- Я думаю, - ответил Бурри, глядя на темные струи, - все мы сейчас ошибаемся, но ошибаемся по-разному. И из наших ошибок должна родиться истина.
- Возможно, вы правы, - Моравис помолчал, бросил в реку камешек и поднялся. - Пойдемте, нас, кажется, звали.
Нагревшийся за день кустарник издавал сильный горьковато-терпкий аромат. Прохлада, пронизанная тонкой пахучей сыростью, приятно бодрила тело.
Моравис вдруг остановился.
- Смотрите, - сказал он. - Видите?
Немножко в стороне сквозь листву просвечивало зеленоватое светящееся пятно.
- Какой-нибудь индикатор?
- Индикатор! - сердито фыркнул Моравис. Он подошел к пятну и тронул его ногой. С шумом взметнулся фейерверк зеленых огоньков всевозможного размера. Пятно уменьшилось, но стало ярче. Моравис поднял один огонек, и Бурри только теперь разглядел, что это кусок обыкновенной древесины, словно облитый холодной светящейся жидкостью.
- Гнилушка, - сказал Моравис, и по тону его Бурри догадался, что он улыбается. - Обычная гнилушка, а вы - индикатор... Видите, для многих из нас собственная планета стала терра инкогнита. Да-с. Вот ваш этот Храмов, к примеру. Я уверен, он и не представляет, что такое земля. Так себе, пыль, зола, дедовский скарб, сырье для синтеза... А вот мы де создадим царство разума, где все будет целесообразным, унифицированным... - Моравис горестно махнул рукой, повернулся и зашагал к недалеким уже домикам.
В маленькой, очень уютной столовой сидели только Лидия, Фарг и та самая брюнетка, которая встретила их днем.
- А мы вас ждем, - весело заявила брюнетка. - Разрешите представить вам, маэстро, наших новых друзей: Лидия Маури, а это Рой Фарг.
- Стефан Моравис, - церемонно склоняя голову, сказал старый художник. - Не правда ли, Майя, из всех, кто приезжал ко мне за этот год, эти самые приятные? Ты согласна?
- Конечно, маэстро! - Майя украдкой взглянула на сидящего рядом с ней непонятно оживленного Фарга и слегка покраснела. Моравис понимающе поднял брови и усмехнулся в усы.
За столом он разговаривал в основном с Лидией.
- Врач Экстренной Помощи? Превосходно. Мой младший сын тоже врач, но по призванию он авантюрист. Знаете это древнее слово? С месяц назад в сговоре со старшим братом и целой кучей моих учеников он вздумал хитростью увезти меня отсюда куда-то на лечение, в здравницу. Ха! Организовал целое похищение, когда убедился, что уговоры бесполезны. А того не понимает, мальчишка, что мне уже много лет и поэтому мне дорог каждый день. В этом же моя жизнь! А вот они, - Моравис кивнул на Майю, увлеченно разговаривающую с Фаргом, - меня понимают. Славные люди. Глядя на них, ощущаешь, как вливаются в тебя силы.
Бурри почти не прислушивался к разговору. Великий художник оказался обыкновенным человеком. Хоть Моравис не изрекал банальных истин, но и не сказал ничего такого, что могло бы разрешить его сомнения. А чего же ты, собственно, ожидал? Чтобы одним словом он одобрил или осудил то, что, может быть, является эпохой в развитии общества? А если я не приемлю ее, эту стадию, тогда что делать?
Бурри машинально поднялся и, ни на кого не глядя, пошел к выходу. Ему сейчас необходимо было побыть одному, сосредоточиться.
На перилах веранды сидели девушки и парни и пели вполголоса какую-то красивую и грустную песню. Один из парней, тот самый, который провожал его к реке, подошел к Бурри.
- Вы хотите отдохнуть? - спросил он. - Пойдемте, я вас провожу.
Они прошли мимо освещенных домиков, расположившихся полукругом, и остановились под группой невысоких деревьев с очень широкими кронами.
- Вот ваша хижина, - сказал парень, указывая на смутно белеющий среди кустов домик. - А напротив коттедж маэстро. Я вам больше не нужен? Тогда спокойной ночи, до свиданья!
Хижина оказалась стандартным домиком обычного дачного типа - легкие пластиковые переборки, отделяющие гостиную-кабинет от спальни, душ, пульт внутреннего освещения, пульт бытовой автоматики, два небольших стереовизора и видеофон.
Бурри прошел в спальню, распахнул окна и лег в постель.
Сосредоточиться не удавалось. Все мысли были какие-то вялые, путаные. Нить рассуждения, которую он было нащупал, ускользнула. Бурри досадливо ударил локтем по эластичному изголовью и перевернулся со спины на бок.
В окно свешивались мохнатые ветки, а в самом верху заглядывала косая ручка Большой Медведицы. Глаза тотчас же сами отыскали теплый огонек Мицара, а рядом с ним крохотную мерцающую точку - Алькор. Бурри с минуту смотрел, переводя взгляд с темных веток на звезды, пока не понял, что в этом есть что-то странное. Неимоверно далекие огромные звезды и обыкновенная колючая еловая лапа - что между ними может быть общего? Но вот они заключены вместе в рамку окна и проецируются рядом в человеческом глазу и воспринимаются, как единое целое, чудесно дополняя друг друга. Все дело в ракурсе, подумал Бурри, во взгляде на вещи под определенным углом зрения. И опять, как всегда в эти дни, сюда вклинилась мысль о Великом Мозге. Она никуда, оказывается, не исчезла и не могла исчезнуть, просто думать о нем, идти от него к другим явлениям было почему-то невозможно, но мысль о нем являлась сама, едва он задумывался о чем-то, даже совершенно, казалось бы, другом.
- Навязчивая идея или что-то другое? - спросил себя Бурри, но в это время за окном послышался легкий шум, и в окне появилось неясное очертание человеческой головы.
- Бурри, - негромко спросила голова голосом Фарга, - ты уже спишь?
Бурри промолчал.
- Спит, - сообщил кому-то Фарг. - У него сейчас и без этой экскурсии забот хватает.
- Рой, - Бурри узнал голос Майи, - он у вас всегда такой?
- Какой?
- Неразговорчивый, весь в себе. Он наверно очень талантлив, да?
- Первое время он и мне казался немного угрюмым. А сейчас я этого не замечаю, наверно потому, что говорю за двоих, - Фарг тихо засмеялся. - А относительно таланта - тут ты, милая девочка, права.
- Посмотри, какая ночь, - проговорила Майя. - А утром по синоптическому графику будет дождь. Правда, они обещали уже к обеду снять облака.
- Счастливчики вы, живете под такими звездами, - тоном обиженного ребенка сказал Фарг. - Хорошо, хоть синоптики запланировали дождь не на ночь.
- У нас сезон полива весной, - сообщила Майя. - А в это время всегда безоблачно. Оставайся у нас, врач нам нужен. Будешь целыми ночами любоваться на небо.
Под окном что-то хрустнуло, наступила долгая тишина.
- Не могу, - сказал Фарг. - Как я могу оставить работу?
- А если я попрошу? - в голосе Майн была нежная усмешка.
Зашелестели листья, и голоса медленно удалились.
Бурри ощутил вокруг себя пустоту. На сердце было тоскливо, ночь резко похолодала и до звона углубила тишину.
...Было по-прежнему темно, когда он вдруг проснулся, только ковш Большой Медведицы, сдвинувшийся так, что в окне оставалась лишь одна звездочка, указывал на приближение утра. Приподнявшись, Бурри увидел ярко освещенные окна Морависа и в них беспокойно двигающийся высокий угловатый силуэт. Старый художник не спал.
Бурри поежился, хотел встать и закрыть окна, но передумал. Он лишь поплотнее завернулся в одеяло и неожиданно легко, почти сразу же уснул.
Когда Бурри открыл глаза, за окном монотонно шелестел дождь. Что-то где-то булькало, в раскрытые окна летели косые струи, а на полу уже стояла солидная лужа. Бурри вскочил, захлопнул окна и, оставляя за собой мокрые следы, бросился к пульту бытовой автоматики. Из стены выползли два черепахообразных аппарата и, мерно жужжа, засновали по комнатам. Пока Бурри принимал душ и одевался, они вылизали до блеска пол и скрылись. "Не опоздал ли я к общему завтраку?" - подумал Бурри и нерешительно выглянул на улицу. Дождь и не думал утихать. Кругом все шуршало, шелестело, в небольших мутных лужицах возникали и лопались пузыри. Запахнув плотнее куртку и втянув голову в плечи, он торопливо пошагал.
В столовой было шумно.
- Вздор! - кричал загорелый парень в голубой рубашке, в котором Бурри сразу признал натурщика Гая. - Это явление вовсе не связано с силой тяжести.
Из глубины зала Бурри махнула рукой Лидия. Она сидела вместе с Майей, Фаргом и Морависом.
Видимо, спор был горячий, потому что никто не ел.
- ...металлический фон, - кричал темпераментный Гай, протягивая к кому-то руки. На запястьях у него блестели массивные приборы. - Это незастывшая магма с металлическим компонентом на дне.
- Магматический коктейль с поперечником в десять километров! - насмешливо бросили с крайнего стола.
Майя вскочила и, на ходу кивнув Бурри, пошла к видеофону.
- Кто тебя сменил, Гай? - спросила она, щелкая клавишами.
- Арсен, - подсказали ей.
- Пост девять! - негромко сказала она в микрофон.
На экране в окружении множества приборов появился хмурый черноволосый парень.
- Арсен, аномалия в блоке 13-117 фиксируется? - спросила Майя. Арсен посмотрел куда-то вбок и кивнул.
- Покажи запись.
Тотчас на экране возникла сложная путаница разноцветных кривых линий.
- Смотрите, вот она! - Гай сорвался из-за стола и побежал к видеофону.
Бурри вопросительно посмотрел на Лидию. Лидия недоуменно пожала плечами, зато Фарг, весь обратившись во внимание, смотрел на экран.
- Специалист! - указав на него глазами, фыркнула Лидия.
Моравис невозмутимо прихлебывал из чашки маленькими глотками и скользил глазами по залу. Предмет спора его, видимо, не интересовал, он изучал лица.
- Гай, конечно, прав, - заключила Майя и выключила видеофон.
- Туда надо автоматический буровой снаряд, - сказал Гай.
В зале поднялся невообразимый шум.
- А другие объекты бросить? - кричали из угла.
- На очереди блок 7-33.
- Съест, - явственно сказал кто-то.
- Ах, съест?! Поверили, что это магма? - подпрыгнул Гай.
Майя подняла руку и, дождавшись тишины, объявила:
- Снаряд мы туда пошлем, но сначала подождем результатов по всему сектору, чтобы изучить попутно еще несколько объектов.
Гай взвыл.
- Зачем это? - кричал он, сверкая запястьем. - Я сегодня же свяжусь с Центром!
- Это надолго, - сказал Моравис, наклоняясь к Бурри. - Но каков Гай, а? Буря, торнадо! Обратите внимание на Майю - Афина Паллада, иначе не скажешь. Ах, какие люди, какие люди! Могуча человеческая природа, могуча! - Моравис затряс головой и шумно полез из-за стола. - Пойдемте, мои молодые друзья, я покажу вам свои наброски.
Широко шагая через лужи. Моравис громко говорил:
- Могли ли наши предки догадываться, что когда-нибудь перед нами встанет вопрос: какими путями должно идти познание? Наше движение вперед ускоряется с каждым десятилетием, даже годом. Наверно, я начинал уже свой пятый десяток, когда ваш Дамонт едва научился ходить. И вот теперь я все еще крепок, а Дамонт уже открывает новую эпоху, полную загадок. Не минуло даже одного поколения! Кто такой Дамонт? Гений, согласен, но не последний же он в роду человеческом! Помяните мое слово, уже ваши дети создадут нечто такое, по сравнению с которым его открытие предстанет примитивом, тележным колесом!
Старик почти кричал. Полы его длинного плаща развевались, как крылья.
- Вот этого и не учитывает ваш Великий Мозг. Что бы там ни говорил Дамонт, Мозг априорно берет себя за высшую и конечную истину и отсюда уже выводит все остальное. Он просто не представляет себе большей силы разума, чем он сам. Согласен, он могуч, у него бездонная память, фантастическая быстрота и работоспособность, но у него нет эмоций, чувств, души, вот в чем все дело!
Моравис был потрясающе великолепен в этот момент. Он казался пророком из древних легенд, глаза его сверкали, словно он сыпал проклятья на чьи-то головы. Лидия почти бежала рядом, завороженно глядя на него. Бурри и Фарг, уже не разбирая дороги, шагали прямо по лужам.
- Нам знаком страх и знакомо торжество победы, ярость и отчаяние, любовь и голод. В нас живет память амебы из докембрийского океана, мощь рептилий и жажда жизни млекопитающих. Мы были жертвами и хищниками, мы плавали и летали, умирали и рождались. Каждой клеткой своего тела мы познавали окружающий мир, и вот из хаоса инстинктов, копившихся более миллиарда лет, родился разум. Мы сами еще не знаем его резервов, не знаем, что скрыто в глубинах нашей мозговой ткани до поры до времени, что родится из каждодневного противоборства и союза разума и чувств.
Мы, люди эмоционального склада, имеем дело с людьми и поэтому знаем их. Мы, может быть, не можем судить о перспективах науки, но будущее людей мы представляем себе отчетливо. Сильна природа человеческая, сильна! - с удовлетворением повторил он свои давешние слова.
Непонятно возбужденные, громко топая ногами и переговариваясь, они ввалились в домик Морависа. Сквозь матовые стены лился ровный, очень чистый, словно отраженный от снега, свет. Большой стол был загроможден массивными папками, разнокалиберными кистями, цветными флаконами и тубами с краской. В углу, закрывая экран стереовизора, стояла большая картина, прикрытая зеленоватым щитом.
- Моя последняя работа, называется "Корни гор", - сказал Моравис, убирая щит.
В комнате сделалось тихо.
На картине были изображены двое - одна из них Майя, а во втором Бурри без труда узнал Гая. Они шли навстречу зрителям по суживающемуся вдаль круглому тоннелю. Лица людей были спокойные, усталые, и невольно хотелось посторониться, уступить им дорогу. Но самое главное, пожалуй, было не это. Тоннель - вот что сразу завладевало вниманием. Он был ослепительно ярок, в нем смешались все цвета от бледно-желтого до ярко-алого и багрового. Казалось, что от картины ощутимо пышет жаром, что со всех сторон безостановочно напирает огромная тяжесть. И тогда взгляд удивленно останавливался на лицах идущих людей. Как, они еще живы?! Почему они до сих пор не испепелены, не раздавлены, почему они не мечутся в ужасе?
- Неужели вы сами туда спускались? - спросила Лидия, удивленно взглянув на Морависа.
Старый художник молча усмехнулся.
- Они должны быть в шлемах, - нерешительно заметил Фарг.
- В искусстве такое отклонение допускается, - сказал Моравис, устало опускаясь в кресло.
Снова воцарилось молчание. Моравис сидел, сцепив пальцы, и исподлобья смотрел в окно, замутненное плывучей рябью дождя. Зябко передернув плечами, Бурри отошел от картины и стал смотреть на мольберт с листом тонкого белого пластика. На нем были изображены фигуры человека и коня в самых различных положениях. Вот стремительно несущийся конь с всадником, вот конь, взвившийся на дыбы, а под ним человек - груда напряженных мышц, застывших в ожидании удара вознесенных над ним копыт, вот всадник, летящий через голову коня.
- А это наброски к моей новой работе, которую я даже ясно еще и не представляю себе, - взглянув на Бурри, сказал Моравис. - Мы, эмоционалисты, в отличие от аналитиков, - не знаю, насколько правомочны такие термины, - часто совсем не представляем себе свой следующий шаг. Обратитесь к истории литературы - и вы увидите, как часто герои поступали вопреки воле автора. Процессы подсознания... - Моравис оживился, вскочил с кресла и беспокойно забегал по комнате.
- Пушкин! Возьмите к примеру этого несравненного гения человеческого духа. Кто возьмется его углублять? Никто! А почему? Вот вам загадка, молодые люди. Почему Ньютона и Эйнштейна мы можем углублять, а Пушкина и Шекспира нельзя? Неужели глубина духа человеческого исчерпана ими до дна? Абсурд! Темные глубины, где зарождаются человеческие эмоции, для нас до сих пор загадка. Находятся, конечно, отдельные ныряльщики, которые погружаются в эти неизведанные глубины и приносят наверх сверкающие кристаллы поэзии, но их немного, и мастерство их определяется не уровнем энергетического баланса общества, не совершенством науки и техники, а чем-то другим, чего не знает даже ваш Великим Мозг. Не об этом ли говорит скульптурный портрет древнеегипетской царицы Нефертити, созданный за четырнадцать веков до начала христианского летоисчисления, а потом, спустя, десять веков, были Фидий и Пракситель, спустя еще девятнадцать веков - Микеланджело, и я спрашиваю: много ли в сегодняшнем мире таких, кто мог бы поспорить с ними?
Старик круто повернулся и ткнул пальцем в мольберт.
- Вот, смотрите! Я думаю создать цикл картин о первых шагах человека, о том, как он овладел огнем, приручил собаку, лошадь, как он начал строить хижины, как дрался за право быть властелином Земли и как он начинал познавать ее. Вот где они, настоящие корни гор, корни человечества! Они уходят в толщу тысячелетий истории и еще глубже - в невообразимую мощь напластований миллионнолетнего развития органической природы. Поэтому-то, молодые люди, я и спокоен за будущее человечества... Но я вполне допускаю мысль, что возможен период временного торжества идей голого техницизма. И вот меня тревожит судьба тех людей, которые будут жить в это время. Что такое люди перед лицом истории? Это не более, как снежинки, промелькнувшие в узком луче света, и что за беда, казалось бы, если сотня, тысяча снежинок будет лишена своего причудливого узора? Но это не так, мы все это понимаем. Поэтому нельзя бездействовать, успокоив себя тем, что будущее в конечном счете прекрасно. Нельзя.
- Ваше мнение - отказаться от Великого Мозга? - спросил Бурри.
- Что вы, я же не вандал, чтобы призывать к уничтожению этого величайшего творения! Но я никогда не поверю, что создание Единого Поля Разума сделает людей счастливыми. Пусть специалисты изыскивают какие-то более человечные способы его применения, а как - это уж им виднее. - Успокаиваясь, Моравис подошел к окну и посмотрел на небо. - Друзья, а ведь дождь-то кончается, синоптики уже начинают разгонять облака. Вы знаете, какой здесь воздух после дождя? Не знаете? Тогда скорее на улицу!
Дождь уже прекратился. Сквозь широкие просветы в облаках голубело небо и временами проглядывало солнце, заставляя траву искриться крохотными разноцветными огоньками. С деревьев продолжало капать, но над песчаными дорожками уже курился тончайший розовый туман. По широкой аллее между мокрыми кустами торопливо шла Майя и уже издали, радостно улыбаясь, махала рукой. Моравис легонько подтолкнул навстречу ей Фарга и, кивнув Бурри, ушел.
- Нам, пожалуй, пора возвращаться, - тихо сказал Бурри Лидии. - Времени до заседания Комиссии остается уже немного, а еще столько нужно сделать.
- Фарг, наверно, останется здесь еще на несколько дней, - заметила Лидия, глядя вслед Фаргу, медленно идущему навстречу Майе. - А мы можем улететь уже сегодня. Как я хочу, чтобы твоя работа в этой ужасной Комиссии кончилась как можно скорее! Сколько я знаю тебя, все время слышу одно и то же: Комиссия, Великий Мозг, Дамонт, Единое Поле... Когда же это кончится?
- Скоро, очень скоро, - твердо сказал Бурри. - А потом мы поедем с тобой отдыхать куда-нибудь на Азорские острова.
- Хочу на Гавайи. Я там еще ни разу не была.
- Хорошо. Значит, на Гавайи! - Бурри взял Лилию за руку, и они неторопясь пошли навстречу Фарту и Майе.