– Я могу походатайствовать пред твоим руководством о присвоении тебе досрочно очередного звания. Только мне надо прижать одного субъекта. Ты знаешь, о ком идет речь.
– Догадываюсь. Только у меня пока другой приказ: охрана и всяческое содействие деятельности этого субъекта на территории Российской Федерации.
– И что же полезного сотворила эта важная персона для нашего отечества за время своего пребывания здесь?
– У него очень насыщенная программа, Константин Евгеньевич. За те три недели, что мы его ведем, посетил Нефтеград, Нижневартовск, Москву, Новокузнецк, Кемерово, Находку. У него на руках целая кипа контрактов, и некоторые из них уже работают. Во Владивосток прибыли первые контейнеры с медикаментами, в пути сухогруз с рисом и пшеницей. А с Кузнецкого металлургического комбината отгружаются на экспорт вагоны с металлопрокатом. Только в декабре по его контракту уйдет 30 тысяч тонн заготовки, а в будущем году – ежемесячно по 50 тысяч тонн. И все в обмен на медикаменты и продовольствие!
– Я что-то ничего не пойму: лекарства поступают в Приморье, металл отгружается из Кузбасса, а как же интересы нашей области?
– В том-то и дело, что в итоге выигрывает Обская область. Все продовольствие и медикаменты будут поступать к нам, мы расплачиваемся со Смитом нефтью и газом. Это он уже сам превращает наше сырье в необходимые ему товары. Нефть он перерабатывает в Красноярском крае, нефтепродукты – мазут, дизельное топливо, бензин – у него с руками отрывают в Кузбассе, а взамен отдают экспортный металл. Все равно сами с ним ничего сделать не могут.
– А ваш Смит, он что, всемогущий? Как он просовывает российскую продукцию на мировой рынок?
– Он пропускает металл через Китай, а там его маркируют, будто он выпущен на заводах КНР. Затем прокат поступает в Камбоджу. После открытия уникальных нефтяных запасов в этой стране развернуто гигантское их освоение.
– И у нищей Камбоджи есть на это деньги?
– Их дает Международный валютный фонд. А с премьер-министром этой страны Смита связывает тесная дружба. Он когда-то спас его от смерти. И сейчас глава камбоджийского правительства и слышать не хочет о других посредниках, кроме мистера Джорджа Смита.
– А… гм… насколько прибыльна вся эта операция?
Партийного трибуна вдруг одолело косноязычие.
– Я точно не могу сказать вам, Константин Евгеньевич. Потому что не знаю, сколько с него берут китайцы за транзит и маркировку металла. И он наверняка делится со своим камбоджийским другом. Но разница между той ценой, по которой ему обходится прокат в России, и той, которую ему дают в Пномпене, составляет, по скромным подсчетам, 300–350 процентов с учетом всех официальных затрат. А рис в Камбодже стоит сущие гроши. Но и их, я думаю, Смит не платит. Наверняка практически всю валюту от МВФ они делят с премьером пополам.
– Ого-го, – невольно присвистнул секретарь обкома и неожиданно даже для самого себя признался: – При рыночной экономике такая прибыль никому и не снилась.
Офицер КГБ настороженно посмотрел на него, но как истинный профессионал моментально сориентировался и решил подыграть потерявшему бдительность партийному боссу. Авось когда-нибудь пригодится такой компромат.
– Но ведь он сильно рискует. Торговать со страной, которую блокирует все мировое сообщество, весьма опасно. По австралийским законам Смит может получить за бизнес с Россией лет десять тюрьмы. И потом, он обладает дьявольским талантом убеждения. Может обратить в свою веру кого угодно. Я был свидетелем, как он договаривался с металлургическими начальниками в Новокузнецке о поставках проката за рубеж в обмен за нефть и газ. Они даже сами не поняли, как согласились. Хотя в начале встречи были ярыми противниками этого проекта.
– И сколько составляет его доход в физическом, так сказать, выражении?
– Миллионов десять долларов в месяц.
Веселый покраснел, в горле у него запершило. Он нервно налил в хрустальный бокал артезианской воды из такого же хрустального графина и выпил ее одним залпом.
– А почему наш Госплан не может зарабатывать такие деньги?
– Кто же с нами будет сотрудничать, Константин Евгеньевич, когда мы кинули весь мир, отказавшись платить по долгам?
– Но ведь нельзя же, Сережа, чтобы один человек получал столько денег. Не по-людски это.
– Но вы же сами прекрасно понимаете, что не от хорошей жизни наше правительство сотрудничает с такими аферистами, как Смит. Если не выстрелит этот контракт, весной в области будет настоящий голод.
– Значит, он может спокойно жировать, обогащаться за наш с тобой счет, убивать наших людей, водить дружбу с государственными преступниками, и ему за это ничего не будет. Я правильно тебя понял, Сережа?
– Пока дело обстоит именно так. Но с поступлением первой партии продовольствия в область острота кризиса будет снята, и ситуация вокруг Смита может измениться. И тогда я выполню любое ваше пожелание относительно этой личности. Если оно не будет расходиться с приказом моего руководства. Я очень хочу стать капитаном.
– Смотрите, чтобы он не ушел. Я надеюсь, за ним следят профессионалы.
– Лучшие, Константин Евгеньевич. И днем, и ночью.
Китайцы проснулись ни свет ни заря. Стали один за другим плескаться под душем, с ужасным грохотом, как на водопаде, спускать воду в унитазе и греметь кастрюлями на кухне. Словно их была целая рота.
Проворочавшись полчаса с боку на бок, Георгий понял, что больше заснуть ему не удастся. Резким движением он сдернул с себя одеяло и спрыгнул на холодный пол. Оксана приподняла с подушки растрепанную голову и сонным голосом спросила:
– Который час?
– В Обске начало восьмого.
– О Господи, у нас еще уйма времени. В редакции нас раньше обеда не ждут. Я еще из Москвы их предупредила, что мы утром будем отсыпаться.
– Жаль, что ты не позвонила нашим соседям из солнечного Китая с аналогичной просьбой.
– Ты куда?
– В туалет, моя телохранительница. Вы позволите?
Она вновь упала на подушку, закрыла глаза и, сладко позевывая, произнесла нараспев:
– Валяйте, сэр. Но учтите, если что, стреляю без предупреждения.
– Понял, моя госпожа.
Смит раскрыл молнию дорожной сумки, отыскал спортивный костюм, не включая света надел его на голое тело и вышел в коридор.
Уже две недели переводчица-стрелок проводила ночи в его постели. Грехопадение австралийца произошло в Нефтеграде. После обильного ужина с нефтяными генералами он впервые после эмиграции потерял контроль над собой. То ли водка в России такая, то ли воздух располагает, но употреблять спиртное в меру здесь просто невозможно. Тосты за российско-австралийскую дружбу перемежались медленными танцами. Оксана тоже выпила основательно и клеилась к нему, не стесняясь присутствующих начальников. Из ресторана поехали в сауну. Тут-то он и улетел. Очнулся под утро в гостиничном номере в костюме Адама и в объятиях переводчицы.
Она оказалась очень нежной и темпераментной женщиной. Но Смита больше возбуждала опасность, исходившая от нее. Стоило ему вспомнить хладнокровно простреленный ею в аэропорту затылок того толстяка, как на него тут же накатывал шквал желания. В постели с нею он ощущал себя то возлюбленным Клеопатры, которому после ночи любви по приказу кровожадной царицы отрубят голову, то содрогался от мысли, что вот сейчас эта Шэрон Стоун воткнет ему в сердце нож для колки льда. И это доставляло ему особое наслаждение.
С другой стороны, его роман с Оксаной имел и положительные стороны. Назойливой слежки поубавилось. Многие вопросы относительно его передвижения по стране, доступа к информации, необходимой ему для работы, сейчас решались проще, в постели.
Но самое любопытное – то, что он начал привязываться к ней. И женщина, похоже, отвечала ему тем же. В общении между ними даже на людях стали проскальзывать нотки, характерные для супругов. Он автоматически на людях мог попросить Оксану поправить ему запонку, а она, возвращаясь с каких-нибудь важных переговоров, могла затащить его в какой-нибудь универмаг и часами бродить от прилавка к прилавку, прицениваясь к разным тряпкам. Георгий не понимал, что может прельстить ее внимание среди этой давно вышедшей из моды убогости.
В Москве они вообще больше времени проводили в ГУМе и ЦУМе, чем в Министерстве внешней торговли и Государственном таможенном комитете. Несмотря на ее протесты, он настоял, чтобы она купила себе приличные тряпки в валютной "Березке" и золотое кольцо с рубином в ювелирной секции ГУМа за его счет. Такой счастливой женщины, какой была Оксана, крутясь перед зеркалом в обновках, он давно уже не видел.
На выходе из номера его чуть не сбили с ног проносившиеся мимо пацаны. Увидев незнакомого дядьку, они остановились в паре метров от него, тяжело дыша после быстрой беготни. Один – белобрысый и вихрастый карапуз лет шести-семи в темно-синем трико, видно, сын кого-нибудь из обслуживающего персонала отеля, другой – его ровесник, китаец. Его круглая узкоглазая мордашка была залита слезами, и он пальцем указывал на плюшевого мишку-панду, которого сжимал в худеньких ручонках вихрастый.
– Это его игрушка? – сурово спросил русского ребенка Георгий.
Тот утвердительно кивнул головой.
– Тогда отдай ему.
Вихрастый с явной неохотой протянул маленькому китайцу медвежонка. Тот в мгновение ока схватил его и тут же убежал на кухню. Смит уже открыл дверь туалета, когда мальчишка дернул его за штанину. Георгий хотел уже выругаться на ребенка, уж больно ему хотелось в туалет, но вовремя заметил, что он, приложив указательный палец к губам, протягивает ему какую-то бумажку. Едва он взял листок, как мальчуган пулей вылетел из коридора на лестничную площадку. Смит зашел в туалет, закрыл за собой дверь на щеколду и прочитал послание.
"Первого января. Семь утра. Белая "Нива" на КПП. С собой ничего лишнего. Только деньги и документы. Наталья уже предупреждена. Не суетись. Тебе тоже лучше уходить. Другой возможности не будет. Андрей".
Австралиец порвал бумажку на мелкие кусочки, спустил воду и только тогда вспомнил, что забыл справить нужду, по которой зашел сюда.
– С кем ты говорил в коридоре? – спросила его Оксана, когда он вытирал полотенцем мокрые руки.
– Мальчишки-китайцы баловались. Я их и приструнил.
– Какие умные в Китае дети. Русский язык с пеленок знают, – иронично заметила переводчица.
– Я думаю, что им достаточно было вида моей недовольной физиономии и ежу понятных жестов. А смысл слов – это как лишний аргумент. Кому-то он нужен, а кто-то обходится и без него. Как и в любви. Не так ли, детка?
Он присел на кровать у изголовья и запустил руку в вырез ее ночной рубашки. Она встрепенулась и взвизгнула:
– Идиот! У тебя же руки холодные!
Опасная тема была забыта.
Селин с дочерью вышли из самолета первыми. Специально для них был подан отдельный трап. Сам генерал-губернатор поднялся наверх, чтобы первым пожать руку высокому гостю. Сизов незаметно толкнул Веселого в спину и подмигнул, мол, порядок, старина, твои ставки только выросли. Константин сделал вид, что не заметил этого проявления дружеских чувств. Его мысли сейчас были о другом. Секретарь обкома по идеологии смотрел снизу вверх на свою еще больше раздобревшую жену в длинной, до пят норковой шубе и с ужасом думал о том, что ему скоро придется исполнять супружеский долг с этой толстой женщиной.
Татьяна Юрьевна, как зоркий сокол, издали увидела свою добычу в толпе пританцовывающих от холода халдеев и, как колобок, скатилась по трапу.
– Я должна сказать тебе что-то очень важное. Ты упадешь от счастья, любимый, – щебетала она мужу на ухо, повиснув на его плече.
Главного обского идеолога даже перекосило на сторону от тяжести.
Поддерживаемый генерал-губернатором, спустился Юрий Иванович и крепко сжал в своей маленькой ладошке холодную Костину кисть.
– Как дела, зятек? Не закис еще в Сибири? – как бы невзначай бросил столичный гость.
Костя пробурчал что-то маловразумительное, мол, и здесь работы хватает. А Юрий Иванович уже тряс руки другим местным товарищам. Зато Сизов посмотрел на баловня судьбы с нескрываемой завистью. Все поняли, что скоро Константин Евгеньевич переедет в Москву.
Селин отказался от гостиницы, а генерал-губернатору сказал, что остановится в доме у зятя. На носу Новый год, и они решили встретить его в теплом семейном кругу.
Танька плюхнулась на переднее сиденье, а Константин сел за руль. После гибели Анатольича он сам водил машину. Найти преданного до мозга костей человека оказалось делом непростым. Тесть поехал на губернаторской "Волге".
– Ты не представляешь, котик, как я по тебе соскучилась, – промурлыкала жена.
Костя оставил ее реплику без ответа, сделал вид, что целиком и полностью занят разогревом двигателя.
– А ты скучал по мне? – не унималась Танька.
– Конечно, – соврал он.
– Ой, правда! – несказанно обрадовалась женщина и набросилась на супруга с объятиями.
– Тань, ну не здесь же. Давай хоть до дома доедем, – он с силой отстранил ее от себя, включил скорость и надавил на газ.
На ходу Татьяна не решалась приставать.
– Я тебя всего в помаде испачкала. Дай щеку вытру, – предложила она.
– Дома. Не отвлекай меня от дороги. А то у меня был большой перерыв в вождении.
– Извини. Я как тебя увидела, обо всем забыла. Прими мои соболезнования. Борис Анатольевич был очень хорошим человеком. Ты был к нему так привязан. Представляю, каково сейчас Ольге! Она его так любила! Так любила!
При этих словах Костя невольно ухмыльнулся. Когда он сообщил Ольге о смерти ее законного мужа, она и бровью не повела. Они выпили по сто граммов водки за упокой его души, а потом жарились до утра. Экономка даже отчасти обрадовалась, что в доме больше не будет посторонних, и никто им с Костей больше не помешает оставаться наедине.
Нельзя сказать, что Борис был им сильно в тягость. Он по ночам выше первого этажа никогда не поднимался, но присутствие чужого человека в доме несколько сковывало Ольгу, вносило в ее душу дискомфорт.
Однако теперь возникла другая проблема: как заткнуть злые языки. Никто же не поверит, что сорокалетний мужчина, проводящий без жены несколько месяцев кряду, может жить под одной крышей с молодой интересной вдовой, и при этом между ними ничего не будет. В Обске Константину бояться было некого. Но если бы слух о его романе с прислугой дошел до Таньки или, еще хуже, до тестя, ему бы наверняка не поздоровилось.
Поэтому он был вынужден переселить к себе своих родителей. Хотя бы на время визита московских родственников. Чтобы сохранить видимость приличий.
– Котик, я тебе должна сказать что-то очень важное. Хотела приберечь эту новость до постели, но чувствую, что не вытерплю, – пролепетала Татьяна.
Константин весь напрягся от ожидания. Неужели его назначили заведующим отделом ЦК? Или председателем Комитета по телевидению и радиовещанию?
– Не томи. Говори быстрее, – не выдержал он.
– У нас будет ребенок, – торжественно, как при приеме в пионеры, объявила жена.
Костя разочарованно молчал.
– Не вижу радости на твоем лице, папочка.
– Что ты, я, конечно же, рад. Но когда ты успела?
– Не ревнуй меня, мой милый. Это твой ребенок. А сделали мы его в твой последний приезд в Москву, в День милиции. Так что быть ему сыщиком.
– А почему ты думаешь, что будет мальчик? У меня до этого только девки получались. Ультразвук что ли сделала?
– Глупый. Что может показать твой ультразвук, когда беременности всего пять недель! Просто есть такая народная примета, что дочка у матери красоту крадет. У женщин кожа начинает сохнуть, шелушится, идет пятнами. Они себя плохо чувствуют. Я же, наоборот, чувствую себя прекрасно, и никаких пятен на мне нет.
"Тоже мне, красавица нашлась! – подумал Константин. – Как можно украсть то, чего нет в помине?"
7. Собратья по перу
Об одном тебя прошу: не говори лишнего. Понимаю, это твои коллеги. Со многими ты вместе работал. Но время изменилось, и они тоже, – предупредила иностранца Оксана, когда они заходили в здание редакции.
– Постараюсь быть примерным мальчиком, моя госпожа. А где Сергей?
– Он уже у главного редактора.
Они поднялись на лифте на четвертый этаж и, сделав несколько шагов по узкому, темному коридору, оказались в приемной.
– Надежда Сергеевна нас ждет, – небрежно бросила Оксана молоденькой секретарше.
Но в дверь редакторского кабинета переводчица робко постучалась и, вытянув, как цапля, шею, просунула голову в узкую щель и вежливо спросила:
– К вам можно?
Получив утвердительный ответ, молодая женщина проскользнула вовнутрь, увлекая за собой высокого гостя.
Первое, что увидел Смит, был портрет нынешнего народного вождя, висевший как раз над головой редакторши. Сколько Георгий помнил этот кабинет, здесь всегда висела чья-нибудь вельможная физиономия. Брежнева сменил Андропов, того Черненко, затем Горбачев. И только фотографии Ельцина он не помнил. Может быть, потому, что у редактора газеты с названием "Серп и Молот" изображение главного антикоммуниста смотрелось бы несколько странно. Одно время вообще никакого портрета не висело.
Сотрудники редакции, уставшие от эпохи безвременья и бесконечных задержек мизерной зарплаты, избрали на должность редактора заведующую отделом рекламы, молодую (ей едва перевалило за тридцать), энергичную Надежду Ляпницкую, женщину, умевшую делать деньги. На последние редакционные гроши новая редакторша сделала ремонт в своем кабинете и вместо партийной иконы повесила последний писк заграничной моды – засушенных разноцветных бабочек в красивой рамке.
Затем Надежда потихоньку, без лишнего шума, уволила одного за другим наиболее активных акционеров, революционный порыв которых способствовал ее приходу к власти, и переделала под себя Устав и Учредительный договор. В результате чего ей достался контрольный пакет акций. Никогда не блистая выдающимися публицистическими талантами, госпожа Ляпницкая обладала другими, куда более ценимыми во все времена качествами – она умела произвести впечатление, умела выждать, вовремя "съесть" ближнего и всегда держала нос по ветру. При демократах она легко приватизировала областную партийную газету, а когда партия вновь вернулась к власти в лице Фронта национального спасения, она опять умудрилась залезть под теплое обкомовское крылышко.
Сейчас железная леди обской журналистики приближалась к своему бывшему коллеге, вся сияя от восторга, и восклицала:
– Жорусик, как я рада тебя видеть! Как ты возмужал, загорел, похудел! Стал настоящим мужчиной.
И молодец, что не забываешь Родину в трудный час! Наши сейчас соберутся. Все буквально счастливы, что ты нашел время в своем напряженном рабочем графике и посетил нас.