - осторожно сказал дядя Вова.
И хотя его слова прозвучали недостаточно уверенно, меня его ответ все же успокоил.
- Ты, кажется, хотел со мной поговорить о чем-то. Я слушаю.
- Олег, у меня к тебе есть предложение. Ты же ведь знаешь Петра Данилыча?
- Знаю, отчего же не знать.