- Просто накаливаешь иголку, выцарапываешь нужный узор на коже, а потом заливаешь чернила в ранку.
Наши с Гэбби дома казались точными, хотя и зеркальными, копиями друг друга. Ее спальня формой и размерами полностью повторяла мою комнату. В течение двенадцати лет мы с ней спали в стенах, возведенных одними и теми же строителями, и нам из типовых окон открывался один и тот же вид. Но созревшие в одинаковых теплицах девочки выросли совсем разными.
- Я себе на запястье нарисую контуры луны и солнца, и тебе тоже могу, если хочешь.
Диск доиграл до конца, и в комнате стало тихо.
- Наверное, не стоит. И вообще, мне уже домой пора, - ответила я.
Возможно, мое отдаление от друзей началось еще до замедления, но очевидным стало только после него. Мы шли разными дорогами. Я вступала из детства в отрочество. И, как в любую трудную дорогу, я не могла взять с собой из прошлого всё.
Той ночью, пока солнце еще светило, папа принес домой телескоп.
- Это тебе. Хочу, чтобы ты больше интересовалась наукой, - сказал он, разворачивая жатую упаковочную бумагу.
В коробке из красного дерева лежали блестящая серебристая труба и титановая тренога. Телескоп выглядел дорого. Папа установил его и направил на все еще светлое небо. Мама стояла в дверях моей спальни и, скрестив руки, наблюдала за нами. В то время папа ее все время раздражал, и даже этот подарок по их условной шкале ценностей означал очередной папин бунт.
- Вон Марс, - сказал он, прищурив один глаз, а второй прижав к телескопу. Папа помахал мне рукой, чтобы я подошла взглянуть. - Когда стемнеет, его можно будет рассмотреть получше.
О Марсе стали часто говорить в новостях после запуска некого интернет-проекта "Пионер". Тайно разработанный на средства миллионеров план предусматривал перелет людей на эту планету - с их дальнейшим проживанием на биобазах с контролируемой температурой и самоочищающейся системой водоснабжения. Создатели проекта замыслили бегство с Земли. В случае необходимости группа людей получала шанс на спасение. Часть человечества уцелела бы во временной капсуле в память о тех, кто населял Землю когда-то.
В телескоп Марс мне не приглянулся - просто жирная красная расплывчатая точка.
- Мы видим некоторые звезды, которых уже давно не существует, - сказал папа, аккуратно подкручивая ручки телескопа большим пальцем. Шестеренки мягко поскрипывали. - Они исчезли несколько тысяч лет назад.
- Вы там всю ночь собираетесь торчать? - спросила мама.
Папа протер линзу черной замшевой тряпочкой, которая прилагалась к комплекту, и продолжил:
- Получается, мы видим звезды не такими, какие они сейчас, а какими они были тысячи лет назад. Представляешь, насколько они далеко - их свет идет до нас веками.
- Ну что, вообще ужинать не будем? Есть-то надо, - вздохнула за нашими спинами мама.
Папа промолчал, и я решила успокоить ее:
- Мы еще недолго.
Мне понравилась идея застывшего в звездах прошлого. Мне хотелось верить, что откуда-то оттуда, с другого конца временного отрезка, из будущего, от которого нас отделяет световой век, некое далекое существо в этот самый момент разглядывает наши с папой силуэты, замершие на фоне окна.
- Такое возможно? Через сто световых лет? - уточнила я у отца.
- Все возможно, - ответил он. Хотя мне показалось, что он меня не слушал.
В тот год я подолгу разглядывала звезды, а заодно и более близкие объекты. Так, я очень быстро сообразила, что теперь имею возможность наблюдать за соседними домами. Например, я следила за тем, как семейство Капланов в полном составе, всемером, садилось ужинать. Еще я видела, как в конце улицы Карлотта пьет чай на крыльце своего дома. Ее длинная коса висела, словно сплетенное из ниток макраме, и благодаря телескопу я могла пересчитать в ней каждый волосок. Рядом Том выливал помои из ведра в компостную яму.
Лучше всего просматривался дом Сильвии. Он был зеркальным отражением нашего, поэтому моему взгляду открывалась вся гостиная: от клавиш пианино и дощатого пола до постеленной в пустой клетке газеты.
Той ночью мы тщетно пытались уснуть при солнечном свете. Уже несколько недель я ложилась спать до наступления темноты. Первые дни и вечера казались просто бесконечными. Я засыпала до появления звезд на небе. Но эта ночь выдалась особенной: такого несоответствия реальности и часов еще не бывало. Первая белая ночь. Со временем мы научились прятаться от света, нашивать на него темные заплатки. Но первая ночь "по часам" ослепила нас ярким, как никогда, солнцем.
Потолок моей спальни украшали несколько фосфоресцирующих в темноте наклеек в форме звезд. Я уже пыталась сорвать их, но мама меня остановила:
- Потолок асбестовый, лучше не трогай его.
В ту ночь ни наклейки на потолке, ни настоящие звезды не светились: их вытеснило сияние нашей ближайшей бесценной звезды.
- Постарайся уснуть, в темноте будет трудно встать в школу, - посоветовал папа, присев на край моей кровати.
Перед тем как задернуть жалюзи, он еще раз взглянул в окно на пронзительно-голубое небо.
- В какие удивительные времена мы живем, - пробормотал он.
Где-то после двух солнце наконец село.
11
На следующий день в школе возобновилось расписание по часам, согласно которому занятия начинались с девяти утра. Поэтому на автобусной остановке мы стояли в кромешной темноте. На лица нам падал лишь отблеск желтого уличного фонаря, тусклого, как все фонари в нашем районе. Яркое освещение помешало бы работе огромного тридцатилетнего университетского телескопа, который возвышался на восточной стороне холма. Это называлось световым загрязнением. Интересно, куда устремляли свои взоры астрономы, когда самое интересное происходило здесь, внизу?
Мама ждала прибытия школьного автобуса, сидя в машине на обочине. Она не сомневалась, что опасность, как картошка, уходит корнями в темноту. А я боялась остановки одинаково сильно в любое время суток.
Я сторонилась Дэрила, хотя он вел себя как ни в чем не бывало. Я размышляла, что где-то здесь в пыли, возможно, все еще валяется цепочка с моим самородком. Сет, гордый, одинокий и самодостаточный, по своему обыкновению держался особняком. Одной ногой он стоял на обочине, а другой катал скейт. И совершенно очаровательно дул на озябшие руки.
Тем утром повсюду вокруг нас трещали цикады. В темноте стоял невообразимый гул и стрекот новорожденных насекомых, стремительно размножавшихся с самого начала замедления. Чем меньше оставалось птиц, тем больше появлялось жуков и прочей мелюзги. По нашим потолкам ползали пауки, из водостоков и канализации лезли тараканы, на цементных полах веранд извивались черви. Однажды из-за миллионного десанта божьих коровок на футбольное поле отменили тренировку. Оказывается, даже красота в чрезмерных дозах наводит ужас.
С остановки был виден дом Ханны. Я заметила, что над входной дверью горит свет. На долю секунды во мне вспыхнула надежда, что Ханна вернулась. Но, видимо, ее родители в спешке просто забыли выключить фонарик, не заметив его при свете дня.
В то темное утро все вели себя тише обычного. Мы чувствовали себя сонными, неповоротливыми и вялыми. Даже Микаэла выглядела подавленной. Она проспала и не успела ни помыть голову, ни накрасить глаза. Никто не дразнился. Все просто стояли в темноте и молчали, натянув на головы капюшоны толстовок и спрятав руки в рукава.
Наверное, нас настигло самое холодное время ночи, хотя мои часы показывали восемь сорок утра. На горизонте поблескивал низкий узкий ломтик месяца, сияли звезды.
Сейчас почти не верится, что еще недавно в этой стране выпускались толстые справочники, где наряду с другими фактами указывалось точное время каждого рассвета и заката на год вперед. Думаю, с утратой четкого ритма жизни мы также потеряли и веру в непреложность некоторых вещей.
Когда автобус привез нас к школе, мы увидели, как рабочие устанавливают по всей ее территории стадионные прожекторы. В их свете выцветшие зеленые стены, покрытые, к несчастью, остатками краски с морской базы, стали напоминать тюрьму. С "часовым" временем я усвоила еще один урок: то, что в дневное время кажется безобидным, ночью выглядит зловеще. Думаю, даже не стоит перечислять явления и предметы, которые без света теряют всю свою привлекательность.
Во время обеда вышло долгожданное солнце, и мрак рассеялся, словно туман. Восход состоялся в двенадцать часов и тридцать четыре минуты. В этот момент мы как раз находились во дворе. Поскольку мы жили в Калифорнии, наши трапезы в любое время года протекали на свежем воздухе. Когда небо на востоке побледнело, а затем многообещающе порозовело, Микаэла с новыми силами начала кривляться перед окружавшими нас мальчишками. Я же, наоборот, стала тише воды ниже травы.
Постепенно футбольные поля вдали засверкали росой. Щурясь на встающее солнце, я вдруг заметила в углу двора силуэт девочки, очень похожей на Ханну. Но она никак не могла быть Ханной! Иначе я бы уже знала о ее возвращении в город. Девочка, подперев голову худой рукой, уныло сидела в одиночестве за столом возле лабораторий.
Я подошла поближе и убедилась в правильности своей догадки. За обеденным столом действительно сидела Ханна - без друзей и без еды.
- Ты приехала! - ахнула я.
- Привет. Нам пришлось вернуться из-за папиной работы, - буднично ответила она. В темных джинсах и розовом топике она выглядела очень стильно. В ушах у нее болтались серебряные сережки в форме колец, а волосы она заплела в небрежную французскую косичку.
Я ждала, что она скажет что-нибудь еще, но она молчала. Позади нас раздавались беззаботные возгласы девочек, стоящих в очереди за обедом.
- Я так рада, что ты вернулась, - добавила я наконец. Скинув рюкзак на землю, я присела за стол. - Я без тебя уже начала ненавидеть школу.
- В Юте мы в школу вообще не ходили, - отозвалась она, глядя голубыми глазами куда-то сквозь меня. - Все просто ждали… Ну, ты понимаешь, ждали конца. И вот мой папочка устал от ожидания.
Мы дружили сто лет, а теперь между нами возникла неловкость. Мне показалось, что я встретилась с троюродной сестрой на семейном торжестве. Вроде и не чужие, но говорить не о чем. А ведь Ханна уезжала всего на три недели!
Гомон детских голосов то стихал, то накрывал нас невидимыми волнами. Ханна разглядывала стол, сковыривая чешуйки облупившейся краски.
И тут я не выдержала:
- Почему ты не позвонила мне, когда вернулась?
- Да мы только вчера приехали, - ответила она и прикусила кончик ногтя на большом пальце. - Или позавчера.
На небе еще оставалось несколько звезд, но день с каждой минутой все больше вступал в свои права. Чтобы смотреть Ханне в глаза, мне приходилось щуриться.
- А почему ты не пришла утром на автобусную остановку с утра? - спросила я.
- Ночевала у Трейси.
- Кто это?
- Трейси Блэр.
Ханна показала на девочку из мормонов, которую я видела на занятиях, но лично не знала. Она шла к нам, и ее силуэт казался нечетким в лучах рассветного солнца. Девочка несла в руках два пакета с буррито и пару бутылок с водой. Потом я заметила, что она одета в точности как Ханна: и розовый топ, и серебряные сережки кольцами, и даже французская косичка на спине.
Я вдруг смутилась и сказала:
- Вы как близняшки.
- Да мы не сговаривались. Смешно вышло, правда? - ответила Ханна.
- Привет, - поздоровалась со мной Трейси и взглянула на меня огромными карими глазами, которые, казалось, никогда не моргали. Ее походка и мозолистые ладони навели меня на мысль, что она занимается художественной гимнастикой.
- Трейси тоже ездила в Юту, - пояснила Ханна.
- Привет, - сказала я.
Трейси выплюнула жвачку и присела за стол, передав один буррито Ханне.
- Видишь? Теперь понимаешь, что я имела в виду? - спросила Ханна, кивая в сторону детей во дворе.
- Конечно, - кивнула Трейси.
- Вы о чем? - не поняла я.
- Да так, ничего особенного, - сказала Ханна.
Пока солнце карабкалось вверх, Ханна рассказала мне немного о Юге. Ее жизнь там оказалась совсем не такой безрадостной, как я себе представляла. Она поведала мне запутанную историю про какого-то мормонского мальчика, который жил рядом с ее теткой. Однажды ночью этот парень пробрался к ней в спальню через окно. Они целовались, пока ее сестры спали.
- Ух ты, - вот и все, что я могла на это ответить.
- До сих пор не могу в это поверить. И почему никто не проснулся? - прокомментировала Трейси.
- Потому, - ответила вдруг покрасневшая Ханна. Она еле сдерживала улыбку. - И мы лежали на верхней койке.
Наконец она поинтересовалась, как идет моя жизнь.
Мне очень многим хотелось с ней поделиться. Жизнь моя шла плохо. Но в тот день я не узнавала Ханну, да еще эта Трейси постоянно хрустела над ухом пальцами.
- Ой, да не знаю, вроде все в порядке, - буркнула я.
Трейси внимательно изучала меня маслянистыми глазами. Каждые несколько секунд косточки ее пальцев щелкали.
- У меня двойные суставы, - пояснила она, покончив с правой рукой и принимаясь за левую.
- На самом деле здесь неплохо. Правда, очень даже неплохо, - добавила я.
Трейси и Ханна переглянулись.
Прозвенел звонок.
- Бли-ин, - простонала Ханна. - Как бы я хотела сейчас оказаться в Юте, скажи?
- Конечно, - поддакнула Трейси. - Конечно!
Мы втроем встали, закинули рюкзаки на плечи, и Ханна с Трейси вместе двинулись прочь от стола.
- Увидимся, - сказала я, но девочки меня не услышали или сделали вид, что не услышали. Они шагали в ногу, направляясь к лабораториям. Я могла бы присоединиться к ним, но пошла в обход другой дорогой.
На вечернюю футбольную тренировку Ханна опоздала и потом со мной почти не разговаривала. А ведь раньше мы постоянно сплетничали в перерывах между подачами. В тот день она окликнула меня всего один раз, да и то как нападающий, который в разгар борьбы обращается к полузащитнику.
- Джулия, сюда, я открыта! - крикнула она, когда мяч оказался возле моих ног.
А после тренировки, пока мы, потные и раскрасневшиеся, ждали родителей, Ханна играла на своем мобильнике.
- Погуляем на выходных? - предложила я.
- Не могу.
Мне очень не понравилось, что Ханна ответила мне, даже не оторвав взгляд от телефона. Уверена, она строчила эсэмэски Трейси, а та, разумеется, мгновенно ей отвечала.
- Что с тобой случилось? - спросила я.
- Ты о чем? Я такая же, как всегда, - сказала она, улыбнувшись краешком рта и прикусив нижнюю губу. Длинная светлая коса болталась у нее на плече. Ханна так ни разу и не взглянула мне в глаза.
Легкое смущение на ее лице показалось мне знакомым. Я вспомнила бледную рыжеволосую Элисон, лучшую подругу Ханны до меня. Это было давно, еще в четвертом классе, но я не забыла, как Элисон крутилась вокруг нас на игровой площадке, а Ханна игнорировала ее, пока мы разминались на парных турниках. Едва завидев ее, Ханна начинала стонать: "Ой, как же она меня достала!" И встречала Элисон той же фальшивой улыбкой, которой одарила меня сейчас.
Я так распереживалась, что тем вечером не смогла уснмуть. Ночью я встала с кровати и изрезала на куски фенечку, которую плела для Ханны. Потом положила ее обрезки и подаренный Ханной браслет с амулетами в обувную коробку, которую спрятала глубоко в шкаф. К сожалению, легче мне от этого не стало.
"Дни по часам" сменялись "ночами по часам". Мрак и свет накладывались на них, будто ураганы или грозы, не соотносясь более со временем суток. Сумерки порой сгущались в полдень, а солнце не показывалось до самого вечера, достигая зенита к середине часовой ночи. Мы с трудом засыпали и с еще большим трудом просыпались. По улицам бродили люди, мучимые бессонницей. Земля продолжала вращаться вокруг своей оси - с каждым днем все медленнее. Пока мама запасала свечи и брошюры с руководством по выживанию, я развивала в себе другие навыки: я училась проводить время в одиночестве.
- Почему ты не сходишь проведать Ханну? Уверена, она будет тебе рада, - недоумевала мама.
Но Ханна теперь не расставалась с Трейси.
- Часовое время долго не продержится, - заявила Сильвия во время очередного урока музыки. Ее гостиная сияла светом посреди окружающей дом тьмы. В три часа пополудни на улице царил непроглядный мрак. Сет в тот день заниматься не пришел. Я не знала почему, а Сильвия не сказала. - Вот увидишь, скоро мы вернемся к реальному времяисчислению, поверь мне.
Но мне казалось, что мы к нему уже никогда не вернемся. Более того, я чувствовала, что, если мы выживем, прежний способ измерения времени останется только в преданиях.
Вспоминая тот период, я не устаю удивляться тому, как быстро мы ко всему приспособились. Привычное постепенно становилось непривычным. Если солнце вдруг садилось по часам, мы впадали в ступор от изумления. Воспоминания о том, что когда-то я чувствовала себя относительно счастливой, более раскованной и менее одинокой, тоже казались мне странными.
Наверное, каждая уходящая эпоха рано или поздно превращается в легенду.
Можно убедить себя в том, что самая обычная вещь необычна. Например, попробуем поразмышлять отстраненно о следующем чуде: женщина вынашивает в своем чреве человека, то есть внутри нее появляются второе сердце, еще один мозг, пара глаз, легкие и все остальные органы, будто про запас. А спустя год она исторгает в мир живое, крикливое, совершенно новое существо.
Поразительно, верно?
Так и новые сутки очень скоро перестали вызывать у нас удивление. Теперь мы удивлялись тому, что казалось нам нормой раньше.
12
Уже много лет - с первыми каплями кислотного дождя, с началом истончения озонового слоя, с приходом нефтяного кризиса семидесятых, после ядерных катастроф Чернобыля и Три-Майл Айленда - недовольные происходящим люди бьют тревогу. Ледники тают, а тропические леса горят. Показатели раковых заболеваний зашкаливают. В океаны десятилетиями сбрасываются флотилии мусора. Реки полны антидепрессантов, а наша кровеносная система загрязнена не меньше, чем водные пути. Перед всем этим необъяснимость замедления просто меркнет. Проблем и без того хватает.
Постепенно среди нас появились личности, не принимающие "часовой" распорядок дня.
Ими стали биологи, травники и сторонники здорового образа жизни. Среди них попадались целители вперемежку с хиппи, веганы, викканцы, гуру и приверженцы философии нью-эйдж. В их рядах насчитывалось немало борцов за свободу, анархистов и радикальных защитников окружающей среды. Также встречались фундаменталисты, любители выживания в трудных условиях и сторонники возвращения к истокам, уже живущие на природе, подальше от системы. Все эти люди враждебно относились к корпорациям и скептически воспринимали правительство. Они сделались оппозицией в силу своего происхождения или вероисповедания.
Сперва вычислить несогласных было непросто, поскольку многие из них протестовали втайне. Впрочем, некоторые заявляли о своем мнении открыто.
Однажды после очередного занятия Сильвия протянула мне тонкий белый конверт и попросила передать его маме.
Сет Морено уже сидел с нами в комнате, устремив взгляд в окно и ожидая начала урока. Когда Сильвия сказала про конверт, я почувствовала, что он посмотрел на нас.
- Что случилось? - спросила я.