- Ты не понимаешь, - голос Кларк абсолютно ровный. - Дело не в том, сколько ты всего натворил, чтобы попасть на рифт. Дело в том, сколько пережил, сколько перенес.
- Извини. - Карако с глазами, лишенными даже намека на эмоцию, умудряется выглядеть пристыженной.
Лени немного смягчается:
- В моем случае я просто научилась справляться с тумаками. И не сделала ничего такого, чем стоило бы хвастаться, ясно?
"Хотя и продолжаю работать над этим".
Она не понимает, как это могло произойти так быстро. Он пробыл тут всего две недели, но сейчас, стоя в шлюзе, чуть не разрывается от желания выйти наружу. Комната заполняется водой, Лени чувствует одну-единственную судорогу, проносящуюся по телу, и, прежде чем может двинуться, Актон открывает люк, и они падают в бездну.
Он легко выплывает из-под станции по траектории, безо всяких проблем повторяющей ее собственную. Кларк направляется в сторону Жерла. Чувствует Актона рядом, хотя и не видит его. Его головной фонарь не светится, как и у нее. Лени не включает его из чувства уважения к хрупким и изысканным огням, обитающим здесь.
Почему Актон остается во тьме, она не знает.
Он ничего не говорит, пока "Биб" не превращается в грязно-желтое пятно позади.
- Иногда я задаюсь вопросом, почему мы вообще возвращаемся на станцию.
Неужели в его голосе слышится счастье? Как вообще хоть какая-то эмоция способна просочиться сквозь металлический канал, который позволяет людям здесь говорить?
- Я вчера заснул неподалеку от Жерла, - говорит он.
- Тебе повезло, что тебя никто не съел, - отвечает Лени.
- Они не такие плохие. Просто нужно научиться с ними общаться.
Интересно, общается ли он с другими видами с той же тонкостью, как и со своим собственным, но Кларк оставляет этот вопрос при себе.
Какое-то время они плывут сквозь разреженный и живой звездный свет. Впереди мерцает еще одно пятно, слабое и приглушенное: Жерло, идеальная мишень. Прошли месяцы с тех пор, как Кларк в последний раз вспоминала о поводке, который, по идее, должен был нести их туда-сюда, словно слепых троглодитов. Она знает, где тот находится, но никогда им не пользуется. Здесь, внизу, просыпаются другие чувства. Рифтеры не могут заблудиться.
Кроме Фишера, возможно. Но он потерялся задолго до того, как спустился на глубину.
- А кстати, что же случилось с Фишером? - спрашивает Актон.
Холод зарождается в груди Лени, добирается до кончиков пальцев, прежде чем звук голоса напарника затихает.
"Это совпадение. Совершенно обычный, нормальный вопрос".
- Я спросил…
- Он исчез, - отвечает Кларк.
- Мне так и сказали, - жужжит Актон. - Я думал, у тебя будет чуть больше информации.
- Может, заснул снаружи. И его съели.
- Сомневаюсь.
- Серьезно? И с каких пор ты у нас эксперт, Актон? Ты внизу уже сколько, две недели?
- Всего две недели? А кажется, дольше. Время растягивается, когда ты снаружи, не думаешь?
- Поначалу.
- Ты знаешь, почему Фишер исчез?
- Нет.
- Он пережил свою полезность.
- А, - ее машинные части превращают возглас в полускрип-полурычание.
- Я серьезно, Лени, - механический голос собеседника не меняется. - Ты думаешь, они позволят тебе жить тут вечно? Ты думаешь, они бы вообще позволили людям вроде нас работать здесь, если бы имели выбор?
Она прекращает грести, но тело по-прежнему скользит вперед.
- О чем ты говоришь?
- Головой подумай, Лени. Ты умнее меня, внутри, по крайней мере. Здесь у тебя ключ от города… ключ от всего этого гребаного дна, а ты по-прежнему изображаешь из себя жертву. - Вокодер Актона неразборчиво журчит - плохо преобразованный смех? Ворчание? А потом слова: - Они на это и рассчитывают, понимаешь?
Кларк снова принимается перебирать ластами, смотрит вперед, на все усиливающееся свечение Жерла.
Но его там нет.
На секунду она теряет ориентацию в пространстве: "Но мы не могли заблудиться, мы же направлялись прямо к нему, может, электричества нет?" - прежде чем замечает знакомый мазок грубого желтого цвета, идущий с направления на четыре часа.
"Как я могла вот так далеко завернуть?"
- Мы на месте, - говорит Актон.
- Нет. Жерло вон там…
Сверхновая вспыхивает перед ней, пропитывая бездну ослепляющим светом. Линзам Кларк нужно какое-то время, чтобы привыкнуть; когда всполохи увядают в глазах, океан превращается в грязно-черный занавес в ярком конусе головного фонаря Актона.
- Не надо, - говорит она. - Когда делаешь это, становится так темно, что вообще ничего не видно.
- Знаю. Сейчас выключу. Просто смотри.
Луч озаряет маленький каменистый выход пласта на поверхность, поднимающийся из ила, не больше двух метров в диаметре. Шероховатые цветы, похожие на звездчатые формочки для печенья, усеивают его поверхность, радиальные лучи аляповато сияют красным и голубым в искусственном свете. Некоторые из них плашмя лежат вдоль скальной поверхности. Другие смяты в застывшие кальцитовые узлы, сомкнутые вокруг чего-то, что Кларк не может разглядеть.
Парочка из них медленно двигается.
- Ты привел меня сюда посмотреть на морских звезд?
Она пытается, но неудачно, выжать хотя бы намек на скучающее пренебрежение из вокодера. Внутри же бьется отдаленное испуганное удивление, что он действительно привел ее сюда, что ее можно вот так легко направить, настолько сбить с пути, и она даже ничего не заподозрит.
- Я подумал, ты, возможно, прежде никогда не разглядывала их вблизи, - говорит Актон. - Решил, тебе будет интересно.
- На это нет времени, Актон.
Его руки вошли в конус света и сомкнулись на одной из морских звезд. Медленно оторвали ее от камня; на нижней стороне создания есть какие-то жгутики, прикрепляющие его к поверхности. Усилия Актона освобождают их по несколько за раз.
Он протягивает иглокожее вверх, на обозрение Кларк. Сверху то кажется красноватым камнем, инкрустированным известковыми спикулами. Актон переворачивает звезду. Ее нижняя часть корчится от сотен толстых извивающихся волокон, аккуратными рядами расположенных вдоль каждого луча. И все эти волокна имеют на вершине крохотную присоску.
- Морская звезда, - рассказывает Актон, - это пример абсолютной демократии.
Кларк пристально смотрит на него, спокойно давя в себе отвращение.
- Так они двигаются, - продолжает Актон. - Ходят на этих вот трубчатых ножках. Но самое странное, что у них совсем нет мозгов. Что, в общем, неудивительно для демократии.
Ряды извивающихся червей. Лес прозрачных пиявок, слепо ощупывающих воду.
- Поэтому трубчатые ножки никто не координирует, они все двигаются самостоятельно. Обычно никакой проблемы не возникает. К примеру, они всем скопом стремятся к пище. Но нередко треть этих ножек тянет все тело в каком-то совершенно другом направлении. Это существо - живое воплощение соревнования по перетягиванию каната. Иногда особо упорные не сдаются, и их буквально вырывает с корнем, когда остальные перемещают звезду туда, куда те не хотят идти. Но ведь право большинство, так?
Кларк осторожно протягивает к звезде палец. Полдюжины трубчатых ножек цепляются за него, но сквозь костюм это не чувствуется. Присосавшись, они выглядят почти нежными, хрупкими, словно жилки из молочного стекла.
- Но это все ерунда, - заявляет Актон. - Смотри.
И он разрывает морскую звезду на две части.
Кларк отшатывается, шокированная и разозленная.
Но что-то такое чувствуется в позе Актона, в этом едва видном силуэте, прячущемся за светом фонаря, отчего она останавливается.
- Не беспокойся, Лени. Я не убил ее. Я ее размножил.
Он отпускает порванные половинки. Те, трепеща, листьями падают на дно, оставляя за собой след из кусочков бескровных внутренностей.
- Они регенерируют. Ты не знала? Ты можешь разорвать их на куски, и каждый отрастит себе недостающие части. Конечно, нужно время, но они восстанавливаются. А у тебя на руках остается уже несколько звезд. Этих парней чертовски сложно убить. Понимаешь, Лени? Разорви их на куски, и они вернутся, став гораздо сильнее.
- Откуда ты знаешь обо всем этом? - спрашивает она металлическим шепотом. - Откуда ты взялся?
Он кладет ледяную черную ладонь ей на руку.
- Отсюда. Вот здесь я родился.
Ей это не кажется абсурдным. На самом деле Кларк едва слышит его. Ее разум сейчас не тут, он где-то в другом месте, перепуганный неожиданным осознанием того, что Актон касается ее, и она не против.
Разумеется, секс невероятен. Но он всегда такой. Интимность расцветает в тесном пространстве каюты Кларк. Они не помещаются вдвоем на койке, но как-то справляются. Актон на коленях, потом Лени, извиваются друг вокруг друга в металлическом гнезде, разлинованном трубами, вентилями и пучками оптического кабеля. Они прокладывают курсы по швам и шрамам друг друга, пробуют языками складки металла и бледной плоти, не видя и видя все, скрываясь за роговичными доспехами.
Для Кларк это новый поворот, ледяной оргазм любовника без глаз. В первый раз она не хочет отворачивать лицо, не чувствует угрозы от хрупкой близости; когда Актон тянется снять линзы, она останавливает его прикосновением и шепотом, и, кажется, он все понимает.
После они не могут лежать вместе, потому сидят бок о бок, прислоняясь друг к другу, уставившись на люк в двух метрах впереди. Свет слишком тускл для сухопутников; в глазах Кларк и Актона комната залита бледным свечением.
Он протягивает руку и пальцем касается осколка стекла, торчащего из пустой рамы на стене. Замечает:
- А тут раньше было зеркало.
Кларк покусывает его за плечо:
- Здесь всюду были зеркала. Я… их сняла.
- А зачем? Они бы зрительно немного расширили пространство. Сделали его побольше.
Она показывает. Несколько оборванных проводов, тонких, словно нити, свисают из дыры в раме.
- За ними установили камеры. Мне это не понравилось.
Актон хмыкает:
- Ну тогда я тебя не виню.
Какое-то время они сидят молча.
- Ты там сказал кое-что, снаружи, - начинает она. - Сказал, что родился здесь, внизу.
Актон колеблется, но потом кивает:
- Десять дней назад.
- Что ты имеешь в виду?
- Ты должна знать. Ты же была свидетелем моего рождения.
Она обдумывает эту фразу.
- Это когда на тебя напал мешкорот…
- Тепло. - Актон ухмыляется своей холодной безглазой улыбкой, обнимает ее одной рукой. - Насколько я сейчас помню, мешкорот стал своего рода катализатором. Считай его акушеркой.
Образ всплывает в ее разуме: Актон в медотсеке, проводит над собой вивисекцию.
- Точная настройка.
- Угу. - Он слегка прижимает ее к себе. - И я должен поблагодарить за это тебя. Это ты подала мне идею.
- Я?
- Ты стала моей матерью, Лен. А моим отцом была эта маленькая креветка, бьющаяся в конвульсиях, которая окончила свои дни столь далеко от родных краев. Она умерла до моего рождения, вообще-то: я убил ее. И тебе это не понравилось.
Кларк качает головой:
- Ты говоришь какую-то ерунду.
- То есть ты не замечаешь никакой разницы? Хочешь сказать, что сейчас я тот же самый человек, который сюда спустился?
- Не знаю. Может, я только сейчас узнала тебя получше.
- Может. Возможно, я тоже. Не знаю, Лен, мне кажется, я наконец… проснулся, проснулся полностью. Я вижу все иначе. Ты, должно быть, заметила.
- Да, но только когда ты…
"Снаружи".
- Ты что-то сделал с ингибиторами, - шепчет она.
- Немного снизил дозу.
Лени хватает его за руку.
- Карл, эти препараты предохраняют тебя от приступов каждый раз, когда ты выходишь наружу. Будешь с ними химичить, и тебя может скрутить, как только шлюз затопит.
- Я уже похимичил с ними, Лени. Ты видишь во мне хоть какие-то перемены, которые нельзя было бы назвать улучшениями?
Она не отвечает.
- Все дело в потенциале действия, - рассказывает Актон. - Нервы должны накопить определенный заряд, прежде чем смогут выстрелить…
- А на этой глубине они стреляют постоянно. Карл, пожалуйста…
- Тише. - Он нежно прикладывает палец к ее губам, но она отбрасывает его с неожиданной злостью.
- Карл, я серьезно. Без этих лекарств твои нервы замкнут, они сожгут тебя, я знаю…
- Ты знаешь то, что тебе сказали, - Актон резко перебивает ее. - Почему ты хоть раз не попытаешься дойти до чего-нибудь своим умом?
Лени замолкает, уязвленная неодобрением. На койке между ними появляется пространство.
- Я - не дурак, Лени, - тихим голосом говорит Карл. - Я чуть-чуть снизил настройки. На пять процентов. Теперь, когда я выхожу наружу, нервам требуется для активации чуть меньше стимуляции, вот и все. Это… это пробуждает тебя, Лени: я стал понимать многое. Почему-то я чувствую себя более живым.
Она смотрит на него и ничего не говорит.
- Естественно, они говорят, что это опасно. Мы уже напугали их до смерти. Думаешь, они хотят дать нам еще больше преимуществ?
- Они нас не боятся, Карл.
- А должны. - Он снова обнимает ее. - Не хочешь попробовать?
И она неожиданно словно оказывается снаружи, по-прежнему обнаженная.
- Нет.
- Тут не о чем волноваться, Лен. Я уже сыграл роль подопытной свинки. Откройся мне, и я подкручу настройки сам, займет не больше десяти минут.
- Я не хочу, не готова, Карл. По крайней мере, пока. Может, кто-то другой.
Он качает головой.
- Они мне не доверяют.
- Но ты не можешь их за это винить.
- А я и не виню. - Он ухмыляется, показывая зубы, острые и белые, почти как линзы. - Но даже если бы они мне доверяли, то все равно ничего не сделали бы до того, как ты решишь, что все в порядке.
Она смотрит на него:
- Это еще почему?
- Ты здесь главная, Лен.
- Полная чушь. Вот этого тебе точно не говорили.
- А и не надо было. Это же очевидно.
- Я здесь дольше, чем большинство. Как и Лабин. Но всем на это наплевать.
Актон едва заметно хмурится.
- Нет. Не думаю, что дело во времени пребывания на дне. Но ты - лидер этой стаи. Волчица-вожак. Хренова Акела.
Кларк опять качает головой. Она роется в памяти, ищет что угодно, лишь бы оно противоречило абсурдным заявлениям Актона. И ничего не находит.
Ее начинает подташнивать.
Карл прижимает Лени к себе.
- Плохо дело, любимая. Думаю, новый костюм явно сидит кривовато после такой продолжительной карьеры жертвы, а?
Кларк отворачивается и принимается изучать палубу.
- Но, в любом случае, подумай об этом, - шепчет ей на ухо Актон. - Гарантирую, что почувствуешь себя живой вдвойне, не такой, как сейчас.
- А это и так получается, - напоминает ему Кларк. - Каждый раз, когда выхожу наружу. Для этого мне не нужно подкручивать внутренности.
"По крайней мере, не эти внутренности".
- Это совсем другое, - настаивает он.
Лени смотрит на него и улыбается, надеясь, что он не будет на нее давить.
"Неужели он действительно ждет, что я позволю ему вот так меня взрезать?" - думает она, а потом понимает, что, может, когда-нибудь и позволит, если опасение потерять его неожиданно станет слишком большим и подчинит себе все другие страхи. И будет это уже далеко не в первый раз.
Вдвойне живой, значит. Прячась за улыбкой, Кларк размышляет: это будет вдвое больше всей ее жизни. Пока не самая шикарная перспектива.
Сзади идет свет; гонит тень по дну. Она не может вспомнить, сколько пробыла здесь. Чувствует неожиданный холод…
"Фишер?"
…прежде чем верх берет здравый смысл. Джерри не стал бы пользоваться фонарем.
- Лени?
Она разворачивается вокруг своей оси, видит силуэт, парящий в паре метров от нее. Фонарь глазом циклопа сияет у него во лбу. Кларк слышит беззвучное жужжание, искаженный эквивалент того, как Брандер откашливается, прочищая горло.
- Джуди сказала, что ты здесь, - объясняет он.
- Джуди. - Лени хочет задать вопрос, но вокодер по пути теряет интонации.
- Ага. Она вроде как следит за тобой иногда.
Кларк обдумывает эту новость.
- Скажи ей, что я безвредна.
- Дело не в этом, - жужжит он. - Думаю, она просто… беспокоится…
Лени чувствует, как мускулы в уголках рта слегка подергиваются. Думает, что, может быть, сейчас даже улыбнется.
- Значит, предполагаю, мы с тобой на дежурстве, - говорит она спустя секунду.
Головной фонарь качается вверх-вниз.
- Именно. Надо отодрать кучу моллюсков. Заняться квалифицированным трудом.
Она потягивается, невесомая.
- Ладно, пошли.
- Лени…
Кларк смотрит на него.
- А почему ты пришла… я имею в виду, почему именно сюда?
Фонарь Брандера полосит по дну, останавливается на горе из костей и гниющего мяса. В освещенном круге от луча улыбка скелета прошивает себе путь.
- Это ты его убила или что?
- Да, я… - Она замолкает, понимая, что он имеет в виду кита. - Нет, - говорит Лени. - Он умер сам.
Естественно, она просыпается одна. Иногда они пытаются спать вместе, когда после секса слишком лениво выходить наружу. Но койка слишком маленькая. Максимум у них получается лечь по диагонали, привалившись друг к другу: ноги на полу, головами к переборке, шея затекает. Актон нежится на ней, словно на живом гамаке. Если им особо не везет, то в этой позе засыпают оба. Потом долгие часы приходится бороться с кучей неполадок в теле. В общем, оно того не стоит.
Вот почему она просыпается одна. Но все равно по нему скучает.
Рано. Расписания, переданные из Энергосети, с каждым днем имеют все меньше значения - циркадные ритмы растворяются в бесконечной тьме, медленно сбиваются с установленной фазы - но, судя по расписанию, до начала смены еще несколько часов. Кларк просыпается посреди ночи. Наверное, говорить так на расстоянии месяцев от ближайшего рассвета слишком глупо, но сейчас это кажется особенно правдивым.
В коридоре она на секунду поворачивается в сторону его каюты, но потом вспоминает. Он там никогда не бывает. Карл даже не заходит внутрь - только поесть, поработать или побыть с ней. С тех пор как они сошлись, он практически не спал в своей комнате. Стал похож на Лабина, почти такой же странный.
Карако тихо сидит в кают-компании, не двигаясь, подчиняясь своим внутренним часам. Смотрит, как Кларк направляется в рубку.
- Он вышел около часа назад, - тихо произносит она.
Сонар вылавливает его на расстоянии пятидесяти метров к юго-востоку. Лени идет к лестнице.
- Он тут недавно показал нам кое-что, - говорит Карако ей в спину. - Кену и мне.
Лени оглядывается.
- Гейзер, в дальнем углу Жерла. У него такое странное отверстие с выемками, и он издает поющие звуки, почти…
- Ммм.
- По какой-то причине он очень хотел, чтобы мы узнали о нем. Был очень возбужден. Он… он там снаружи какой-то странный, Лени…
- Джуди, - спокойно спрашивает Кларк, - зачем ты мне об этом рассказываешь?
Карако отворачивается.
- Извини. Я ничего такого не имела в виду.
Лени начинает спускаться по лестнице.
- Просто будь осторожнее, хорошо? - кидает ей вслед Джуди.