Джарвис, словно сдаваясь, поднимает руки:
- Знаю, знаю. Твой мизинец больше чуть ли не любой глубоководной рыбы. По крайней мере, обычной. Но это всего лишь означает, что у них мало топлива. Когда они наполняют бак, то, поверь мне, всю энергию пускают в рост. А зачем тратить калории и плавать туда-сюда, когда все равно ничего не видно? В темной окружающей среде хищникам гораздо разумнее просто сидеть и ждать. А если вырастешь достаточно большим, то, возможно, станешь не по зубам другим местным обитателям, понимаешь?
- Ммм.
- Естественно, вся наша теория базируется на парочке образцов, которых вытянули без всякой защиты от изменений температуры и давления, - фыркает Джарвис. - Могли их с тем же успехом в бумажном пакетике послать. Но в этот раз мы все сделаем правильно… Эй, а это не свет я там внизу вижу?
Под скафом, на дне, размазанным пятном разливается смутное желтое сияние. Джоэл вызывает топографический дисплей. "Биб", геотермальная установка, расположенная непосредственно в зоне рифта, издает устойчивое зеленое эхо на все 340 градусов. И слева от нее, примерно в ста метрах от самого восточного генератора, что-то испускает неповторимый акустический сигнал с четырехсекундным интервалом.
Джоэл задает команду горизонтальному рулю. Челнок вырывается из траектории спирального спуска и отходит к северо-востоку. Станция "Биб", так и оставшаяся ярким пятном, затухает позади.
В прожекторах батискафа неожиданно появляется океанское дно: костяно-серая липкая грязь проносится мимо, периодически попадаются скальные поверхности, огромные расплющенные пастилки лавы и пемзы. В кокпите сверкающая точка света медленно приближается к центру топографического дисплея.
Сверху на них что-то нападает; глухой влажный звук от столкновения эхом проносится по корпусу. Джоэл смотрит сквозь верхний иллюминатор, но ничего не видит. Еще несколько нерешительных ударов. Скаф неумолимо, с шумом движется вперед.
- Вон там.
Оно выглядит как спасательная капсула, почти два метра в длину. На панели, расположившейся на закругленном конце, подмигивают датчики. Канистра покоится на ковре из огромных червей с трубчатыми домиками, чьи легкие короны полностью раскрыты, фильтры кормят хозяина. Джоэл думает о малыше Моисее, который лежит в своей корзине на куче мутировавших камышей.
- Подожди минуту, - говорит Джарвис. - Выруби свет.
- Зачем?
- Он же тебе не нужен, так?
- В общем, нет. Я могу идти по приборам, если захочу. Но почему…
- Просто выключи, хорошо? - Джарвис, болтавший всю дорогу, неожиданно становится страшно деловитым.
Тьма заливает кокпит, чуть отступая перед сиянием датчиков. Джоэл хватает фоновизор с крючка слева. Дно снова появляется перед ним благодаря находящимся внизу корпуса фотоусилителям, в сине-черной гамме.
Джоэл останавливает скаф прямо над канистрой, слушает, как лязгают и трещат захваты, спускающиеся под палубой; металлические когти синевато-серого цвета появляются в поле его зрения.
- Опрыскай ее, прежде чем брать, - говорит Джарвис.
Джоэл, не глядя, набирает контрольные коды. В фоновизорах он видит, как из баллона Джарвиса вытягивается рыльце, тощей коброй зафиксировавшись на цели.
- Давай.
Форсунка эякулирует серо-голубой жижей, разбрызгивает ее по всей канистре, захватывая бентос по обе стороны. Черви тут же заползают обратно в свои трубки и закрывают двери; весь лес метелочек исчезает в одно мгновение, оставив после себя только кучу запечатанных домиков.
Рыльце плюется ядом.
Одна из трубок неуверенно открывается. Что-то темное и жилистое вырывается оттуда, извиваясь. Серый завиток обволакивает его; оно безжизненно оседает, свешиваясь через порог собственной норы. Начинают открываться другие домики. Беспозвоночные трупы вываливаются всем напоказ.
- А что это за вещество? - шепчет Джоэл.
- Цианид. Ротенон. Еще какие-то вещества. Тот еще коктейль.
Рыльце еще какое-то время извергает отраву, а потом иссыхает. Кита на автомате втягивает его внутрь.
- Ладно, - командует Джарвис. - Хватай канистру и отправляемся домой.
Джоэл не двигается.
- Эй, - окликает его физиолог.
Пилот встряхивает головой, начинает возиться с машиной. Скаф протягивает руки в металлическом объятии, вытягивает двухметровый гроб со дна. Джоэл срывает с головы фоновизор и берет управление на себя. Они начинают подниматься.
- Это была основательная зачистка, - замечает он спустя некоторое время.
- Да. Образец нам немало стоил. И не очень хочется его чем-то заразить или испортить.
- Понятно.
- Можешь включить свет, - говорит Джарвис. - Когда мы будем на поверхности?
Джоэл врубает прожекторы:
- Двадцать минут. Полчаса.
- Надеюсь, пилот подъемника не слишком заскучал, - физиолог снова дружелюбен и болтлив.
- А там нет пилота. Только умный гель.
- Серьезно? Лучше бы ты мне этого не говорил, - хмурится Джарвис. - Страшноватые штуки эти гели. Ты знаешь, что один из них задушил кучу народа в Лондоне пару лет назад?
Кита уже хочет сказать, что знает, но у пассажира опять приступ болтливости:
- Нет, серьезно. Он там управлял системой подземки - никаких нареканий, идеальный работник, а потом однажды эта штука просто забыла запустить вентиляторы, когда было надо. Поезд заезжает на пятнадцать метров под землю, пассажиры выходят, воздуха нет, бум!
Джоэл уже слышал эту историю. Коронная фраза как-то связана со сломанными часами, если он все помнит точно.
- Эти штуки вроде как учатся на собственном опыте, правильно? - продолжает Джарвис. - Ну и все думали, что зельц научился запускать вентиляторы по какому-то очевидному признаку. Жару тела, движению, уровню углекислого газа, ну ты понимаешь. В результате выяснилось, что эта хрень просто смотрела за часами на стене. Прибытие поезда совпадало с предсказуемым набором паттернов на цифровом дисплее, поэтому она включала вертушки, когда видела один из них.
- Ага. Точно, - Джоэл качает головой. - А какие-то вандалы часы разбили. Или что-то вроде того.
- Эй, так ты знаешь эту историю?
- Джарвис, этой истории уже лет десять. Это было, когда эти штуки только ставили. Гели уже до молекулы перебрали с тех пор.
- Да ну? И с чего ты так уверен?
- Потому что зельц управляет подъемником уже большую часть года, и у него была куча возможностей серьезно облажаться. Но он не облажался.
- Так тебе нравятся эти штуки?
- Совсем охренел, что ли? - говорит Кита и думает о Рэе Стерикере. И о себе. - Мне бы они нравились гораздо больше, если бы все-таки допускали ошибки, понимаешь?
- Ну, мне они не нравятся, и я им не доверяю. И тебе надо бы поинтересоваться, что там у них на уме.
Джоэл кивает, отвлекшись на историю Джарвиса. Но потом снова возвращается к мертвым червям и необъявленным официально зонам, запрещенным для погружения, и неизвестной канистре, пропитанной достаточным количеством яда, чтобы убить целый гребаный город.
"Мне очень интересно, что у всех нас на уме".
ПРИЗРАКИ
Оно отвратительно.
Около метра в диаметре. Может, было меньше, когда Кларк начала над ним работать, но теперь это настоящий монстр. Скэнлон вспоминает дни в виртуальной школе: морская звезда, по идее, должна располагаться в одной плоскости. Плоские диски с руками. Но не этот. Кларк нарастила куски со всех углов и сделала ползущий гордиев узел, некоторые части которого красные, другие - пурпурные, третьи - белые. Ив думает, что до изменений первоначальное тело имело оранжевый цвет.
- Они регенерируют, - Лени жужжит у его плеча. - И у них крайне примитивная иммунная система, поэтому нет никаких проблем с отторжением ткани. Поэтому их легче подлатать, если что-то идет не так.
"Подлатать". Как будто она что-то улучшает.
- Значит, морская звезда сломалась? - спрашивает Скэнлон. - А что с ней было не так?
- Ее поцарапало. На спине был большой порез. А поблизости оказалась еще одна звезда, порванная на куски. Даже я не смогла бы ей помочь, но решила, что могу использовать ее части, чтобы подлатать этого маленького парня.
Этого маленького парня. Он сейчас тащит себя медленными, жалкими кругами, оставляя запутанный след в грязи. Волокна грибков-паразитов тянутся из рваных, толком не заживших швов. Асимметрично привитые дополнительные конечности цепляются за камни; тело кренится из-за постоянной нестабильности.
Кларк, похоже, всего этого не замечает.
- Сколько… в смысле, сколько ты этим занимаешься?
Голос Ива поразительно ровный; он уверен, в нем нет ничего, кроме дружелюбного интереса. Но каким-то образом она все понимает. Молчит секунду, а потом переводит на него свои глаза умертвия и произносит:
- Разумеется, тебя от этого тошнит.
- Нет, я просто… ну, заворожен, можно сказать, я…
- Ты испытываешь отвращение. А не стоит. Разве не таких действий ты ждешь от рифтеров? Разве не поэтому нас вообще сюда послали?
- Я знаю, о чем ты думаешь, Лени, - Скэнлон искренне старается избежать тяжелого разговора. - Ты думаешь, мы просыпаемся каждое утро и спрашиваем себя: "А как бы нам сегодня нагнуть собственных работников?"
Она смотрит на морскую звезду.
- Мы?
- Энергосеть.
Кларк парит в воде, пока ее домашний монстр медленно бьется в конвульсиях, пытаясь выправиться.
- Мы не злые, Лени, - говорит Скэнлон спустя какое-то время.
Если бы она сейчас посмотрела на него, то увидела бы в шлеме честное лицо. Он годами тренировался делать такое выражение.
Но когда Кларк, наконец, переводит на него взгляд, то, кажется, ничего не замечает.
- Не льсти себе, Скэнлон. Ты даже в самой малой степени не контролируешь то, чем являешься.
* * *
ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 280850:1043
Нет сомнения в том, что способность существовать здесь происходит из свойств, которые при других обстоятельствах можно было бы определить как "дисфункциональные". Они не только позволяют проводить длительное время на рифте; они также могут усиливаться вследствие его воздействия. У Лени Кларк, к примеру, сформировался невроз увечий, которого у нее не было до прибытия на станцию. Ее увлечение животным, которое можно легко "починить", если оно сломано, имеет вполне очевидные корни, несмотря на ряд ужасающе неумелых попыток "ремонта". Джудит Карако, которая до своего ареста постоянно бегала, теперь, словно одержимая, плавает вверх-вниз вдоль линии передатчика "Биб". Остальные участники тоже, скорее всего, развили соответствующие привычки.
Пока я не могу сказать, указывает ли подобное поведение на физиологическую зависимость. Если так и есть, то, согласно моим наблюдениям, наиболее далеко по этому пути зашел Кеннет Лабин. Во время разговоров с некоторыми участниками я узнал, что он время от времени спит снаружи, что по любым стандартам не может считаться здоровым поведением. Я бы смог лучше понять причины этого, если бы имел больше данных относительно прошлого Лабина. Разумеется, в имеющемся у меня досье отсутствуют некоторые крайне важные детали.
Что касается непосредственных обязанностей, то участники неожиданно хорошо работают в команде, принимая во внимание тот психологический багаж, который несет каждый из них. Дежурные смены проводятся с практически необъяснимым чувством координации. Кажется, что они отрепетированы заранее. Как будто…
Конечно, это субъективное впечатление, но мне кажется, что у рифтеров действительно есть некое повышенное восприятие друг друга, по крайней мере, когда они находятся снаружи. Также они, возможно, остро чувствуют мои эмоции - или же делают крайне проницательные замечания о состоянии моего разума.
* * *
Нет. Слишком… слишком…
Слишком легко неправильно интерпретировать. Если гаплоиды на берегу это прочитают, то могут подумать, будто вампиры берут верх. Скэнлон удаляет последние несколько строчек, размышляя над альтернативами.
Для его подозрений существует одно слово. Оно описывает человеческий опыт в камере сенсорной депривации, или в виртуальной реальности с изолированным входом данных, или - в самых экстремальных случаях - когда кто-то перерезает сенсорные кабели центральной нервной системы. Оно очерчивает состояние лишения чувств, когда целые отделы мозга отключаются из-за нехватки внешних данных. И слово это "Ганцфельд".
В Ганцфельде очень тихо. Обычно височные и затылочные доли кишат информацией, поступающей извне, и сигналы эти настолько сильны, что затапливают любое сопротивление. Когда же они умолкают, то разум иногда способен различить даже слабейшие шепоты во тьме. Например, он воображает сцены, которые имеют любопытное сходство с теми, что сияют на экране телевизора в какой-нибудь отдаленной комнате. Или чувствует приглушенное эмоциональное эхо, знакомое, но каким-то образом полученное не из первых рук.
Статистика предполагает, что эти ощущения нельзя отнести полностью на счет воображения. Эксперты предыдущего десятилетия - люди, похожие на Ива Скэнлона, которым просто не повезло родиться в правильном месте и в правильное время, - даже нашли, откуда конкретно приходят эти шепоты.
Оказалось, протеиновые микротрубочки, пронизывающие каждый нейрон, действуют как приемники для определенных слабых сигналов на квантовом уровне. Оказалось, сознание само по себе - квантовый феномен. В определенных обстоятельствах разумные системы могут взаимодействовать напрямую, минуя обыкновенного сенсорного посредника.
Не самый плохой результат для чего-то, что началось сто лет назад с половинок шариков для пинг-понга, примотанных к глазам.
Ганцфельд. Вот билет. Не говори о легкости, с которой эти создания смотрят сквозь тебя. Забудь про цель; расчлени процесс.
Возьми над ним контроль.
Мне кажется, здесь работает своего рода эффект Ганцфельда. Темное невесомое глубоководное окружение, возможно, истощает чувства настолько, что резко увеличивает отношение сигнал/шум. Согласно моим наблюдениям, можно предположить, что женщины могут быть более чувствительны к этому, чем мужчины, что соответствует большим размерам их мозолистого тела и следующему из этого преимуществу в скорости обработки внутрикортикальных процессов.
Что бы ни было причиной этого феномена, на меня оно еще не повлияло. Возможно, для этого просто нужно время.
А, и еще одно. Я так и не нашел ни одной записи о том, что Карл Актон пользовался медицинским сканером. Я спросил об этом Кларк и Брандера; никто из них не смог вспомнить, что Актон действительно пользовался машиной. Принимая во внимание количество зафиксированных травм у других участников, мне это кажется удивительным.
Ив Скэнлон сидит за столом и заставляет себя есть. Рот его полностью сух. Он слышит, как вампиры двигаются внизу, потом идут по коридору, шевелятся прямо за спиной. Он не поворачивается. Нельзя показывать слабость. Нельзя выдавать, насколько он неуверен в себе.
Сейчас-то он знает, вампиры - они как собаки. Могут почуять страх.
Голова полна сэмплированных звуков, крутящихся бесконечными петлями. "У тебя тут друзей нет, Скэнлон. Не надо превращать нас во врагов". Это Брандер, пять минут назад, прошептавший на ухо Иву, прежде чем спрыгнуть в дежурку. И Карако - "клик, клик, клик" - кухонным ножом по столу, пока он даже собственных мыслей расслышать не мог. Наката, этот ее глупый смех. И Патриция Роуэн, где-то в воображаемом будущем, усмехается: "Ну, если вы даже самое обычное задание не смогли выполнить, не подняв бунт, неудивительно, что мы вам не доверяем…"
Или иной вариант в другой реальности, краткий звонок в Энергосеть: "Мы потеряли Скэнлона. Извините".
А под всем этим протяжный, пустой, ледяной звук, ползущий, скользя, по полу его мозга. Эта тварь. Вещь, о которой никто не говорит. Голос в бездне. Сегодня оно звучало так близко, что бы это ни было.
Хотя все его переживания для вампиров не имеют никакого значения. Они запечатывают костюмы, подбирают ласты, вываливаются наружу по одному и по двое, оставляют его. Они идут туда, к этому стонущему существу.
Скэнлон думает, перекрикивая голоса в голове, сможет ли оно залезть внутрь. Не та ли сегодня ночь, когда они приволокут эту тварь с собой.
Вампиры ушли. Не осталось никого. Через какое-то время даже звуки в голове психиатра затухают. Почти все.
"Безумие. Я не могу здесь просто сидеть".
Только одного голоса он сегодня не слышал. Кларк во время фиаско сидела и молчала, наблюдая. Прекрасно, они прислушиваются к ней. Говорит она редко, но, когда делает это, все обращают внимание. Скэнлону интересно, о чем Лени беседует с ними, когда его нет рядом.
"Не могу я просто сидеть здесь. И ведь все не так плохо. И никто мне прямо не угрожал…
У тебя тут друзей нет, Скэнлон.
…по крайней мере, не прямо".
Ив старается понять, где же допустил ошибку. Предложение казалось вполне разумным. Возможное сокращение периодов пребывания под водой не должно было настолько оттолкнуть их. И даже если они привыкли, привязались к этому проклятому месту, это же всего лишь предложение. Скэнлон из кожи вон вылез, пытаясь не допустить угрожающих интонаций. Может, они разозлились на его замечание о беспечности по отношению к технике безопасности? Но это же старые новости; они не только знали об этом, но и чуть ли не бравировали своим пренебрежением правилами.
"Да кого я обманываю? Не тогда я их потерял. Про Лабина не надо было упоминать, использовать в качестве примера".
Тогда это, естественно, казалось крайне разумным. Скэнлон знает, что Кен - аутсайдер, даже здесь. Ив - не идиот, читать знаки способен даже за линзами. Лабин отличается от остальных вампиров. Использование его в качестве примера было самой безопасной вещью на свете. Козлы отпущения - уважаемая часть терапевтического арсенала уже сотни лет.
"Слушайте, вы хотите кончить как Лабин? Да он снаружи спит, ради всего святого!"
Скэнлон обхватывает голову руками.
"Откуда я мог знать, что они все спят?"
Может, и должен был. Должен был больше внимания уделить показаниям сонара. Или засечь, когда они заходили в каюты, посмотреть, сколько времени проводили внутри. Он знает, что еще многое мог сделать.
"Может, я действительно облажался. Если бы только…
Боже, а вот это совсем близко. Что если…
Заткнись! Просто заткнись, сволочь!"
Возможно, тварь видно на сонаре.
Скэнлон набирает полную грудь воздуха и ныряет в отсек управления. Он прошел курс общей тренировки, знает подход к оборудованию, да и управление там практически интуитивное. В неохотных уроках Кларк Ив на самом деле не нуждался. Несколько секунд - и психиатр выводит на экран тактический вид: вампиры бусинами висят на невидимой нити, растянутой между "Биб" и Жерлом. Еще одна точка на западе направляется к Жерлу. Наверное, Лабин. Случайная топография. Ничего интересного.
Пока он смотрит, четыре иконки, расположенные ближе всего к станции, на пиксель или два придвигаются к Главной улице. Пятая далеко сзади, почти на таком же расстоянии от основной группы, как и Кен. Почти у Жерла уже.
"Минуту".
Вампиры: Брандер, Карако, Кларк, Лабин, Наката. Так, все правильно.