Иконки: один, два, три, четыре, пять…
"Шесть".
Скэнлон не может отвести глаз от экрана.
"Твою же мать".
Телефонная линия станции организована по старинке: прямая линия, даже не пропущенная через телеметрию и серверы связи. Почти викторианская в своей простоте, гарантия того, что она останется целой при сбое всех систем, если не считать взрыва. Скэнлон никогда раньше ей не пользовался. А зачем? В тот момент, когда он позвонит домой, он признает, что не может справиться самостоятельно.
Теперь же он ударяет по клавише вызова, ни секунды не сомневаясь:
- Это Скэнлон, из Отдела по управлению кадрами. У меня…
На линии ни звука.
Он пытается снова. Все мертво.
"Дерьмо, дерьмо, дерьмо".
Хотя почему-то Ив даже не слишком удивлен.
"Я могу позвать вампиров. Приказать им вернуться. У меня есть власть".
Мысль потрясает, только ненадолго.
По крайней мере, хоть Голос, кажется, затих. Скэнлон вроде слышит его, если хорошенько сконцентрироваться, но тот настолько слаб, что вполне может быть причудами воображения.
"Биб" давит со всех сторон. Скэнлон с надеждой смотрит на тактический дисплей. "Один, два, три, чет…
О, сука".
Он не помнит, как вышел наружу. Помнит, как с трудом надел пресс-кольчугу, взял сонарный пистолет, и теперь уже на дне, под "Биб". Он берет пеленгатор, проверяет его. Проверяет снова. Ничего не меняется.
Ив ползет прочь от света в сторону Жерла. Борется с собой, кажется, бесконечность, побеждает; головной фонарь потушен. Нет смысла объявлять о своем присутствии.
Скэнлон плывет вслепую, обнимая дно. Время от времени сверяется с пеленгатором, вновь устанавливает курс. Психиатр зигзагами перемещается по океанскому илу, и в конце концов бездна начинает светиться перед ним.
Впереди что-то стонет.
Оно больше не кажется одиноким. Оно звучит холодно, голодно и совершенно не по-человечески. Скэнлон замирает, словно ночное существо, пойманное в свете фонарей.
Через какое-то время звук утихает.
Жерло смутно мерцает, может, в двадцати метрах впереди. Оно кажется призрачным собранием зданий и буровых вышек под светом луны. Тусклый медный свет льется от прожекторов, висящих на генераторах. Скэнлон кружит в темноте, не выходя на видное пространство.
Слева что-то движется.
Чужой вздох.
Ив прижимается ко дну, закрывает глаза.
"Ну повзрослей, Скэнлон. Что бы это ни было, оно не сможет нанести тебе вреда. Кольчугу ничто прокусить не может.
Ничто из плоти и крови".
Он отказывается заканчивать мысль. Открывает глаза.
Когда оно двигается снова, Скэнлон смотрит прямо на него.
Черная струя, вырывающаяся из трубы в камне на дне. И в этот раз она не вздыхает - стонет.
Гейзер. И всего-то. В таком погиб Актон.
"Может, именно в этом…"
Извержение иссякает. Звук истекает шорохом.
Гейзеры не должны издавать звуков. Не таких, по крайней мере.
Скэнлон подходит к краю жерла. Пятьдесят градусов по Цельсию. Внизу, прикрепленное на расстоянии где-то двух метров, виднеется какое-то устройство. Его собрали из частей, которые, по идее, никогда не должны были сойтись вместе: ротативных лезвий, вращающихся в остаточном потоке, перфорированных цилиндров, труб, закрепленных под случайными углами. Гейзер забит мусором.
И каким-то образом вода проникает сквозь него и начинает петь. Не призрак. Не чужеродный призрак, в конце-то концов. Просто… "музыка ветра". Облегчение проносится по телу Ива химической волной. Он расслабляется, впитывая это чувство, пока не вспоминает: "Шесть иконок. Шесть".
И он стоит тут, залитый светом прожекторов, на полном обозрении.
Скэнлон отступает в темноту. Машина, таящаяся за его кошмарами, раскрытая и такая обыденная, подпитывает его уверенность. Он возобновляет осмотр. Жерло медленно вращается справа смутной монохромной графикой.
Что-то брезжит впереди, парит над скалой, покрытой перистыми червями. Ив подбирается ближе, прячется за удачно подвернувшимся большим камнем.
Вампиры. Двое.
Только выглядят по-разному.
Обычно на дне они кажутся одинаковыми, их почти невозможно различить. Но сейчас Скэнлон уверен, что одного из них никогда не видел. Тот повернут к нему спиной, но есть в нем что-то такое - слишком высокий, тощий. Двигается незаметными всплесками, дергается, почти как птица. Рептилия. И что-то несет под мышкой.
Скэнлон не может сказать, какого оно пола. Но второй вампир, кажется, женщина. Они висят в воде на расстоянии нескольких метров друг от друга, лицом к лицу. Время от времени она начинает жестикулировать, двигается слишком неожиданно, и другой отпрыгивает в сторону, недалеко, словно испугавшись.
Ив щелкает голосовыми каналами. Ничего. Через какое-то время женщина протягивает руку и почти робко дотрагивается до рептилии. Что-то почти нежное - но совершенно чужое - чувствуется в том, как она это делает. Потом разворачивается и уплывает во тьму. Рептилия остается, медленно вращаясь вокруг своей оси. Становится видно ее лицо.
Печать капюшона открыта. Оно настолько бледное, что Скэнлон едва может различить, где кончается кожа и начинаются линзы; кажется, что у этого создания нет глаз.
Вещь под мышкой - истерзанные останки одной из чудовищных рыб Чэннера. Прямо на глазах у Ива рептилия подносит их ко рту и отрывает кусок. Глотает.
В отдалении стонет голос в Жерле, но она, похоже, не замечает этого.
На униформе видно обыкновенное лого Энергосети, отпечатанное на плече. Вполне обычная бирка с именем под ним.
"Кто?.."
Пустое слепое лицо осматривает убежище Скэнлона, даже не остановившись. Потом рептилия отворачивается.
Она тут совершенно одна. И не кажется опасной.
Скэнлон вжимается в камень, отталкивается. Сопротивление воды сразу замедляет движение. Рептилия не видит его. Ив загребает ластами. Всего в паре метров от существа он неожиданно вспоминает.
"Эффект Ганцфельда. А что, если здесь тоже есть эфф…"
Она поворачивается, уставившись прямо на него.
Психиатр бросается вперед. Доля секунды - и он бы даже близко не подобрался, но ему улыбается удача: он успевает схватить рептилию за ласт, когда та хочет уплыть. Существо отбивается второй ногой, попадает по шлему. Потом ниже; сонарный пистолет Скэнлона, крутясь, падает на дно.
Ив удерживает рептилию. Она набрасывается на него с кулаками, не издавая ни звука. Скэнлон едва чувствует толчки сквозь кольчугу. Он наносит удар в ответ с привычным отчаянием ребенка, загнанного хулиганами в угол, слабая самозащита - единственная цель.
Пока вдруг его не озаряет, что та работает.
Он сейчас столкнулся не с грозой двора. И не расплачивается за неосторожный взгляд на какого-нибудь австралопитека в местном наркобаре. Он дерется с костистым маленьким уродом, который хочет удрать. От него. И этот парень - откровенный слабак.
В первый раз за всю свою жизнь Ив Скэнлон одерживает победу в драке.
Кулак превращается в кольчужную булаву. Враг дергается, сопротивляется. Психиатр хватает его, выворачивает, локтем удерживает добычу. Жертва бьется, совершенно беспомощная.
- Никуда ты не пойдешь, дружок, - наконец-то шанс использовать этот тон легкого презрения, который он тренировал с семилетнего возраста. Звучит прекрасно. Уверенно, как у человека, который все держит под контролем. - Пока я не выясню, что ты за хрень… Свет гаснет.
Все Жерло погружается во тьму, неожиданно и без всякой суеты. Еще пару секунд на веках играют остаточные вспышки; наконец очень далеко от себя Ив различает слабое серое сияние. "Биб".
Прямо на его глазах умирает и оно. Существо в его руках застывает.
- Отпусти его, Скэнлон.
- Кларк?
Должно быть, Кларк. Вокодеры не скрывают всего, есть крохотные различия, которые Ив уже начинает распознавать.
- Это ты? - Он включает фонарь на голове, но, куда ни поворачивается, нигде ничего нет.
- Ты ему руки сломаешь, - произносит голос.
"Кларк. Точно она".
- Я не настолько - "сильный" - неуклюжий, - отвечает Скэнлон бездне.
- Неважно. Его кости декальцинированы. - Секунда тишины. - Он очень хрупкий.
Ив слегка ослабляет хватку. Вертится туда-сюда, пытаясь заметить хоть что-нибудь. Что угодно. На глаза попадается только плечевая бирка пленника.
Фишер.
"Но он же пропал, - психиатр подсчитывает, - семь месяцев назад!"
- Отпусти его, членосос! - Новый голос. Брандер. - Сейчас же. Или я убью тебя, сволочь.
"Брандер? Он действительно защищает педофила? Как, черт побери, такое возможно?"
Сейчас это не имеет значения. Есть другие вещи, о которых стоит побеспокоиться.
- Где вы? - зовет их Скэнлон. - Чего вы боитесь?
Он не ожидает, что такая очевидная подначка сработает. Просто растягивает время, стараясь отсрочить неизбежное. Не может отпустить Фишера, ведь, если это случится, у него не останется никакого выбора.
Слева что-то двигается. Скэнлон разворачивается: суета от движения, вроде бы чьи-то ноги мелькнули в луче. Слишком много для одного человека. А потом ничего.
"Он хотел это сделать, - понимает Ив. - Брандер только что попытался меня убить, но его оттащили. Пока".
- Последний шанс, Скэнлон, - снова Кларк, близкая и невидимая, словно бормочет прямо в ухо. - Нам не нужно тебя даже трогать, понимаешь? Можем просто оставить тебя здесь. Не отпустишь его в следующие десять секунд, и, клянусь, ты никогда не найдешь дорогу обратно на станцию. Раз.
- А если найдешь, - добавляет другой голос, Скэнлон не знает, кому тот принадлежит, - мы будем тебя там ждать.
- Два.
Он проверяет панель в шлеме, расположенную вокруг подбородка. Вампиры вырубили приводной маяк.
- Три.
Проверяет компас. Датчик не может успокоиться. Неудивительно, магнитная навигация на рифте - дурацкая шутка.
- Четыре.
- Ладно, - пытается Ив. - Оставьте меня здесь. Мне наплевать. Я могу…
- Пять.
- …просто отправиться на поверхность. В этом костюме можно протянуть много дней.
"Уверен? Как будто они позволят тебе уплыть с их… А что для них Фишер? Домашний зверек? Талисман? Любимец?"
- Шесть.
"Модель для подражания?"
- Семь.
"Боже, Боже".
- Восемь.
- Пожалуйста, - шепчет он.
- Девять.
Ив раскидывает руки в стороны. Джерри уплывает во тьму.
Останавливается.
Разворачивается и висит в воде, на расстоянии метров пяти.
- Фишер? - Скэнлон оглядывается. У него такое чувство, что сейчас они двое - единственные оставшиеся частицы во всей вселенной. - Ты меня понимаешь?
Он протягивает руку. Тот дергается нервной рыбой, но не уплывает.
Ив осматривает бездну и кричит:
- Вы вот такими хотите стать?
Никто не отвечает.
- Вы хоть понимаете, что семь месяцев сенсорной депривации сотворят с вашим разумом? Думаете, он сейчас хоть чем-то напоминает человека? Хотите провести остаток жизни, копаясь в иле, пожирая червей? Вы этого хотите?
- Мы хотим, - жужжит что-то во тьме, - чтобы нас оставили в покое.
- Этого не произойдет. И неважно, что вы сделаете со мной. Вы не останетесь здесь навсегда.
Никто не хочет спорить с ним. Фишер продолжает парить перед Ивом, склонив голову набок.
- Послушай, К… Лени, Майк. Вы все. - Луч фонаря бьется из стороны в сторону, освещая пустоту. - Это всего лишь работа. Это не образ жизни.
Только Скэнлон знает, что врет. Все эти люди были рифтерами задолго до того, как появилась такая должность.
- Они придут за вами, - говорит он еле слышно, не понимая - угроза это или предупреждение.
- А может, нас тут уже не будет, - в конце концов отвечает бездна.
"Боже".
- Слушайте, я не знаю, что тут происходит, но вы не можете по-настоящему хотеть остаться здесь. Да никто в здравом… в смысле… Да господи, где вы?
Нет ответа. Только Фишер рядом.
- Так не должно было быть, - умоляет Скэнлон.
А потом:
- Я не хотел… В смысле, я не…
А потом только:
- Простите меня, простите…
И больше ничего, кроме темноты.
В конечном итоге свет возвращается. "Биб" ободряюще пищит на положенном канале. Джерри Фишер исчез; Скэнлон не знает, когда тот уплыл.
Не знает, тут ли еще остальные. Плывет на станцию в одиночестве.
"Они, скорее всего, даже не слышали меня. Не по-настоящему".
Что прискорбно, так как в итоге он говорил им чистую правду.
Ему так хочется их пожалеть. И ведь это просто: они прячутся во тьме, скрываются за своими линзами, словно фотоколлаген, - это какой-то вид общей анестезии. Они дают другим людям право себя жалеть. Только как это делать, если они каким-то образом лучше тебя? Как жалеть того, кто пусть и болезненно, но счастлив?
Как жалеть того, кто пугает тебя до смерти?
"И к тому же они меня победили. Я не могу их контролировать. Совсем. Был ли у меня выбор хоть раз с тех пор, как я сюда спустился?
Естественно. Я отдал им Фишера, а они подарили мне жизнь".
На секунду Скэнлон задается вопросом, как отразить произошедшее в официальном отчете и не выглядеть полным идиотом.
Но потом ему становится совершенно на это наплевать.
* * *
ПЕРЕДАЧА /ОФИЦ/ 300850:1043
Недавно я встретил свидетельство того… что, как мне кажется…
Поведение персонала станции "Биб" явно…
Недавно я участвовал в характерном споре с персоналом. Мне удалось избегнуть непосредственной конфронтации, хотя…
Да пошло оно на хер.
* * *
До прибытия скафа двадцать минут, и, кроме Ива Скэнлона, на станции никого нет.
Так уже несколько дней. Вампиры больше не заходят внутрь. Может, специально его игнорируют. Может, вернулись к своему естественному состоянию. Он не знает.
В принципе, никакой разницы. Сейчас обеим сторонам нечего сказать друг другу.
Челнок на подходе. Скэнлон собирается с силами: когда они придут, он не будет прятаться в каюте. Будет сидеть в кают-компании, у всех на виду.
Он вздыхает, задерживает дыхание, слушает. "Биб" трещит, капает вокруг. Больше никаких признаков жизни.
Он встает с матраса и прижимает ухо к переборке. Ничего. Приоткрывает люк каюты на пару сантиметров, выглядывает наружу.
Ничего.
Чемодан упакован уже много часов назад. Он ставит его на палубу, резко распахивает люк и решительно идет по коридору.
Психиатр замечает тень еще до того, как заходит в кают-компанию, - смутный силуэт на фоне переборки. Ему хочется развернуться и бежать в каюту, но теперь уже гораздо меньше, чем прежде. Большая часть его просто устала. Скэнлон делает шаг вперед.
Лабин ждет - стоит, безмолвный, у лестницы. Смотрит на сухопутника глазами цвета чистой слоновой кости.
- Я хотел сказать до свидания, - говорит он.
Ив смеется. Не может сдержаться.
Кен бесстрастно наблюдает за ним.
- Прошу прощения. - Скэнлон даже не удивляется. - Просто… Вы вообще-то даже не сказали мне "привет", помните?
- Да. Это так.
Почему-то в этот раз от него не исходит угрозы. Психиатр не может понять, почему; история Лабина по-прежнему полна дыр, а Галапагосы все еще кишат слухами, даже остальные вампиры держатся подальше от него. Но сейчас этого почти не видно. Кен просто стоит здесь, переминаясь с ноги на ногу, и кажется почти ранимым.
- Значит, они собираются вытаскивать нас наверх раньше, чем предполагалось, - говорит он.
- Честно, я не знаю. Это не мое решение.
- Но они послали вас сюда… чтобы уготовить путь. Как Иоанна Крестителя.
Очень странная аналогия, особенно из уст Лабина. Скэнлон ничего не отвечает.
- Вы знаете… А они разве не понимали, что мы не захотим возвращаться? Разве они не рассчитывали на это?
- Все было не так. - Но сейчас Ив больше, чем когда-либо прежде, хочет знать, что известно Энергосети.
Кен откашливается. Ему явно хочется что-то сказать, но он молчит.
- Я нашел музыку ветра, - наконец нарушает тишину Ив.
- Да.
- Эта штука так сильно меня пугала.
Рифтер качает головой:
- Она не для этого создана.
- А для чего тогда?
- Это… хобби на самом деле. У нас всех есть хобби. Лени возится со своей звездой. Элис - со снами. У этого места есть особенность: оно берет уродливые вещи и подсвечивает их так, что они кажутся почти красивыми. - Он пожимает плечами. - Я вот строю памятники.
- Памятники…
Лабин кивает:
- Музыка воды предназначалась для Актона.
- Понятно.
Что-то с лязгом падает на "Биб". Скэнлон подпрыгивает.
Лабин не реагирует.
- Я думаю построить еще один. Для Фишера, может быть.
- Памятники для мертвых. А Фишер еще живой.
"По крайней мере технически".
- Ладно. Тогда я построю его для вас.
Верхний люк распахивается, Ив хватает чемодан и начинает взбираться по лестнице, хватаясь одной рукой.
- Сэр…
Скэнлон смотрит вниз, удивленный.
- Я… - Лабин останавливается. - Мы могли обращаться с вами получше.
Каким-то образом психиатр понимает, что Кен хотел сказать не это. Он ждет, но Лабин больше ничего не говорит.
- Спасибо, - отвечает Скэнлон и уходит из "Биб" навсегда.
Комната, в которую он поднимается, неправильная. Психиатр оглядывается, дезориентированный: это не обычный челнок. Пассажирский отсек слишком маленький, стены усеяны рядами форсунок. Кокпит задраен. Странное лицо смотрит сквозь стекло, когда нижний люк захлопывается.
- Эй…
Оно исчезает. Помещение резонирует от звука отлипающих металлических ртов. Легкий крен - и скаф поднимается, свободный.
Тонкий аэрозоль туманом струится из форсунок. Глаза Скэнлона начинает щипать. Незнакомый голос успокаивает его, раздаваясь из громкоговорителя кабины. Не стоит беспокоиться, сэр. Это всего лишь обычная предосторожность.
Все в полном порядке.
НЕВОД
ЭНТРОПИЯ
"Возможно, ситуация выходит из-под контроля", - думает Кларк.
Остальным, похоже, наплевать. Она слышит, как Лабин и Карако разговаривают в кают-компании, как Брандер поет в душе ("Как будто над нами мало измывались в детстве"), и завидует их беззаботности. Все ненавидели Скэнлона, ну не то что ненавидели, строго говоря, слово какое-то слишком сильное, но было в отношении к нему нечто вроде…
Презрения…
Да, именно. Презрения. На поверхности психиатр проработал каждого. Что бы ты ему ни говорил, он кивал, издавал эти еле слышные ободряющие хмыканья и делал все, убеждая, что находится на твоей стороне. Только вот никогда с тобой не соглашался, естественно. Не нужно никакой точной настройки, и так все понятно: у каждого рифтера в прошлом было слишком много Скэнлонов, официально сочувствующих одноразовых друзей, которые мягко убеждали вернуться домой, снять обвинения, аккуратно притворялись, что все происходит исключительно в твоих интересах. Там психиатр был просто еще одним снисходительным уродом с крапленой колодой карт, и если судьба ненадолго забросила его к рифтерам, то кто мог их винить, что они немного над ним посмеялись?