– Сегодня вся наша страна отмечает знаменательный день, день торжества советской законности, давший нашему народу такие права, каких нет больше ни у кого в мире, – День конституции. Сегодня в гостях у программы "Русский час" особенный гость – секретарь Обского обкома Фронта национального спасения по идеологии товарищ Константин Евгеньевич Веселый.
– Вот это номер! – Кузнецов-Смит подскочил от неожиданности и нервно заходил по комнате.
– Мое предприятие уходит за грань допустимого риска, – сказал он себе, глотнул виски и продолжил: – Ну и хрен с тобой, товарищ Константин Евгеньевич. Бог не выдаст, свинья не съест. Я все равно сделаю то, зачем приехал. А там – будь что будет.
Костю Веселого Кузнецов знал еще по университету. Учились вместе на журфаке, только Константин на два курса младше. А потом судьба свела их в бизнесе.
Фирма Георгия поставила в Обск большую партию кассовых аппаратов. Российское правительство вновь поменяло требования к контрольно-кассовым машинам, выкинуло из реестра одни и ввело другие. И многочисленной армии киоскеров снова пришлось изымать из оборота свои денежки на удовлетворение очередной прихоти властей.
Кузнецов любил такие ситуации. Они приносили больше дохода, чем любое стабильное дело. Их надо было только вовремя разглядеть. Это тоже требовало определенных навыков и интуиции. Зато в случае чего такой бизнес всегда можно было легко свернуть без особых затрат. Юношеские мечты о собственном издательстве остались в прошлом. После наезда налоговой инспекции ему, чтобы расплатиться, пришлось распродать все свое имущество. И тогда Георгий дал себе слово никогда не обрастать собственностью.
– Для успешной коммерции в нашей стране надо иметь три вещи: свежую голову, свободные руки и немного удачи, – учил он уму-разуму своих компаньонов за рюмкой водки. – Заработать на новом поприще – и вовремя успеть смыться. Чтобы у тебя не отобрали заработанное. Вот в чем смысл бизнеса по-русски.
Но в реальной жизни Кузнецов зачастую поступал вопреки своим умным пьяным мыслям. Он дважды разорялся. Побывал и миллионером, и нищим.
Кузнецов понял, что в бизнесе нет друзей, а есть только партнеры, объединенные общими интересами в получении прибыли. Жалость, сочувствие, стремление помочь ближнему – великолепные человеческие качества. Но они хороши по отношению к слабым и обездоленным – детям, старикам и инвалидам. Все остальное – ложь, придуманная бездельниками, чтобы доить работяг. Стоит пренебречь этими правилами и, следуя то ли природной доброте, то ли по каким-либо другим мотивам, попытаться поднять какого-нибудь никчемного человека до достигнутого тобой уровня, судьба жестоко покарает тебя. Он не станет богатым, зато ты скатишься до его бедности. Нельзя жалеть и потакать здоровым мужчинам и женщинам в расцвете сил. Помочь им проявить свои природные навыки и способности – да, содержать их просто так, из гуманистических или иных соображений, – нет. Этим ты наносишь вред и им, и себе.
– На свете нет хуже зла, чем неконтролируемая доброта, – любил приговаривать пьяный Джордж.
Школу Георгий закончил с золотой медалью, а университет – с красным дипломом и, единственный с курса, распределился сразу в областную газету. В двадцать пять он был уже заведующим отделом, а в двадцать восемь – первым заместителем главного редактора. Это была карьера по тем временам.
Единственное, что омрачало его продвижение по жизни, – неудачный брак. Другую такую "звезду" в Обске трудно было найти – это признавали все его коллеги, которые весьма сочувствовали ему. Развод стоил квартиры и карьеры. Если бы не происки бывшей жены, Георгий вряд ли ушел бы из газеты. В бизнесе ей труднее было навредить ему.
И вот однажды, оказавшись без гроша за душой, Костя с важным видом посетил офис Кузнецова. И держался при этом с таким апломбом, что старый товарищ по университету не выдержал и, сославшись на неотложные дела, поспешил поскорее распрощаться с неожиданным визитером. Веселый уже понял, что здесь его ждет от ворот поворот. И, уже уходя, как бы невзначай спросил хозяина офиса:
– А ты что, кассовыми аппаратами торгуешь? Моей маме в магазин такой нужен. Дашь в кредит по старой дружбе? Вечером деньги занесу.
Но ни этим вечером, ни следующим, ни через неделю Константин не принес деньги. По причине их полнейшего отсутствия. Он соврал про материн магазин. А кассовый аппарат загнал в ближайшем ларьке за полцены. Отдал долг соседу, который не давал ему проходу, и купил наконец-то еды домой. Не все же сидеть на шее у бедной учительницы.
Георгий узнал новый Костин телефон и напомнил ему, что в приличном обществе долги принято отдавать. Веселый кормил коммерсанта завтраками. Наконец, поняв, что дальше тянуть с возвратом долга нельзя, с покаянным видом появился в конторе Кузнецова.
– Жора, дай любую работу. Я отработаю. Даже с процентами. Просто у меня сейчас черная полоса.
Фирма Кузнецова получила под банковскую гарантию четыре вагона тушенки. Через две недели наступал срок расчета с москвичами за товар, а продано пока было меньше половины.
– Ты говорил, что у тебя есть микроавтобус? – спросил Георгий.
– Да, только у него стартер сломался.
– Сколько тебе нужно денег и времени, чтобы его починить?
– Сто баксов и один день! – выпалил Веселый.
– Вот тебе деньги. Приплюсуешь к своему долгу. Отремонтируешь машину – будешь развозить тушенку по магазинам. За месяц долг отработаешь. Если проявишь инициативу и пристроишь сразу вагон, получишь два процента комиссионных.
– Жора, сколько стоит вагон тушенки?
– Девяносто тысяч долларов.
Константин быстренько прикинул, что, выполнив это задание, он не только сможет рассчитаться с долгами, но у него еще останется кой-какая монета.
Неделю он честно возил тушенку по магазинам. Коробки были тяжелые, пуда под полтора, а в некоторых магазинах грузчиков не было или они были вечно чем-то заняты, и тщедушному Константину приходилось несладко. К вечеру его тело превращалось в один огромный защемленный нерв. Хотелось плюхнуться в постель и забыться. Но Костя находил в себе силы, принимал душ и, сказав Мариночке, что у них в фирме производственное совещание, приводил микроавтобус в более или менее потребный вид и подъезжал к зданию областной администрации, где дожидался молодую сотрудницу Торгово-промышленной палаты, которую он называл не иначе как Татьяна Юрьевна.
– Прикинь, мы уже два вагона тушенки продали, и еще столько же осталось. А москвичи еще собираются отправлять. Даже не знаю, что мы с ней будем делать. Хотя тушенка идет влет, но по срокам не успеваем. Если банк оплатит по гарантии за нашу фирму, тогда на нас начнут тикать проценты по кредиту, – важно, с видом бывалого дельца объяснял он своей новой знакомой, с которой встретился два дня назад на базе, где забирал тушенку.
Девушка работала в областной комиссии по северному завозу и как раз проверяла наличие на обских базах подходящих товаров для отправки в труднодоступные районы области во время речной навигации. Веселый быстро смекнул, что она может пригодиться, и предложил подвезти ее. По дороге они разговорились, он представился коммерческим директором крупной торговой компании, на время болезни водителя подменившим его. Таня Селина, так звали его новую знакомую, закончила экономический факультет Обского университета и жила на "почтовом" (закрытом городе рядом с областным центром). Отец ее был какой-то шишкой на Обском химическом комбинате, а недавно его перевели в Москву, в министерство. Мама у нее умерла, когда Таня была еще маленькой. Сейчас девушка осталась одна в трехкомнатной квартире. Ей оказалось двадцать семь лет, она ни разу не была замужем. Веселому тут же захотелось посмотреть "почтовый", он там ни разу не был, но все время мечтал побывать. Татьяна Юрьевна обещала помочь с пропуском столь обаятельному новому знакомому.
Зайдя однажды в ее квартиру, он вышел оттуда лишь на следующее утро. Нельзя сказать, чтобы Татьяна Юрьевна пленила сердце такого Казановы, каким был наш Константин. Отнюдь. Чисто внешне она не была женщиной его мечты. Несколько полновата. Такие женщины всегда отпугивали Веселого недостатком темперамента. Однако она была нужна ему, чтобы вновь обрести утраченное положение, вернуться к жизни, которую он привык вести на Севере и первое время в Обске. Ему нужны были деньги и положение, а она была ключом, который откроет заветную дверь. А насчет темперамента он первоначально заблуждался. У Татьяны Юрьевны давно, после несчастной студенческой любви, не было мужчины, поэтому она была голодна, как волчица.
– Костенька, но у нас все средства расписаны до копеечки. В первую очередь оплачиваем солярку, мазут, уголь, а из продуктов только муку, крупы и сахар. Тушенка уже стала товаром коммерческим. Ее одни частники на Север прут, – оправдывалась она в ответ на его настойчивые просьбы помочь пристроить хотя бы один вагон. – Попробую закинуть твою тушенку в орсы геологов или нефтяников. Есть у меня там знакомые.
Он чуть не задушил ее в объятиях.
Через пару дней компания Кузнецова заключила договор на поставку восьмидесяти пяти тысяч банок тушенки с отделом рабочего снабжения акционерного общества геологов на условиях стопроцентной предоплаты. Кузнецов был доволен, что оплатил контракт москвичам вовремя и обошелся без банковского кредита. А уж ликованию Веселого вообще не было предела. Мало того что он получил обещанные две штуки баксов, так главы фирмы внял его уговорам, поверил в его "неограниченные" возможности сплавлять товар на Север и принял его в фирму на должность именно коммерческого директора, правда, с трехмесячным испытательным сроком. Но Костя знал, что за это время он совратит кого угодно.
Первое время все шло как по маслу. Он жил у Мариночки. Через день ездил в командировку с ночевкой в соседний райцентр, где фирма строила цех по переработке мяса. Хотя на самом деле направлялся прямиком к Татьяне Юрьевне. Той же говорил, что должен следующую ночь провести у родителей, а сам к Мариночке под бочок. Мариночка его обхаживает, обстирывает, наглаживает, прямо как мать родная, а Татьяна Юрьевна пристраивает товар. Чем не жизнь. Только успевай баб ублажать. Так он к этому и стремился.
Только вот незадача: здоровье стало не то что в молодости. Организм затребовал передышки. А обе девки только вошли во вкус. Обеим любовь подавай. И начали они подозревать что-то неладное. К одной приедет – сразу на сон его тянет, к другой – нездоровится что-то. Если б единожды, а то в систему вошло. Да и любовь его стала вялая, безынициативная. Будто и не любовь это вовсе, а исполнение тяжкой повинности.
Ну и прижали бабы мужика к стенке: колись – на стороне пассию имеешь? И выложил Костенька спьяну одной, а с похмелья другой всю правду-матку. И выгнали его обе. А потом подумали-подумали, скучновато одним, и стали звать мужичка обратно. А он возьми им и скажи: я с вами согласен жить только вместе, и любовью мы с вами отныне только втроем заниматься будем. В общем, трепал он нервы одной, рассказывая про другую, другой – про первую. И что самое удивительное: обе закатывали ему скандалы, истерики, но терпели его выходки.
Первой не выдержала конкуренции Татьяна Юрьевна. Отец подыскал ей работу в Москве. И она нашла в себе силы – бросила новоявленного Казанову с его проблемами и укатила в столицу.
Веселый после этого как с цепи сорвался. Он стал изменять Марине направо и налево. Затем у него появилась маниакальная страсть донимать женщину заигрыванием с ее четырнадцатилетней дочерью.
– Как только Катьке стукнет шестнадцать, я с ней пересплю. А потом женюсь на ней, а ты станешь моей тещей, – неоднократно заявлял он Марине.
Она старалась не придавать особого значения этим словам, но после того как дочь пожаловалась ей, что дядя Костя, когда матери не бывает дома, пристает к ней: то обнимет ненароком, то заговорит о сексе, Марина поняла, что это серьезно.
Между тем гость студии рассуждал о русском национальном характере, соответствующем ему социально-экономическом укладе и текущем моменте.
– Русскому человеку, я бы даже сказал, российскому человеку, испокон века чуждо было какое-либо накопительство. Вспомните древних славян, живших общинами. Русская литература дает нам немало примеров беззаветного служения обществу. Начиная с Радищева, классики повествуют нам о нелегкой судьбе русского народа. Но заметьте, никто – ни Пушкин, ни Гоголь, ни Толстой – даже и думать не думали, чтобы писать о каком-либо стяжательстве, накопительстве. Для них русский человек был ценен таким, каким он был на самом деле. Искренним, цельным, добрым, отзывчивым, терпеливым и, заметьте, как правило, бедным. Удивительная вещь: именно при невысоком материальном уровне жизни в человеке сохраняются лучшие его качества. Представители старшего поколения еще не забыли времена так называемого "застоя", хотя, на мой взгляд, это было время стабильности. Как мы собирались на кухнях и читали самиздатовского Солженицына. При настоящем тоталитарном режиме. Не то что сейчас. Семьи выписывали столько газет и журналов, что почтальоны жаловались, мол, не вмещается вся периодика в почтовые ящики. Был дефицит книг. Классику можно было купить разве что по блату. Не было ни "мерседесов", ни йогуртов, ни поездок в Анталью, ни "сникерсов", а духовность в обществе была. Люди читали книги запоем. Ни одна нация в мире столько не читала, как мы. Ценили простые человеческие чувства: дружбу, любовь. В кинотеатры невозможно было попасть. На новые фильмы очереди перед кассами выстраивались. Так же и в театры, в концертные залы. Это ли не духовность?!
И наоборот. Чем выше достаток, тем меньше тяга к культуре. Слава Богу, мы пережили этот позорный период нашей истории. Когда под растлевающим влиянием Запада неустойчивая часть наших сограждан поддалась потребительской морали. Как бараны, забросили достойные книги и журналы и уставились в одурманивающие ящики, по которым им свистели про якобы свободные выборы, чудеса рынка, права человека. В погоне за призрачным богатством нувориши растаптывали все святое, что в них когда-то вложила Отчизна: коллективистскую мораль, сострадание, дружбу и любовь. Утратив человеческий облик, ограбив свой народ, они приобрели особняки, лимузины, счета в заграничных банках, разослали своих чад по Кембриджам, а сами поселились на Лазурном берегу. А их соотечественники, братья и сестры по крови, умирали от голода на родине или на полях сражений в братской Сербии.
Но есть и Божий суд, наперсники разврата!
Есть грозный суд: он ждет.
Он не доступен звону злата,
И мысли и дела он знает наперед.
Тогда напрасно вы прибегнете к злословью:
Оно вам не поможет вновь,
Но вы не смоете всей вашей черной кровью
Поэта праведную кровь!
– предупреждал богатеев великий русский поэт Михаил Лермонтов.
– Что-то вас, Константин Евгеньевич, под старость лет на лирику потянуло. Прежде я за вами не замечал такого пристрастия, – процедил, глядя в голубой экран, гостиничный постоялец.
Виски понемногу начинало действовать. И хотя он, как завороженный, уставился в телевизор, где-то в глубине сознания всплывали воспоминания о давно минувших днях.
Вот они, студенты университета, едут на автобусе на картошку. На задней площадке, прижавшись к очередной подружке, тренькает на гитаре зеленый, но нагловатый первокурсник, с острой лисьей мордочкой. Затем на очередной студенческой пирушке он втирается в доверие к авторитетным на факультете старшекурсникам. Причем пытается держаться с ними на равных. Оказывается, что это сынок корреспондента Центрального телевидения. Его стараются особенно не обижать. В принципе он неплохой, вроде, парнишка. Компанейский. Не дурак выпить и приударить за девчонками. Весельчак и балагур. Может трещать часами без умолку. Или как выдаст что-нибудь – не знаешь, то ли хохотать, то ли морду бить. Кузнецова, например, обозвал "ста килограммами чистого разума". Жорка – умный человек, оценил коктейль из ерничанья и подхалимажа и взял юнца под свою опеку. Чем этот наглец постоянно злоупотреблял. То затеет разборки с историками, то какого-нибудь политехника пошлет подальше. А как дело доходит до выяснения отношений при помощи физической силы, Жоржа зовет на помощь. Однажды он серьезно подставил Кузнецова.
Шли они как-то вдвоем налитые пивом по студенческому городку. Вдруг глазастый и ушастый Костик узрел и услышал, как кто-то фальшивит на гитаре в окне третьего этажа общежития политехников, ну и обозвал мужика нехорошим словом. Тут вывалила толпа человек десять и давай наезжать на Костю: это ты что ли нашего товарища послал? А тот стоит ни жив ни мертв, словно язык проглотил. Но выступил из‑за Костиной спины здоровяк Жора и сказал ребятам: что вы к маленькому пристали. А те, получив более достойную жертву, про самого обидчика сразу забыли и набросились, как стая шакалов на медведя гризли, и подмяли его, и таких ему тумаков навешали, что месяц Кузнецов очухивался после этого заступничества.
– Кузнец, ты, как ни старайся, как ни учись, все равно выше головы не прыгнешь. Хоть с тремя красными дипломами университет закончи. Дальше заведующего отделом областной газеты, годам так к пятидесяти, тебе дорога заказана. А я в любом случае батино место займу. Наследственность, понимаешь ли? – подзадоривал старшего товарища во время сессии Костик.
Весной 90‑го журналист Георгий Кузнецов раскопал одну скандальную тему. В редакцию обратились инвалиды войны с жалобой, что они не могут купить выделенные им правительственным постановлением легковые автомобили. Въедливый Жорка не стал расписывать это письмо на расследование в какое-нибудь управление торговли, а решил сам проверить ветеранские претензии. Оказалось, что из четырех сотен выделенных для инвалидов и ветеранов войны автомашин по назначению попали меньше ста. Остальные ушли сильным мира сего. Технология была проста. Какой-нибудь чиновник, вожделевший нового авто, писал заявление на имя председателя облисполкома с просьбой продать в порядке исключения за особые заслуги машину. Последний или кто-либо из его замов накладывал резолюцию "Не возражаю", и ветеранский автомобиль уходил чиновнику.
А какие были просители! Секретарь обкома партии, заместители председателей облисполкома и горисполкома, их дети и внуки, директора крупнейших заводов и совхозов… Полный сонм небожителей. В числе прочих стояла и фамилия корреспондента ЦТ Евгения Семеновича Веселого, не так давно приобретшего "Волгу" из "специального фонда" облисполкома. Может быть, в другой ситуации Георгий и пошел бы на сделку с собственной совестью и умолчал о коллеге в своей публикации, но ему неудобно было перед стариками, прошедшими войну, которые помогали журналисту в сборе материала.
Статья "Машинная возня" наделала в городе много переполоха. В обкоме партии была даже создана специальная комиссия по проверке изложенных в ней фактов. Из Москвы, из ЦК, приезжали люди разбираться с обским инцидентом. Но все факты, изложенные в статье, подтвердились.
Однако над Кузнецовым в редакции стали сгущаться тучи. Секретарь обкома, фигурант публикации, отделался строгим выговором. А он как раз курировал идеологию, в том числе и газету. Георгий не стал дожидаться ответного удара, и сам подал два заявления: одно редактору – с просьбой уволить его по собственному желанию, а другое – в партком, о выходе из КПСС.
Он выгребал из письменного стола свои вещи и складывал их в портфель, перед тем как навсегда покинуть редакционные стены, когда в дверь заглянула знакомая лисья мордочка.