Форкосиган сверился с хронометром. - Около часа назад. Первые сообщения будут уже с минуты на минуту. - Он перестал дергаться, и теперь сидел неподвижно, с каменным лицом - как человек, погруженный в глубокие раздумья.
Появилась тактическая сводка текущего часа, и Форкосиган начал пролистывать ее, видимо, отмечая ключевые пункты. Но не успел он прочесть и половины, когда на экране возникло лицо командора Венна.
- Коммодор Форкосиган? У нас здесь что-то очень странное. Если хотите, я буду сразу передавать вам необработанный материал.
- Да, пожалуйста. Незамедлительно.
Форкосиган быстро пролистал аудиозаписи и выбрал доклад капитана одного из кораблей, смуглого коренастого человека. Тот говорил с гортанным акцентом, в голосе его сквозил страх.
"Вот оно, начинается", - мысленно простонала Корделия.
- …катера, они атакуют! Отвечают выстрелом на выстрел. Плазменная защита уже на максимуме, у нас едва хватает мощности на стрельбу. Нам придется либо отключить защитное поле и перебросить всю энергию на усиление огневой мощи, либо отступить… - Сигнал прервали помехи. - …не понимаю, как им это удается. В эти катера невозможно втиснуть генераторы такой мощности, чтобы… - Снова помехи. Передача резко оборвалась.
Форкосиган переключился на другой канал. Иллиан встревожено подался к экрану. Корделия сидела на койке и молча слушала, скорбно повесив голову. Чаша победы была горька, безрадостна, как поражение…
- …флагман подвергся мощному обстрелу, - докладывал другой командир. Корделия сразу узнала голос и вытянула шею, чтобы разглядеть на экране его лицо. Это был Готтиан; видимо, он-таки получил наконец свое капитанство. - Я намерен полностью отключить защитное поле и попытаться сбить один, используя полную огневую мощь.
- Не делай этого, Корабик! - безнадежно взвыл Форкосиган. Решение, каким бы оно ни было, было принято час назад, и его последствий уже не исправить.
Готтиан повернул голову. - Готовы, командор Форкалоннер? Мы попытаемся… - начал он, но тут его голос заглушили помехи, а затем наступила тишина.
Форкосиган со всей силы ударил кулаком по столу:
- Черт! Ну когда же они сообразят… - Он уставился в пустой экран, потом просмотрел запись сначала - не отрываясь, как будто ужас, гнев и боль приковали его к месту. Затем он выбрал другую запись, на этот раз - графическую модель пространства вокруг Эскобара, в котором плавали мерцающие разноцветные огоньки, изображающие корабли. Такие крохотные, яркие, почти игрушечные. Форкосиган покачал головой, сжав побелевшие губы.
Снова возникло лицо Венна. Он был бледен, уголки рта прорезали напряженные складки.
- Сэр, я думаю, вам следует пройти в тактическую рубку.
- Не могу, Венн, ведь я под арестом. Где коммодор Хелски или коммодор Куэр?
- Хелски вылетел на передовую вместе с принцем и адмиралом Форхаласом, сэр. А коммодор Куэр здесь. Теперь вы - старший офицер на флагмане.
- Принц довольно недвусмысленно запретил мне покидать каюту.
- Принц… Похоже, он погиб, сэр.
Форкосиган закрыл глаза и безрадостно вздохнул. Потом снова открыл их и подался вперед. - Это подтвержденный факт? Вы получили какие-нибудь новые приказы от адмирала Форхаласа?
- Это… адмирал Форхалас был с принцем, сэр. А потом… корабль был подбит. - Венн на мгновение отвернулся, глядя на что-то у себя за спиной. - Это, - ему пришлось прочистить горло, - это подтверждено. Флагман принца был… уничтожен. Его разнесло на мелкие кусочки. Теперь командование переходит к вам, сэр.
Лицо Форкосигана было застывшим и несчастным.
- Тогда немедленно передавайте приказ к исполнению "синего плана". Все корабли немедленно прекращают огонь. Всю энергию направить на усиление защитных экранов. Двигайтесь к Эскобару с максимальным ускорением. Нам необходимо сократить задержку передачи сигнала.
- "Синий план", сэр? Это же полное отступление!
- Я знаю, командор. Я составлял его.
- Но полное отступление…
- Командор Венн, эскобарцы располагают новой системой вооружения. Она называется плазменное зеркало. Это новейшая бетанская разработка. Силовое поле возвращает плазменный огонь в точку выстрела. Наши корабли ведут стрельбу на самопоражение.
- Боже! Что же нам делать?
- Ничего, если только вы не собираетесь взять на абордаж их корабли и передушить этих гадов по одиночке. Соблазнительная идея, но крайне непрактичная. Передавайте приказ! И вызовите в тактическую рубку главного инженера и старшего пилота. И прикажите начальнику охраны убрать своих людей от моей каюты. Не хочу, чтобы меня парализовали на выходе.
- Есть, сэр! - Венн отключился.
- В первую очередь увести десантные корабли, - пробормотал Форкосиган, поднимаясь из вращающегося кресла. Он повернулся к Корделии и Иллиану, которые уставились на него в полнейшем изумлении.
- Как вы узнали… - начал Иллиан.
- …о плазменных зеркалах? - закончила Корделия.
Форкосиган остался совершенно бесстрастен. - Ты сама рассказала мне об этом, Корделия. Во сне, пока Иллиан отсутствовал. Разумеется, под действием одного из зелий нашего хирурга. Побочных эффектов оно не имеет.
Потрясенная Корделия вскочила.
- Ах ты… несчастный… Пытка - и то честнее!
- Ох, ловко, сэр! - поздравил его Иллиан. - Уж я-то знал, что вы не потеряли хватку!
Форкосиган кинул на него неприязненный взгляд.
- Не важно. Информация была подтверждена слишком поздно, чтобы быть нам полезной.
В этот момент в дверь постучали.
- Идем, Иллиан. Пора забирать моих солдат домой.
ГЛАВА 10
Не прошло и часа, как Иллиан пришел за Ботари. А потом Корделия на целых двенадцать часов осталась в одиночестве. Она размышляла о том, надлежит ли ей во исполнение своего воинского долга сбежать из каюты и учинить небольшую диверсию. Но если Форкосиган действительно командует полным отступлением, то вмешательство может оказаться некстати. Она лежала на койке, предаваясь черной меланхолии. Он предал ее; он был ничем не лучше других. "Мой идеальный воин, мой дорогой лицемер…" Похоже, что Форратьер все-таки знал его гораздо лучше, чем она… Нет. Это несправедливо. Добывая эту информацию, он просто выполнял свой долг; и она сделала то же самое, скрывая эти сведения до последнего - так и следовало поступать офицерам двух враждующих сторон. Пусть даже один из этих офицеров - не совсем настоящий: всего каких-то пять часов действительной службы. И нельзя не согласиться с Иллианом - это действительно было проделано ловко. Она не ощущала никаких последствий от препарата, использованного для тайного вторжения в ее разум.
Что бы он там ни использовал… Стоп. А что, в самом деле, он мог использовать? Где и когда он раздобыл этот препарат? Иллиан его не приносил, это точно. Он был изумлен не меньше Корделии, когда Форкосиган обмолвился о плазменных зеркалах. Остается лишь предположить, что либо он заранее припрятал у себя в каюте "сыворотку правды", либо…
- Боже милостивый, - прошептала она: то была не божба - молитва. - На что же я здесь наткнулась?
Она принялась мерить шагами комнату; кусочки мозаики неудержимо становились на свои места. Никаких сомнений! Форкосиган никогда не допрашивал ее; он знал о плазменных зеркалах заранее.
Более того, похоже, что он был единственным человеком в барраярском командовании, кто знал об этом. Форхалас не знал. Принц определенно не знал. И Иллиан тоже.
- Сложить все тухлые яйца в одну корзину, - пробормотала она. - И… уронить корзину? О, это не мог быть его собственный план! Конечно же, нет…
Внезапно перед ее мысленным взором предстала полная картина во всей ее чудовищности: самое расточительное политическое убийство в барраярской истории, и вдобавок самое хитроумное - трупы спрятаны в горе других трупов, навеки перемешавшись.
Но получил же он откуда-то эту информацию. Видимо, в промежутке между ее бегством с "Генерала Форкрафта", когда у него было всего-то и проблем, что забитая мятежниками рулевая рубка, и теперешним моментом, когда он пытается спасти армаду своих обезоруженных кораблей от побоища, ими же самими и развязанного. В какой-то тихой, обитой зеленым шелком комнате, где великий хореограф поставил танец смерти, и где честь человека была перемолота в жерновах его долга.
Форратьер с его больным тщеславием вдруг усох, съежился до безобидной мышки, до ничтожной блохи, до булавочного укола в сравнении с этим чудовищным видением.
"Боже, а я-то все гадала, отчего Эйрел такой издерганный. Он ведь, наверное, чуть умом не тронулся. А как же император? Ведь принц - его сын! Разве такое возможно? Или я просто спятила, как Ботари?"
Она заставила себя сесть, потом легла, но заговоры и контрзаговоры продолжали крутиться в ее воспаленном мозгу; словно воочию она представила себе бесконечную вереницу предательств, внезапно сошедшихся в единой точке пространства и времени ради достижения своей ужасной цели. Кровь гулко колотилась в висках.
"Может, это все неправда, - наконец утешила она себя. - Я спрошу его, и он так мне и скажет. Он просто допросил меня во сне. Мы победили их, и я - героиня, спасшая Эскобар. А он просто солдат, выполнявший свою работу. - Она перевернулась на бок, и уставилась в темноту. - А у свинок есть крылья, и на одной из них я полечу домой".
Наконец Иллиан прервал ее тягостные раздумья, отведя ее на гауптвахту.
Она заметила, что атмосфера здесь как-то изменилась. Охранники смотрели на нее уже совсем иначе - вернее, они старались вообще на нее не смотреть. Обращение с пленными по-прежнему оставалось довольно суровым, но грубость исчезла. Она узнала одного из тех охранников, которые сопровождали ее в каюту Форратьера - того, который жалел ее; теперь он, похоже, был здесь главным - его воротник украсили поспешно и криво закрепленные красные лейтенантские нашивки. Покидая каюту, она снова облачилась в одежду Форратьера. На этот раз ей позволили переодеться в оранжевую пижаму без присмотра охранников. Затем ее отвели в камеру - постоянную камеру, не отсек предварительного заключения.
В камере уже был один обитатель - молодая эскобарская девушка необычайной красоты, лежавшая на своей койке, уставившись в стену. Она не обернулась при появлении Корделии и не ответила на ее приветствие. Через некоторое время прибыла барраярская медицинская бригада и увела девушку с собой. Вначале та безмолвно подчинилась, но в дверях начала сопротивляться. По знаку врача санитар усыпил ее при помощи уже знакомой Корделии капсулы, и через секунду ее вынесли в бессознательном состоянии.
Доктор, судя по возрасту и чину - главный хирург, ненадолго задержался, чтобы перебинтовать ей ребра. После этого она осталась одна, и течение времени отмечалось лишь регулярной доставкой пищи да изредка менявшимися шумами и вибрациями, по которым можно было догадываться происходящем снаружи.
Спустя восемь или девять пищевых пайков, когда она валялась на койке в приступе хандры, свет в камере внезапно померк. Немного погодя лампы зажглись, но почти тут же снова погасли.
- Черт, - пробурчала Корделия, когда желудок куда-то провалился и она начала всплывать вверх. Она судорожно ухватилась за свою кровать. Ее предусмотрительность была вознаграждена мгновение спустя, когда ускорение примерно в 3g вдавило ее в койку. Свет мигнул и снова погас, и опять пропала сила тяжести.
- Плазменная атака, - пробормотала она про себя. - Должно быть, силовые экраны перегружены.
Корабль сотряс мощнейший удар. Ее швырнуло с койки в полную темноту, тишину и невесомость. Прямое попадание! Корделия рикошетом отлетела от дальней стены, отчаянно пытаясь за что-нибудь ухватиться, больно ударилась локтем об… стену? пол? потолок? Вскрикнув от боли, она снова зависла в воздухе. "Дружественный обстрел, - подумала Корделия на грани истерики. - Меня убьют свои. Идеальный конец для моей военной карьеры…"
Она стиснула зубы и напряженно прислушалась.
Здесь слишком тихо. А если весь воздух вышел? Ей представилась ужасная картина: в живых осталась только она одна, запертая в этом черном ящике и обреченная плавать в нем, дожидаясь неминуемой гибели от холода или удушья. Эта камера станет ее саркофагом, который спустя много месяцев распечатает какая-нибудь уборочная команда.
И еще более ужасная мысль: была ли задета ходовая рубка? Нервный центр корабля, куда наверняка метили эскобарцы и где, без сомнения, находился Форкосиган… Может, он был раздавлен летящими обломками, заморожен в вакууме, сгорел в плазменном огне, раздавлен смятыми переборками?
Наконец ее пальцы нащупали какую-то поверхность, и она пошарила в поисках чего-нибудь, за что можно было бы уцепиться. Угол: хорошо. Она пристроилась там, свернувшись калачиком.
Неизвестно сколько времени пробыла она в этом стигийском мраке. Из пылающих легких вырывалось прерывистое дыхание, руки и ноги дрожали от непрерывных усилий, требовавшихся для того, чтобы удержаться за поверхность. Затем корабль вдруг застонал, и в камере вспыхнул свет.
"О, дьявольщина, это же потолок".
Вернувшаяся сила тяжести швырнула ее на пол. В левой руке вспыхнула резкая боль, затем пришло оцепенение. Корделия кое-как доползла до койки и притулилась там, мертвой хваткой вцепившись в прутья спинки правой рукой и еще на всякий случай зацепив их ногой.
Ничего не происходило. Она ждала. Ее оранжевая рубашка отчего-то стала мокрой. Поглядев на свою левую руку, она увидела осколок розовато-желтой кости, выглядывающий из открытого перелома, и сочившуюся из раны кровь. Корделия неловко стянула с себя рубашку и обмотала ею руку, чтобы остановить кровотечение. Давление пробудило боль. Она попыталась позвать на помощь - чисто ради эксперимента. Камера наверняка должна быть под наблюдением.
Никто не пришел. Следующие несколько часов разнообразила свой эксперимент, пробуя то кричать, то убеждать, то колотить в дверь и стены здоровой рукой, а то просто сидела на койке, плача от боли. Сила тяжести и свет выключались еще несколько раз. Наконец она испытала знакомое ощущение, словно бы ее внутренности макнули в банку с клеем - признак перехода через пространственно-временной туннель; после этого никакой болтанки больше не наблюдалось.
Дверь камеры распахнулась настолько неожиданно, что потрясенная Корделия отпрянула, стукнувшись об стену головой. Но это оказался лейтенант, возглавлявший охрану гауптвахты, с одним из медиков. У лейтенанта на лбу багровела шишка размером с куриное яйцо; медик выглядел вконец измученным.
- Второй по тяжести случай, - сказал лейтенант фельдшеру. - После этого можете просто обойти все камеры по порядку.
Бледная и слишком усталая, чтобы разговаривать, Корделия молча развернула руку для осмотра и перевязки. Медику, при всем его профессионализме, недоставало деликатности главного хирурга. Она едва не потеряла сознание, прежде чем ей наложили пластик.
Новых признаков атаки не было. Через отверстие в стене ей была доставлена свежая тюремная пижама. Спустя два пайка Корделия ощутила очередной нуль-переход. Мысли ее непрерывно крутились в колесе страхов; засыпая, она видела сны, и все они были кошмарами.
Наконец объявился лейтенант Иллиан, которому вместе с одним из охранников выпало сопровождать ее. Обрадовавшись при виде знакомого лица, она едва не расцеловала его. Вместо этого она застенчиво откашлялась и спросила (как она надеялась, достаточно небрежным тоном):
- Коммодор Форкосиган не пострадал во время атаки?
Его брови поехали вверх, и он бросил на нее любопытно-озадаченный взгляд.
- Нет, конечно.
Конечно. Конечно. Это "конечно" подразумевало, что он не получил ни царапины. На глаза навернулись слезы облегчения, которые она попыталась скрыть под маской холодного профессионального интереса.
- Куда вы меня забираете? - полюбопытствовала она, когда они вышли с гауптвахты и зашагали по коридору.
- На катер. Вас переправляют в лагерь для военнопленных на планете - поживете там, пока будут идти переговоры об обмене пленными. А потом вас отправят домой.
- Домой! А как же война?
- Закончилась.
- Закончилась! - Она попыталась освоиться с этой мыслью. - Закончилась. Вот это скорость. Почему же эскобарцы не развивают свой успех?
- Не могут. Мы запечатали нуль-переход.
- Запечатали? Не блокировали?
Он кивнул.
- Как, черт побери, можно запечатать туннель?
- В некотором смысле это очень старая идея. Брандеры.
- Как это?
- Посылаете корабль в туннель и аннигилируете его в средней точке между выходами. Возникает резонанс, и в течение нескольких недель просочиться через туннель будет невозможно. До тех пор, пока колебания не утихнут.
Корделия присвистнула. - Ловко… и почему мы до этого не додумались? А как вы спасаете пилота?
- Может, поэтому и не додумались. Мы его не спасаем.
- Боже… ну и смерть. - В ее воображении мгновенно возникла яркая и отчетливая картина.
- Они были добровольцами.
Корделия ошеломленно покачала головой:
- Только барраярцы… - Она решила подыскать менее пугающую тему для разговора. - А много у вас военнопленных?
- Не очень. Может, сотня наберется. А на Эскобаре осталось одиннадцать тысяч наших десантников. Мы попытаемся обменять вас в соотношении больше, чем десять к одному, так что вы представляете для нас немалую ценность.
Иллюминаторов в катере для пленных не было. Вместе с Корделией летели еще двое - помощник инженера с ее корабля и та темноволосая эскобарская девушка, что была в ее камере. Техник жаждал обменяться впечатлениями, хотя у него самого было их не так уж много - все это время он проторчал в камере вместе с тремя остальными членами их экипажа, которых уже переправили на планету днем ранее.
Эскобарианке - красивой молоденькой девушке в звании мичмана, попавшей в плен два месяца назад, когда ее корабль вышел из строя во время боя за нуль-переход к Колонии Бета, - вообще было почти не о чем рассказывать.
- Должно быть, я потеряла счет времени, - тревожно поделилась она. - Это не трудно, когда много дней сидишь в одиночной камере и никого не видишь. Хотя вчера я проснулась в их лазарете и не смогла вспомнить, как я там оказалась.
"А если этот хирург действительно так хорош, как кажется, то никогда и не вспомнишь", - подумала Корделия, а вслух спросила:
- Вы помните адмирала Форратьера?
- Кого?
- Да так, не берите в голову.
Наконец катер приземлился. Люк распахнулся, и в проем хлынул сноп солнечного света. Вместе с ним в отсек ворвался свежий воздух, напоенный сладостным ароматом зелени и лета - только сейчас они осознали, какой затхлой вонью им приходилось дышать все эти дни.
- Ух ты, где это мы? - воскликнул изумленный техник, подгоняемый охранниками к трапу. - Красота-то какая!
Корделия, шедшая следом за ним, невесело рассмеялась, сразу же узнав это место.