Очевидно, часть стены состояла из псевдосиликона. Но догадка не обрадовала Кэрмоди. Он не имел ни малейшего понятия, как теперь выбраться из святилища.
Где-то позади раздались голоса, мужские и женские. Кэрмоди резко обернулся и увидел, что дверь, через которую он вошел, распахнута настежь и через нее входят люди. Первые с ужасом указывали на горящий труп.
Он издал дикий вопль и бросился к вошедшим сквозь черный столб дыма. Его попытались остановить, но Кэрмоди открыл стрельбу. Кэриняне разбежались в стороны. Кто-то из них отскочил назад, скрываясь в пурпурном тумане.
Кэрмоди погнался за ними. Он кашлял; глаза жгло от дыма, и по щекам катились слезы. Но он бежал до тех пор, пока не выскочил на улицу и не спустился по рампе. Легкие наконец очистились от дыма и мерзкого смрада. Он перешел на быстрый шаг.
Примерно через четверть километра ему пришлось остановиться. Что-то лежало перед ним на мостовой. Предмет напоминал человека, но был неподвижным. Кэрмоди медленно приблизился и осмотрел его.
Странная вещь оказалась статуей Бэна Дремона, выполненной в натуральную величину. Кто-то сбросил ее с пьедестала.
Кэрмоди поднял голову и увидел еще одного Бэна Дремона, который стоял на месте сброшенной статуи.
Землянин ухватился за край мраморного постамента, подпрыгнул, подтянулся и без труда взобрался на высокий пьедестал. Сжимая в руке пистолет, он принялся осматривать новую статую.
Нет, то была не статуя. Перед Кэрмоди стоял обычный кэринянин.
Мужчина застыл в том же положении, что и низвергнутый Бэн Дремой. Его правая рука была поднята в приветственном жесте. В левой виднелся жезл. Рот был открыт, словно он выкрикивал команду.
Кэрмоди прикоснулся к его лицу, более темному, чем у обычных кэринян, но гораздо светлее бронзы.
Кожа оказалась твердой, гладкой и холодной и напоминала металл, но металлом не являлась. Взглянув в глаза застывшего человека, Кэрмоди заметил, что зрачки потеряли свою окраску. Это было видно даже в призрачном пурпурном полумраке. Он нажал большими пальцами на глазные яблоки, но они ничем не отличались от бронзы. Тогда Кэрмоди сунул палец в рот мужчины и пощупал язык. Под тонкой металлической оболочкой он почувствовал мягкую плоть. В остальном же рот был сухим и неподвижным, как у настоящих статуй.
Странно, подумал он. Неужели человек может превратить свою протоплазму в твердый сплав? И это при почти полном отсутствии меди и других металлов! Но если бы даже металлов хватало на выплавку бронзы, какая огромная температура потребовалась бы для этого!
Единственным объяснением было воздействие звезды. Она насытила энергией ту матрицу, которую создало подсознание этого бедолаги, и тело мгновенно превратилось в статую. На протяжении Ночи человеческая психика предавалась безграничному полету фантазии и подсознательно использовала непознанные разумом силы, которые всегда существовали вокруг нее.
Если это так, подумал Кэрмоди, то человек обладает потенциалом божества. Или, если это сильное сравнение, - потенциалом титана. Но титана глупого и слепого - тупого циклопа с катарактой.
Но почему люди могут соприкасаться с этой силой только Ночью? Обладая таким могуществом, они покорили бы всю Вселенную. Безумная свобода! Ничего невозможного! Человек передвигался бы с планеты на планету без космических кораблей. Один шаг из храма Бунты на Радости Данте - и ты уже на земном Бродвее, за полторы тысячи световых лет от этих долбанных кэринян. Любой мог бы становиться кем угодно, творить чудеса, швыряться солнцами, как мальчишки баскетбольными мячами. Пространство, время и материя перестали бы быть неприступными стенами. Они превратились бы в открытые двери.
Человек мог обретать любую форму: к примеру, дерева, как муж мамаши Кри, или бронзовой статуи, как этот придурок. Он мог копаться невидимыми руками в глубинах земли, извлекая абстрактные минералы и безвредно выплавляя из них клетки своего тела - причем без топок и жара, без знания химии и биологии.
Но во всем этом существовал один недостаток. Постепенно, исполнив каждое из своих желаний, человек должен был умереть. Совершая чудеса метаморфоз, он не мог бы продлить чуда жизни.
И эта полустатуя тоже умрет, как умрет Скелдер, когда безумная похоть раздует и разорвет чудовищный член, который он отрастил для удовлетворения своих желаний. А может быть, член станет таким большим, что монах превратится в его придаток, сучащий ножками на далеком-далеком конце. Он умрет, как умрет и преподобный Рэллукс, сгорающий в воображаемом огне иллюзорного ада. Они все умрут, если только не выйдут из мертвой петли разума и не затеряются в огромном море телесных изменений.
"А как насчет тебя, Джон Кэрмоди? - подумал он. - Неужели Мэри - это предел твоих желаний? Почему ты так цепляешься за нее? Какой вред может принести тебе ее воскрешение? Другие люди обрекают себя на страдания и гибель. Но в воскрешении Мэри нет ни того ни другого. Неужели ты исключение из правил?"
- Я - Джон Кэрмоди! - шепотом воскликнул он. - Я всегда был, есть и буду исключением!
Откуда-то сзади донесся рев, похожий на львиное рычание. В ответ раздались крики людей. Рычание повторилось, и тут же кто-то завопил, словно в смертельной агонии. Рев стал громче. Внезапно послышался странный звук, будто где-то рядом лопнул огромный воздушный шар. Кэрмоди смутно почувствовал, что ноги его погрузились во что-то мокрое. Влага ощущалась даже на лодыжках.
Он удивленно осмотрелся вокруг и обнаружил, что луна ушла за горизонт. А значит, скоро поднимется солнце. Неужели он всю ночь стоял на пьедестале и часами предавался пурпурным грезам?
Кэрмоди заморгал и покачал головой. Он вновь поддался чужому влиянию. Его захватили мысли человека-статуи, и время потекло для него так же медленно и сонно, как для этого бронзового истукана. А еще раньше он испытал алую похоть Скелдера, негу Мэри и ее страсть к монаху-сатиру, удары пуль, разрывавших тело, страх женщины перед смертью, растворение в небытии, горящую плоть Рэллукса и агонию душ, обреченных на вечное проклятие. Да, он чувствовал это, перед тем как стать жертвой статуи и ее минеральной философии. Возможно, он так и остался бы ее пленником, если бы что-то не вырвало его из бесконечных размышлений. Но даже теперь, выйдя из комы, Кэрмоди чувствовал чары этого безмолвного места, где время текло не спеша, наполняя тело и разум сладким пурпурным туманом.
В следующий миг Кэрмоди снова стал самим собой. Он попытался сдвинуться с места и понял, что застрял здесь не только ментально. Палец, который он сунул в рот статуи, теперь был крепко зажат между бронзовыми зубами, и, несмотря на все усилия, руку освободить не удавалось. Кэрмоди не чувствовал боли. Очевидно, палец онемел из-за нарушенной циркуляции крови. Но какая-то боль должна была остаться. Черт! Если он станет размышлять в том же духе, ему придется признать, что его плоть постепенно превращается в бронзу…
Но, вероятно, в тот момент человек-статуя еще не закончил свою трансформацию. Его мягкий язык почувствовал палец Кэрмоди, и кэринянин автоматически, если только не по злому умыслу, начал закрывать металлический рот. Истукан закрывал его медленно, всю Ночь. И теперь, когда с восходом солнца этот процесс завершился, его челюсти застыли навсегда. Они уже никогда не откроются, потому что живая душа человека покинула бронзовое тело. Во всяком случае, Кэрмоди больше не улавливал чужих мыслей и проецируемых чувств.
Он быстро осмотрелся, встревоженный не только тем, что попал в капкан, но и тем, что находится вне защиты. Хуже всего было то, что он выронил пистолет. Оружие лежало у самых ног, однако, как он ни извивался и ни вытягивал левую руку, кончики пальцев оставались в нескольких дюймах от желанного предмета.
Кэрмоди выпрямился и обрушил на истукана мощный залп проклятий. Этот взрыв эмоций не имел практической пользы, но Кэрмоди почувствовал, что немного разрядился.
Он осмотрел безлюдную улицу, а затем глянул вниз, припомнив, Что ночью его ноги почему-то стали мокрыми. На сандалиях виднелась засохшая кровь. Она же испятнала зеленые и белые полосы его модных штанов.
- О нет, только не это! - проворчал он, подумав о кровавом гейзере на кухне миссис Кри.
Однако дальнейший осмотр засвидетельствовал, что козни Мэри здесь ни при чем. Кровь принадлежала чудовищу, лежавшему у подножия пьедестала. Его застывшие мертвые глаза смотрели в пурпурное утреннее небо. Монстр был вдвое выше среднего кэринянина, и все его тело покрывала голубоватая перьевидная шерсть. Очевидно, обычный волосяной покров бедняги, почти такой же, как у многих землян, превратился в густые космы. Чтобы удержать огромный вес, ноги утолстились и стали напоминать задние ноги слона. Толстый и длинный хвост походил на хвост тираннозавра; Пальцы деформировались в когти, лицо заострилось и приобрело звериные черты. Увеличившиеся скулы обросли большими выпуклыми мышцами. А в пасти поблескивали острые клыки, намертво вцепившиеся в оторванную руку какого-то неудачника - возможно, одного из тех, кто пал во время боя. Других трупов на улице не было, но на мостовой и тротуаре виднелись большие лужи крови.
Внезапно из-за угла вышли шесть человек и остановились, уставившись на Кэрмоди. У них не было оружия, но что-то в выражениях их лиц встревожило землянина. Он еще раз попытался высвободить палец, яростно дергая его, потея и ругаясь. Но, взглянув на ухмылку и безжизненные глаза статуи, обреченно вздохнул. Будь этот истукан из плоти и крови, он быстро уговорил бы его разжать зубы. Но теперь, став по-металлически беззаботным, этот мертвый и несгибаемый упрямец не слышал ни просьб, ни оскорблений.
Кэрмоди стиснул зубы.
"Если они мне не помогут, придется пожертвовать пальцем, - подумал он. - А я не вижу причин ожидать от них помощи. Остается одно: вытащить из кармана нож…"
Один из мужчин, будто читая мысли Кэрмоди, насмешливо сказал:
- А ты отрежь его, землянин. Отрежь, если не боишься изувечить свою драгоценную плоть.
И тут Кэрмоди узнал в этом парне Тэнда.
Он не успел ответить, поскольку все шестеро начали выкрикивать презрительные насмешки, издеваясь над его бедственным положением. Они спрашивали, сколько он надеется получить за этот забавный спектакль. Они свистели и хохотали, хлопая друг друга по спинам и ляжкам в типичной манере кэринян.
- И это ничтожество думает, что ему под силу убить великого бога! - прокричал Тэнд. - Он напоминает мне мальчишку, рука которого застряла в горшке с вареньем. Вы только посмотрите на этого выдающегося богоборца!
"Спокойнее, Кэрмоди, спокойнее. Им не удастся тебя разозлить".
Однако слова, даже самые прекрасные, всегда остаются только словами. Он устал, ужасно устал. Гордая свирепость покинула его вместе с силой. Ноги у него болели и едва держали тело. Ему казалось, что он стоит тут целую вечность.
Внезапно Кэрмоди охватила паника. Сколько же времени он торчит на этом пьедестале? Сколько времени уже прошло, и сколько его осталось до окончания Ночи?
- Тэнд, - сказал один из мужчин. - Неужели ты думаешь, что этот болван имеет силу?
- Вспомни, что он сделал, - ответил Тэнд и, повернувшись к Кэрмоди, закричал: - Ты убил старого Йесса, приятель! Он знал о том, что произойдет, и рассказал мне об этом перед наступлением Ночи. И вот теперь, собравшись вшестером, мы ищем седьмого, чтобы стать семью любовниками богини и породить нового Йесса.
- Значит, ты солгал мне! - рявкнул Кэрмодж. - Сказал, что отправляешься "спать", а сам и не думал этого делать!
- Если ты вспомнишь мои слова, то поймешь, что я не лгал тебе. Мои речи были правдивыми, хотя и уклончивыми. Ты просто неверно их понял.
- Друзья, - сказал один из спутников Тэнда. - Мы только зря теряем время и даем врагу преимущество, о котором потом горько пожалеем. Этот человек, несмотря на огромное могущество, обладают грязной душой. Я даже сомневаюсь, что он вообще ее имеет. Но если она у него и есть, то такая маленькая и ничтожная, такая трусливая и затерянная в глубинах темного зла, что даже не может признать свое существование и взять на себя ответственность за содеянное.
Его слова показались остальным настолько смешными, что все они вновь захохотали и начали отпускать язвительные замечания.
Кэрмоди задрожал от гнева. Презрительные насмешки долбили его, как шесть молотков: один за другим, потом все вместе, а затем опять по очереди. Их воздействие усиливалось в несколько раз, потому что он не только слышал слова, но и чувствовал силу, которую они несли в себе. Кэрмоди как бы выступал в роли приемника и усилителя. И это он, который считал себя выше любых насмешек и презрения. В какой-то жуткий миг Кэрмоди понял, что его высокомерие было лишь жалким барьерчиком, которым он пытался отгородиться от других людей. И сейчас этот барьер рухнул.
Устало и безнадежно он вновь принялся выдергивать палец изо рта статуи и вдруг увидел еще шестерых, которые шли по улице в его сторону. Они были безоружными и вели себя с той же самоуверенностью, что и мужчины из первой группы. Не обращая внимания на Тэнда и его спутников, они остановились перед пьедесталом.
- Это он? - спросил один из них.
- Думаю, да, - ответил другой.
- Его нужно освободить.
- Нет - если он хочет стать одним из нас, то пусть освободит себя сам.
- Но если он захочет примкнуть к нашим соперникам, они сделают все, чтобы освободить его.
- Эй, землянин! - крикнул третий. - Тебе оказана великая честь. Ты первый из чужеземцев, который удостоился такого почета.
- Идем! - закричал четвертый. - Идем с нами в храм! Ты познаешь счастье в объятиях богини и станешь одним из отцов Эльгуля - истинного повелителя этого мира.
Кэрмоди немного поуспокоился. Очевидно, он был нужен не только второй группе, но и первой. Правда, если первые и пытались привлечь его на свою сторону, то делали это весьма странно.
Но самым странным ему показалось то, что ни один человек в обеих группах не был отмечен каким-либо знаком добра или зла. Все они выглядели красивыми, стройными и уверенными в себе. Единственное отличие состояло в том, что люди, упоминавшие Йесса, чувствовали себя хозяевами положения. Они не боялись потерять достоинства и весело смеялись по любому поводу. На фоне их поклонники Эльгуля отличались мрачностью и угрюмой чопорностью.
"Я позарез нужен и тем и другим", - подумал Кэрмоди.
- А что вы дадите мне, если я пойду с вами? - спросил он громко, обращаясь сразу ко всем.
Первые шестеро переглянулись и пожали плечами.
- Мы не можем дать тебе ничего такого, чего ты не мог бы взять сам, - ответил Тэнд.
Представитель второй шестерки, высокий и слишком уж красивый юноша, гордо произнес:
- Когда мы войдем в храм, возляжем с Бунтой и станем отцами ее темного сына Эльгуля, ты познаешь истинное блаженство, которое нельзя описать словами. Затем, все те годы, пока ребенок будет взрослеть и становиться богом, ты сможешь оставаться одним из его регентов, и в этом мире тебе ни в чем не откажут…
- А кроме того, - перебил его Тэнд, - ты обретешь вечный страх, что тебя когда-нибудь прикончат завистливые недруги, которые лишены таких богатств и возможностей. Ни для кого не секрет, что семь грешных отцов Эльгуля будут плести против друг друга интриги и заговоры. В конце концов им придется перейти к открытой вражде, и из семерых выживет лишь один - тот, который станет жертвой Эльгуля в день его совершеннолетия. Боги не терпят смертных отцов.
- А что мешает одному из отцов убить самого Эльгуля? - спросил Кэрмоди.
Сквозь фиолетовый туман он заметил, что лица поклонников Злого бога побледнели. Они озадаченно переглянулись.
- Хотя Эльгуль рождается ребенком, которого нужно нянчить и кормить, он с самых первых дней является богом, - ответил Тэнд. - И, будучи божеством, становится суммой и сутью тех душ, которые его порождают. Поскольку большинство людей мечтают о вечной жизни, он, воплощая это желание, обретает бессмертие и обладает им до тех пор, пока живы его создатели. Но, будучи богом зла, он не доверяет своим отцам и убивает каждого из них. А после их смерти начинает стареть и тоже со временем умирает. Получив потенциал бессмертия, он губит его в день своего рождения, потому что семена зла, заложенные в нем, распускаются цветами недоверия и ненависти.
- Все это понятно, - сказал Кэрмоди, - но отчего же тогда старится и умирает добрый бог Йесс?
Поклонники Эльгуля рассмеялись.
- Прекрасно сказано, землянин! - воскликнул их вожак.
Обращаясь к Кэрмоди как к малому ребенку, Тэнд терпеливо ответил:
- Несмотря на свою божественную сущность, Йесс продолжает оставаться человеком. Он ограничен возможностями тела из плоти и крови, и поэтому его бытие всегда определено внутри этих рамок. Как и каждый человек, он должен умереть. Но Йесс также является суммой и сутью преобладающих черт людей, которые порождают его. Причем участвует в формировании его тела и души не меньше семи отцов. Сны Спящих и их коллективная сила влияют на то, каким станет бог, рожденный в эту Ночь, - какими будут его душа и облик. Если Спящие больше тяготеют ко злу, то скорее всего родится Эльгуль. Если чаша весов склоняется в сторону добра, то рождается Йесс. Поэтому семь отцов не являются решающим фактором. Они лишь проводники той воли, которую формируют два миллиарда Спящих нашей планеты. - Тэнд замолчал и посмотрел на Кэрмоди, словно хотел вдохновить его своей искренностью. - Буду с тобой честен, - добавил он. - Нам необходимо твое участие главным образом потому, что ты землянин - человек с другой звезды. Мы, кэриняне, лишь недавно стали задумываться о религиях иных миров и о том, что они означают. Мы поняли, что Великая мать, или Бог, Первопричина, или Создатель Вселенной, не ограничивается только нашим облаком пыли. Творения богини разбросаны везде.
Поэтому Спящие, зная, что они не одиноки во Вселенной, и понимая, что у них есть братья на других бесчисленных планетах, пожелали сделать одним из отцов чужеземца с иной звезды. Возрожденный Йесс уже не будет прежним. Он будет отличаться от своего предшественника, как сын отличается от отца. Мы надеемся, что в какой-то мере он унаследует твое понимание Вселенной и, управляя нами, научит нас жить в мире с детьми различных солнц. Благодаря ему и его наследию мы станем лучше и сильнее. Вот почему ты нужен нам, Кэрмоди. - Тэнд указал на своих соперников. - Эти шестеро тоже хотят, чтобы ты стал седьмым - но по другой причине. Если ты станешь одним из отцов Эльгуля, тот распространит свою власть на другие миры, и его отцы получат свою Долю награбленного.
Кэрмоди почувствовал надежду и алчность, которые вдохнули в его уставшее тело свежие силы. Захватить богатейшие миры и нанизать их на шнур пространства, как драгоценные жемчужины в ожерелье! Обладая могуществом регента великого Эльгуля, он мог бы делать все что угодно! Без всяких ограничений!
И тут вторая группа решила, что пришло время действовать, и обрушила на Кэрмоди объединенную силу своих чувств. И тот, открывшись, зашатался от этого удара.
Тьма, тьма, тьма…
Экстаз…