Кровля огромного дома покорежилась от воды, входная дверь просто исчезла. Большую часть мебели унесли волны. Внутри все приобрело серый оттенок. В гостиной не хватало целой стены, и она напоминала гараж, распахнутый навстречу морю.
- Ты только посмотри, - сказал папа. Он склонился к совершенно мокрому ковру. В покрывавшей его тине прятались маленькие песчаные крабы. - Хочешь подержать?
С закатанными до колен брюками он напоминал мне сборщика моллюсков.
- Нет, спасибо, - отказалась я.
В то утро отлив оказался особенно сильным - океан отступил на несколько сотен метров, - но вода постепенно начинала возвращаться. Мелкие волны уже лизали обломки заднего крыльца.
- А прилив-то уже идет, - сказала я.
- Время еще есть, давай здесь побродим, - ответил папа.
Дом кишел жизнью: к столешницам прилипли морские звезды, раковины заняли актинии.
- Смотри, куда ступаешь, - предупредил отец, когда мы спускались в холл.
На полу валялись куски дерева, водоросли и битое стекло.
- Я бывал в этом доме много лет назад, - сказал папа, щурясь на солнце. Только сейчас я заметила, как много морщинок появляется у него вокруг глаз, когда он улыбается. - Я встречался с одной девушкой, и мы заезжали сюда на рождественскую вечеринку. Это дом ее родителей.
Комнату захлестнул пенистый вал, и ноги у нас мгновенно промокли по щиколотку. Холодная вода немедленно пропитала мои сандалии, и они стали тяжелыми.
- Пап, пожалуйста, пойдем отсюда, - попросила я, оглядываясь.
Пол в коридоре уже скрылся под бурлящей пеной. Недавно двое подростков вот так же утонули в одном из старых домов, расположенных дальше по побережью.
- Здесь стояла огромная рождественская елка, - продолжал папа, двумя руками показывая ширину дерева. Ему уже приходилось перекрикивать шум воды. - А там - рояль. Мы чуть не поженились с той девушкой. Но это было до того, как я встретил твою маму, разумеется.
Вода прибывала с каждой минутой. Посреди комнаты покачивалась маленькая пластиковая бутылка.
- Папа, я серьезно!
- Ты поймешь меня, когда вырастешь. Ты не представляешь, как быстро идет время. Кажется, я был здесь вчера, а прошло уже двадцать лет.
Волны уже поднимались мне почти до коленей. Я ощущала их пугающую силу.
- Пожалуйста, уйдем отсюда!
- Хорошо, пошли, - наконец согласился он.
Мы с трудом выбрались из дома. Пока мы поднимались к дороге, папа заметил в небе чайку.
- Смотри-ка, - сказал он, прищурившись.
Я уже несколько недель не видела живых чаек. Вид существа, способного летать, нас просто потряс.
Джинсы прилипли к ногам. В машине пахло морской водой.
- Раньше ты была смелее, - заметил папа, заводя мотор. - Похоже, в тебе просыпаются мамины черты. Причем не лучшие.
Он не ошибался: я превращалась в пугливую девушку, постоянно опасающуюся больших и маленьких несчастий. Я ждала разочарований со всех сторон.
15
Это случилось в темноте: в конце улицы горели фары, хлопали дверцы машин, беспокойно вспыхивали фонарики.
Из окна я увидела три полицейских автомобиля, припаркованных перед домом Тома и Карлотты. Сначала я почему-то решила, что произошло убийство. В телескоп я разглядела маму Гэбби в пижаме: скрестив руки, она стояла на своей дорожке в красном свете фонарей и смотрела на соседний дом. Я застыла на коленях на ковре. Шли минуты. Часовое время показывало четыре дня, хотя на самом деле стояла середина ночи. В безоблачном темном небе светился новорожденный месяц. Трещали цикады, лаяла собака, в эвкалиптах шумел ветер.
Наконец из дома вышла женщина в белом, похожая на привидение. Это оказалась Карлотта в ночной рубашке и с рассыпанными по плечам длинными седыми волосами. Идущий рядом полицейский придерживал ее за руки. Позади них топтался взъерошенный со сна Том.
Оба супруга были в наручниках.
Соседи узнали о подробностях преступления лишь спустя некоторое время. На следующий день отряд полицейских в течение трех часов переносил десятки горшков с рассадой из огорода Тома и Карлотты в большой белый грузовик. Зеленые кустики со множеством листьев выглядели необыкновенно здоровыми. Впрочем, и неудивительно, ведь они всю жизнь питались энергией ламп, которые работали от сверкавших на крыше дома солнечных батарей. Полицейские прочесали лужайку и конфисковали все, что попалось под руку, даже упаковали содержимое компостной ямы в три больших черных пластиковых мешка. Когда все закончилось, я заметила, что выдернутая из земли табличка валяется во дворе надписью вверх: "В этом доме живут по реальному времени".
Если верить слухам, распространившимся после ареста, Том и Карлотта много лет тайно выращивали марихуану. И только недавний анонимный сигнал кого-то из соседей помог полиции обнаружить преступников. Оставалось гадать, почему этот человек донес на них именно сейчас. Возможно, немалую роль сыграл и образ жизни, который выбрали для себя Том и Карлотта. Теперь стало ясно: сторонники реального времени мешали всем остальным. Они спали, пока мы работали; они гуляли, пока мы спали. Некоторые считали, что такое положение вещей угрожает социальному укладу, что это первые признаки грядущего раскола.
Я все сильнее переживала за Сильвию.
Тем временем адепты реального времени начали покидать города. Они устраивали временные поселения в лесах и пустынях. Тогда эти люди были еще плохо организованным меньшинством, теневыми сообществами, пионерами нового движения.
16
К началу декабря, за три недели до Рождества, сутки удлинились до сорока двух часов. В океанических течениях зафиксировали изменения. Ледники таяли быстрее обычного. Некоторые давно уснувшие вулканы проснулись и начали извергаться. По телевизору передали, что мигрирующие киты предпочли в этом году остаться в холодных северных водах. Некоторые эксперты считали, что жить нам осталось несколько месяцев, но их объявили экстремистами. Как будто экстремисты не могут говорить правду.
Однако, вопреки всему, на крышах нашего района традиционно загорелись разноцветные рождественские огоньки. Мистер Валенсия установил на своей лужайке "вертепную" инсталляцию с фигурами в человеческий рост, как он делал каждый год. На площадях и магазинных парковках выросли целые еловые леса. В аптеках и на ярмарках наряду с советами по охране здоровья и праздничным покупкам зазвучали рождественские гимны.
Мы с мамой посвятили целый день приготовлению сахарного печенья в рождественских формочках.
- Так приятно заниматься чем-то привычным, - сказала мама, раскатывая тесто толстой скалкой. Непослушная прядь волос, вернувших себе привычный темный цвет, то и дело выбивалась у нее из-за уха. Она наконец-то закрасила седину.
Рождество вернуло маму к жизни. Хотя мне казалось, что она выбирала елку, украшала ее игрушками, заворачивала подарки и соблюдала рождественский пост даже с чрезмерным усердием. В ее приподнятом настроении чуть заметно сквозили истерические нотки - ей словно казалось, что мы совершаем все эти ежегодные ритуалы в последний раз. Я замечала мамину нервозность в том, как она постоянно разглаживала складки на обеденной скатерти, как тщательно склеивала расколотое фарфоровое блюдо в виде Санта Клауса, до этого много лет провалявшееся в чулане. Блюдо предназначалось для печенья. Ее тревога чувствовалась и в том, как внимательно она изучала все полки магазина "ФудПлюс" в поисках съедобных серебряных шариков, которые мы всегда покупали раньше и которые теперь исчезли из продажи.
- Многое меняется, но не все же, - говорила мама.
Достав последнюю партию печенья из духовки, мы доверху наполнили ими жестяную банку для дедушки, а остальное поделили на кучки для учителей и друзей.
- Давай Сильвии тоже отнесем, - предложила я, облокотившись о столешницу. У меня во рту таял масляный кусочек бисквита. Последние его звездочки остывали на полке.
- Незачем, - отрезала мама. Она бережно заворачивала каждую порцию печенья в зеленый и красный целлофан, стараясь не повредить глазурь.
- Почему? - удивилась я.
- Это неудачная мысль.
Неожиданно кошки за дверью принялись яростно царапать ее стеклянную поверхность. Они чуяли сладкое, но заходить внутрь им запрещалось до тех пор, пока мы не перемоем и не уберем все миски, ножи и формы для выпечки.
- Но почему? - не сдавалась я.
- Мы испекли не так много печенья, чтобы раздавать его всем подряд.
Мама никогда не запрещала мне говорить о Сильвии или других сторонниках реального времени. То есть она не запрещала этого официально, вслух, но я и без слов понимала, что упоминать о них не стоит, и о Сильвии в особенности. Я старалась не переступать черту.
Но я переживала за Сильвию. Когда мы выключили духовку, убрались на кухне и мама уснула на диване, я взяла небольшую часть печенья, оставленного для нас, перевязала кулек красной ленточкой и вышла из дома.
Я долго ждала на крыльце, прежде чем дверная ручка повернулась и на пороге появилась заспанная и тонкая, как балерина, Сильвия в малиновом шелковом халате. Волосы она зачесала назад и собрала красной тесьмой в свободный пучок. Я уже торопилась на ужин, хотя солнце стояло высоко в небе - по реальному времени наступало позднее утро.
- Счастливого Рождества, - сказала я и протянула ей кулек.
- Как это трогательно, Джулия, - ответила она непривычным - низким и скрипучим - голосом. - Прости, - добавила она и долго откашливалась. - Я сегодня еще ни с кем не разговаривала.
Так я получила еще одно подтверждение ее одиночества: изолированные от общества люди теряют не только желание разговаривать, но и возможность делать это.
Дни Сильвии, по сравнению с моими, замедлились. То же произошло и с ее движениями: она плавно поднимала руку, чтобы убрать выбившуюся прядь волос, неторопливо кивала. Тогда в ее один день вмещалось два моих. Если бы все так и продолжилось, Сильвия отстала бы от нас сначала на месяцы, а потом на годы.
Я заглянула в дом ей через плечо:
- У тебя нет елки?
- Неохота заморачиваться в этом году.
В каждом ее слове, в каждом жесте чувствовалась грусть. Музыка ветра из ракушек размеренно покачивалась над моей головой.
- Еще раз спасибо. Береги себя, Джулия, - сказала она и закрыла дверь.
Несколько дней спустя к дому Сильвии подъехала машина доставки. Двое парней в толстых зеленых перчатках достали из кузова елку и бережно поставили на землю. Такое живое деревце в терракотовом горшке после праздника можно высадить во дворе. Сильвия сама затащила его внутрь и, не наряжая, поставила в гостиной у окна. В любом случае, это было лучше, чем ничего. Так ее дом хоть немного повеселел.
В тот же день вернулись Том и Карлотта. Их выпустили под залог, и теперь они ждали суда.
- Как думаете, их надолго посадят? - спросила я родителей тем вечером. К нам на ужин приехал дедушка.
- Может, и надолго, - ответила мама.
- А что они натворили? - поинтересовался дедушка, поднося чашку с молоком к дрожащим губам.
- Оставили бы бедняг в покое! - воскликнул папа. Был выходной, но он надел строгую рубашку и тщательно побрился.
- Я так и не понял, в чем их вина. Джулия, может, ты знаешь? - спросил дедушка погромче. Он пережевывал кусок лосося и смотрел на меня в ожидании ответа.
- Наркотики, Джин. Они выращивали травку, - объяснила мама.
Дедушка закашлялся, сплюнул что-то в салфетку, а затем достал оттуда маленькую и тонкую, как нитка, косточку.
- Кому они мешали? - продолжал папа.
- Да ты просто не видел, сколько горшков вынесли из их дома. Это преступление, - возразила мама, глядя почему-то на меня.
Папа, не поднимая взгляда, запихнул в рот остатки лосося. Мама налила красного вина в бокал. В углу сверкала елка. Воцарилась тишина. Слышно было только металлическое потрескивание лампочек в гирляндах.
Папа отвез дедушку домой. Потом его неожиданно вызвали на работу: в больнице не хватало персонала.
Мы с мамой сидели на диване и смотрели передачу об одном из последних диких племен Амазонки. Недавно оно сдалось руководству бразильской базы, располагавшейся на подступах к тропическому лесу. Самолеты частенько появлялись над деревней аборигенов, поэтому они решили, что бразильцы не только умеют летать, но также управляют движением солнца и луны.
Мама завозилась под пледом. На дворе стояла ночь. Дом остывал.
- Думаю, нам нужно поговорить, - сказала она.
Я так и замерла на месте:
- Ты о чем?
Она направила пульт на телевизор и выключила звук:
- Что у тебя с мальчиками?
- Чего?
Мама посмотрела на меня, и я отвернулась. На журнальном столике горела коричная рождественская свеча. Я уставилась на ее пламя.
- Ты никогда не говоришь о мальчиках из школы.
- А что мне о них говорить?
Сета Морено я уже давно не видела и боялась, что он пропал навсегда. Микаэла слышала, что после смерти матери он вместе с отцом переехал в поселение реального времени.
- А ты вообще с ними общаешься?
- Странный какой-то разговор получается.
- Тебе же наверняка кто-нибудь нравится? - настаивала она.
Люди по всему миру сходили с ума, начинали жизнь с нуля, кидались в омут с головой. Но только не я. Я затаилась и держала свои секреты при себе.
- Что-то я устала. Пойду лягу, - сказала я.
- Подожди, посиди со мной еще немного. Хочешь, поговорим о чем-нибудь другом? - Мама помолчала и добавила: - Пожалуйста!
Я уже забыла, как выглядели мамины глаза до замедления. Неужели они всегда были такими красными? Вот серые мешки под ними точно появились недавно. Мама по-прежнему плохо спала, а может, у нее просто начались возрастные изменения, которых я раньше не замечала. Иногда мне хотелось проверить по фотографиям, когда именно мама стала такой изможденной.
Сторонники реального времени утверждали, что их тела стареют не так быстро, как наши. В Голливуде появился новый способ омоложения организма. Он назывался "лечение медленным временем" и основывался на каком-то изменении в обмене веществ. Интересно, помогла бы эта методика моей маме?
Когда я добралась до спальни, то с радостью обнаружила, что Сильвия все-таки украсила свою елку: на ветвях мерцали десятки белых огоньков.
Сквозь щель между занавесками я видела, как в окне мелькают то широкая юбка, то улыбающиеся губы, то красивая прическа Сильвии. К ней пришли гости - в телескопе мелькнула мужская рука с закатанным до локтя рукавом. На моих глазах эта рука перевесила пониже сверкающую серебряную звезду, венчавшую верхушку елки.
Мужчина нежно обнял Сильвию, и они быстро поцеловались. Я с облегчением заметила, что она смеется.
Около дома Сильвии стояла только ее машина, словно мужчина появился из ниоткуда, просто волшебным образом материализовался в ее гостиной.
Я понаблюдала за ними еще какое-то время.
А потом, когда мужчина повернулся, вдруг поняла, что мне знаком его рот. И острый подбородок, и длинная челка. И голубая рубашка - я помнила ее еще накрахмаленной, упакованной в серебристую магазинную коробку и украшенной сверху малиновой открыткой, которую я сама сделала на День отца.
17
В течение пяти тысячелетий искусство и суеверия убеждали нас в том, что для человека страшнее всего темнота, что именно ночь разрушительно воздействует на разум. Но несколько десятков экспериментов, проведенных после начала замедления, доказали, что нашу интеллектуальную деятельность нарушает как раз не тьма, а свет.
С увеличением суток мы столкнулись с новым феноменом: отдельные часовые дни успевали начаться и закончиться до восхода или захода солнца.
Ученые боялись, что длина светового дня отрицательно повлияет на человеческий мозг. К примеру, попытки самоубийства, удачные и неудачные, чаще всего случаются летом в местностях, расположенных за полярным кругом. От постоянного солнца люди сходят с ума.
Теперь сутки длились почти сорок восемь часов, и те из нас, кто жил в более низких широтах, начали страдать от неумолимости света.
Статистика фиксировала всплески непроизвольной агрессии в затяжные дневные периоды. Что-то неладное происходило с уровнем серотонина в организме - у нас всех ум немного заходил за разум. Вместе с длиной дня росла популярность азартных игр, а торговля на биржах активизировалась в светлое время суток. Убийства и особо тяжкие преступления чаще совершались тогда, когда солнце стояло над нашим полушарием. Мы очень быстро поняли, насколько опасны белые ночи.
Люди начали больше рисковать. Противостоять страстям и соблазнам становилось все труднее. Некоторые из нас принимали решения, на которые никогда бы раньше не осмелились.
Именно так мне нравится объяснять начало отношений между папой и Сильвией. Я думаю, длинными белыми ночами папа часто возвращался домой из больницы после двенадцати и видел Сильвию, которая, пока мы все пытались заснуть, работала в саду в соломенной шляпе или читала книгу на лужайке. Может, она махала ему рукой, когда он выходил из машины. Видимо, они перекидывались несколькими фразами, щурясь на солнце, от которого все прятались за задернутыми шторами. Ночи накладывались одна на другую. Бесконечный свет делал папу и Сильвию чуть более беспечными, и они уже не думали о том, что творят.
Если бы мама могла вклиниться сейчас в мой рассказ, она бы сказала: "Нельзя все валить на замедление. Люди должны отвечать за свои поступки".
На следующее утро отец пришел домой, как ни в чем не бывало. Я сидела за столом, передо мной стояла пиала с йогуртом. Мама варила кофе. Я не сказала ей о Сильвии. Первое время я хранила молчание.
- Доброе утро, - сказал отец.
На улице царила тьма, вместе с папой в прихожую проник холод.
Папа вытер ноги о коврик и повесил ключи на кухонный крючок. Затем он поцеловал маму в щеку и погладил меня по голове:
- Ну что, готова к тесту по математике?
- Я его вчера писала, - ответила я, размазывая йогурт по стенкам пиалы. Аппетит у меня совершенно пропал.
- Точно, прости. Все перепутал! - воскликнул отец.
В тот момент я его ненавидела. Он был в белом больничном халате, который натянул на себя прямо перед входной дверью.
- Как дела на работе? - спросила мама. Она сидела за столом в домашнем халате, без макияжа, и выглядела ужасно старой. Мне стало жаль ее.
- Все нормально, - кивнул отец, прислонившись к стене и большим пальцем, снимая кожуру с апельсина. Самым страшным мне показалось то, что он выглядел уставшим. - Я просто как выжатый лимон. Пойду прилягу.
Он начал медленно подниматься по ступенькам, на ходу жуя апельсин и сплевывая косточки в ладонь. Я слышала, как он закрыл дверь спальни. Мы с мамой остались наедине.
С тех пор меня начали посещать самые удивительные мысли. К примеру, я не понимала, почему часы шли, несмотря на случившееся, почему время не остановилось. Жизнь продолжалась. Папа приходил и уходил. Наши сердца бились, как и раньше. Я все так же отправлялась в школу, каждый день надеясь увидеть вернувшегося Сета Морено. Мы отпраздновали Рождество. Планета вращалась вокруг своей оси.
Через шесть дней наступил канун Нового года.