Разве вы не понимаете, что пока вы треплитесь, я по голосам определил, не только ваше количество, но и где вы относительно меня расположены? Разве вы не заметили за своим базаром, как рука моя шевелится на рукояти бластера? Вы, наверное, принимаете это за конвульсию? И собираетесь мне последнее милосердие оказать? А хрен вам!
Первого я вывел из игры практически на ощупь. В смысле, вслепую. Держась за живот, в котором образовалась аккуратная дырка, он свалился под ноги своему напарнику. Что касается последнего, то он повел себя недостойно не то что для сотрудника спецподразделения, но и вообще для разумного существа. Вместо того чтобы оказать мне сопротивление, или просто встретить смерть лицом к лицу, он взвизгнул как поросенок и, повернувшись ко мне спиной (это ж надо додуматься!) буквально слетел с лестницы. Я выстрелил вслед, но дуракам везет. А мне, в этот раз - нет.
Вскоре я услышал два выстрела внизу. Подобрав бластер пристреленного спецназовца, и, порадовавшись его почти полному заряду, я так и спустился вниз, с бластером в каждой руке.
Посреди гостиной валялось два свежих трупа. Один совсем недавно был слабонервным сотрудником полицейского спецназа Кальвина. А второй - стариком Егором Борисовичем, хозяином этого дома, которого свела со мной судьба-злодейка.
- Что, нашли достойного противника? - окликнул я двух оставшихся кальвинцев, стоящих рядом с трупами.
- Это он, истеричка, нах, - беззлобно произнес один из них, указывая на своего павшего коллегу, - прибежал сюда, орет, дьяволом тебя называет. Стрельбу открыл, дедулю пришил. Пришлось упокоить, по уставу.
И, словно очухавшись, синхронно развернулись, наводя стволы на меня. Так мы и простояли молча с минуту, готовые выстрелить.
- Ребята, может, будем благоразумны? - предложил затем я, - у меня два ствола, у вас два ствола, то есть, технически наши шансы равны. А вот статистически превосходство на моей стороне. Я уже угробил семерых ваших коллег. Семерых за сутки, понимаете? Вы же, все, что смогли сделать в ответ, это кровушки мне из носа пустить. Убитый хозяин этого дома не в счет - он не знал, кто я, он пригласил меня только за то, что я его спас. И задерживаться здесь я не собирался. В общем, ребята, вам не кажется, что вы здесь теряете время? Свое и мое.
- Мы не можем отступить, - сказал один из кальвинцев, обреченно, - такие потери, да отрицательный результат…
- Я понимаю, - согласился я, - тем более что отступать вам не на чем. От ваших флаеров я оставил на ходу один - для себя. Поэтому речь не об отступлении. А о том, чтоб вы аккуратненько положили свои пушки на пол и ответили на пару простых вопросов. Тогда я подарю вам то, что вы называете "последним милосердием". Нет - сами понимаете. Как говорил один инструктор из Академии, это чревато боком.
- Я, пожалуй, согласен, - вымолвил одни из кальвинцев. Почти одновременно с его словами я сделал два выстрела. Первый попал ему в грудь, второй - в ноги его напарнику. Поэтому, первый сразу рухнул и затих, второй же упал на пол и заорал.
- Тихо, тихо, - склонился я над ним, - поди все звери от твоих воплей разбежались.
- Па-а-след-не-е ми-ла-а-сер-ди-е, - орал он от боли, и в этих воплях тонула примерно половина звуков осмысленной речи.
- Милосердие, тебе, значит? Какие… своеобразные, прямо скажем, представления о милосердии у вашего ведомства. Сами придумали или в религиозной литературе почерпнули?
- Хва-а-атит! - проорал кальвинец.
- Я понимаю, милосердие нужно всем, - ухмыльнулся я, - одно движение руки, даже пальца - и все закончится. Но и ты окажи мне последнюю услугу. Один вопросик, хорошо?
Спецназовец закивал. А я перешел к самой интересной части.
- Как в вашем ведомстве проводится идентификация личности? Для доступа? По отпечатку пальцев? Или как?
- Да пошел ты! - кальвинец ответил почти полностью разборчиво.
- Ну я пойду, - не стушевался я нисколько и сделал несколько шагов в сторону двери, - счастливо оставаться. А жаль, напарник твой оказался посговорчивее, и проблем у него…
- По пальцу! - завопил спецназовец, - и по сетчатке глаза. Еще надо карточку личную…
- Спасибо. Всего доброго, - попрощался я с несговорчивым кальвинцем и, подойдя к нему, достал из кармана пластиковую карточку. Затем аккуратно, тоненьким лучом лазерного резака, отрезал ему палец, невзирая на ор и мат. И, уже в последнюю очередь, вырезал бедняге глаз, добив его таким вот не шибко гуманным способом. А что делать? Стреляя в голову, оказывая последнее милосердие, можно этот самый глаз привести в негодность.
Поместив палец и глаз в герметичный вакуумный сосуд, найденный на кухне, я с этим сосудом и обоими бластерами вышел из дома и направился к последнему, оставшемуся на ходу, флаеру. Поднять его в воздух должно быть проще простого, для человека, водившего космические корабли.
* * *
Если в воздухе всего пара процентов кислорода, зато до фига запаха пота, с которым не справляются кондиционеры, если вокруг слышится пыхтение от натуги, если это пыхтение перемежается с металлическим лязгом - значит, вы в спортзале. Если же, при этом, судя по часам, уже вечер, когда от праведных трудов отходят даже безнадежные трудоголики, а вы отнюдь не поздно сюда пришли - значит, вы фанатик, не менее безнадежный, чем вышеуказанные трудоголики. Если точнее, у вас есть навязчивая идея. Стать чемпионом, к примеру. Или…
Моя навязчивая идея привязалась ко мне еще до школы и не спешила отвязываться. Атрибуты ее - красивая форма, пульт космического корабля, тропинки далеких планет, уважение и почет. Цена же - хорошая учеба и такая же физическая подготовка. Без этого всего в Академию Космических Полетов не возьмут.
В плане учебы скажу - уроки назавтра были сделаны давно. В дневнике у меня преобладают пятерки. И пятерки же по всем предметам светят мне в этом полугодии. Как и во многих предыдущих. Что касается физической подготовки - я проводил в этом зале каждый день часа по три. И, как раз собирался перейти с беговой дорожки на занятия со штангой. Однако…
Коммуникатор, покоившийся неподалеку от меня на специальной подставке в стене, ожил.
- Прием! - сказал я ключевое слово, и, над коммуникатором возникло голографическое изображение лица Лысого, моего одноклассника.
- Здорово, Макс! - с энтузиазмом человека, узнавшего о доставшемся ему богатом наследстве, воскликнул он. Таким я его со школы и запомнил - весельчак и балагур, ни капли не комплексующий из-за отсутствия от рождения, растительности.
- Привет, Лысый, - в моем голосе энтузиазма было на пару порядков меньше. Не люблю, когда я занят, а кто-то беспокоит.
- Слышь, Макс, у нас туса намечается… - сказал Лысый, сверкая хитрой белозубой улыбкой.
- Че за туса? - спросил я, понимая, что последняя его фраза является приглашением.
- Ну, реальная такая туса. Я достал билеты на экстаз-шоу, затем бухнем, ну а дальше, как положено. Девчонки, в смысле. Как их положим, так и будет положено.
Кто не понял, это у Лысого такой юмор. Я вздохнул, жалея, что вообще спросил. Ну чего еще можно было ожидать от вечеринки восьмиклассников? Парада с шариками в небо?
Экстаз-шоу. Это массовое зрелище, доступное каждому, по той причине, что предложение давно превысило спрос. Так нет же, на каждой планете, и в каждом городе каждый год пачками выпускаются новые "звездочки", отличающиеся разве что по именам, внешность же и имидж диктуется модой. Когда-то, возможно не один век назад эти экстаз-шоу заменили традиционную эстраду. Процесс этот был постепенным. Сперва кто-то из воротил шоу-бизнеса заметил, что необязательно вкладывать серьезные деньги для раскрутки юного дарования или непризнанного гения с улицы. Выступать на концертах, как выяснилось, может любой человек, просто находящийся в относительно здравом уме и понимающий, где он находится. Главное - не человек, а специальным образом синтезированный звук, который был бы приятным. Затем, шаг за шагом, увеличивалось количество органов чувств, затрагиваемых воздействием. Зрение? Выпускать на сцену людей с безупречной внешностью, и в откровенных нарядах. Обоняние? В концертные залы подавались специально разработанные ароматы. Осязание? Специальные волны вызывали у зрителей, или, их правильнее называть клиентами, ни с чем не сравнимые ощущения. И так далее. Параллельно повышался, что называется, градус удовольствия с целью переплюнуть конкурентов.
Сегодня экстаз-шоу (это, придуманное в народе прозвище стало официальным), действует так, что наркотики прошлого кажутся детскими шалостями. Привыкание обеспечено на второй, максимум, на третий раз, невозможность же получить желаемое удовольствие вызывает у подсевшего половое бессилие и депрессию, заканчивающуюся суицидом в одном из двух случаев. Все это - медицинские факты, известные чуть ли не каждому. При этом власти не спешат запрещать данный вид развлечения. Было несколько попыток обсуждения на разных уровнях даже на моей памяти. Все попытки выдохлись, и причина тому - колоссальные бабки, крутящиеся в этой сфере. Есть спрос - предложение по любому будет. А простая публика, зная о побочных действиях экстаз-шоу, все равно продолжает на них ходить, с детьми, с родителями, и каждый уверен - что-то плохое может случиться с кем угодно, только не с ним, самым лучшим, самым умным, и так далее. Я же, мол, не животное какое-то.
Я тоже не животное. У меня достаточно разума, чтобы понять - зависимость от экстаз-шоу закроет мне дорогу в космос надежнее, чем отсутствие какой-нибудь конечности или двойки в аттестате. Не радуют и другие пункты программы вечера. Первый отберет здоровье, второй - силы. Так что…
- Простите, - сказал я как можно мягче, - сегодня не могу.
- Че? - Лысый посмотрел на меня как на недоразвитого, - не можешь? Седня не можешь? А завтра сможешь? А вчера?
Я развел руками.
- А, да, конечно, - ухмыльнулся мой одноклассник, - куда нам до тебя. Ты же в космос у нас собираешься. С чужими замутить собрался? Ну, как говорится, проехали! Расскажешь, какого это - с чужими. И, главное, к старту не опоздай.
Коммуникатор донес до меня ржач кого-то из дружков Лысого.
- Не в том дело, - попытался оправдаться я, - завтра контрольная по физике и…
- …боишься, что будешь не в форме. Ну, понятно. Я не боюсь, а ты боишься. Что ж, счастливого тебе ботанства, Макс.
Голограмма погасла. Я мог вновь заниматься своими делами, ибо ни Лысый, ни его веселая компания, меня больше не беспокоили. В смысле, вообще не беспокоили. Даже списать не просили. Обмен парой фраз на перемене составлял все мое общение с ними за день. Так продолжалось вплоть до выпускного вечера, когда окончательно разошлись мои пути с этими ребятами. С теми из них, кто дошел до выпуска.
Глава четвертая
Новости были хорошими и плохими. В первую категорию, помимо такого, несомненно, приятного, факта, как уничтожение еще одной группы кальвинцев, попадают: лишний бластер в моем арсенале, транспортное средство (флаер) и отсутствие необходимости управлять им непосредственно. В систему управления этой летающей металлической банки входил режим автоматического возвращения на базу. Так что я, устроившись поудобнее, лишь любовался забортным пейзажем.
Посмотреть действительно было на что. Внизу проплывали голубовато-зеленые луга, одинокие деревья, настолько развесистые и огромные, что их можно было разглядеть с моего места, извилистая лента реки, сверкавшая в лучах местного солнца. Природа на Кальвине все еще была первозданной и непоколебимой, цивилизация не успела согнуть ее в бараний рог, перемолоть в железных тисках и выплюнуть обратно в совершенно неподобающем виде.
Все остальные новости пока были с минусом. Прежде всего, я по-прежнему оставался капитаном Орловым. В смысле, носил свою космическую форму. Покойный Егор Борисович в плане одежды был редкостным аскетом и минималистом, так что разжиться у него "бомжовыми" вещами не удалось. Не имело смысла напяливать на себя и форму кого-либо из кальвинской группы захвата, серьезно подпорченную и продырявленную выстрелами из бластера. Честное слово, разгуливать при всем честном народе в броне с дырой в груди или в обгоревшем шлеме - значит, вызывать подозрений не меньше, чем от космической формы.
Другой минус заключался в том, что компьютер во флаере оказался простеньким, или, как такие системы называла Фло - "лысым". Кроме стандартных программ управления и навигации он содержал еще ориентировку на меня. С весьма качественным фотороботом или снимком, что при нынешнем развитии компьютерной графики почти одно и то же. И все. Так что если я захочу выяснить, где содержатся Фло и Равиль, куда дели мой "Варяг", мне по любому не избежать вылазки в опорный пункт местных силовых структур. И именно туда меня как раз нес флаер, повинуясь программе автоматического возвращения. Надеяться на то, что меня там встретят с цветами и шампанским, не приходилось.
Картинки девственно-чистой природы Кальвина сменились другими, более, как бы выразиться поточнее, цивилизованными. Сперва разноцветные прямоугольники полей, огородов и пастбищ с копошащимися на них железными букашками сельскохозяйственной техники. Технология синтеза пищи позволила решить извечную проблему голода, а сам процесс производства уже не отличался принципиально от аналогичных процессов в других отраслях - будь то выплавка стали или сборка автомобилей. То есть, он требовал отлаженных алгоритмов, производственных мощностей, энергии, сырья и минимального вмешательства человека. А вот земли под поля и пастбища уже не требовал. Но обстоятельство это отнюдь не поставило жирный крест на сельском хозяйстве.
Да, спрос на натуральное мясо, овощи, фрукты и злаки упал с тех пор до минимума. Однако не до нуля. Причиной тому послужила брезгливость сильных мира сего, не желавших питаться "дерьмом и мусором", из которого, по всей видимости, и синтезируются продукты питания "для народа". Специально для таких людей, имеющих много денег, а значит и оснований требовать, по-прежнему, вблизи городов, выращивают овощи, фрукты, скотину для мяса и молока, виноградники, чай. Все это затем продается ресторанам, а то и, непосредственно потребителям, которые могут себе позволить оптовые закупки. Если прав, в смысле, денег, у тебя еще больше, то фермеры готовы удовлетворить еще одну твою потребность, более экзотическую. Речь идет о возможности "подобно диким предкам", отведать мяса зверя, убитого собственноручно. Для этого по спецзаказу отлавливали в лесу детеныша какой-нибудь дикой твари, в течение года растили его на ферме, после чего выпускали его… нет, не в лес, где оно как иголка в стоге сена. Просто, на свежий воздух, где-нибудь на открытой местности. Зверюга стоит посреди этой незнакомой среды, не зная, что делать дальше (откуда ей знать?), а охотники тут как тут. На аэромобиле, с самонаводящимися лазерами. Очень мужественно, не правда ли? По статистике, среднее время такой "охоты" составляет порядка тридцати секунд. О том, чтобы как я, идти в глушь леса, на реально дикого и опасного зверя, с лазерным резаком и почти разряженным бластером, и речи быть не могло. Не исключено, что если кому-то из этих "охотничков" подбросить ма-а-аленькую такую мышку, половина впадет в панику, а другая половина кого-нибудь позовет. Охрану, полицию, или, санитарную службу.
Когда я приближался к Внешнему Кругу города, произошло то, что я ожидал, но очень не хотел этого. Сработал коммуникатор мгновенной связи. Без голограммы - просто голос, замодулированный так, что в нем не осталось ничего человеческого.
- Дракон, Дракон, это Единорог! - тьфу ты, что за детско-сказочные мотивы?! Вы еще семерыми козлятами назовитесь.
- Дракон слушает, - сказал я нехотя.
- Дракон, как там Птичка? - последовал незамедлительный, и, на мгновение поставивший меня в тупик вопрос. Что еще за Птичка? Уж не я ли? Не могли хотя бы Соколом назвать?
- Птичка упорхнула на дальние ветки, - состряпал я некое подобие шифровки, означающей, что капитан Орлов скрылся в глубине леса, - и, перед этим, клюнула Дракона в пять его голов.
Судя по паузе по ту сторону коммуникатора, ответ мой пришелся не бровь, а в глаз. И воспринят был правильно.
- Дракон, возвращайтесь в берлогу, - наконец последовало указание, и на этом связь прекратилась. Никогда не думал, что драконы живут в берлогах. Он бы еще сказал: "возвращайтесь в хлев". А я не тупой, я уже на подходе к этому самому хлеву.
Флаер миновал стену Внутреннего Круга и оказался в центральной части города - той части, что, по мнению его жителей, и есть настоящий город. Небоскребы, сияющие на солнце стеклопластиковыми окнами, многоуровневые автострады, полные машин, голографические рекламки, возникающие прямо в воздухе, и, конечно же, другие флаеры и автомобили. Живописнее эта часть города выглядит только ночью - тогда она превращается в буйство красок и света, словно сошедшее с картины художника-авангардиста.
Вот и берлога - здание, увенчанное надстройкой с огромной, в несколько человеческих ростов, дверью. Флаер, наверное, казался таким маленьким на ее фоне. При его подлете дверь автоматически растворилась, затем закрылась, и я оказался в огромном помещении без окон и с тусклым освещением. Помещение оказалось ангаром - по его площади почти ровными рядами были расставлены одинаковые флаеры с надписью "Полиция Кальвина". Мой флаер сам выбрал место между двумя своими собратьями и приземлился.
Мне не стоило спешить вылезать наружу. И я не спешил, понимая, что ангар мог быть под наблюдением. Моя форма в сочетании с моей весьма известной рожей, могла испортить все дело.
Впрочем долго сидеть мне тоже не пришлось. Минут эдак через пять после моей посадки, в ангар пожаловал полицейский. Без брони и шлема; бластера я тоже при нем не обнаружил. Не спецназ, точно. Скорее всего, патрульный. Он пошел вдоль рядов флаеров, видимо, выискивая свой. Тут я заметил, что расставлены эти летательные аппараты не как попало, а в соответствии с двумя цифрами, номером ряда и номером места, которые были выгравированы на корпусе каждого из них. И, судя по траектории движения полицейского, его флаер находился неподалеку от моего.
С бластером, который я вовсе не собирался применять по прямому назначению, я выбрался наружу и, полуползком, петляя между флаерами, подобрался к полицейскому. В этот раз я твердо решил заполучить форму целиком и, потому обошелся без стрельбы. Едва заметный (со стороны) удар прикладом - и обмякший, оглушенный "страж порядка" у меня в руках. Втащив его в ближайший флаер, я произвел "смену имиджа".
Прощай, а вернее, до свидания, капитан Орлов, и, здравствуй, Джеймс Майлз, сотрудник подразделения специального назначения полиции Кальвина.