Капитан качнулся на стуле в сторону против крена корабля. На нем все еще был вышитый шелковый наряд, захваченный на прошлой неделе на испанском купце. (Мне посчастливилось захватить на нем шесть вязок красного перца, немного соли и несколько мешков зерна.) Килт задрал поля своей шляпы, чтобы удобнее было строгать ножом рукоятку пистолета. Когда я расставил перед ним тарелки, он отложил поделку. Мы уже два дня подавали акулье мясо, сдобренное джикамой.
- Хогг сумасшедший и к тому же невезучий. Мы нашли его на каком-то пустынном островке, кишащем дикими караибами, - он таскал с собой эту проклятую сковородку и твердил, что застрял на Трэнде - или как там звался тот чертов остров.
Я подвинул локтем старшего помощника, который спал, упав щекой в винную лужицу на столе, и поставил блюдо. Килт сунул в рот кусочек плавника, пожевал.
- А вот кок он хороший.
- Верно, капитан, - сказал я, подливая ему рому из открытой бочки.
- Ты воспитанный человек, Макдэниэлс. Не то что эти собаки. - Килт подмигнул мне и одним глотком осушил стакан, заставив меня содрогнуться. - Еще, - потребовал он, утирая рот шелковым рукавом.
Я наливал, пока он не махнул мне рукой, после чего попятился. По неосторожности я оказался в трех шагах от кровати под балдахином и поспешно взял левее, приготовившись быстренько выскочить за дверь.
Зря беспокоился. Капитан сидел, уставившись перед собой, и шевелил губами, только усы подрагивали. На один вздох я решил, что настал мой час. Адамово яблоко превратилось в камень у меня в глотке. Но Килт остался сидеть.
- Скажи Хоггу, - наконец выговорил капитан, - пусть готовит пир. Через неделю у нас рандеву с Головорезом Такком. Мы с Такком вдвоем отдадим морю его долю крови и сами недурно наживемся. Головорез Такк - великий человек. В него и стреляли, и резали его, и пушечным ядром его надвое разрывало. А посмотри на нас! - заорал капитан и пнул стул старшего помощника.
Тот, не переставая храпеть, рухнул на пол, а я взялся за салфетку, чтобы вытереть вино со стола.
- В Порт-Рояле говорят: где пройдет Такк, там остается войско мертвецов. А я что? - проскулил Килт, возбужденно подергивая плечами и мотая головой так, что кудряшки били его по щекам. - Мир еще в дрожь бросит от одного имени Килта!
С этими словами капитан схватился за пистолет, щелкнул курком и обвел дулом каюту. Я заплясал, стараясь не попасть под прицел. Удирая за порог, я разглядел, что вырезал капитан на рукояти. На меня смотрела ухмыляющаяся рожа дьявола.
Пир на корабле, где камбуз не просторнее чулана, а бочонков с ромом больше, чем галет?.. Мука у нас зачервивела на второй день после выхода из порта. Половина яблок прогнила насквозь, а в масле заснул корабельный кот. Хоггу было все равно. Он и бровью не повел, услышав о планах капитана. Не разбудив кота, он сбрил с него масло, а личинок из муки растер на паштет.
- Человек - это приправы, - приговаривал он, постукивая пальцем по сковородке.
Неделю плавание было спокойным: ясное небо и легкий бриз, весело подгонявший нас с утра до темна. Во всяком случае это все, что я успевал увидеть, когда выскакивал на палубу выплеснуть помои. Под палубой царил иной порядок: труд и пот. Мы с Хоггом больше пердели, чем говорили: общались в своем чулане посредством невнятного мычания, вкусов и запахов.
Не жидок ли вышел бульон? Не добавить ли кардамона в черепашье мясо? И стоит ли отделять зернышки перца от мышиного помета? Эти и другие подобные вопросы преследовали меня наяву, а ночью мне снился суп с блестками жира и пюре из мофонго.
В полнолуние мы бросили якорь в закрытой бухте. Капитан Килт занял команду стрельбой в цель. При каждой вспышке пороха в его глазах загорался огонь. Волосы его, против обыкновения, в беспорядке торчали во все стороны. К полудню он дергался и подпрыгивал, хватаясь за пистолет при виде любой тени. По правде сказать, я в последние дни был до того занят, что забывал потчевать его по утрам дурманом. Вскоре после полудня, когда мы с Хоггом устраивали кухню на берегу, шлюп Головореза Такка "Дело" появился из-за мыса и вошел в лагуну. Белые паруса выгибались под ветром. Салют был дан из десятифунтового орудия. Килт, по колено в воде, махал рукой, пока на "Деле" спускали шлюпки. Черный человек на носу передней шлюпки помахал в ответ, механически сгибая и разгибая руку. Рядом с ним притулилось что-то маленькое - я сперва решил: какой-то мешок.
Капитан не соврал - в Головореза Такка стреляли, его рубили и чуть не разорвали пополам пушечным ядром. Если бы не совместные усилия корсетника, медника и корабельного вара, все его внутренности расплескались бы по палубе. А так человек остался жить в кожуре из кожи, дерева и китового уса, заставлявшей его держать спину прямо и не гнуть шею. Голова его походила на выеденную дыню, выбеленную солнцем и засунутую в почерневший пушечный ствол. При каждом движении Такк скрипел.
Но самым удивительным было то, что с Такком плавала его мать. То, что я поначалу принял за мешок, оказалось сморщенной старушонкой не выше бочонка из-под яблок. Команда звала ее Матушкой Такк. Меня моя собственная матушка продала в кабалу, чтобы расплатиться с семейными долгами, так что я, понятно, был к ней не слишком расположен. Матушка Такк одевалась в черный балахон из домотканого полотна и кутала узкие плечики шалью. Руки и ноги у нее были как веретенца, и вся она - хрупкая, как паук, с волосами седыми, как заржавевшая сталь, и с глазами голубыми, как обломки кораллов. Помощник перенес ее из шлюпки на берег на руках, подняв так легко, будто она была набита пухом.
- Дьявол тебя побери, Такк! - говорил с улыбкой наш капитан, когда я подкатил бочонок рома.
- Килт, старый ты пес, как мальчики? - Дыню на плечах Такка разрезала ухмылка.
- Скоро проверю. - Капитан подмигнул мне.
Я вскрыл бочонок и оставил их хохотать без меня.
У огня, как сверчок, хлопотал Хогг: прокапывал в песке канавки своей культей. Роберт был подвешен на шнурке рядом с ним, а Хогг любовно перебирал нашу коллекцию дуршлагов и чайников, рылся в кореньях, выбирая, какие запечь на углях, и разделывал ягненка, чтобы зажарить его на вертеле. Я взял серебряную тарелку с нашинкованной капустой и крабовым мясом и собирался вернуться к капитанам, когда передо мной возникла крошечная фигурка Матушки Такк. Она беззвучно прокралась к костру у меня за спиной, и теперь ее голубые, как свинцовая дробь, глазки пялились на меня из паутины морщин. Сморщенный нос подрагивал.
- Чем могу служить, Матушка? - спросил я, но она словно не услышала.
Веретенца ножек перенесли ее прямо к костру. Хогг, спиной почуяв ее присутствие, недовольно хмыкнул. Матушка Такк оглядела его с головы до ног, потом залезла в левый рукав своего балахона, пошарила там и вытащила раскрашенную коробочку, круглую, как дублон. Ловким движением большого пальца она откинула крышку и втянула по щепотке нюхательного табака в каждую ноздрю. Трижды чихнула и перебежала к разделочному столу, где ткнула пальцем - насколько я мог судить, тем же, который побывал у нее в носу, - в наш мясной соус. Поднесла жирный палец ко рту и лизнула. В жаре огня треснуло полено. Губы Матушки Такк скривились в совсем уж кислой ухмылке. Она поцокала языком и замотала головой.
- Это что за ведьма? - рявкнул Хогг. - Никому не позволю глумиться над моим матросским рагу! Макдэниэлс, убери эту каргу с глаз моих, пока масло не прокисло. - Обвислые щеки его тряслись, правая рука ухватила сковороду. - Нечего тут! Слышишь?
Матушка Такк только цокала и мотала головой.
Я поставил тарелку на стол и поспешно встал между ними: слева калека, справа старая карга. От жара костра на лбу у меня выступил пот. Хогг в ярости оттопырил нижнюю губу. Вокруг нас плясали искры. Матушка Такк тоненько заскулила. Если в ее поскуливании и были слова, то я разбирал их не больше чем птичий язык.
С берега донесся вопль капитана Килта:
- Где тебя черт носит, Макдэниэлс? Тащи жратву!
Выругавшись, я ухватил Хогга за висевший у него на шее кошель:
- Присмотри за барашком. Как бы не пригорел.
- Эта ведьма меня бесит, - отозвался Хогг, размахивая сковородкой. Жирная пленка, будто обильный пот, блестела в свете костра. - И не только меня. Роберт говорит, от нее добра не будет.
- Может, и так, - сказал я, покосившись на Матушку Такк.
Она моргнула в ответ, ухнула и разразилась новым потоком визгливой невнятицы.
- Макдэниэлс! - В новом вопле было побольше жару.
Я подхватил тарелку и поспешил на берег к капитану Килту и Головорезу Такку.
Обе команды к этому времени достигли первой стадии опьянения. Они хлестали ром из награбленных бокалов и кубков. Попыхивали пенковые трубки, из рук в руки переходили ароматные самокрутки, наполнявшие воздух сладким дымком. Негр из команды Такка играл на скрипке, а наш парень из Уэльса подыгрывал на флейте. Я поставил салмангунди на стол - длинный помост, добытый с таможни в Альмадоро, - и присел повыше, на склоне дюны между деревьями. Вместо стульев вокруг стола расставили молитвенные скамьи, а на столе горели церковные свечи. День быстро уступал место ночи, и над горизонтом показалась луна, белая, как череп.
Я сновал от костра к столу. И каждый раз заставал Хогга во все большем бешенстве. Матушка Такк устроилась на разделочном столе, подогнув ножки и обхватив коленями щеки: точь-в-точь недовольный стервятник. Стоило Хоггу взять в руки солонку, она разражалась негодующим визгом.
- Я не для того столько лет варил собственные сапоги на Трэдо, чтобы какая-то гарпия сидела у меня на плечах и визжала на меня.
Хогг развернулся, взметнув костылем песок. Зазвенел тарелками, с лязгом поднимал и опускал крышки горшков.
Я должен покаяться в грехе гордыни, которая разрасталась во мне с каждым походом к столу. Как я наслаждался, глядя на их лица, когда ставил перед ними супницы с тушеными моллюсками, кукурузную похлебку, сдобренную жгучим перцем, соусы и мясо морской черепахи. Слезы выступили на глазах у матросов, когда я подал барашка, купающегося в дивном благоухании мяты и розмарина. Я отрезал здоровенный кусок для Головореза Такка, когда тот со скрипом поднял руку.
- С меня хватит, - сказал он.
Я взглянул на груду тарелок, поставленных перед ним. Он едва коснулся изысканных кушаний.
- Да. Хватит. По-моему, достаточно.
Капитан Килт, который до того жадно набрасывался на каждое новое блюдо, взглянул на Такка со своего конца стола. На подбородке у него налипло волоконце крабового мяса.
- Тебе все по вкусу, Головорез?
- Это вряд ли, - возразил Головорез Такк. - Ты это называешь едой? - Такк рывками подтянул руку так, что она возмущенно указывала на барашка. - Я бы этим и собаку кормить не стал!
Я готов был наброситься на него с кулаками. Сдержался, конечно, не то мне не пришлось бы рассказывать эту историю.
- Собаку? - с недоверием переспросил капитан Килт. Он поднес кусочек барашка к носу, обнюхал и забросил в рот. Прожевал и проглотил. - По-твоему, твой кок сумеет приготовить лучше? - Килт напоказ всем обвел глазами присутствующих. - Так давай его сюда. Посмотрим!
Над столом нависла тишина. Две команды, сидевшие вперемешку, странно поглядывали друг на друга. Руки совсем по-другому ухватили ножи. Я на шаг отступил от стола.
Головорез Такк заскрипел:
- Ручаюсь, она весь вечер смотрела, как стряпают твои.
Я охнул, и все взгляды обратились на меня.
- Она - ваш кок? - Я ткнул пальцем себе за спину. - Это точно, подглядывала весь вечер и скрипела, как старый канюк.
Я был сыт по горло. Как он смеет хаять труд наших рук! Оскорбляете меня? Отлично! Грозите надругаться над моим телом? Пусть так! Но глумиться над искусством Хогга?! Этого я не потерплю.
Я снова засмеялся:
- Едва ли она сумеет научить Хогга, как держать половник.
Корсет Головореза Такка застонал, как старый дуб под напором урагана. Он отшвырнул салфетку и встал.
- Макдэниэлс, - пискнул Килт, - придержи язык, парень!
Наш капитан тоже вскочил на ноги, делая умиротворяющие жесты. Веки его покраснели, шелковые рукава усеивали жирные пятна.
- Я не допущу таких шуточек за дружеским столом. Дело решается просто. - Он ткнул пальцем в сторону Такка. - Бьемся об заклад - твой кок против моего. Хогг против Матушки Такк.
Такк дернул шеей, разворачиваясь лицом к Килту:
- Кто будет судьей?
- Ну конечно я. - Килт изысканно поклонился, обмакнув в ром перо со шляпы.
- Если я выиграю - спущу шкуру с твоего парня. - Такк кивнул на меня. - Обдеру, как козу.
Килт на мгновение опешил, глянул на меня и кивнул:
- Заметано. Все равно мне с него никакого проку, так почему бы нам не повеселиться?
У меня не было времени ответить: в этот самый миг в ночи прозвенел страшный вопль - низкий скорбный крик со стороны кухонного костра.
- Хогг! - вскрикнул я и бросился бежать.
Когда я подбежал, он лежал на песке и стонал. На губах выступила пена. Матушка Такк все сидела на своем насесте, только покачивалась взад и вперед, подвизгивая себе под нос.
- Что ты с ним сделала, чертова ведьма? - заорал я и бросился к ней, целя впиться в горло.
Меня тут же перехватили: капитан Килт и старший помощник последовали за мной к костру.
- Ну, Макдэниэлс, - сказал Килт, - похоже, теперь ты - наш кок. Начинай-ка, пока костер не прогорел.
Я слова не мог вымолвить. Во мне кипела ярость. Двое подняли Хогга и перенесли на лавку отлежаться. Роберт выпал из его руки, и я нагнулся поднять сковороду. Чугун, как и раньше, жег мне руку, но я стиснул зубы и не разжал пальцев. Матушка Такк с хрустом разогнула колени. Рядом заскрипел ее сын. Бледная дыня чуть развернулась к луне.
- Дадим им два часа, - сказал он и блеснул зубами над черным воротником.
Килт кивнул:
- Согласен.
Скоро в ночи взметнулся второй костер, а обе команды вернулись к столу продолжать пир. Я постоял над Хоггом в надежде прочесть хоть какой-то совет на его искаженном судорогой лице. Мясистая челюсть кока отвисла, а ручьи пота прилепили волосы ко лбу. Казалось, он за минуту постарел на много лет.
- Что она с ним сделала? - вопросил я, обращаясь к звездам, но они не отозвались, равнодушные к моему горю.
Я вернулся к костру и задумался над своей судьбой. С тех самых пор, как сбежал из дома, я стал игрушкой фортуны. По ее прихоти меня било и крутило, как яичницу-болтунью. Но я воодушевился, вспомнив, что судьба, хотя и играла грубо, никогда не оставляла меня. Я уверил себя, что она позаботится обо мне и теперь, и на этом прервал свои размышления. Я крутанул Роберта в воздухе и поймал за рукоять. Не подумайте, чугун по-прежнему жег руку, но теперь я только радовался его огненному прикосновению. Так радуется жару печи устричная запеканка.
Тут я заметил, что у меня оттянут карман, и извлек из него пузырек с дурманной настойкой.
- Блюдо еще не готово, - сказал я, обращаясь к застывшему остову Хогга.
Это будет пирог, но не обычный пирог. Совсем не сладкий, а сдобренный пряностями и начиненный дурманом, которого хватит, чтобы вызвать из ада самого Мефистофеля.
Два часа пролетели в тучах искр и брани. Очень скоро луна повисла бледной жемчужиной на черном бархате.
Когда я подал к столу пирог, капитан Килт встал.
Я прикрыл блюдо салфеткой, чтобы аромат пирога не развеялся в ночном воздухе. Сборная команда бормотала что-то - все уже опьянели до той степени, когда пьяница готов на любое зверство. Откуда-то приковыляла Матушка Такк - тоже с тарелкой.
- Думал, ты сбежишь, - сказал Такк.
Из темноты вокруг послышались смешки. Мы с Матушкой Такк с двух сторон приблизились к Килту, сидевшему во главе стола.
Я поставил перед ним блюдо и сдернул салфетку. Над коркой завилось облачко пара. Мой пирог был похож на пасхальный кулич, чуточку сдобренный ромом, с начинкой из нарезанного кубиками шпината и кальмара - много лет назад я видел, как такую готовил Гаэтано. Сам Хогг был бы мною доволен. Я вырезал большой клин и положил его на тарелку перед капитаном. У него зашевелились усы, но не успел он попробовать и кусочка, как вперед вышла Матушка Такк и сняла крышку со своего блюда. В центре золотистой грудкой лежали пышки - голландцы называют такие вафлями, только зажарены они были в форме для отливки мушкетных пуль да сложены кучкой.
- Ну-ну, - проговорил капитан Килт, глотая слюну. Он прикусил кончик пальца и переводил взгляд с тарелки на тарелку. - Такк, милый мой, мне придется хорошенько подумать. - Килт схватил вилку и врубился в пирог. - Замечательно, - вымолвил он, покончив с первым ломтем. - Отрежь мне еще, Макдэниэлс.
- Есть, сэр.
После этого он умял еще два куска, утер губы рукавом и перешел к пробе крошечных медовых пышек Матушки Такк. Я ясно видел, как движется челюсть капитана. Он все жевал, и судьба моя висела на волоске между его вкусовыми пупырышками и зубами. Все склонились над столом, и даже Головорез Такк подался вперед верхней половиной туловища, чтобы ничего не упустить.
Капитан Килт испустил вздох и откинулся в кресле. Он легонько погладил брюхо в том месте, где готова была отлететь серебряная пуговица. Килт покачал головой и заморгал на огоньки свечей. Глаза его влажно блестели.
- Не могу выбрать, - сказал он.
Головорез Такк выругался и опустил один кулак на стол.
- Проклятие, Килт! Ты посмел допустить, что стряпня твоего оболтуса сравнима с искусством моей матери?!
Матушка Такк испустила высокую негодующую трель.
- Судите сами, - сказал я, потому что к тому времени страх мой достиг той глубины, в которой скрывалось что-то наподобие отчаянной храбрости. Судьба моя была в руках фортуны (и в щедрой порции дурмана), и я отрезал еще один ломоть кулича. - Если капитан соизволит… - сказал я.
Головорез Такк фыркнул:
- Пожалуй, я набью твою шкуру соломой и повешу у себя на мачте. - Он, натягивая покрытый варом корсет, сгреб ломоть. Сложил его вдвое и забросил в темный туннель своей пасти. Пожевал, не закрывая рта, показав собравшимся кашицу из шпината с кальмаром. Старательно изобразил отвращение, проглотил и насупился. - Отвратительно, - объявил Головорез Такк.
Матушка Такк выступила вперед со своей тарелкой, на кончике пальца поднесла ко рту сына свою сахарную пышку. Головорез Такк губами подобрал крошечное подношение. И повторял это снова и снова, пока тарелка не заблестела чистым дном. Я застонал от ненависти. Головорез Такк с трудом поднялся на ноги. Его тяжелое туловище нависло надо мной, издавая слабый запах вара. Облепленные шпинатом зубы блеснули над воротом.
- Подержите его, пока я заточу нож, - приказал Такк.
И тогда-то я проклял фортуну и уронил тарелку. Меня схватили сразу несколько пар рук.
- Тост! - провозгласил невидимый моим полуослепшим глазам капитан Килт. - За дьявола! - сказал он.
И в ночи прогремел пистолетный выстрел.